Глава первая. Тяжёлое наследие (1/2)

Молодой человек влетел в дом и захлопнул за собой дверь. Его кудрявые волосы были растрёпаны, модный лиловый плащ порван в двух местах, лоб испещрён каплями пота. Грудь тяжело вздымалась, сердце отбивало чечётку. Глаза метались от одного угла прихожей к другому, первое время даже не пытаясь на чём-нибудь остановиться. Лишь появившись в доме, юноша инстинктивно прильнул спиной к двери, только что запертой. Разум прояснился не раньше, нежели пошла на убыль сильная одышка.

- Ну же, Э́ньен, очухайся! – поторопил он себя, энергично ударив по правой щеке.

Первая мысль по делу: схватив тяжёлый засов, молодой человек запер им дверь. Затем, пыхтя и цедя проклятия, придвинул от стены массивный шкаф – для надёжности. Наконец, место в баррикаде занял сундук – тяжёлый, обитый железом. Теперь юноша посчитал себя в достаточной безопасности. Он мог припомнить прошлое, поразмыслить о грядущем.

Положение представлялось безрадостным. Отца на людях схватили по обвинению в чернокнижии да сговоре с Нечистым. Бедняга со страху дёрнулся, кинулся прочь – напоролся на меч храмовника, пронзивший сердце. С уходом матери Эньен смирился: два года назад её унесла болезнь. Ему же, коли поймают, грозят бесконечные допросы и пытки, в лучшем случае – заточение при отдалённом храме «во искупление происхождения», в худшем – петля на центральной площади. Откупиться не выйдет – богатства объявят собственностью Великой Церкви. Или короля – смотря кто первым до них доберётся. Да уж, ситуация лучше не придумаешь!

Пять лет назад, когда на отца свалилось то прокля́тое золото, Эньен такого исхода и представить не мог. Наоборот, радовался как ребёнок – собственно, тогда он и был подростком, звали его Дьен. Но Джок решил, что «Эньен» звучит благороднее – стало быть, сынишка получил новое имя, купленный титул да место в Королевском семинариуме. Где и просиживал штаны последние несколько лет. Отец же, помимо формальностей, приобрёл место в купеческой гильдии да этот вот дом в Фаргарде. Остаток богатств пошёл в дело, обещая неплохой барыш. Казалось, фортуна повернулась лицом. А сейчас решительно развернулась.

Сначала, спустя полтора года от памятного похода, поползли слухи о взбесившихся тварях Колючего леса. Говорили, будто сперва стая волков, а затем и орки напали на Мрачный. Невероятное событие, такого даже в лютые зимы не бывало! Причём волки не боялись огня, а орки дрались словно демоны да брызгали слюной во все стороны. Конечно, не без потерь, но горожане отбились. Джок, не колеблясь, пожертвовал родному городку денег – на них возвели заставу, да после по всем южным рубежам стала чертовщина твориться. Набеги свихнувшихся зверей, осмелевших орков, а под конец явился, размахивая дубиной, отшельник, что десять лет как отправился к горам мудрости Творца испрашивать. Вращал глазами, словно бешенный, отборной бранью грозил людям карами неизбежными.

Тут-то и вмешалась Великая Церковь Хорста, ибо поползли в народе слухи, будто Всевышний мудрость свою отшельнику явил. Тот, предвидя скорый конец света, решил поучаствовать по мере сил в его наступлении. А какой ответ у священников на все бедствия? Известно: Окаянного козни да ведьмаков, слуг его богомерзких. Припомнили странное эхо, что по землям пронеслось; выведали, небось, про путников из Руландии, про проводника их… И вот уже путешественники объявлены чернокнижниками, Джок – ведьмаком, сынишка купеческий – ведьмачьим отродьем, а значит вскоре в дом преследователи нагрянут.

Решить, что делать дальше, оказалось сложнее, нежели восстановить картину событий. Да и растеряешься тут, когда тебя не просто объявили вне закона, а отлучили от Церкви – такого иной бандит поостережётся товарищем назвать. В былые времена подобные бедняги бежали, коли могли, в Арланию – влияние Святого Престола там слабее, хоть и единоверцы. Вот только беда – говорят, в Арланском королевстве тоже не всё ладно, смута в Совете Чародеев зреет. Попадёшь ещё из огня да в полымя… Впрочем, первым делом надобно из города убраться, в ближайшем лесу схорониться. Иначе точно в тюремных застенках окажешься.

