Часть 5 (1/2)

Накануне они с Мартусей легли рано, где-то в полдевятого, потому что просто с ног валились. Девочка уснула сразу, но к Римме сон не шёл. Напряжение не отпускало. Столько всего произошло за этот бесконечный день, и столько должно было ещё произойти в самое ближайшее время. Жизнь менялась прямо сейчас. Незаконченный разговор со Штольманом-старшим. Так и не начатый, но необходимый разговор с Володей. Платон и Марта, которые уже очевидно для всех стали парой. Римма видела, как осторожен и бережен с племянницей парень, но всё равно, поговорить придётся и с ним, и с Мартусей. И наконец, Ирины Владимировны больше нет. Просить у неё прощения было вроде бы не за что, но теперь, когда это стало невозможно, почему-то хотелось. Хотя почему невозможно? Если она медиум и слышит мёртвых, то и они должны её слышать. Женька? ”Я точно тебя слышу, сестрёнка. Вот за остальных - не поручусь...” Ну, и кто ты после этого? Альтер эго и есть. Сердиться на брата бесполезно. Разбираться с даром придётся самой, преодолевая тошнотворный страх и неприятие сверхъестественного. Брать пример с Платона и его отца, поверять мистику логикой.

Почему ей показывают именно то, что показывают? Почему приходили видения о маме, Женьке, Мартусе - понятно, это самые близкие и дорогие люди. Но почему Оксанин Андрей? Алексей Ильич с Ольгой Петровной? Андрея она увидела, хотя совсем его не знала, с Оксаной была на тот момент знакома чуть больше недели. Печалина и Лялину знала несколько лет, но не особенно близко. Во втором случае произошло убийство, в первом - нет, там вообще все оказались живы. Где здесь связь? Есть ли она вообще, или дар хаотичен в своих проявлениях? Возможно ли для неё только ”мне показали”, или она сможет увидеть что-то сама? То, что захочет? То, что будет нужно? Платон говорил, что Анна Викторовна умела управлять своим даром и помогала своему мужу в расследованиях. Как, чёрт возьми, этим можно управлять?! Проявления дара ощущались, как удар под дых. Чужие боль, ярость, отчаяние, тоску она чувствовала, как свои собственные, даже какое-то время после того, как видение отступало, и взять себя в руки удавалось с трудом. А ведь эти обмороки не только пугают, они и для здоровья могут иметь последствия. Надо бы кровь сдать, наверное, а может, и витамины попить. Как с этим жить? Ладно ещё, если сознание она потеряет на работе, хотя и там объясняться придётся, а если на улице или в транспорте? И ведь непонятно, сколько может продлиться такой обморок, а значит, лучше постоянно носить с собой паспорт и записку в него вложить с номером телефона, чтобы, если что, сообщили, где она и что с ней. Так больные эпилепсией делают. Вот только чей номер написать? Платонов, получается, других вариантов нет. Римма вздохнула. На старых довоенных фотографиях, стоящих на книжных полках в их комнате, была большая семья, но сначала война собрала свою страшную жатву, потом - рано, слишком рано - ушла мама, а после того как разбился самолёт, остались только они с Мартусей и тётя Мира с тётей Фирой. Хорошо, что в их жизни появился Платон, без него им пришлось бы сейчас совсем туго.

Парень был очень основательным, надёжным и светлым, сильным и неуёмно деятельным, добрым и отважным. И очень похожим на своего отца, во всяком случае, внешне. А внутренне... Римма пока не поняла, понравился ли ей Штольман-старший. Отец-легенда оказался строгим, застёгнутым на все пуговицы человеком блестящего ума и железной воли, великолепным профессионалом своего дела, но... ей не хватало в нём Платоновых эмоций, притаившейся в глазах улыбки, душевной щедрости. Впрочем, о чём можно говорить после трёх часов знакомства? Тем более, что откровенный разговор о важном Яков Платонович прервал на самом интересном месте. В отличие от Платона Римма вовсе не считала, что его отец сразу ей поверил. Скорее уж, он взял паузу, чтобы поразмыслить. В любом случае, она сделала всё, что могла, рассказала ему правду... почти всю, умолчав только о разговоре с тётей Зиной. ”О тёте Зине рассказывать нельзя, сестрёнка, - тут же отозвался Женька. - Это не твоя тайна”.

