Часть 43. Оборзевший щенок! (2/2)

— Ты забыл о деньгах? Сколько мы еще ждать будем?

— На хуй бы тебе не катнуться? Я там не живу.

— Не живешь, но прописан. Так что, будь добр, плати.

Совсем ебнулся.

— На хуй иди, говорю. Не буду я ничего платить.

Хочу развернуться, но он хватает меня за ворот кофты, натягивая горловину и почти душа меня.

— Оборзевший щенок!

Бью ему с локтя в живот и сразу с кулака в лицо. Из-за неудобного положения, удар получается слабым. Как же я ненавижу, когда кидаются со спины. А он только так и делал всегда. Тварь!

Снова закипаю и резко дергаюсь вперед. Ткань трещит, не выдержав накала, и рвется у горла.

— Отцовского ремня тебе не хватило в детстве, как посмотрю!

Он снова кидается, но на этот раз я готов.

Мы сцепляемся и мутузим друг друга куда придется. Сила и скорость на моей стороне и я почти побеждаю, но потом… случается что-то странное. Чувствую острую боль в районе живота и что-то горячее. Отступаю от уже не пытающегося меня атаковать отца и вижу рукоять ножа, торчащую около ремня штанов. Я почему-то уже ничего не чувствую и просто охуеваю.

Перевожу взгляд на отца и вижу его улыбку. В глазах начинает темнеть и я, споткнувшись, лечу назад. Удар о землю тоже особо не ощущаю. В глазах совсем темно. И единственное, что успеваю подумать — я не успел помириться с Фоксом.

***

Фокс

Домой возвращаюсь уже за полночь, и от разрывающей тишины становится не по себе.

Костя не вернулся. Злость уже давно прошла, и разыгравшаяся ссора кажется такой глупой. Загрузившись делами Ника, я очень четко осознал, насколько наши проблемы надуманы. Все можно решить. Не стоят эти выяснения, кто прав, наших отношений.

Без него дома совсем пусто. Окидываю квартиру взглядом, отмечая, что вещи его на месте. Ноутбук так и лежит открытым на кровати, будто Костя просто отошёл в туалет или покурить.

Я идиот. Наговорил столько лишнего со злости. Он ж ревнивый. Наверняка, надумал себе всякого.

И, блин, да, у нас есть сложности, но все это такая хуйня, по сравнению с тем, что он мне даёт.

Пугает он моих знакомых, и хер бы с ними! С друзьями-то моими он нормально общается. Ну хочет он меня встречать, да пусть встречает! Пусть, вообще, что хочет делает, только не оставляет меня одного!

А если и прибьет кого ненароком… блядь, помогу закопать.

Беру телефон и уверенно звоню ему. Извинюсь, а если не простит, выясню, где он обитает и стану сталкером, пока не сжалится и не вернётся.

Вне зоны доступа.

Так не хочет мириться, что даже телефон отключил? Куда он вообще мог пойти? Домой вряд ли. Может, к сестре?

Тут же пишу смс Оле, боясь разбудить: на дворе-то ночь. Жду бесконечно долго, но ответ все же приходит. Говорит, не видела его. Врёт? Он попросил ее молчать?

Стук в дверь звучит слишком уж неожиданно. Я три дня как отключил дверной звонок, чтобы никто Костю не будил, и нате, додумались долбиться.

На секунду мелькает мысль, что это Костя стучит, но тут же понимаю, что у него ж ключи, смысл ему стучать-то.

Глянув в глазок, я, как обычно, в потемках ничего не увидел. Когда у нас уже перестанут лампочки воровать?

Вздохнув и приготовившись слать лесом очередного гостя, открываю дверь и пораженно зависаю.

Передо мной стоит Устинов. Как бы этого уже достаточно для шока, но нет. Есть ещё повод.

Вся его одежда перепачкана кровью.

— Есть разговор, — уставший и поникший, говорит он.

— Проходи, — чуть отступаю, пропуская парня.

Он заходит и, разувшись, проходит в ванную, где отмывает руки и умывается, под моим охуевшим взглядом.

— Аптечка нужна? — уточняю, когда он заканчивает.

— Это не моя. Пойдем, присядем.

Ничего не понимаю, но послушно киваю и веду его на кухню. На столе ещё стоят кружки после Амстердама и валяются Костины сигареты. Скидываю посуду в раковину, пачку на холодильник, и присаживаюсь на диван. Антон облокачивается на подоконник.

— Я не знаю, как сказать помягче. Поэтому скажу прямо. Костю пырнули ножом.

Слова, сорвавшиеся с его уст, повисают посреди кухни. Смотрю на кровь, которую он не отмыл с одежды, на скорбное лицо, полное печали, на опущенные плечи… Костю… убили?

Хочу спросить это вслух, но не могу. Открываю рот и понимаю, что задыхаюсь. Воздуха не хватает, не могу сделать вдох, сердце долбится о грудную клетку так, будто пытается ее пробить.

Не может быть. Этого не может быть! Все последние сутки — бред сумасшедшего.

В глазах темнеет, а от нехватки кислорода грудь начинает болеть.

— Эй, ты че?!

Антон подрывается и отвешивает мне пощечину.

— Лучше?

Делаю несколько вдохов и киваю. Воздуха все еще не хватает, но хоть дышать могу. А Антон возвращается обратно.

— Я мимо шел, а он там лежит в луже крови, и нож торчит. Белый такой и холодный. А я ничем не мог ему помочь — такие раны зашивать не умею. Вот и вызвал скорую. В городскую увезли. Ты ему собери что-нибудь.

— Так он живой?! — доходит до меня. Бля, я его ща придушу! Нельзя же так!

— Живой.

— Нельзя было с этого начать?! — меня потряхивает. Встаю, ноги трясутся, но дохожу до раковины и, налив себе кружку воды, выпиваю залпом.

— Я вообще не хотел приходить к тебе.

— Спасибо, что перехотел, — успокаиваюсь немного. Бля, почему если все плохо, то обязательно должно катиться ещё дальше в бездну?!

— Это для него.

— Ясен пень не для меня.

Он встает и практически выходит в коридор, но останавливается и говорит.

— Береги его, пожалуйста.

— У тебя это получалось явно лучше, — вздыхаю я.

— Исправь это, — гробовой голос, и Устинов уходит.

Слышу, как захлопывается дверь, и подрываюсь, выскакивая за ним. Успеваю застать у лифта и, абсолютно не подумав, выпаливаю:

— Он ужасно скучает по тебе.

— Я тоже. И от этого ни хрена не легче.

— Если… если ты когда-нибудь сможешь со всем этим справиться… Блядь, я понимаю, что не имею права этого говорить, кто угодно, только не я. Но я люблю его, а он страдает из-за того, что лишился кого-то настолько близкого. В общем, я не знаю, как это будет выглядеть, и вряд ли это нормально, но если бы ты смог… он бы точно стал счастливее.

Прячусь в квартиру, захлопнув дверь, и стекаю на пол.

Я грёбаный мудак.

И ненавижу себя за это.

Не представляю, чего Антону стоило прийти сегодня ко мне. А я тут ещё со своими рассуждениями. Но не сказать я не мог.

И Костя пострадал из-за меня. Если б я среагировал помягче, он бы был сейчас дома. Писал свои статьи, ворчал из-за свечек, бегал под мои возмущения курить к окну, и был бы рядом.

Если б я не помчался решать чужие проблемы, а пошел бы за ним, ничего бы не было.

Если б Антон его не нашел, завтра б дворники обнаружили его труп.

Да уж, Антон точно заботился о Косте лучше.