Эпилог первый (1/2)
В пятницу вечером Платон заявил за семейным ужином, что на выходных они с Володей намерены белить и клеить обои у Марты и Риммы Михайловны. ”Прямо в день рождения?” - удивился Яков Платонович. ”Так не отмечают же, - ответил сын. - Сегодня же только поминали опять, девять дней. Какое там празднование... А на ремонт согласились сразу”. Штольман кивнул, логика в этом была, пусть и не очевидная. Во-первых, предписание ”Делом займитесь!” в сложных жизненных ситуациях никто не отменял. Во-вторых, ремонт был активным совместным времяпрепровождением на все выходные, к нему прилагались общие обеды, ужины и разговоры, желанные для всех участников. Вот только объём работ с учётом сжатых сроков был, пожалуй, великоват. ”Помощь не нужна?” - поинтересовался он. Сын ответил не сразу, сперва покосился на мать, которая последние пару минут что-то упорно разглядывала в своей тарелке. ”Я же на день рождения тоже был приглашён, так что готов принять участие и в эрзац-мероприятии” - продолжил Штольман. ”Если так, то все только рады будут”, - отозвался сын.
Ася так и промолчала до конца трапезы. Платон поблагодарил и ушёл в свою комнату, бросив на мать сочувственный взгляд. Штольман ждал, набравшись терпения, пока жена сама изволит прения открыть. Когда хотела молча встать с тарелками, ласково удержал за руку и получил в ответ взгляд, полный самых разнообразных эмоций. Ответил с улыбкой:
- Ну, выскажись уже, душа моя...
- Что бы я ни сказала, ты всё равно сделаешь то, что считаешь нужным, - сказала Ася сердито.
- А ты всё равно скажи, что хочется.
- Теперь не только Платон, теперь и ты у них по выходным пропадать будешь?!
- Только на эти выходные.
- И зачем это нужно?
- Видишь ли, Асенька, - Штольман поднёс руку жены к губам и нежно поцеловал её запястье. После этого, как и предполагалось, жена вырываться перестала, и даже взгляд немного потеплел. - В нашем последнем расследовании Римма Михайловна нам очень помогла, причём даже в ущерб своему здоровью. А долг, как известно, платежом красен.
- Я так понимаю, что тебе не только эта девочка, тебе и её тётя понравилась? - задала жена давно ожидаемый вопрос.
- Мартина тётя, действительно, показалась мне хорошим человеком, - Он не мог не улыбаться. То, что после двадцати трёх лет брака его молодая и дивно красивая жена по-прежнему всерьёз ревновала его к любой женщине, оказавшейся от него в радиусе менее пятисот метров, и льстило, и смешило, и придавало жизни остроты и красок. - Но тебе беспокоится совершенно не о чем.
Ася, однако, так не считала:
- Она красивая?
- Очень. Капитан Сальников оценил в полной мере.
- Что это значит?
- То, что у Риммы Михайловны с Володей роман. Такой, что от работы отвлекает.
Ася коротко задумалась, потом пробормотала:
- Значит, он не шутил...
Штольман не вполне представлял, в какой ситуации Володя мог рассказать Асе о своём любовном увлечении, но предпочёл не заострять на этом внимания:
- Шутит он по-прежнему много, и тем не менее с Мартиной тётей у них всё серьёзно... Как и у нашего сына с Мартой.
Ася снова вскинулась, посмотрела гневно. Ещё бы, почти успокоив её в одном вопросе, он немедленно задел другое больное место. Яков Платонович снова неспеша поднёс её тонкую руку к губам.
- Незачем сердиться, душа моя, и обманываться не стоит. Всё идёт к тому, что внуки у нас будут рыжими и веснушчатыми...
- Mein Gott, Jakob, bist du verrückt geworden?! Das ist doch krank! - Ася вспыхнула и снова попыталась отнять у него руку.
- Послушай меня, Асенька, и подумай на досуге спокойно над тем, что я скажу. Там нет ничего больного, всё очень естественно и светло. Марту сын уже никуда не отпустит и никому не отдаст, и правильно сделает. Вот ты, душа моя, маешься уже который месяц, да так, что смотреть больно, и совершенно напрасно. Не бояться тут надо, а радоваться...
- Чему радоваться, Яков? - проговорила тихо Ася.
