Часть 6 (1/2)

Платон собирался провести сегодня с Мартой и Риммой Михайловной как можно больше времени, помочь, поддержать, отвлечь после вчерашнего тяжёлого дня. Если бы мог, он бы вчера вообще от них не уходил, остался бы... да хоть в кухне на раскладушке. Это был тот случай, когда редкое отсутствие соседей по коммунальной квартире совсем не казалось благом. Но поскольку остаться пока было совершенно невозможно, он просто взял с Марты и её тёти твердое обещание, что после его ухода они как следует закроются и до утра больше никого в квартиру не пустят. Девочка пообещала со вздохом и добавила уже традиционное: ”Мы всё понимаем, Тоша, не маленькие”, а Римма Михайловна только утомлённо улыбнулась. Они обе вчера очень устали, смотреть было больно. После этого он сразу ушёл, только дождался за дверью, пока щёлкнут оба замка, и поднялся двумя этажами выше, чтобы убедиться, что квартира убитой по-прежнему опечатана.

Вот вроде и не с чего было преступнику возвращаться на место преступления, ведь взял, что хотел, но что-то грызло все равно. Вернувшись домой, Платон застал на кухне отца с дядей Володей и поделился с ними своим беспокойством. ”Интуицию игнорировать не стоит, - сказал отец. - Возьми и оставь у них пока Цезаря”. Мысль была дельной, жаль, что она раньше ему в голову не пришла. Так что в воскресенье он с Цезарем пришёл, к явной радости собаки.

Марта распахнула дверь чуть ли не раньше, чем он на звонок нажать успел, как будто прямо у двери его ждала. Даже не подумала спросить: ”Кто?”. Просияла при виде его так, что он просто не смог рассердиться на неё за неосторожность. Ухватила за руку и затащила его в квартиру, изрядно удивив, всё-таки обычно она так себя не вела. А потом ещё и прильнула к нему, даже дверь толком не закрыв. Он сам закрыл осторожно, одной рукой, вторую положил девочке на плечи. Кивнул Цезарю, отвернись, мол. Пёс неохотно покорился. Он и сам наверняка был бы не против пообниматься с Мартой, которую обожал, но пришлось удовольствоваться Гитой, которая крутилась перед ним как заводная, повизгивая от счастья.

- Ты чего? - спросил Платон чуть погодя. - Случилось что-нибудь?

- Ничегошеньки, - пробормотала Марта, не размыкая рук. - Просто неуютно одной после вчерашнего... Оказывается, я трусиха, - добавила она с огорчением.

- Ничего подобного... - начал было Платон, потом спохватился: - А почему ты одна? Где Римма Михайловна?

- А Риммочку дядя Володя в Комарово увёз, - сообщила девочка. - Мне кажется, у них свидание, и это просто замечательно. Я должна этому радоваться, а я тут сижу и боюсь не пойми чего.

Марта вздохнула, а Платон в кои-то веки сделал то, чего ему хотелось: положил ладонь на пушистый Мартусин затылок и легонько, едва касаясь, почесал её за ушком. Девочка изумлённо отпрянула:

- Ты меня... как кота? - спросила она.

- Как котёнка... - уточнил он, - по имени Гав. - Этот новый забавный мультфильм они с Мартой посмотрели как-то весной перед началом киносеанса. - Я тут тебе Цезаря привёл, будете бояться вместе. Вот только не знаю, как твоя тётя к этому отнесётся.

- Ты что, ты его оставить хочешь? - обрадовалась Марта.

- На несколько дней, пока не уляжется всё...

Марта присела и обняла Цезаря с возгласом: ”Ты мой хороший!”. Лёгкие руки заскользили по собачьей шерсти, лаская и теребя. Пёс положил голову Мартусе на плечо, блаженно прикрыв глаза. Теперь уже Платон с Гитой наблюдали за этим действом с неким ревнивым чувством. Впрочем, Платон был даже рад, что с ним девочка пока обычно ведёт себя сдержаннее. Неизвестно, как бы он такое выдержал.

