Часть 10. Я хотел бы попробовать (1/2)

Кощей

Вторник и среда протекают так же, как и понедельник. А вот четверг начинается иначе. Когда я вышел из комнаты, Есения носилась с тарелками для меня, одновременно крася ресницы. Одета не в домашнее, а в укороченные черные штаны, белую толстовку и черную жилетку. Явно куда-то намылилась. Не привыкни за эту пару дней лицезреть ее сплошь в лосинах да туниках, не обратил бы внимания.

— Я сваливаю. Не сожги дом и не слопай собаку.

Еся уходит в коридор, и я иду провожать. Обувает белые кроссовки, никак не предназначенные для ходьбы по тому дерьмищу, что на улице. Снег сходит, и одна грязища и лужи.

— Я не пешком, — замечает Еся мой взгляд. — Все, пока, не скучай.

Она уходит, а я иду завтракать в компании спящей Гармонии.

День пролетает за делами, я даже от скуки пожарил котлет, а Есении все нет.

За окном уже темень и пора бы выгулять псинку, которая, непрозрачно намекая, пляшет рядом.

Вздыхаю и иду одеваться. Вот так вот, приняли тебя как бродячего кота, а в итоге повесили кучу дел и свалили в неизвестном направлении. Поводок не нашёл, я даже не уверен, есть ли он вообще в этом доме. До этого собака гуляла сама по себе. Поэтому выгуливались по-разному: я переживал, что проебу псину, а та радостно носилась и не обращала на меня внимания. К концу прогулки уже начинаю переживать за девушку. Она слишком добрая, вдруг, правда, нарвалась на какого плохиша?

Курю и читаю стихи Гармонии, что таки соизволила подойти и теперь плелась рядом.

Грустно… Душевные муки

Сердце терзают и рвут,

Времени скучные звуки

Мне и вздохнуть не дают.

Ляжешь, а горькая дума

Так и не сходит с ума…

Голову кружит от шума.

Как же мне быть… и сама

Моя изнывает душа.

Нет утешенья ни в ком.

Ходишь едва-то дыша.

Мрачно и дико кругом.

Доля! Зачем ты дана!

Голову негде склонить,

Жизнь и горька и бедна,

Тяжко без счастия жить.<span class="footnote" id="fn_33210964_0"></span>

Гармония, естественно, никак это не комментирует, но сворачивает к дому, и я следом. Шум подъезжающей машины отвлекает от мыслей, где Еся, и что я вообще могу сделать.

С заднего сиденья такси вылазит Есения с кучей пакетов.

— Кот, помогай.

И я иду спасать ее от тяжестей, вокруг прыгает радостная собака.

Уже куря на кухне, когда сумки разобраны, а мы переоделись в домашнее, она вдруг спрашивает:

— Будешь со мной пить?

Я только успеваю кивнуть, как она уже выставляет на стол бутылку какого-то «Малибу», ананасовый сок, стаканы и, сука, закуску к пивасу: сушёную рыбу, чипсы, копчёный сыр, сухари. Напиток оказывается сладким, так что солёный закусон все-таки к месту. Есения включает музыку, пьёт и подпевает.

Бухать и не разговаривать при этом как-то необычно. Первая бутылка улетает быстро, и я понимаю, что алкоголь начал брать свое, хочется сказать хоть что-нибудь, но в голове, как назло, мелькают лишь жёлтые глаза, красные волосы и пол. Когда одна песня заканчивается, а девушка все еще не определилась со следующей, и находится в поиске, не выдерживаю:

— Меня насиловал отец.

Она откладывает телефон и серьёзно смотрит, никак не комментируя, давая право решить самому, что именно хочу ей рассказать. Выдыхаю, собираясь с мыслями. Болезненные ощущения, которые так долго от себя гнал, всплывают наверх. Там, где только боль и пол родительской спальни.

— А потом родилась сестра, и я был так погружен в свою боль, что не подумал, что когда-нибудь он сможет и ее. А он смог, ей тогда лет пять было, я увидел, пытался его оттолкнуть, но был слишком слабым. Я рассказал об этом в тот же вечер, когда домой пришли дядя с женой. Чтобы не было скандала, и уж не знаю, как они это все провернули, но Олю они забрали. А я остался и продолжил терпеть. Сначала было стыдно рассказывать про себя, потом нужно было думать о сестре, а потом мне уже никто не поверил. Даже мать. Но я подрос и дал отпор. У меня крышу рвёт временами из-за этой херни. Возможно, я сумасшедший с самого детства.

Есения молчит и подливает, когда в бокале заканчивается «успокоительное».

— Я думал все в норме и только недавно понял, что превратился в Него. Находил парней, которые были не против переспать, и трахал. Жёстко. Я даже не считал себя геем из-за этого. Просто пиздец. Я не задумывался о том, что мне не нравятся девушки, вообще не думал. Я их либо трахал, либо пиздил. Ты права насчёт Кота. Я именно такой, теперь меня все стороной обходят. Считают, что ненавижу педиков. Самое хреновое, что и я думал, что ненавижу, а оказалось, что сам такой. Понял, когда случайно переспал с бывшим одноклассником. Не жёстко потрахался, а именно переспал. Увидел разницу, и меня начало колбасить с утроенным рвением, а тут еще и друг, лучший, с которым вместе с детского сада, заявляет, что любит, а я, как последний долбоеб, сбегаю в другой город.