На том Эньен и порешил. Походный мешок обнаружился рядом – в шкафу, подпирающем ныне дверь. В него перекочевала кое-какая одежда, котелок, топор и огниво. Хотелось захватить с собой ещё тысячу и одну вещицу, но молодой человек знал: только скорость спасёт его, потому брать следует лишь самое необходимое. Включая деньги – не везде ж его разыскивать станут! Потому побежал в спальню, где потайное отделение под полом сделал и замаскировал лично Джок.

На стене висел портрет родителей, заказанный художнику сразу после переезда. Молодой человек остановился, потупил взор и смахнул непрошенную слезу.

- Покойтесь с миром… – он осенил портрет священным знаменем. Скорбеть об утрате некогда – в конце концов, они бы желали единственному сыну спасения… Вскоре в мешок отправился тугой кошель с монетами, завёрнутый в сменный плащ.

Переодеваться незачем – нынешний наряд и без того весь в пыли, во время бегства вовсе сносится до неузнаваемости. А вот вооружиться не помешает. Излюбленным оружием юноши всегда оставался лук, хоть в семинариуме жаловали мечи да шестопёры. Так что Эньен снял со стены именно составной лук, заговоренный мастером-чародеем по особому заказу. Плюс, с собой он носил короткий клинок – в подворотнях города таится много опасностей. Стрелы купеческий сын выбрал лёгкие, хоть маломощные – не на войну же он собирается, в самом деле! Преимущественно придётся охотиться.

Тут послышался мощный удар в дверь. Храмовники, в отличие от королевской стражи, не утруждали себя предложением отпереть чьим-нибудь именем или по какому-нибудь указу. Обещанное прощение грехов позволяло приступать к действию без лишних формальностей. Посему сразу заговорили тяжёлые палицы, а в окна второго этажа полетели зловонные снаряды. Хорошо хоть дом не подожгли – видимо, чаяли выбить из «ведьмачьего отродья» местоположение тайников с богатствами семьи, попавшей в немилость.

Столь быстрое появление преследователей застало Эньена врасплох. Он-то рассчитывал скрыться, не рискуя получить в спину десяток арбалетных болтов. Теперь же шансы выбраться живым таяли на глазах.

- Нет, я не сдамся! – юноша аж закричал, в первую очередь для себя самого, прогоняя мысль не отягчать участь сопротивлением. – И… и… а, вот оно! – он подпрыгнул и хлопнул в ладоши от своевременной идеи.

Джок не любил поминать поход, закончившийся пропажей руландцев. Но любопытный сынишка как-то подловил отца выпившим и выпытал-таки историю от начала и до конца. Узнал и о дивных доспехах, которые бывший проводник до последнего надеялся вернуть нанимателям. Трогать чужие вещи купец строго-настрого запретил, поэтому Эньен предпочёл забыть об их существовании. Однако, теперь, в критической ситуации, старые уговоры утратили силу.

- Клянусь вернуть владельцам, ежели выдастся шанс, – пообещал юноша для очистки совести. – К тому ж, коли до чуда такого доберутся храмовники, скорее восход озарит светом запад, нежели руландцы вернут своё, – с эдакой тирадой Эньен бросился к родительской кровати и скинул все покрывала. Доспехи лежали под периной, в аккуратно выдолбленном углублении.

Он натянул их так быстро, как только мог. Вовремя: баррикада не выдержала ударов дюжих мужиков; преследователи ворвались в дом. Со злости кто-то из них разбил дорогую вазу при входе. Под звон осколков Эньен, глубоко вдохнув, кинулся по лестнице на второй этаж. Сквозняк из разбитых окон нёс навстречу тошнотворный запах гнили, источаемый зачарованными на зловоние снарядами. Глаза слезились, лёгким не хватало воздуха, но молодой человек дотерпел до окна, ударом локтя распахнул раму и вскочил на нижний край проёма.

Меж окнами свисал флаг с кошелём посреди еловой ветки – герб рода, без особой фантазии придуманный Джоком. Право иметь такой прилагалось к титулу. И ныне безвкусный, как казалось ранее, знак отличия пришёлся кстати. Эньен прыгнул, зацепился за шест, удерживающий флаг, и повис на нём, попутно силясь отдышаться.

- Стоять, нечестивец! Немедля спускайся! – заорал грубый голос снизу. Ничего удивительного – купеческий сын знал, что стрелки останутся следить за окнами. Подчиняться им, естественно, не собирался. На выдохе, с бессмысленным криком он подтянулся, и как только колени очутились на шесте, схватился одной рукой за край крыши.