- Ой, - спохватилась вдруг Марта, - я же не успела расчесаться! - Волосы у неё сегодня и в самом деле были в каком-то особенно живописном беспорядке. - Ты проходи в комнату, я сейчас! - Марта скрылась в ванной, оставив его наедине с собаками.

В комнату Платон заглянул с опаской: если уж Марта даже расчесаться не успела, то мало ли... Но всё было прибрано и аккуратно, как всегда. Больше всего Платону здесь нравился книжный шкаф. Собственно, это были полки - девять штук от пола до потолка, до верхней Мартуся не могла дотянуться даже со стула. На полках были расставлены семейные фотографии в рамках, где-то полтора десятка, и за время знакомства с Мартой фотографии эти менялись уже несколько раз, что было особенно интересно. Неизменным оставался только большой портрет трёхлетней Мартуси на стене у окна. Портрет был чёрно-белым, но девочка на нём почему-то всё равно выглядела рыженькой. С этим портретом была связана забавная история, приключившаяся с ними в начале знакомства.

Это было, наверное, его третье или четвёртое чаепитие с Мартой и Риммой Михайловной. Он уже немного освоился, и пока они накрывали на стол, подошёл к шкафу. Его внимание привлекла относительно недавняя фотография: Марта-подросток - напряженная, но счастливая - гордо восседала на лошади, которую держала за повод её тётя. Как оказалось позже, фото это было сделано при посещении Ленинградского зоопарка. ”Что ты смотришь?” - окликнула его от двери Марта. - ”Лошадь у тебя симпатичная”, - отозвался он. - ”Это не лошадь, это страус”, - выдала внезапно девочка и унеслась на кухню. Заявление было неожиданным и крайне Платона озадачило, уж перепутать-то лошадь со страусом он никак не мог. Он тихонько фыркнул, представив Марту верхом на страусе, и когда она опять появилась в дверях, попытался её урезонить: ”Да ну, Марта, какой там страус! Лошадь как лошадь...” - ”Нет, - настойчиво и даже немного возмущённо возразила она, - я прекрасно помню, что это был страус!” Платон вздохнул, вспомнил Козьму Пруткова и решил, что это, в конце концов, не принципиально: ”Ну, если ты настаиваешь... - сказал он. - Но по-моему, это всё-таки лошадь”. Тут Марта подошла поближе, поняла, какую фотографию он рассматривает, и сползла на пол от смеха. Им с Риммой Михайловной понадобилось минут пятнадцать, чтобы понять, чем же вызван этот приступ веселья. Оказалось, всё это время девочка думала, что он рассматривает её большой портрет на стене. В углу портрета была видна неопознаваемая часть детской игрушки. Воспоминание о том дне, когда делалось фото, было одним из самых первых отчетливых детских воспоминаний Марты, и она совершенно точно помнила, что в руках у неё был пластмассовый страус. Это действительно было очень забавно, но ещё смешнее стало, когда Марта, уже почти успокоившись, вдруг сказала: ”Какой ты всё-таки хороший! Почти согласился со мной. Уступчивы-ый...” После этого они уже смеялись все вместе, долго, чай остыл совершенно.

Марта подошла к нему и встала рядом. Волосы она аккуратно заплела в две косы, но Платон уже знал, что не пройдет и получаса, и непокорные пряди одна за другой вырвутся на свободу.

- Ты опять фотографии поменяла, - сказал он.

- Да, - кивнула девочка. - Я же перед нашей поездкой архив тёти Миры с тётей Фирой разбирала и столько прекрасного нашла. Тут мой папа и Риммочка маленькие, - показала она, - тут мама с папой в Алма-Ате на катке, тут вот я на мальчика похожа, видишь? А тут, на свадьбе, всё старшее поколение.