Закуриваю и понимаю, что, удивительное дело, руки не трясутся! Но девушка по-прежнему молчит, и я не понимаю причины. Она же не раздумывает, как меня выгнать на улицу посреди ночи?

— Может, ты что-нибудь скажешь?

— Тебя интересует моё мнение, или ты просто ищешь поддержки?

— Мнение.

Поддержка нужна была раньше, сейчас хочу услышать правду. Что она видит? Что она думает?

— Твой отец — педофил, и по нему плачет тюряга. Надо было бы, конечно, пойти к ментам. Тогда ещё, но что уж теперь?! Не понимаю твою мать совсем, но думаю, она просто хочет оставаться в скорлупе из сладкой лжи. Если даже, после того, как узнала про дочь, не ушла от этого обмудка. И, да, насиловать людей херово, если они на это не подписывались, а, как я поняла, они просто хотели с тобой трахнуться, а не эту жесть. Бывают партнёры, которые хотят пожёстче, но такие моменты нужно обговаривать заранее, как по мне. Рада, что тебе открыли глаза и показали разницу. Друга твоего жалко, честное слово.

— Почему?

— Признаваться в чувствах лучшему другу это очень тяжело. Можешь потерять то, что было, и не обрести ничего. А ты сбежал, и он теперь себя изводит, небось, жалеет, что сказал. Просто представь, он-то считал тебя ярым гомофобом и все равно решился. Но мне более любопытно, что чувствуешь ты?

Отправляю бычок в пепельницу и прилично отпиваю из стакана, пытаясь понять, что же чувствую.

— Не знаю. Мне плохо без него. Мы же всегда вместе, я периодически жил у него, работали вместе, гуляли тоже вместе. А теперь мы в разных городах, и я чувствую себя странно, хочу вернуться. Перед тем, как признался, он психовал и молчал, и так вышло, что прообнимались всю ночь. Мне понравилось.

— Если вернёшься и будешь так же не уверен, как сейчас, скажи ему прямо. Не мучай парня, ему и так тяжело пришлось. А что с одноклассником?

— Не знаю. Мне понравилось, и я хочу повторить. Но он такой… ветреный. Говорят, спит со всеми подряд, я именно поэтому к нему и пошёл.

— Знаешь, есть такое чувство, называется одиночество. У тебя может быть всё охуенно в жизни или же, наоборот, хуево. Куча друзей и половых партнёров или же вообще никого. Но оно — одиночество — может сожрать любого. Кто-то пытается с этим жить и мириться, а другие пытаются заглушить: алкоголем, сексом, наркотой. Так что, не суди строго. А теперь посиди и подумай. Мне можешь не рассказывать к чему придёшь, просто подумай и ответь — ты хочешь повторить, потому что секс понравился или потому что нравится сам человек?

Я закурил и задумался. Фокс был симпатичным и секс охуенным, но, как человека, я его не знал вообще. Все, что знаю, это слухи, но ведь это не то же самое. Наверное, все-таки так переклинило из-за нормального секса.

— Спасибо, — благодарю Есению, которая спокойно пьет свое «Малибу».

— Обращайся, всегда, пожалуйста.

Мне действительно легче, и я уже понимаю, что должен вернуться в Щурово. Загостился я тут.

— Уедешь? — спрашивает, словно умеет читать мысли.

— Угу, сегодня же.

Обдумываю, что бы еще я мог рассказать, чтобы освободиться от тягости.

— А еще я не умею целоваться.

— ОМГ, это шокировало больше всего. Могу научить, но это хреновый варик. Мой первый поцелуй был с парнем, который меня достал, и это было ужасно. Все-таки это стоит делать по симпатии.

Киваю. Да, все стоит делать по симпатии и обоюдному согласию, я уже это понял.

— Меня Костя зовут.

Есения смеётся. Тепло так, по-доброму.

— Я уже думала, что твоё имя останется тайной, покрытой мраком.

Посмеявшись, она вдруг посерьёзнела и, смотря в глаза, заявила:

— Костя, хуйня случается, но в твоих силах это пережить. Все в твоих руках.

А потом разговор перестаёт быть серьёзным, мы пьём, дурачимся и болтаем о всяких мелочах. Я обещаю приехать еще и зову ее приехать к нам.

Она записывает телефон и отправляет мне сообщение, так как мой выключен и где-то в сумке. Я рассказываю про своё увлечение стихами, и как они мне помогали отвлечься, чтобы не скатиться в отчаяние. Она просит зачитать хотя бы один, и я читаю, думая в этот момент о доме.

Мои мечты стремятся вдаль,

Где слышны вопли и рыданья,

Чужую разделить печаль