В глазах её плескался сейчас не гнев уже, а то самое мучительное беспокойство и ещё... надежда? И это было уже совсем хорошо, потому что значило, что она слушает его и слышит. Он снова поцеловал ей руку, а потом и притянул жену к себе на колени, и когда она обвила его руками за шею, продолжил:
- Тому, что сын хорошую девочку нашёл. Чудо-девочка. И уже сейчас нашёл, молодым совсем, не мыкался до тридцати с лишним в поисках, как это с другими мужчинами в нашей семье случалось, не тратил жизнь на чужих и пустых. И смог распознать, что обрёл свою, не испугался, что юная совсем. А ведь это значит, Асенька, что семья прирастёт совсем скоро, причём хорошими людьми. Мы не теряем сына, как тебе всё мнится, совсем наоборот, мы можем приобрести дочь. И не только внуков дождаться, но и увидеть, как они взрослеют. А это очень-очень дорогого стоит, душа моя. Я, признаться, и не рассчитывал.
- Не смей так говорить, - выдохнула Ася и прижалась к нему ещё теснее. - Ты должен жить долго, ты мне обещал - помнишь?
- А я ничего такого и не говорю, родная, - улыбнулся Штольман. - Я как раз собираюсь жить долго и счастливо, и другим того же желаю.
- Володе, к примеру? - спросила неожиданно Августа.
- Конечно. Сколько лет уже, как Тани не стало, а он всё один, а ведь по натуре не одиночка совсем.
- Сначала он не мог просто, - сказала жена тихо и серьёзно, удивив и обрадовав его ещё больше, - потом из-за Маши, а позже просто привык, мне кажется. К плохому тоже можно привыкнуть, и даже убедить себя, что всё в порядке. Пусть эта... Мартина тётя встряхнёт его как следует. Твоя мама была бы рада.
В субботу договорились на девять утра, но Штольман чуть опоздал, пришлось на телефонный звонок по работе ответить. Дверь ему открыла Римма Михайловна и его появлению удивилась, видимо Володя с Платоном её не предупредили, пожалуй, что и нарочно, развлекались, обормоты. Впрочем, выражение лица женщины, когда она поняла, что он тоже собирается её потолок белить, дорогого стоило. ”Римм, мы Якова не звали, он сам, - донёсся откуда-то из глубины квартиры голос Володи. - А он у нас начальство, так что пришлось смириться”. Римма Михайловна невольно улыбнулась.
- Спасибо, конечно, но... - вздохнула она. - Хорошо, хоть соседей нет, а то разговоров опять на полгода было бы.
- Ага, - выглянула из-за угла сияющая Мартуся, - экскурсии водили бы посмотреть на ремонт, который товарищ генерал делал... - В комнате заржали. Явно довольная произведённым эффектом, девочка продолжила: - Доброе утро, Яков Платонович! Вам тоже сделать шапку из газеты?
- Буду благодарен, - ответил Штольман.
- С вами не соскучишься, - покачала головой Римма Михайловна.
- Да, это вряд ли, - согласился Штольман. Марта прыснула и убежала, а он решил прояснить один интересовавший его вопрос. - Римма Михайловна, вы насчёт письма Шапошникову что решили?
Мартина тётя немедленно посерьёзнела и кивнула ему в сторону кухни. Он последовал за женщиной, не разуваясь, всё равно весь пол в квартире был газетами застелен. Женщина остановилась у окна. Выглядела она сегодня много лучше, чем когда он её в последний раз видел и в сознание приводил, и ни спортивный костюм, ни завязанная на затылке косынка совершенно её не портили. Хороша была Володина избранница, так что Ася всё равно будет нервничать.
- Я прочитала письмо, - сказала она напряжённо, - поняла, что должна. - Он кивнул. Отправить письмо непрочитанным тут значило, по сути, умыть руки. - Ирине Владимировне было очень важно убедить Шапошникова в том, что к его аресту она никакого отношения не имела. Мне кажется, ей до сих пор это важно, - добавила она, понизив голос.
