Часть 11 (2/2)
- Это как же? - поинтересовался Штольман вкрадчиво. - Глаша вам только в среду о перекошенной дверце и о сгоревшем утюге сообщила. Выходит, по поводу дверцы вы дошли, а по поводу утюга - нет?
- Думаете, поймали меня? - скривился подозреваемый. - Ерунда это всё. Дверцу я уже и раньше поправлял. Шкаф старый, не просто довоенный, а доисторический, по-моему. Его не ремонтировать, его выбросить пора. На месте наследников, я бы так и сделал.
- Вряд ли наследники станут разбрасываться антикварной мебелью, - покачал головой Штольман. - Особенно если учесть, что после ограбления им и наследовать особо нечего... Что ж, Василий Егорович, если в краже вы признаваться не хотите, то давайте поговорим о другом.
- Это о чём ещё?
- О вашем красивом загаре, - ответил Штольман, и Сальников закашлялся в своём углу.
- Вы что... издеваетесь? - негодующе воззрился на него Орлов.
- Что вы, отнюдь. Загар у вас особенный, морской. Не в Крыму отдыхали?
- Да вам какое дело, где я отдыхал?
- На вопрос отвечайте, - в голосе Якова Платоновича звякнул металл.
- Ну, допустим, в Крыму. Дальше что?
- В каком месте? Дикарём или в пансионате?
На лице у Орлова отразилась явная работа мысли.
- Дикарём, с палаткой, - ответил он наконец. - Станция ”Семь колодезей”, Ленино, Щёлкино, мыс Казантип.
- Красивые места, - встрял Сальников с усмешкой. - И что характерно, очень далеко от Бахчисарая.
- Палатку нашли при обыске? - поинтересовался Штольман.
- Да, была, - признал Сальников. - Красиво гражданин выкручивается...
- Не выкрутится, - покачал головой Штольман. - У нас совсем другие сведения, Василий Егорович. Согласно полученной информации, в период с 8 по 20 июня этого года вы снимали комнату у Алефтины Эдуардовны Шанько на улице Краснофлотской, 15 в городе Бахчисарае. 20 июня вы исчезли, вместе с вами исчезли ценные вещи хозяйки, а сама хозяйка была найдена мёртвой. Убита ударом утюга в висок.
- У гражданина Орлова с утюгами особые отношения, - добавил Сальников.
- Это верно, - кивнул Штольман.
- Я не знаю, о чём вы тут говорите, - выдавил Орлов зло. - Не получилось кражу на меня повесить, так пытаетесь притянуть за уши какой-то крымский висяк? Ничего у вас не выйдет.
- Посмотрим, - отозвался Штольман, достал из папки какой-то листок и продемонстрировал его подозреваемому. - Это фоторобот, составленный по Бахчисарайскому делу. Узнаёте, Василий Егорович? На мой взгляд, сходство вполне очевидное.
- Это же вы несерьёзно сейчас? - ощетинился Орлов. - Да по этому вашему фотороботу кого угодно можно узнать!
- Кого угодно? - деланно изумился Штольман. - И меня?
- Нет, не вас, у вас внешность не среднестатистическая. А вот коллегу вашего - вполне...
- Хорошо, - кивнул Штольман. - Я, правда, сходства с капитаном Сальниковым не вижу, но если вы настаиваете, то он тоже примет участие в опознании. Завтра, когда приедет племянница Алефтины Шанько. Она несколько раз видела вас вблизи и уверена, что сможет опознать... А теперь вернёмся к убийству Ирины Владимировны Флоринской...
Орлов выглядел теперь совсем иначе. Он весь подобрался и смотрел на Штольмана чуть ли не с ненавистью, и в лице его отчётливо проступило что-то хищное, волчье.
