Часть 8. Есения (2/2)
Зачем я сказал?
Я потерял его!
Ненавижу себя!
***
Кощей
Все события, что и привели на эту продуваемую холодным вечерним ветром остановку, в памяти как бы смазались. Как вообще оказался в Рязани и как давно — я не знал. А может, оно и не надо. Я понимаю, что нужно найти ночлег. В крайнем случае вернуться на вокзал. Иначе просто околею здесь. Но продолжаю сидеть.
Закуриваю.
День ушёл, убавилась черта,
Я опять подвинулся к уходу.
Легким взмахом белого перста
Тайны лет я разрезаю воду.
В голубой струе моей судьбы
Накипи холодной бьётся пена,
И кладёт печать немого плена
Складку новую у сморщенной губы.
С каждым днём я становлюсь чужим
И себе, и жизнь кому велела.
Где-то в поле чистом, у межи,
Оторвал я тень свою от тела.
Неодетая она ушла,
Взяв мои изогнутые плечи.
Где-нибудь она теперь далече
И другого нежно обняла.
Может быть, склонялся к нему,
Про меня она совсем забыла
И, вперившись в призрачную тьму,
Складки губ и рта переменила.
Но живёт по звуку прежних лет,
Что, как эхо, бродит за горами.
Я целую синими губами
Черной тенью тиснутый портрет.<span class="footnote" id="fn_33210948_0"></span>
Сигарета заканчивается, отбрасываю. Передо мной проходит ротвейлер, но почему-то не мимо, а сворачивает ко мне. Садится напротив, наклоняет голову и смотрит… Смотрит своими карими глазами, будто что-то понимает. Так и сидим, пялим друг на друга, пока рядом не появляется кто-то ещё. Я не обращаю внимания, продолжая играть с собакой в гляделки. Это как релакс. И даже ветер не кажется холодным. Рядом кто-то садится, чиркает зажигалкой, и до меня доносится сигаретный дым, на автомате тоже закуриваю.
Собака кладёт тяжелую голову мне на колено и прикрывает глаза.
— Ты ей понравился, — звучит сбоку женский голос.
Поворачиваюсь. Да, это девушка, может, старше меня, выглядит мило, но глаза выдают обратное. Глаза человека, который разочаровался и устал. Словно внутри сидит старуха. А цвет глаз такой же шоколадно-коричный, как и её собаки.
— Она тебя заметила ещё час назад, смотрела в окно и просилась на улицу. Не знаю, что у тебя случилось. Денег предложить не могу, у самой не айс. Могу предложить ужин. Или ночлег, если починишь что-нибудь в доме. Сама я косорукая.
Она не смотрит на меня, кутаясь в тёплое пальто. Странно смотрится: лёгкие кроссовки, короткие штаны и вдруг зимнее сверху… Но меня это не касается. До меня с опозданием доходят её слова, и я уже хочу отказаться… Но… Мне, и правда, негде ночевать, а починить что-нибудь смогу, да и поесть не помешает, не помню, когда ел в последний раз.
— Не страшно? Вдруг я маньяк какой-нибудь.
Серьёзно, посмотри на меня, я выгляжу максимально отталкивающе. Взять хотя бы старый шрам, перечёркивающий щеку. Или разбитые костяшки. Явно не тяну на добрячка. От таких, можно ждать только беды.
— Нет.
Она откидывает бычок и поднимается, кидая, не оборачиваясь:
— Идём.
Собака срывается, мчит догонять хозяйку. Встаю, подхватываю сумку и, ещё раз посмотрев вслед удаляющейся спине, топаю вперед.
Дом частный, одноэтажный и стоит прямо во дворе через дорогу. Как собака смогла меня углядеть — загадка, но это не важно.
В прихожей тепло и уютно. Хотя уже понятно, что хозяйка здесь та ещё. На обувной тумбочке крекеры и какие-то флаконы. На вешалке для верхней одежды висят банный халат и сковорода.
Разуваясь, понимаю, что сильно замёрз: во-первых, кожу щиплет, во-вторых, пальцы не слушаются.
Странная парочка исчезает, но возвращается к тому моменту, когда уже разут и без куртки. Девушка сует мне махровое бежевое полотенце и достаёт с полки мужские тапки.
— В ванной бери че хочешь, сиди сколько хочешь, только не сдохни. Не знаю, что делать с трупами. И аккуратно, кран подтекает кипятком.
Она заталкивает меня в ванную с окошком, заклеенным чем-то зелененьким в ромашки.
Мылся долго, потому что большую часть времени тупо лежал в воде, отогреваясь.
На выходе меня встречает собака и провожает на кухню. Девушка сидит за столом, курит и что-то усердно тыкает в телефоне.
— О, ты всё? — удивляется она, откладывая смартфон и поднимаясь с дивана. — Садись, щас тебя покормлю.
Идёт к плите и включает газ под кастрюлей.
— Меня зовут Есения, можно Еся. Собаку — Гармония. На ужин суп, не смей воротить нос. Постель я тебе уже постелила.
Суп? И не вспомню, когда ел его в последний раз.
Еся ставит передо мной тарелку куриного супа, блюдце с бутером и чай.
Сметаю все за секунды. Как с голодного края.
— Спасибо, — благодарю я.
— Ага, — она убирает со стола. — Можешь ничего не рассказывать, в душу не полезу. Но, знай, захочешь выговориться — буду рада, если не помочь, то хотя бы просто выслушать.
Киваю.
— Пошли, провожу в комнату.
Из кухни ведут две двери, одна против другой. Есения идёт к правой, переступая книжные стопки, и открывает. Врубив в комнате свет, желает спокойной ночи и удаляется в противоположную, вместе с собакой.
Оглядываю своё пристанище: полуторный диван, стеллажи с припыленными книгами, искусственная украшенная ёлка, где-то в полметра высотой, и картина на полстены. Бескрайнее море.
Кидаю сумку на пол и заваливаюсь спать.