Рассказать оказалось на удивление легко, это только решиться было трудно. Слушать следователь умел, как и задавать вопросы. Володя тоже умеет и то, и другое, но... он, судя по всему, ничего не знает о мистической Штольмановской наследственности, поэтому первая реакция на её рассказ может быть любой. ”Вот и посмотришь, что он за фрукт, Риммуль...” Посмотрю, согласилась Римма, всё равно больше ничего не остаётся. Промолчать и отстраниться не получилось, потому что Володя ей очень нравился, а она нравилась ему. Эта взаимная симпатия волновала и согревала изнутри, обещая нечто гораздо более серьёзное, чем просто обоюдно приятное общение. ”С вами я много чего могла бы себе представить”, - сказала она, объясняясь с ним в Крыму, и ничуть не слукавила. Случись им познакомиться полгода назад, Римма бы вообще не колебалась, но разговор с тётей Зиной и открывшийся дар смешали в её жизни всё. Женщина, считавшая себя оракулом, сказала Римме, что капитан Сальников ”хороший мужик, но не тот”, вот только руководствоваться её словами Римма, черт возьми, не собиралась. Она расскажет Володе о даре, тем более со Штольманом она уже... отрепетировала, и была не была. Недоверие и даже резкость в ответ на такую историю - это вполне нормальная реакция нормального человека, гораздо важнее, что будет потом. Но дальше она пока загадывать не решалась.

На своём диване заворочалась, а потом вдруг всхлипнула Мартуся. Римма насторожилась. После гибели родителей девочку долго мучали кошмары. Римма и по врачам с ней ходила, но ничего путного, кроме ”после такого потрясения нужно время” и ”перерастёт” так и не услышала. Время действительно принесло облегчение, а с появлением Платона Мартуся и вовсе стала улыбаться во сне, но сегодняшние события всё-таки были очень страшными. Девочка протяжно вздохнула, почти застонала. Не дожидаясь, пока она совершенно расплачется, Римма встала и, прихватив подушку, перебралась к племяннице. Легла рядом, обняла девочку поверх одеяла, тихонько поцеловала в затылок. Марта затихла, потом задышала ровнее. Это помогло и самой Римме, она наконец-то расслабилась и заснула.

Проснулась она резко, от звонка в дверь. Вскинулась, села. Часы на стене напротив показывали четверть одиннадцатого. Ничего себе отдохнули, подумала Римма. Второй звонок, совсем короткий, словно звонивший едва коснулся кнопки, застал её уже в халате на пути к двери. Домашние шлепанцы она в попыхах не нашла, сунула ноги в босоножки на высокой платформе, стоявшие под вешалкой.

Когда она открыла, Володя стоял уже у лестницы, собираясь уходить.

- Привет, - сказал он с улыбкой. - Извини, будить не хотел... - Он окинул её взглядом с ног до головы, и улыбнулся ещё шире, видимо оценив её утренний внешний вид. Вот только рассердиться на него не получилось, настолько явно ему понравилось то, что он увидел.

- Да ничего, - ответила она, - всё равно вставать пора. Мы легли вчера рано, а вот засыпали - долго.

- Я знаю, что рано легли, - сказал он. - Я хотел зайти к тебе вечером, но освободился поздно, и без четверти девять окна уже были тёмными.

- Зайдёшь сейчас? - Тут Римма подумала, что в таком виде мужчин к себе не приглашают, и добавила, стараясь скрыть смущение: - Позавтракаешь с нами и расскажешь, что нового...

- Нет, - отказался Володя, чуть помедлив. - Ты не поверишь, но я уже позавтракал. У меня дома тоже холодильник есть.

- А рассказывать ничего нельзя, потому что тайна следствия?

- Да какая тайна, если пока всё следствие крутится вокруг того, что ты нам вчера рассказала. Весь отдел работой обеспечила...