- Вечером в четверг, десятого августа, вы зашли к Флоринской, чтобы починить дверцу шкафа и посмотреть утюг. Полагаю, что никакого предварительного умысла у вас не было, вы никак не могли знать, что застанете женщину в одиночестве. У неё могла быть помощница Глаша, соседки, ученики - женщина одна бывала нечасто. Вы водите дружбу и частенько выпиваете с Антоном Сечиным, зятем этой Глаши, Глафиры Резниковой, и он неоднократно рассказывал вам о ”старухе Флоринской” и о её коллекции - ”драгоценностях шведской королевы”, но, по его словам, о том, кто и когда у неё бывает, то есть о её распорядке, вы его никогда не расспрашивали. Вы принялись за работу, начали со шкафа, а может, уже успели посмотреть утюг и убедиться, что он безнадёжен. Когда приехал Кудрявцев, вы возились в спальне, и Флоринская просто закрыла дверь, чтобы вы не мешали разговору. Но то ли вам всё равно было слышно, поскольку разговор шёл на повышенных тонах, то ли вы тихо вышли, чтобы подслушать - так или иначе вы узнали, что Флоринская только что продала свою коллекцию и Кудрявцев привёз ей деньги. Это была для вас совершенно исключительная возможность, которую вы просто не смогли упустить. План возник у вас сразу, тем более, что вы уже убивали. Когда Кудрявцев ушёл, кстати, успев заметить ваш ящик с инструментами, вы сказали Флоринской, что закончили работу, и она вышла, чтобы рассчитаться с вами. Я не знаю, почему вы использовали в качестве орудия убийства гирьку от настенных часов, логичнее и проще вам было бы воспользоваться одним из своих инструментов, но возможно, ходики тоже нуждались в починке и когда гирька оказалась у вас в руках, вы просто воспользовались моментом. Первый раз вы ударили Флоринскую снизу вверх в висок, как и Шанько, но гирька легче утюга, да и Флоринская, похоже, увернулась в последнюю секунду, и первый удар прошёл по касательной. Затем она попятилась в прихожую в надежде открыть входную дверь и позвать на помощь, но она плохо ходила, поэтому вы настигли её и ударили снова у двери кухни, и ещё несколько раз, когда она уже лежала на полу. Потом вы нашли ключи от сейфа, возможно, даже в кармане только что убитой вами женщины, открыли сейф, забрали деньги и облигации. Сложили всё это, предположительно, в ящик с инструментами и ушли, прихватив с собой орудие убийства. У себя дома вы переоделись и отправились к своей любовнице, Нине Валеевой. По дороге, в сквере возле детской площадки, вы зашвырнули орудие убийства в кусты, где его и нашли добровольные помощники следствия. Вы, очевидно, пытались обтереть гирьку, но на ней, тем не менее, остались и следы крови, и фрагмент отпечатка вашего большого пальца. Далее: гражданка Валеева показала, что вы появились у неё в десять часов вечера, хотя в этот день и час она вас не ждала, и принесли ей груду белья в стирку. В этом не было ничего необычного, она частенько вам стирала, необычно было, что вы потребовали от неё постирать часть вещей немедленно, а когда она ввиду позднего времени отказалась, вы изобразили крайнее раздражение, сами накачали воды в стиральную машину и запустили стирку. Срочность была, как я полагаю, оттого, что на вашей одежде остались следы крови... Впрочем, они и после стирки могли остаться, так что одежду вашу мы изъяли и отдали на экспертизу. Потом вы как-то заговорили Валеевой зубы, помирились с ней и около полуночи легли спать. Очевидно, вам не спалось. Вряд ли вас мучала совесть, скорее, беспокоило, что на месте преступления могли остаться ваши отпечатки и прочие следы. Возможно, вам грезились сокровища в квартире Флоринской, до которых вы ещё не добрались. А может быть, как раз ночью вы придумали, как элегантно отвести от себя подозрения, воспользовавшись перегоревшим утюгом... Ведь вы знали, что утюг неисправен, и стало быть, никак не могли использовать его для поджога. Да и вообще, вы жили в доме, который мог серьёзно пострадать от пожара, а кто же поджигает сам себя? А раз вы не поджигатель, то и не убийца. Признаю, это было очень неглупо и могло сработать. Но не сработало. Василий Егорович, вы ничего не хотите нам рассказать? Убийство двух человек из корыстных побуждений наказывается лишением свободы на срок до пятнадцати лет или даже высшей мерой наказания, так что на вашем месте я бы сотрудничал со следствием.
На несколько минут в кабинете воцарилось молчание. Орлов смотрел за окно теперь уже с какой-то звериной тоской.
- Что вы ещё хотите знать? - наконец спросил он хрипло.
- Почему, всё-таки, гирька?
- Просто получилось так, - пожал плечами Орлов. - Я, когда со шкафом закончил, пошёл к ящику с инструментами, думал, молотком старуху приложить, когда выйдет ко мне, чтобы расплатиться. А она окликнула меня из комнаты, посмотри, мол, Василий Егорович, ещё и часы - что-то цепь заклинило. Я потянул раз, другой - гирька у меня в руке и осталась. Ох, говорю, тут ещё и кольцо разошлось, надо бы поправить. И... поправил.
- В ночь убийства вы дождались, пока Валеева заснёт, и вернулись в квартиру Флоринской. В котором часу?
- Около двух часов ночи, все дрыхли уже.
- Что именно вы там делали?
- Стёр свои отпечатки везде, где их не должно было быть. Во второй раз я уже в рабочих перчатках возился, чтобы больше не следить. Утюг в розетку воткнул и в газеты укутал.