Опора, не рассчитанная на такой вес, угрожающе затрещала. Ей в аккомпанемент засвистели заговорённые арбалетные болты. Храмовники стреляли метко – в спину садануло так, что перехватило дыхание. Но чудесный доспех выдержал попадание, серьёзное и для иных лат. Бросок из последних сил – и флаг с прощальным хрустом полетел на головы лучников, а грудь Эньена прильнула к плоской крыше, имевшей небольшой уклон от лицевой стороны дома. Снизу ударила очередная порция снарядов, но она лишь подтолкнула беглеца в зад.

Перекатившись подальше от края, он отважился встать во весь рост. Преследователи не унимались – кричали что-то про божью кару, обещали догнать и стреляли навесом, наугад. Храмовники, не обременённые луками с арбалетами, высыпали на улицу. Отплёвываясь от вони, сочившейся из дому, они рассредоточились по извилистым улочкам. Эньен понимал: скоро преследователи заберутся на крыши иными путями, потому медлить не стоило. Под свист да бряцанье снарядов он кинулся вперёд, на ходу соображая, как лучше выбраться из города.

День стоял хмурый, под стать настроению беглеца. Черепичную кровлю покрывал слой грязи, из-за чего она выглядела однотонно и лишь добавляла мрачных красок. Суета города, островки зелени, разномастный шум – это осталось внизу, здесь же столица превратилась в неровное покрывало крыш, перемежаемых узкими улочками, через которые не составляло труда перемахнуть с разбега.

Царил самый разгар трудового дня, потому юноша надеялся уйти от погони. Он старательно петлял, скрывался за верхними этажами высоких домов. Кое-где отваживался спуститься в узком переулке на землю, юркал в безразличную, занятую своими делами толпу, а затем снова поднимался наверх по подвернувшейся лестнице. Хозяева домов обычно не обращали внимания на шум сверху: они трудились в подсобных помещениях, торговали в лавках, а то и вовсе отсутствовали.

Эньен рвался к Светоносной – реке, отсекающей королевский дворец, жилища аристократов и главный городской храм от кварталов с менее знатным населением. Ещё ребёнком он умудрился свалиться в озеро: барахтался и орал, конечно, но пока друг бегал за подмогой, пока вытаскивали – научился держаться на воде. А вот преследователи в форменных кольчугах рисковали потонуть. К тому же есть шанс проскользнуть на корабль… В общем, всё лучше нежели пытать счастья со стражей у ворот либо сигать с высоченной стены прямо в каменистый ров.

К сожалению, у реки беглеца ожидало прескверное препятствие. Мало что крыши перестали быть покатыми, дыбясь под крутыми углами, так ещё и до набережной оставалось шагов сто площади. Тут шла бойкая торговля рыбой, разгружались корабли, давали первые выступления заезжие циркачи – словом, деятельность кипела вовсю. И, естественно, за порядком присматривало немало стражников, всюду сновали таможенники со сборщиками налогов.

А по пятам следуют храмовники. Конечно, юноша их опередил, не раз сбивал со следа, но те же не дураки – понимают, как проще покинуть город. И дурная слава о «нечестивом» семействе наверняка разошлась по округе. Кто-нибудь заметит, узнает, крикнет – площадь мигом превратится в смертельную ловушку, окружённую представителями закона. Повернуть? Ещё страшнее! Нет, путь один – вперёд и только вперёд, к реке, и будь что будет!

Выбрав ближайший безлюдный переулок, Эньен подошёл к краю крыши, свесился на руках и спрыгнул. В ноздри ударил резкий запах нечистот, что сливали сюда жители; после свежего воздуха сверху смрад казался особенно мерзким. Еле-еле удержавшись на ногах, чтобы не плюхнуться в свежие лужи помоев, молодой человек сплюнул и поспешным шагом направился прочь, к широкой улице, ведущей прямиком в порт.

Здесь галдели, кричали, ругались, сплетничали – в общем, гам стоял преизрядный. На лишнего человека никто и не подумал обратить внимания, разве что торговцы жадно впивались глазами в каждого, кто подходил к лавке слишком близко. Под ногами постоянно сновали ребятишки: кто поискуснее – в поисках толстого кошеля на поясе у разини, остальные – испрашивая подаяния. Тёмные личности да плохо одетые дамы зазывали прохожих – в лучшем случае на азартные игры, а то и для иных непотребств. Стража на беспредел привычно не обращала внимания, лишь одинокий священник в серебристом балахоне пытался проповедью наставить заблудшие души на путь истинный.

- Покайтесь и откройте сердца для Творца, соблюдите заповеди Писания, дабы очиститься и в Град Небесный войти! – вторил мыслям Эньена проповедник. Он стоял на невысокой круглой площадке, недалеко от края набережной, и в такт растянутой в песню речи помахивал бронзовым Святым Знаком. Не лёгкое дело, надо признать – литой символ веры представлял собой треугольник, возвышающийся над массивным шаром – в память о том, как Всевышний когда-то зажёг спасительные светила над грешной землёй. Те яркие три звёзды и поныне горят в небесах, призывая грешников раскаяться, а паломникам указывают путь к сердцу мира – Священному Городу Хорсту.