- Это вполне возможно, - ответил он задумчиво. - Анна Викторовна рассказывала, что духи, приходившие к ней, не всегда стремились изобличить своего убийцу. Часто у них были совсем иные мотивы: кого-то спасти, исправить ошибку, довести начатое дело до конца... А были и такие, кому до живых и вовсе никакого дела больше не было, так что они вообще не хотели на вопросы медиума отвечать. Однако Флоринская, похоже, не из таких.
Римма кивнула:
- Но ведь письма не хватит, чтобы убедить его. Если Шапошников все эти годы считал, что Ирина Владимировна виновна во всех его бедах, если не поверил ей, даже когда она приехала к нему в ссылку, то он и сейчас не поверит.
- Считаете, мадам Флоринская хочет, чтобы вы провели расследование, вычислили доносчика и предъявили его Шапошникову? - Штольман поднял левую бровь.
- А разве это возможно после стольких лет?
- Возможно всё. К примеру, военных преступников ищут и находят до сих пор. Я могу попробовать поднять из архива дело Шапошникова. Там должен быть тот самый донос. Если его написали от руки, то можно будет сличить почерки, хотя бы даже с этим письмом, можно и эксперта-почерковеда привлечь для убедительности. Доносчика не определим, так хоть Флоринскую обелить получится. А кроме того, можно попробовать ещё раз с Ольгой Петровной Лялиной поговорить, ведь она с Флоринской давно.
- Тридцать лет, - уточнила Римма.
- А если недостаточно давно, - продолжил Штольман, - то может знать, кто был до неё.
- Это было бы просто замечательно, - сказала женщина горячо.
- Я сделаю запрос в понедельник, Римма Михайловна. Попробуем исполнить последнюю волю, в завещании не прописанную...
В этот момент в кухню вбежала Марта со свёрнутой из газеты шляпой в руках.
- Вот, - протянула она ему своё произведение, - я очень старалась.
От озорства и предвкушения у девочки подрагивали губы и крылья носа. Штольман покрутил изделие в руках, решил, что наполеоновский бикорн будет уже чересчур, и надел шляпу наподобие пилотки. Девочку, да и её тётю, порадовал всё равно. Платон, как раз появившийся в дверях, его вид тоже явно оценил.
- Пап, мы с тобой тогда начинаем белить с коридора и ванной, известь развели уже, а после обеда в кухню перебираемся, а дядя Володя с Серёгой белят в комнате, а потом клеят газеты на стены. Обои точно сегодня не успеем, их завтра уже.
- А мы отвечаем за обед, ужин, варим клейстер для обоев, и так, на подхвате, - отрапортовала Марта.
- План завизировать или устного согласия хватит? - поинтересовался Штольман, в очередной раз вызвав приступ искреннего веселья у всех присутствующих.
Мартуся, естественно, оказалась на подхвате у обоих Штольманов, а сама Римма помогала Володе с Сергеем Лепешевым. Когда она поняла, что Володя привлёк к их ремонту своего подчинённого, она чуть не возмутилась вслух. Заметив её настроение, он немедленно утащил её на кухню и там, улыбаясь, объяснил, что Лепешев сам из Новгорода, в северной столице только полгода, ещё толком не освоился, живёт в общежитии, днюет и ночует на работе, так что ему только на пользу будет провести два дня в хорошей компании, в неформальной обстановке, познакомиться как следует с Платоном, с которым они почти ровесники, ну, а в придачу два чудесных домашних обеда и два ужина - так вообще за счастье. Пока Римма переваривала полученную информацию, Володя вдруг подхватил её в охапку, оторвал от пола, чмокнул почему-то в нос, шепнул: ”Я соскучился” и ушёл показывать Серёже ”фронт работ”.
Потом появился Штольман-старший, чего она совсем уж не ожидала. Хотя почему, собственно? Кажется, после того, как она полежала на половичке, пока Яков Платонович ей чай готовил, удивляться уже было нечему. Когда она рассказала о тех событиях Володе, - он как раз забрал её с работы и они полтора часа просидели в его машине, - он так смеялся, что она уже почти пожалела о своей откровенности, а потом вдруг сказал: ”Хорошо, что ты в него не влюбилась, а ведь могла бы. Просто повезло, что ты уже успела влюбиться в меня”. От смеха и возмущения она так дёрнула чёртика на зеркале заднего вида, что он остался у неё в руке. ”Оторвала? - обрадовался Володя, заметив учинённое ею безобразие. - Если хочешь, можешь себе оставить. Дурацкий, конечно, первый подарок, но памятный”. Римме было в самый раз. Чёртика она теперь постоянно носила с собой в сумке. Вот правда, как школьница...