- Что вы искали?
- Так цацки эти королевские и искал. Про них Антоха всё трепал, что они как пол-Эрмитажа стоят, вот я и решил, что за семь с лишним тысяч старуха только часть коллекции могла продать. Рылся два часа без толку почти, нашёл только этот набор с янтарём, так он вообще не из коллекции, как я понимаю, у моей сеструхи подобный, и ещё один медальон, голубоватый такой, в бархатном мешочке.
- Камею ”Девочка с соловьём”?
- Не знаю, где там соловей, а девчонка - да, была, на соседскую чем-то похожа. Вещица, как по мне, особо ценной не выглядела, без камешков, только что оправа золотая. Но взял уж, что было.
- И магнитофон прихватили?
- Это я зря, пожадничал, конечно. Он большой, пришлось на чердаке прятать, а вы взяли и нашли. Ещё и быстро так, и сразу в меня вцепились. С чего вдруг? С того, что эта девчонка увидела, как я с чердака спускаюсь? Не надо было ей помогать, пусть бы сама там блевала и до квартиры своей ползла.
Сальникову захотелось впечатать подонка лицом в стол, хорошо, сидел он далеко. Судя по выражению лица Штольмана, его тоже посетили похожие мысли.
- Дальше рассказывайте, - процедил Яков сквозь зубы. - Спрятанные вами деньги и облигации мы нашли сегодня при повторном обыске в коридоре вашей коммунальной квартиры, на антресолях в пачках старых газет и журналов. Толково было спрятано, между прочим. В первый раз обыскивали только вашу комнату, да и искали, в первую очередь, шкатулку, которая уже была у покупателя. А камея где?
- У Нинки, - буркнул Орлов. - Она шьёт, так что мешок у неё большой есть с пуговицами. Туда я вашу камею и определил. Всё равно её в комиссионку нельзя было нести, больно приметная вещица. Такую только в другом городе можно было бы сбыть через пару-тройку лет.
- Гражданин Орлов у нас с фантазией, - протянул Сальников. - И детективов много читает. У него в комнате и Конан Дойл был, и Сименон, и братья Вайнеры...
- Вы мне лучше скажите, как вы про второе убийство узнали, - перебил его Орлов. - Там-то точно нигде моих отпечатков не должно было остаться.
- Да, вы протёрли в доме Шанько почти все поверхности, - сказал Штольман, - но бахчисарайские коллеги хорошо поработали и обнаружили ваши отпечатки на рукомойнике во дворе и на раме железной кровати, на которой вы спали, - Орлов досадливо поморщился. - Но нашли мы вас не по отпечаткам...
- А как?
- Этого вам знать не обязательно. Преступникам не следует знать всё о работе милиции. Просто имейте в виду, что есть вещи, о которых вы ни в одном детективе не прочитаете...
- ... Риммочка, ты теперь у нас тайное оружие милиции, - сказала Мартуся, когда Володя закончил свой рассказ, но как-то совсем невесело.
Девочка прислонилась к плечу Платона, выглядела она усталой. Они все устали, а только что рассказанная история принесла не только облегчение, но и какое-то опустошение.
- Милиция и без меня прекрасно справляется, - ответила Римма со вздохом.
- Не скажи, - возразил Володя. - Конечно, убийство Флоринской мы раскрыли бы и без всякой мистики, но времени это наверняка заняло бы больше. К примеру, эта Валеева, любовница Орлова. Они вместе работали, но отношений своих не афишировали. Мы узнали из твоего видения про какую-то Нинку, его пассию, Яков сказал, Валееву проверить, и оказалась, что живёт она буквально в двухстах метрах от того места, где нашлось орудие убийства. Тут картинка происшедшего в ту ночь и сложилась.
- А почему вы решили, что Орлов возвращался в квартиру Ирины Владимировны? - спросила Мартуся. - Почему не... всё сразу?
- По времени не получается, - отозвался Платон. - Кудрявцев ушёл от Ирины Владимировны в полдевятого, а Орлов появился у своей любовницы в десять. За полтора часа он мог успеть совершить убийство, спрятать деньги и дойти до Валеевой, но перевернуть всю квартиру - точно нет.
- Всё правильно, - согласился Володя. - Возвращался он ночью, жадная тварь. Но это и неплохо: если бы не магнитофон, найденный на чердаке, мы Орлова не задержали бы сразу, и он мог бы сбежать куда-нибудь под шумок с деньгами. И ищи его потом по всей стране... А ещё, Римма, без твоего видения второе убийство могло бы не всплыть или всплыть не сразу. И вообще, то, что мы о нём знали, нам очень в разоблачении преступника помогло. У Валеевой, кроме всего прочего, мы нашли и кулон с корундом, который ей презентовал Орлов два месяца назад, - тот самый, с убийства Шанько. Так что спасибо тебе огромное за помощь. Но всё равно, я очень надеюсь, что это не будет на постоянной основе, как у Анны Викторовны...
- Пока это от моего или твоего желания никак не зависит... - покачала головой Римма. - Оно просто есть.
Она не вкладывала в эти слова никакой особой горечи, это была всего лишь констатация, но и Володя, и Платон посмотрели на неё с явной озабоченностью и сразу засобирались по домам. Парень уже попрощался и ушёл, забрав с собой Цезаря, потому что охранять их больше необходимости не было, Мартуся с Гитой на руках проскользнула в комнату, а они с Володей задержались у входной двери.
- Римм, пока не забыл: Я ещё вчера в Первую нотариальную контору ездил по поводу завещания Флоринской.
- И что? - насторожилась Римма.
- По завещанию, составленному два месяца назад, все деньги и ценности достаются Веронике, кроме камеи ”Девочка с соловьём”. Эта камея передаётся тебе на сохранение до восемнадцатилетия или до свадьбы Мартуси, а потом становится её собственностью.
- Понятно, - Римма поджала губы и посмотрела в сторону.
- Римм, - позвал её Володя осторожно, - я, конечно, не имею никакого права тебе советовать...
- А если я попрошу совета? - выдохнула она и посмотрела ему в глаза.
- Одна камея, да ещё и не самая дорогая из коллекции, - это уже не столько деньги, сколько память, - сказал Володя мягко и серьёзно. - Символ. Флоринская продала коллекцию Шустеру за хорошие деньги, наследники столько от него никогда не получили бы. Этот гусь договорился бы с Кудрявцевым, тот охмурил бы Веронику с Белкиным так, что им и пять тысяч за счастье были бы. Так что сестру и зятя Флоринская точно не обидела. Но решать, конечно, вам с Мартусей...
- Спасибо, - сказала Римма задумчиво, потом погладила его по рукаву пиджака и повторила: - Спасибо...
- И ещё Ирина Владимировна оставила тебе письмо, - продолжил Володя.
- У нотариуса? Но почему?
- Не знаю, может, наследникам не доверяла. Вас всё равно ещё пригласят на оглашение завещания, тогда и письмо заберёшь, - Римма растерянно кивнула. - И насчёт второго письма...
- Второго?
- Ну, да. Того, что Флоринская бывшему мужу написала. Яков его прочитал, и к уголовному делу оно никакого отношения не имеет. Сказал, отдать тебе, чтобы ты решила, что с ним делать.
- Почему мне?
- Ну, не Веронике же. После того, что она Флоринской по поводу мужа наговорила...
- Наверное, его надо просто отправить адресату, - сказала Римма, осторожно приняв конверт у Володи из рук. Она немного опасалась собственной реакции на прикосновение, но ничего не произошло.
- Вот и отправь, если считаешь нужным, Штольман тебе адрес нашёл, - Володя вложил ей в руки ещё один листок бумаги.
Вот сейчас Римма почувствовала какой-то отклик внутри, приглушённый, но болезненный, а потом и уже знакомое, нарастающее беспокойство.
- Получается, ещё ничего не закончилось, - пробормотала она.
Она не знала, что в эту минуту отразилось на её лице, но Володя вдруг решительно привлёк её к себе, прижался губами к виску:
- Просто скажи, чем тебе помочь?
Внутри всколыхнулось привычное, упрямое ”Я справлюсь!”, и ещё ”Не надо меня жалеть”, и Римма даже уже почти отстранилась, упёрлась ему в плечи ладонями, но потом поймала полный тревоги и нежности взгляд и поняла, что вырываться она совсем не хочет, не может и не будет. Надо просто объяснить.
- Володя, - сказала она неожиданно громко, так что, наверное, и Мартуся с Гитой в комнате расслышали, - мне не нужна помощь. Мне... нужен ты!
Лицо мужчины мгновенно прояснилось, разгладилось, глаза потемнели:
- Ну, это-то пожалуйста, - сказал он, и снова в его голосе слышались низкие ноты, и хрипотца, и музыка. - Сколько угодно.
После этого он развернулся с ней, как в танце, прислонил её к двери и поцеловал. Когда где-то четверть часа спустя Римма, наконец, выпустила его из квартиры, она уже никого и ничего не боялась. Это было, наверное, то самое ощущение могущества, о котором накануне упомянул Штольман-старший, вот только к дару оно не имело ни малейшего отношения.