Периодически к священнику подходил человек, вдохновлённый речью, клал мелкую монету в коробку с прорезью, становился на колени, останавливал Святой Знак в его колебании на цепи и прикладывал ко лбу. После же с чувством выполненного долга шёл спускать суммы куда весомее у воротил или портовых женщин, а проповедник с тяжёлым вздохом продолжал свой праведный труд.

Купеческий сын стал проталкиваться к спасительной воде, осторожно отводя людей руками и страшно боясь наступить кому-нибудь на ногу или ещё как-нибудь вызвать недовольство. Пока он преуспевал: стражники лениво стояли по краям людского потока, пребывая в удовлетворении от сравнительной тишины. Как вдруг…

Вжуф! – просвистело что-то над головой. Через мгновение яркая красная линия, пересекшая небосклон, взорвалась над рекой ослепительной вспышкой. Это храмовники подали страже знак зачарованной сигнальной стрелой.

Самообладание покинуло Эньена. Ему бы понять, что преследователи бьют наугад, стараясь вывести беднягу из равновесия, и отшатнуться вбок вместе с толпой. Но страх заставил вообразить, будто его раскрыли и вот-вот схватят. Эньен кинулся вперёд, даже не понимая, что тем самым выдаёт себя.

- Именем короля, стоять! – гаркнули разом несколько голосов. – Вот он, поганец! Хватайте!

- Убью! – заорал юноша, выхватывая короткий меч. Конечно, он не собирался приводить угрозу в исполнение, но надо же было как-то очистить путь в толпе. Люди кинулись врассыпную, заодно затруднив преследование. Послышался пронзительный визг испуганных женщин и гневные крики мужчин. На пути к воде оставались лишь двое: священник и один из стражников – должно быть, оберегающий проповедника.

- Не беги от возмездия, заблудший! Приняв его, обрящишь прощение Всевышнего… – монотонно заголосил служитель Творца.

Охранник, конечно, не рассчитывал на силу убеждения. Он обнажил клинок и бросился на преступника. Фехтовать времени не оставалось, но даром, что ли, на теле красуется неуязвимый доспех? На удивление быстро в голове Эньена выстроился манёвр. Он просто принял удар на левую руку, удивив противника, а правой ударил сам – эфесом меча прямо в лоб стражника. Бедняга хрюкнул, застонал и отшатнулся, теряя равновесие. Спустя миг оглушённый охранник валялся на набережной, а победитель, отделавшись слабой болью в руке, продолжил путь к свободе. Перед ним оставался только священник.

Но проповедник, вопреки здравому смыслу, не отошёл в сторону. Нечасто натыкаешься на такого ревнителя веры! Покачивая Святым Знаком, он продолжал говорить о принятии наказания и спасении души. А напасть на служителя Творца… Такая мысль даже в голову не приходила! Юноша отклонился от намеченного курса, пытаясь протиснуться к голубой ленте, что манила спасением. Никакие стрелы не поразят его, останется лишь немного проплыть, забраться на любой корабль да обрубить канаты, держащие шлюпку…

Не получилось. Тяжёлый литой шар Святого Знака, раскрученный сильной рукой священника, опустился аккурат на затылок беглеца, подставившего спину. Шлем добротно смягчил удар – но всё же недостаточно. У Эньена потемнело в глазах и загудело в ушах. Силы покинули беднягу. Он рухнул без чувств у самого края пристани, лишь чуть-чуть не добравшись до столь желанных вод. Последним, что он услышал, был призыв священника:

- Лучше один раз ответить пред правосудием, нежели всю жизнь отвечать пред совестью!

Возвращение в сознание затянулось. Эньен обладал замечательной способностью: чувствуя, что в реальности не ждёт ничего хорошего, он инстинктивно отключался и с упоением витал в грёзах. Авось как-нибудь само рассосётся. В детстве это помогало: взрослые успокаивались, слабее пороли за шалости. Вот и сейчас молодой человек получал меньше тумаков, чем полагается арестантам. Его куда-то тащили, обыскивали, раздевали, а он в полудрёме представлял, как на солнечных полянах танцуют прекрасные принцессы. Разум совсем не стремился туда, где беднягу все ненавидят, и под брюхом уж точно не пуховая перина.