На большой свадебной, явно довоенной фотографии к удивлению Платона было две невесты и два жениха.

- Двойная свадьба? - спросил он.

- Да, - кивнула Мартуся. - Это тридцать девятый год. Мои бабушка и дедушка поженились в тридцать восьмом, к ним на свадьбу приехали бабушкины двоюродные сёстры из Днепропетровска, познакомились с дедушкиными младшими братьями и через год вышли за них замуж. В один день. Вот, слева - тётя Мира и дядя Давид, а справа - тётя Фира и дядя Марк.

В этот момент кто-то резко и настойчиво позвонил в дверь, так что они оба вздрогнули и обернулись. Через несколько секунд на кнопку звонка надавили снова.

- Милиция? - спросила несколько растерянно Марта.

- Нет, с какой стати им так звонить? Подожди здесь, малыш, я сам открою.

У двери уже ждал насторожившийся Цезарь, предусмотрительно державшаяся позади него Гита захлёбывалась лаем. ”Спокойно, приятель”, - сказал Платон, взял пса за ошейник и открыл дверь.

На лестничной площадке обнаружились две пожилые женщины, удивительным образом похожие и непохожие. Одна из них была высокой и довольно полной, с коротко стриженными седыми волосами, в совсем простом бесформенном платье и шлёпанцах, с большой сумкой в руке. Другая выглядела маленькой, хрупкой и изящной, немного старомодно, но со вкусом одетой, а тёмные с небольшой проседью волосы были замысловато уложены. При этом в линии носа, в разрезе глаз, в очерке губ, да и в массе других деталей читалось явное фамильное сходство. Платон узнал женщин сразу, потому что минуту назад видел их на фотографии. Вот уж воистину, легки на помине.

- Мальчик, ты кто? - прогудела высокая почти басом.

- Мы тебя не знаем, - подключилась маленькая, с похожей интонацией, но гораздо более высоким и резким голосом.

- Что ты здесь делаешь с большой собакой?

- Где наши девочки?

- Мы хотим знать, что с ними случилось...

- И почему к нам вчера и сегодня приходила милиция...

Платон хотел бы их успокоить, но шансов вставить слово у него не было. Напор был так силён, что оторопел даже Цезарь. К счастью, в этот момент мимо него с возгласом: ”Тётечки, вы как здесь?” проскользнула Марта. Шагнула к женщинам и обняла сразу обеих. Женщины же, на лицах которых теперь читалось огромное облегчение и почти обожание, синхронно наклонились к девочке и поцеловали её - высокая в макушку, а маленькая в висок.

- Мартуся, золотце, что у вас случилось?

- Мы чувствуем, что случилось, нас не обманешь!

- Где Римма, что с ней?

- Кто этот мальчик, который не может сказать даже, как его зовут?

Марте не удавалось ответить ни на один из вопросов, женщины были просто слишком возбуждены. Но чтобы успокоить их, надо было что-нибудь объяснить. Замкнутый круг. Платон представил, что сделал бы в этой ситуации отец, и возвысил голос:

- Уважаемые дамы, давайте мы всё-таки объясним всё в квартире, не привлекая внимания соседей...

Это подействовало, но не совсем так, как он себе представлял. Женщины отвлеклись от Мартуси и воззрились на него:

- У мальчика приятный тембр голоса.

- Мартуся, лапочка, а это не твой мальчик? Ты говорила, у него тоже есть собака...

Девочка взглянула на него чуть виновато, но он лишь поощрительно ей улыбнулся, отступил с Цезарем в сторону, открыл пошире дверь и сделал приглашающий жест рукой. Женщины проплыли мимо него, а Марта чуть задержалась.

- Кто из них кто? - спросил он тихо.

- Рослая с сумкой - тётя Мира, Мира Львовна, а маленькая с причёской - тётя Фира, Эсфирь Аркадьевна, - шепнула Марта.