Она уже почти закончила с обедом, а Мартуся сварила мучной клейстер. В очередной раз выполоскав под краном кисть, Римма отнесла её работникам. Красили мужчины по очереди: один стоял на стремянке высоко под потолком, другой страховал, придерживал эту самую, не слишком устойчивую стремянку. Пока она была на кухне, они опять поменялись местами и Володя оказался внизу. Подойдя и отдав кисточку, она замерла, увидев у него на предвлечье кровь. Довольно много, десяток капель уже сбежали от длинной царапины к локтю.
- Володя, это что? - спросила она. - Откуда?
- Где? - не понял он. Пришлось ткнуть пальцем. - Ерунда, где-то наверху на стремянке зацепился, наверное...
- Это надо немедленно обработать, - сказала озабоченно Римма.
- Да ладно, Римм, - отмахнулся он, - тоже мне, нашла ранение боевое... Потом промою и все дела.
- Прямо сейчас, - стала настаивать она. - Стремянка ржавая местами. Только столбняка нам не хватало.
- Капитан Сальников, отставить спорить с Риммой Михайловной, - донёсся из коридора насмешливый голос Штольмана.
Володя фыркнул и обратился к Лепешеву:
- Слышь, Серёга, начальство требует, чтобы я оставил тебя одного в таком вот неустойчивом положении.
- Ну, Яков Платонович лёгкой жизни никогда никому не обещает, - ответил немного меланхолично парень под потолком.
В коридоре засмеялись. Смеялись Штольманы чуть ли не хором, старший сдержанней, конечно, но всё равно очень похоже. Римма с Мартусей уже и удивляться их необыкновенному сходству перестали.
Очутившись с Володей в кухне, Римма аккуратно промыла по краном царапину, в одном месте довольно глубокую и рваную. Как это можно было не заметить, скажите на милость? Обработала перекисью водорода по всей длине. ”Щиплет?” - ”Не то слово... Подуешь?” Он опять её дразнил. Он постоянно это делал. Они стояли у раковины очень близко друг к другу, Римма чувствовала и исходящее от Володи тепло, и запах его кожи, и одеколона, и как будто даже стук его сердца слышала, хотя этого же не могло быть на таком расстоянии. Она никуда не стала дуть, просто заклеила пластырем место глубокого пореза, но не удержалась, - она же живая! - провела по предплечью пальцами, нежно обвела царапину, произнесла привычное: ”До свадьбы заживёт...” и замерла, поняв, что только что сказала. ”Ты за этим меня с лестницы сняла? - поинтересовался Володя с той самой бесконечно будоражащей певучей интонацией, которая, как она теперь знала, появлялась у него во вполне определённых ситуациях. - Чтобы предложение сделать? Ты, главное, не передумай потом, когда заживёт...” Пусть это будет сейчас всерьёз, подумала Римма. Это безумие, но пусть это будет всерьёз! Она уткнулась лбом куда-то ему в шею и пожаловалась: ”Володечка, у нас полный дом людей...” - ”Вот именно! - немедленно согласился он. - Вот поэтому-то я и не хотел идти, но вы со Штольманом меня уговорили. Теперь придётся целоваться на свой страх и риск...” Это было невозможно... просто невероятно... сладко.
День рождения прошёл хорошо, даже замечательно, как и предыдущий день. Мартуся не могла не радоваться, хотя и устала, конечно, немножечко. В комнате у них с Риммочкой теперь стало ещё лучше, светлее. Симпатичные обои с ромбиками девочке просто ужасно нравились, хотелось их погладить, но трогать не разрешалось, пока не просохнут окончательно. Самое главное было, конечно же, не в обоях, сияющих потолках, свежевыкрашенных батареях и сантехнике, которую они с Риммочкой отмыли до какого-то совершенно невиданного блеска. Главное было в людях, с которыми они все эти два дня провели вместе. Эти люди уже казались ей... семьёй, хотя она и побаивалась пока так думать. Но ничего, она привыкнет. Дядя Володя и раньше ей очень нравился, а сейчас ещё больше, сейчас она готова была любить его просто за то, что у них стало получаться с Риммочкой, за то, с каким выражением лица тётечка убегала по вечерам на свидания и с каким возвращалась. И Якова Платоновича Мартуся больше не робела, даже странно было вспоминать, как она запаниковала десять дней назад, когда Платон сказал, что придёт на её день рождения с отцом. Достаточно оказалось почувствовать, что сходство у отца с сыном явно не только внешнее, и подумать, что вот таким её Платон, наверное, станет через тридцать лет, чтобы всякий страх как рукой сняло. Вот только Мартуся всё сделает для того, чтобы Платон и через тридцать лет больше улыбался, и не только глазами. Она очень-очень постарается.