Но очнуться пришлось. Дала о себе знать ноющая боль в затылке, в нос забрался смрадной запах, а оголенные участки тела колола грубая охапка соломы. Эньен застонал и приоткрыл глаза – чтобы через мгновение разочаровано закрыть их вновь. Он определённо находился в тюрьме, в нижней одежде, лишённый имущества и надежд на светлое будущее. Слабый свет из зарешеченного окошка едва вырывал из тьмы плохо обработанные каменные стены да дверь с небольшой откидной створкой, обитую железом.

- Из грязи в князи, а потом снова в грязи. Блестящая биография, – констатировал юноша. – Ну, когда начнём знакомиться? Я уже встал! – подбодрил он себя задорным криком, абсолютно не подходящим ситуации.

Крик разнёсся глухим эхом по коридорам. В ответ где-то далеко зашумели. Под шарканье приближающихся шагов молодой человек осмотрел мрачное пристанище с бо́льшим тщанием. Зря он привлёк внимание, вдруг, как часто бывает в сказаниях, найдётся подкоп? Судьба поспешила разочаровать: на стене обнаружились еле заметные крестики, которыми предшественник обозначал дни. До какого события вёлся отсчёт, красноречиво говорила аккуратно выбитая петля, завершающая строчку. Её также перечеркнули – значит, никакого шанса на спасение смертнику не представилось.

- Подрезали крылья… – вздохнул арестант. Старец в Мрачном как-то молвил ему, прищурившись: «Чую, мальчик, высоко ты взлетишь!». Теперь если и сбудется, то в виде экзотической казни наподобие запуска к небесам с катапульты…

Створка откинулась. На Эньена уставилась рыжая усатая морда. По ту сторону двери лязгнул засов, заскрипели проржавевшие петли, и на пороге камеры появился тучный тюремщик, одетый в чёрную тунику и такие же штаны – точь-в-точь палач. Поверх он нацепил деревянный панцирь с металлическим ободом и заклёпками, выглядевший по-дурацки, поскольку шипастая палица в руке не позволяла и надеяться одолеть здоровяка.

- Твоё? – рявкнул тюремщик, ногой вдвигая в камеру заплечный мешок юноши.

Сверху лежала руландская зачарованная куртка, снятая с бедняги. К счастью, выглядела она невзрачно и никого не заинтересовала.

- Моё, – молодой человек не стал отпираться. – Полагаю, там всё, окромя презренного злата?

- Не было никакого злата, – с искренней печалью подтвердил толстяк. Юноша понял: деньги таинственным образом исчезли ещё до попадания мешка правосудию. И то верно – к чему искушать служителей закона?

- Эньен из Мрачного, – загудел тюремщик ровным тоном, поигрывая перед носом заключённого палицей. – Вы обвиняетесь Великой Церковью Хорста в преступлениях против Веры. Посему мирская власть не участвует в процессе, токмо лишает вас всех титулов и привилегий до вынесения решения Судебным Собором… Короче, – он презрительно скривился в лице, – перечисляй содержимое сумки. Рольн?

Из-за широкой спины здоровяка вынырнул маленький человечек с пером и дощечкой, к которой был пришпилен лист качественной бумаги. Сбоку торчала закрытая чернильница. Он протиснулся в камеру, сел на пол перед узником, откинул крышку чернильницы и приготовился писать. Обычные заключённые не удостаивались такой чести, но храмовники следили за соблюдением предписаний. В случае ошибки нерадивый чиновник рисковал сам оказаться под надзором Великой Церкви.

- Из оружия у меня были меч, лук и колчан стрел… – начал перечислять Эньен.

- Лежат тут, – недовольно буркнул тюремщик, стуча палицей по правой стене.

- Не видать тебе их, как своих жирных ушей, – про себя усмехнулся юноша, а затем продолжил: – Комплект заговоренных кожаных доспехов, там куртка, шлем и штаны…

- Ага! – пискнул писец, скрипя пером. – Ты получил их от Нечистого?

- Что? – Эньен изумился почти натурально, приподнимая брови, хотя, признаться, ожидал такого вопроса. – Это Джока, отца моего, он их из похода дальнего привёз.

- Отец твой – ведьмак, казнённый за грехи его! Ты знал об этом?

«Казнённый». Так они, значит, называют бессудное острие меча на площади.

- Нет, – сухо ответил юноша. Ему очень хотелось просто дать в морду этой малявке, что носа из-за письма не высовывает, а смеет сходу обвинять человека в самых тяжких преступлениях… Но соседство тюремщика делало идею малопривлекательной. Оставалось только защищать себя, насколько возможно.

- А что доспехи не нашенские? Злой силы на них печать, такие человеку даются лишь для свершения поступков нечестивых! – продолжал настаивать писец.