Часть 20. Воспоминания (2/2)
— Хоть раз бы спросила меня, хочу ли я этим заниматься!
— Но ты любишь музыку! У тебя талант!
— Это не значит, что я хочу стать посмешищем в школе!
Мать сложила руки на груди и посмотрела на сына с осуждением.
Она, действительно, заметив страсть сына к музыке, сделала все возможное, чтобы развить его таланты, а неблагодарный мальчишка отвечает ей вот так!
— Что за вздор! Не будет никто над тобой смеяться!
Фотин знал, что будут. Но спорить с матерью — бесполезно. А ещё ему очень хотелось, чтобы всегда такая холодная мать им гордилась.
Хоть какое-то проявление чувств с ее стороны.
Он действительно спел на линейке в честь Первого Звонка. А потом и на День Учителя, и на всех остальных школьных праздниках, вплоть до выпускного, ведь к восторгу взрослых его голос ломался мягко — вокал не портился, более того, становился лишь лучше.
И, да, это стало новой, неиссякаемой темой для шуток и подколов одноклассников.
С тех пор Фотин ненавидит петь на людях. Но почему-то это мало кого волнует.
***
Далеко не каждый девятый класс может похвастаться наличием выпускного, но так вышло, что почти весь их поток решил слинять из школы, поэтому на собрании было решено, что празднику быть.
Девчонки, облачившись в вечерние платья, вдруг оказались совсем взрослыми, но и мальчишки на их фоне, к своему собственному удивлению, сорванцами больше не выглядели.
Праздник уже подходил к финалу, когда к симпатичному, сильно вытянувшемуся за последние годы рыжеволосому юноше подошла миловидная блондинка в зелёном платье.
— Опять один? — спросила она, прислонившись к стене, откинувшись на которую стоял и юноша. С другой стороны зала послышалась какая-то ругань, и по донесшимся выкрикам он догадался, что это, как обычно, перепившие Бессмертный с Устиновым затеяли очередную потасовку с параллелью.
Девушка, тоже это услышав, поморщилась.
— Придурки.
Он был согласен с ней, но комментировать не стал. И так понятно.
— Фокс, а давай сбежим?
Парень удивлённо на нее глянул. Нет, его удивило не имя — Фоксом его звали последние несколько лет — те, кому было лень выговаривать фамилию. Чужеродное имя «Фотин» так и не прижилось, оно ломало язык и царапало слух не только его обладателю. Фокс же, звучало резче, короче и полностью отражало в себе его внешность. Лис — он и есть лис.
Удивило то, кто пришёл к нему, да с таким предложением! Наташка — одна из главных красоток класса. Хитрая, изворотливая и далеко не самая добрая. Она никогда не проявляла и намека на попытку пообщаться с изгоем класса.
— Понимаешь… — не дождавшись ответа Наташка зарделась, но попыталась объяснить: — Ты мне всегда нравился. Не такой, как остальные. Яркий. Чувственный. И голос у тебя очень красивый… А ещё я стихи твои видела. Они великолепны.
Несомненно, такое слышать было приятно. Вот только…
— Не находишь странным, сообщать о таком в день, когда мы все разбегаемся? — все же решил поинтересоваться Фокс, так как вопрос и впрямь был любопытным.
— Ох… В том-то и дело. Если б мы начали… Ну, мутить, встречаться там… Моя репутация…
О да. Фокс понимал. Бессмертный с компашкой ее бы точно застебали. Понимать понимал, но не принимал такое.
Он вообще никогда не понимал человеческого двуличия. Сам всегда открыто говорил о том, кто ему не нравится, не стеснялся в выражениях, чем и бесил всех вокруг. Девушка же, этим своим бесхитростным признанием вызывала в нем лишь презрение. О чем он ей, собственно, и сообщил, за что и отхватил звонкую пощёчину.
А через два часа, на старой парте, в классе химии, слушая Наташкины стоны, Фокс сделал несколько выводов.
Секс без симпатии может приносить нехилое удовольствие, и совсем не обязательно ждать большой и светлой, чтобы вкусить плоды взрослых утех.