Хоть и решили они день рождения не праздновать, но за ужином дядя Володя всё-таки поднял тост за именинницу. Сказал: ”Пусть всегда будет солнце!” Наверное, она покраснела, так это было приятно! А потом, когда все стали чокаться чаем и лимонадом, она встретилась глазами с Платоном, который сидел напротив, и он произнёс очень тихо, одними губами, только для неё: ”Солнышко...” И сердце грохнулось опять куда-то вниз, ох, мамочки! После тоста Платон поднялся, сказал с улыбкой, что пойдёт за подарком, и ушёл. И пока не вернулся, хотя прошло уже целых полчаса и все почти закончили ужинать. Последние десять минут Марта уже и слушать не могла, о чём говорили взрослые, хотя до этого ей было очень интересно и весело. В конце концов она тихонечко выбралась из-за стола и вышла в коридор, Риммочка проводила её сочувственным взглядом. Вот куда он делся? За полчаса можно два раза дойти до его дома и обратно, а не дойти, так добежать. Платон, конечно, бегать не будет, ещё не хватало, но если через пять минут он не появится, то она пойдёт ему навстречу. А почему, собственно, только через пять минут? Потому что Риммочка сказала ей вчера, что она должна вести себя с Платоном поосторожней? А что изменят эти пять минут? И вообще, тётечка имела в виду, что она не должна бежать к Платону и бросаться ему на шею, а она и так не собирается этого делать. Она пойдёт потихонечку и Гиту заодно выгуляет. Правда, Гиту ещё попробуй, вымани из кухни, где столько вкусного и все с ней делятся.
Пока Мартуся раздумывала, из кухни выглянула Риммочка:
- Ты чего тут, ребёнок? Не можешь дождаться? - Марта медленно покачала головой. - Но ты же точно знаешь, что он вернётся.
- А вдруг что-нибудь случилось?
- Ничего не случилось, - улыбнулась тётя. - Просто, наверное, подарок большой и его трудно нести.
- Риммочка, можно, я выйду? - попросила Марта нерешительно. После вчерашнего разговора она как-то немножко растерялась.
- Конечно, можно, что за вопрос!
Марта просияла и кинулась переобуваться. Сбежала по лестнице во двор и тут же буквально в десятке шагов увидела Платона, катившего рядом с собой... новый велосипед. Она так и замерла прямо у двери, просто остолбенела.
- Извини, что ждать заставил, - сказал Платон. - Пришлось шины подкачать, вчера не успел уже. - Он остановился, приподнял велосипед и развернул его к ней боком, чтобы она могла полюбоваться им во всей красе. - С днём рождения, Марта!
Она рванулась с места, сделала пару шагов и снова остановилась, пронзённая ужасной мыслью:
- Тоша, но это же, наверное, очень дорого, так что я не...
- Нет, - оборвал её решительно Платон, - ничего не дорого. Он же не новый. Это же Машина ”Ласточка”, ей лет двенадцать, мне её дядя Володя отдал весной, и я просто привёл её в порядок. Новые здесь только камеры, седло и звонок, ну, и пару спиц заменить пришлось, покрасить, смазать. Получился просто чудо-конь, лучше нового. И Римма Михайловна в курсе, она не против.
Марта медленно подошла к подарку, погладила седло, провела двумя пальцами по раме, тронула приветливо отозвавшийся звонок. Да, этот велосипед был лучше нового. Намного лучше. Он был... просто чудо. И всё, что происходило, было чудом, вершиной замечательного дня. В горле стояли какие-то дурацкие слёзы, с которыми ей было трудно справиться: