Часть 6. Слушай, а тебе чё, совсем никто не даёт? (2/2)

Крепкий сон, не взволнует и кровь.

И замолкла та песнь соловьиная,

За моря соловей улетел,

Не звучит уже более, сильная,

Что он ночкой прохладною пел.

Пролетели и радости милые,

Что испытывал в жизни тогда.

На душе уже чувства остылые.

Что прошло — не вернуть никогда.

Ощущаю себя на коленях, ничего не вижу, на ощупь подношу сигарету, затягиваюсь и чувствую касание горячих губ. Кто-то ко мне прижимается, всем телом, и, обхватив руками шею, вытягивает из меня дым. Он горячий.

Такой горячий, как огонь, ещё чуть-чуть и можно обжечься. Я знаю только одного такого человека. Только он мог вести себя так бесцеремонно. Моргаю и возвращаю себе зрение. Вижу лицо Фокса, выдыхающего дым. В уголке губ кровь. Поднимаю руку и стираю. Она ему не идёт.

Он убирает руки с моей шеи и, отклонившись назад, переносит вес с колен на стопы.

Хочет что-то сказать, как вдруг дверь, что за его спиной, открывается, и чей-то голос кричит:

— Фокс, ты чего тут завис? Нам…

На улицу выходит синеволосый клавишник. Видит наши позы и, захлопнув рот, смотрит охуевше.

Мне уже лучше. Отбрасываю бычок, поднимаюсь и ухожу, перепрыгивая забор.

Пребывая в прострации от произошедшего, возвращаюсь в клуб и, подойдя к Антону, протягиваю руку. Не могу тут находиться, слишком шумно, слишком людно. Я намеревался просто посидеть в тачке, дождаться друзей и поехать домой. Но рука сама завела пятнашку, а нога надавила на педаль. Это очень тупой поступок. Я под градусом и без прав, и если меня остановят, ни хуя хорошего ждать не стоит.

Да и не ездил я никогда так далеко. Максимум сто метров по району. Водитель из меня никакой, но это не остановило.

Каким-то непостижимым образом все же добираюсь до дома Антона без происшествий, меня не приняли дэпээсники, не врезался в другое авто и вообще смог дорулить. Вывалившись из тачки, побрёл в подъезд, малец криво, так как шатает из стороны в сторону.

Поднявшись на площадку меж этажами, закуриваю. Не помогает. Чёртовы сигареты перестали работать! Все из-за этого Краснова!

Как по команде в мозгу начали плясать картинки недельной давности.

Откровенный, горячий, голый. Рука оказывается на члене и поглаживает через ткань штанов. От ощущений и калейдоскопа воспоминаний воздуха не хватает. Меня выгибает на этом подоконнике и, если бы не перегоревшая лампочка, с улицы бы меня уже заприметила проходящая компашка. Но никто не видит, а я уже не могу терпеть, мне мало.

Приваливаюсь спиной к окну, расстёгиваю ширинку и высвобождаю член, сразу обхватывая его и начиная движение. В темном подъезде он бы не мог творить такое, как дома, наверное, но мне все равно. Я представляю его охуенный рот, который умело сосёт и дарит мне свой жар, согревая.

Это не могло продолжаться долго. Ловлю кайф, съезжая жопой со скользкой крашеной деревяшке, и чуть не ныряю башкой в пол. Перед глазами рябит. Не знал, что такое возможно в темноте.

Теперь мне лучше. Застёгиваю ширинку и забираюсь обратно, практически ложась. Ноги упираются в противоположный выступ, а я закуриваю.

Ждать приходится долго. Неизвестно сколько часов так сижу и обдумываю вечер. Фокс — первый человек, коснувшийся моих губ. Это звучит так по-девчоночьи, что аж противно, но зато правда. Это был не поцелуй, но… но, одни «но». Надоело.

Надоело сходить с ума от вещей, которые люди считают мелочью. Надоело быть ебнутым.

Хочу спать. Находясь между сном и явью, ловлю непонятные образы, которые обжигают меня и слепят.

Прихожу в себя, сбрасывая сонливость, и опять закуриваю. Почему он не выходит у меня из головы? Почему не боится?

