Часть 7 (2/2)

— У тебя все получилось, — Хэл ласково погладил Эдмунда по волосам, которые тот остриг так же коротко, полукругом, как и сам Хэл, — ты много сделал для меня. И многое еще сделаешь. Пока я жив, ты будешь со мной. Мой лучший лекарь сказал мне, что твое самочувствие вскоре улучшится, а ему я полностью доверяю. Он и мертвого из могилы поднимет! — рассмеялся он.

— Хэл, прости за все…

— Ничего не желаю слышать, — поправив подушку, Хэл поцеловал Эдмунда в горячие пересохшие губы, — Ты оправишься домой. Тебе нужен покой и отдых. Твоя Энн хорошо позаботится о тебе. А я скоро к тебе вернусь. Вернусь с победой. Я знаю это. Я чувствую, что впереди нас ждет победа и слава.

— Все так, мой король. Ты победишь, — почувствовав прилив сил, Эдмунд приподнялся с подушки и крепко обнял Хэла. Он знал, что, ежели король верит в свою победу, то так и произойдет.

— Как жаль, что я не участвовал в этой битве!

— Не стоит сожалеть, Нэд. Главное, что ты здоров и полностью оправился. А для тебя у меня будет еще немало поручений. Азенкур — это только начало, — сузил глаза Хэл, — французская корона принадлежит мне по праву.

— Конечно, Хэл, — улыбнулся Эдмунд.

Он и правда полностью оправился от постигшей его во Франции болезни, боли больше не мучили его, все прошло бесследно, будто и не бывало. За то время, что он выздоравливал, пребывая дома, Хэл уже успел многое сделать, для того, чтобы приблизится к своей цели — французской короне. Осада Арфлера, как и следовало ожидать, благополучно завершилась — благополучно для англичан, но отнюдь не для французов. Хотя, условия сдачи города были выполнены, и жителям, присягнувшем на верность английскому королю было разрешено остаться, остальным же было приказано покинуть город. Близ местечка Азенкур английская армия одержала решительную победу над численно превосходящей армией французов. В той битве погибло множество французских дворян и многие были взяты в плен. Победа была блестящей и безоговорочной. В Лондоне Хэла встречали, как героя, и уже более никто не смел сомневаться в его законном праве на корону. Корону двух королевств.

— Многие погибли. Герцог Жан Алансонский, коннетабль Д’Альбре… Этот мерзавец Алансонский пытался меня убить, — усмехнулся Хэл, — Его герцогство я подарю Джону.

— У герцога нет наследников? — спросил Эдмунд.

— Есть. Шестилетний щенок, тоже Жан. Он, кстати внук нашей мачехи. Но это не важно. Джон мне гораздо ближе, нежели вдовствующая королева, и уж тем более ее внучок. Ни ее дочь, ни этот щенок нам не помеха. Нам уже ничто не помешает в осуществлении наших планов, — Хэл провел рукой по его щеке, поцеловал ее. Эдмунд попытался обнять Хэла, но тот внезапно отстранился, и продолжил свой рассказ о событиях при Азенкуре.

— Нам удалось взять в плен множество дворян. Но самый дорогой трофей захватил Ричард Уоллер. За это я произвел его в рыцари.

— Какой трофей, Хэл? — Эдмунду показалось, что при словах об этом трофее, глаза Хэла зажглись огнем страсти, тем огнем, каким они всегда зажигались в моменты их близости. Но, быть может, ему просто показалось?

— Молодой герцог Орлеанский. Карл Орлеанский*, племянник безумного короля, — улыбнулся Хэл.

— О Господи… — вырвалось у Эдмунда.

Эта новость его, отчего-то, совершенно не обрадовала. Наоборот, он почувствовал, как в душу змеей вползает тревога. Хэл говорил об этом Карле Орлеанском с таким вдохновением и восторгом. Был ли он рад получить в качестве пленника принца крови и возможного претендента на французский престол? Собирался ли держать его в заточении, как кода-то отец Хэла, Генрих IV держал самого Эдмунда? Но почему же так загорелись его глаза? Была ли для этого иная причина?

— И… что ты теперь будешь с ним делать? Где он будет пребывать?

— Пока он будет находиться в Грумбридже, в поместье Уоллера. Он — ценный пленник. Я не выпущу его из рук, — холодным тоном произнес Хэл.

— Он красив? — хотел было спросить Эдмунд, но понял, что это глупый и неуместный вопрос, — со своими пленниками ты волен поступать, так, как сочтешь нужным, — ответил он, в глубине души надеясь, что с этим молодым герцогом Орлеанским Хэл и вовсе не собирался никак поступать, и что он никогда не заговорит о нем вновь.