- Что вы там перешёптываетесь? - донеслось из кухни. - Мы всё слышим...

Когда они вошли в кухню, женщины препирались между собой.

- Мира, давай, ты разгрузишь сумку, а я наконец выясню, где Римма и почему приходила милиция.

- Фира, я сама знаю, когда мне доставать эти баночки, а выяснять мы всё будем вместе.

- Тётечки, это Платон Штольман, - представила его Марта наконец. - Я вам про него рассказывала.

- Мы уже сами догадались, что это Платон.

- Нам приятно, но мы хотим, наконец, знать, где наша Римма и почему нас вчера вечером допрашивал участковый.

- Мы очень обеспокоились, очень. Мы решили сегодня ехать, а вчера готовились на случай, если кого-то из вас арестовали и нам придётся нести передачу в кутузку...

Тем временем из большой сумки на стол одна за другой извлекались баночки, мисочки и даже небольшая кастрюлька, так что вскоре стол оказался полностью заставлен. Размер ”передачи” впечатлял, что ни говори.

- С Риммочкой всё в порядке. Её увёз в Комарово дя... капитан Сальников, - принялась объяснять Марта.

- Что может быть в порядке, если нашу девочку увёз какой-то капитан?

- Нет-нет, не какой-то. Дядя Володя очень хороший, мы с ним ещё в Крыму познакомились.

- Ещё один хороший мальчик?

- Мне кажется, - не выдержал Платон, - что мальчиком дядю Володю нельзя назвать даже с большой натяжкой. Он друг моего отца...

- Значит, взрослый мальчик, - пробасила тетя Мира.

- Это хорошо, - отозвалась тётя Фира, - а то ровесник с Риммочкой не справится.

- Значит, Римма гуляет с кавалером по берегу Финского залива, а нам никто так и не объяснил, зачем милиция приходила...

Платон с Мартой переглянулись. Надо было объяснять.

- Тётечки, вы ведь помните Ирину Владимировну Флоринскую, мою учительницу музыки?

- Обязательно помним. И твою Ирину Владимировну, и её музыку...

- ”Со-оловей мой, со-оловей, го-о-лоси-и-истый со-о-ловей...”

- И как она с Адочкой нашей дружила...

- И как Адочка её оперировала...

- Тётечки, да подождите! - взмолилась Марта, и когда женщины на мгновенье замолчали, выдохнула: - Её убили в четверг вечером. И квартиру ограбили.

- Вэйзмир! - выдохнула тётя Мира.

- Горе какое... - эхом отозвалась тётя Фира.

- ... Фира, не делай такое лицо, иначе я сейчас пошлю Марту за тонометром.

- Мира, дорогая моя, твоё лицо ничем не лучше.

- Давайте, я и правда измерю давление вам обеим.

- Мартуся, что там мерить, оно у нас давно уже далеко от совершенства.

- И в космонавты нас с таким давлением не возьмут...

- Значит, этот Риммочкин капитан расследует убийство бедной певицы. А что ж ты нам сказала, что у них свидание?

- Мне кажется, я такого не говорила, - растерялась Марта.

- И очень жаль, что не свидание. Мы ей всё время говорим, что свиданиями пренебрегать нельзя.

- Ну, они с дядей Володей в Комарово и по делу поехали, и погулять.

- Это очень правильно, когда приятное совмещается с полезным.

- И что же этот капитан, хороший сыщик?

- Очень хороший.

- Тогда почему за четыре дня он так и не нашёл убийцу?

- Тётечки, не было никаких четырёх дней. Ирину Владимировну только вчера нашли, - Платон понял, что Марта не собирается рассказывать, что сама нашла тело, и это было, конечно, правильно.

- А что же нас про вас допрашивали?

- Фира, это их алиби проверяли.

- Этот капитан смеет подозревать наших девочек?

- Никто не подозревает ни Марту, ни Римму Михайловну, - вмешался Платон. - Но для порядка нужна вся информация.