Почему…

Вопросы есть, ответов нет.

***

Фокс

— Я помешал?

— Нет, — машу головой, стряхивая оцепенение. Произошедшее с Бессмертным меня поразило, и это слабо сказано. Его реакции и поступки… Чудовищно нелогичны. А все что необъяснимо — интересно.

Встаю, отряхивая колени, поворачиваюсь к клубу. Тут чертовски холодно просто так рассиживаться.

Ник замечает мою разбитую губу, но я молча машу рукой, чтобы не спрашивал.

Не хочу это обсуждать.

Вернувшись в гримёрку, вижу сюрреалистичную картину — Вика лежит на коленях у Толика, и тот гладит ее по волосам. Они вообще знакомы?

— Он помог привести ее в чувство, — поясняет Ник, видя мой шок. — Сказал, у него опыт большой, мы и пустили.

Оглядываю странную парочку ещё раз, и прихожу к выводу, что у них явно все в порядке, и Вике ничего не угрожает.

К нам подходит Дыня и, вздохнув, грустно говорит:

— Надо, наверное, объявить, что мы закончили…

Качаю головой.

— Нет. Пойдёмте, доиграем концерт, у нас ещё полчаса.

— Но ты же… — не даю Нику договорить, обрывая:

— Ещё слово — и я передумаю.

Парни понятливо кивают, и мы возвращаемся в зал. Непроизвольно кидаю взгляд на столик забронированный для четверки: там, в полном одиночестве, сидит Антон. Кощея, как и Джина, нигде не видно. Он свалил, бросив дружка? Прям не верится, неужели реально так накрыло?

Образ стоящего на коленях парня, читающего стихи, настолько контрастирует со всем, что я о нем знаю, что картинка волей-неволей всплывает, пока я пою.

С горем пополам отыгрываем до конца. Настроение странное — вроде чего-то хочется, а чего не знаю. Уже начав собираться, замечаю, что Устинов до сих пор сидит за столиком в гордом одиночестве.

— Я сейчас, — кидаю парням, и спрыгиваю со сцены. Какая-то пьяная девица пытается на мне повиснуть, но я легко ее отталкиваю.

Устинов смотрит на меня вроде с безразличием, но замечаю тоску в его взгляде. Да уж, парень, тяжело тебе с такими заебами. А ведь симпатичный. Если б мне не было так насрать на внешность людей, точно б мне понравился. Не будь ты так зациклен на Бессмертном, от любовников проходу б не было.

— Подвезти? — спрашиваю без приветствия. Тот молчит немного, и я уж думаю, что откажется, но нет. Парень кивает.

***

Антон

Зачем я пошёл за ним? Теперь все рушится и мне плохо.

Я стоял у забора и наблюдал, как он прижимает Фокса к стене. Я не слышал их разговора, но это не была драка. Мой Костя пытался его раздеть. Он хотел парня.

А потом отлетел от него, закурил и осел на колени. Я не понимал, что происходит. Но, когда Фокс прижался к его губам, не выдержал и сбежал обратно в клуб.

Я ничего не понимаю. Что он сделал, чтобы привлечь его? Костя же не любит парней. Может, это временное помутнение, и потом он пожалел и оттолкнул от себя парня, а я просто этого не заметил?

Возвращается Костя задумчивым и отстранённым более обычного. Молча отдаю ему ключи, замечая на губах чужую кровь.

Почему ты не полез ко мне? Я, что, настолько противен, что даже из любопытства подкатил к нему, а не ко мне? Чем он лучше меня?

Костя уходит. Джин танцует. Толик ушёл спасать солистку, герой, блин. А я тут один. И мне так одиноко, что хочется выть.

Я не железный. Я хочу человеческого тепла, хоть капельку.

Ко мне подходит Фокс, предлагая подвезти. Я хотел отказаться, у меня есть деньги на такси. Да и не факт, что Костя уехал. Он не любит водить, но что-то подсказывает, что он уже очень далеко от этого долбаного «Хаммера».

А потом я смотрю на Фокса. Что в тебе такого? Покажи мне! Согрей меня! Спаси! Я больше не могу!