Ну, а люди, в большинстве своём, слишком слабы, чтобы защищать свои интересы, идя против общества.
***
— Какой классный, — восторженно заявила девушка, как в трансе, дотрагиваясь до ярко-рыжих волос. — Ты как ангел…
Фокс хмыкнул. Вот уж с кем его никогда не сравнивали. С лисом, демоном бездушным, котом даже, но с ангелом — это что-то новенькое.
Она была странной. На голове бардак из десятка косичек, спутанных с длинными черными волосами, глаза горят каким-то особенным блеском лёгкого сумасшествия, который сам так часто замечал в зеркале. Руки увешаны самодельными фенечками, принт на футболке — смесь безумных кислотных оттенков. О да, девчонка, определенно, вызывала интерес.
— Фокс, — представился выдуманным одноклассниками именем. Девушку это ничуть не смутило, она лишь радостно улыбнулась и протянула маленькую узкую ладонь:
— Виктория.
Это был первый день обучения в музыкальном колледже, куда Фокс с превеликим удовольствием сбежал из школы.
В тот день Фокс понял, что одиночество можно увидеть в глазах, а люди, живущие в пустоте, притягивают друг друга.
***
Первый концерт недавно собранной группы — наверное, самое значимое событие за всю его жизнь. Руки немного подрагивают, но в душе такой вулкан.
Они смогли! Они это сделали!
Весь их безумный квартет нашелся-сплотился каким-то совершенно невероятным, магическим образом, нанизавшись яркими уникальными бусинами на нитку музыки, что скрепила покрепче любых, самых прочных пут. И пустота, помноженная на четыре, вдруг переставала душить столь явно, порождая в своих глубинах самый настоящий творческий взрыв.
На концерт собрались все их многочисленные приятели, левые знакомые, родственники, даже просто соседи. Но Фокс выглядывал в толпе лишь одно лицо.
Лицо той, чью гордость так хотел вызвать.
— Пора начинать, — шепчет Ник, подталкивая на обшарпанную сцену в актовом зале их училища.
— Ещё минуту.
Он всё ещё надеется, всё ещё вглядывается.
Концерт прошёл на ура, зрители были в восторге. Но она так и не пришла.
А Фокс наконец понял, что никогда и не был ей нужен.
Больше он ее не ждал. Никогда.
***
— Вот так просто решил съехать? Даже не попрощавшись?
Не по годам постаревшая мать стоит у входной двери, не веря смотря на сумки. Фокс безразлично пожимает плечами.
— А почему нет? Квартира пустует, какой смысл жить вместе?
Действительно, какой? Они даже не разговаривали последний год. С тех пор как Фокс перестал предпринимать попытки хотя бы минимально общаться с матерью, их совместное проживание скатились до краткого: «Подай соль».
Они никогда не смотрели в одну сторону, жили вместе, но как бы врозь, да и душевной близости между матерью и сыном не наблюдалось. Как не ощущалось и материнского присутствия в его жизни. Её вообще почти никогда не бывало дома. Разве что по ночам. В шесть лет ему даже пришлось научиться готовить, так как сидеть на бутербродах обрыдло вконец, а банальные супы и каши варить было некому. Дома-то днем гулкая пустота и одиночество. Он не винил мать. Нет. Даже где-то понимал. Тяжёлый развод, загруженный рабочий график, неудавшиеся попытки построить личную жизнь. Фокс был благодарен за то, что она обеспечила его всем необходимым, за образование, за вымученные полуобязанные попытки заботы.
Не винил, был благодарен, но и не считал себя должным. Родительство — это обязанность. Если хотите — повинность. Он не просил себя рожать, то был ее выбор. Неделю назад ему исполнилось восемнадцать, а значит, он вполне может официально вступать в самостоятельную жизнь.
— Такой же бесчувственный, как твой папаша! — кричит мать в удаляющуюся спину.
А Фокс вдруг понял, что без чувств гораздо легче. Действительно, если никому нет дела до его бури, почему он должен переживать за других?