Часть 5. Концерт (2/2)

Выбегаю из гримёрки, шарахнув дверью, и топаю к бару. Нужно выпить, иначе я это не переживу.

В зале ещё совсем мало народа, все только подтягиваются. Через час будет не продохнуть, люди соберутся, чтобы оттянуться под рок, нажраться и повопить вволю. Я любил эту энергетику, одни из немногих моментов в жизни, когда я, зарядившись чужими эмоциями, начинаю чувствовать себя живым. Это не благотворительный концерт в гаражах с левыми людьми, которым наплевать подо что водку жрать, тут люди, которым действительно нравится наша музыка. Большинство приходят на каждый концерт, знают слова моих песен. И, порой, лучше меня самого. Это охуенно — видеть, как твоё творчество оживает в чьей-то душе. Понимать, что все не напрасно.

И надо вот было засрать всё ёбаной дурью!

Через три обжегших горло шота, ко мне подошёл Дыня, призывая готовиться к выступлению.

— Вика?..

— Должно хватить часа на три.

Хуй знает, чем они ее накачали… Впрочем, я и не хочу знать.

***

До первого перерыва мы отыгрываем вполне неплохо. Народ в зале беснуется, пьяные девки прыгают на ограждение у сцены, чуть не переваливаясь через ограничительный канат, и никто не замечает состояния солистки. Зрачки у Вики расширены, но она поёт и этого достаточно. За первые полтора часа мне всего дважды пришлось ее подменить, чтобы дать чуток отдохнуть.

Выпив ледяную бутылку боржоми и сгоняв в туалет, я возвращаюсь на сцену и вижу, что столик, забронированный Джином, занят. Четвёрка в полном сборе. Кощей, как обычно, зло зыркает на пролетающие мимо пьяные туши, близнецы лыбятся и ржут, а Устинов очень серьёзен и собран.

Мы заново приветствуем публику, Дыня кричит в микрофон ободряющую чушь, все орут, и я начинаю. За барабанами и гитаристами меня не очень хорошо видно, и это ещё один повод любить мой инструмент. Палочки чётко отбивают ритм, и я опять погружаюсь в атмосферу безумия и музыки.

Но через час замечаю, что с Викой творится что-то не то. Слишком активная. Прыгает так, что косички взметаются вверх, танцует, но не как обычно. Откровенно.

Блядь! Она начинает раздеваться! Сука! Прямо на сцене!

Дыня, как стоящий ближе всех, и единственный, кто не привязан к стационарному инструменту, пытается утихомирить, но хрен там.

Когда на пол летит кофта, и девушка остаётся в одном красном лифчике, понимаю, что дальше тянуть нельзя. Никто кроме меня ее не успокоит.

Отложив палочки, топаю к ней, пытаясь сообразить, как стащить со сцены, не особо позоря.

— Фо-о-о-кс! — кричит она в микрофон, и толпа, думая, что это часть шоу, пьяно повторяет за ней. Я уже совсем рядом, как вдруг она хватает меня за талию и начинает петь:

— Мои губы из крови и плоти, улыбаясь, молчат — значит, не против.

Она поет без музыки, так как ребята ещё не сообразили, чего играть, со второго куплета, проигнорировав начало, но ей насрать, как и на то, что если меня не отпустить, то при всем желании я не смогу вернуться к барабанам.

— Шепнуть по секрету великую тайну — это между нами случайно.

И она действительно это шепчет в микрофон, привстав на цыпочки, после чего хватает уже мою безрукавку, срывает и бросает на пол. Пытаюсь ухватить наглую солистку за руку, и, тупо силком, утащить отсюда, но зал взрывается аплодисментами. Ребята начинают играть, а укурившаяся девчонка поет, отскочив от меня на полметра:

И всё так же, как прежде, словами играя…

Я свет и надежду на мир проливаю,

А меж строк, повинуясь рефлексам,

Лишь смеха глоток и две капельки секса.

Сука! И сует мне микрофон! Хочу стукнуть им по её тупой башке, но зал не умолкает, радуясь каверу на популярную песню. Вздыхаю, представляя, как намотаю ее кишки на люстру, и пою:

Боюсь распугать стаю чёрных ресниц

И сорвать недозрелых ладоней бутон.

Пред тобою в молитве падаю ниц.

Боже! Ты без трусов — наверное, это лишь сон.

Про себя отмечаю, что без барабанов ни одна песня не звучит нормально. Но подумать мне не дают — Вика виснет на мне, обнимая, и лихо закидывает ногу мне на бедра. Юбка, естественно, задирается до пупа, и народ восторженно вопит-свистит, приветствуя вид дамских трусиков-лоскутков. На автомате придерживаю девчонку свободной рукой за зад, чтоб не ёбнулась, а та губами тянется к микрофону и, не забирая его, поёт:

Дотронься, не бойся — это не сон,

Просто музыку тела играет гормон.

Ты влюблён — так пускай бьются наши сердца,

Мы сегодня дойдём до конца.

Она извивается, имитируя чуть не секс, хотя со стороны, наверное, им и выглядит, благо что я в штанах. Хуй знает как пережить припев.

— Ты только скажи,

И я открою тебе двери в рай,

А там уже выбирай,

Есть и другие, так и знай!

А дальше эта придурошная падает на колени и, сука, начинает расстёгивать ремень!

Смотрю в ее глаза и понимаю, что она не тут. Мы часто занимаемся сексом под музыку, и походу ее так вштырило, что она забыла и про концерт, и про зрителей. Зашибись, блядь, только поебаться на сцене не хватало для полного счастья.

Хватаю ее за волосы и дёргаю вверх, поднимая, в надежде, что боль вернёт хоть часть рассудка, но не тут-то было — она действительно встаёт, но вместо того, чтобы прийти в себя, накрывает мои губы своими, утягивая в страстный, — лишь с ее стороны! — поцелуй.

Зал визжит, чуть не кончая, гитара с синтезатором продолжают играть, и мне ничего не остаётся, кроме как подыграть. Через бесконечно долгие секунды всё-таки прерываю недопоцелуй, а потом, закинув Вику на плечо, тащу со сцены.

— Технический перерыв! — объявляет Ник, когда мы уже добираемся до гримёрки.

Последнее, что слышу — недовольное улюлюканье зала, лишившегося зрелища.