- То есть это я виновата в том, что ты в воскресенье на работе? Или ты не на работе?

- Я вчера сутки отдежурил, так что сегодня у меня должен быть выходной, но... Я тут подумал, что можно совместить приятное с полезным. - Он посмотрел на неё как-то так, что ладони захотелось к щекам прижать. - Римм, поехали со мной?

Это был не просто вопрос или просьба. Это был следующий шаг, как его рука, протянутая вчера на лестничной клетке. Но прежде чем она смогла хоть что-то ответить, за спиной скипнула дверь и в коридоре появилась совершенно растрёпанная Мартуся, на ходу застёгивающая верхние пуговки на халатике.

- Ой, дядя Володя, это вы? Здравствуйте! - сказала девочка звонко. - А я голос не узнала и... Новости есть?

- Привет, солнце, - усмехнулся мужчина. - Тебе Платон новости расскажет, когда придёт. Он вчера с нами был, когда мы с его отцом на их кухне вечером итоги дня обсуждали. А я твою тётю хочу похитить...

- Как... то есть куда? - растерялась Мартуся.

- В Комарово, на свежий воздух, чтобы помогла мне доверие важных свидетелей завоевать, - ответил мужчина, и перевёл взгляд на Римму. - Поехали?

- Дядя Володя, - покачала головой племянница, - разве, когда похищают, согласия спрашивают?

- Обычно нет, - согласился он. - Но я такой, деликатный похититель.

- Хорошо, я поеду, - ответила Римма наконец, и Мартуся обрадовалась этому не меньше, чем ”похититель”. Складывалось впечатление, что и племянница, и Платон изо всех сил за них с Володей болели. - Сколько у меня времени есть, чтобы собраться?

Володя никак не ограничил её во времени, но Римма сама отвела себе на сборы полчаса. Половину этого времени она просидела перед зеркалом, пытаясь понять, что её, собственно, ждёт. В голове было пусто и звонко, даже Женька затаился, а под ложечкой что-то подрагивало в предвкушении. Это было глупо и даже опасно, потому что могло закончится жесточайшим разочарованием, и в конце концов она рассердилась на себя и оделась не как на свидание, а как... практично, в общем, оделась. Подходяще, чтобы доверие свидетелей завоёвывать. Володя тоже был не во фраке, так что всё правильно. И что Мартуся ей бутербродов наготовила, пока она мандражировала перед зеркалом, тоже верно. Правда, пакет с бутербродами Володя у неё сразу отобрал, взвесил на руке, спросил: ”Неужели у меня такой недокормленный вид?” и открыл перед ней переднюю дверцу своего москвича.

В салоне ненавязчиво пахло табаком и мужским одеколоном. На зеркале заднего вида болтался забавный чертик из капельниц с зеленым рыльцем и копытцами. Римма зачем-то щёлкнула его по брюшку, и он забавно задёргался-заплясал.

- Это Машка моя развлекается, - объснил Володя, садясь за руль. - У меня с дюжину уже таких талисманов. В прошлом году рыба была, до этого олень, теперь вот - чёрт-те что.

- Скучает, наверное, - подумала Римма вслух.

- Разве что слегка, - хмыкнул он, заводя машину, - а так некогда ей с тремя пацанами скучать. Там нужно шесть глаз и восемь рук.

- Почему восемь? - развеселилась Римма.

- Дополнительная пара для мужа, ну, и чтоб чёртиков вертеть, когда он в плавании...

- Значит, всё-таки скучает, - констатировала она. - Фотографию дочки покажешь?

- Когда до места доедем, могу показать ту, что в бумажнике. Но там она маленькая разбойница шести лет. Устроит?

Римма кивнула, но потом опомнилась, что он смотрит не на неё, а на дорогу и сказала:

- Конечно. А долго нам ехать?

- Где-то час с небольшим. К кому мы едем, не спросишь?

- В Комарово Печалин в прошлом году дачу снимал. Видимо, в этом тоже, - сказала Римма.

- Правильно, - подтвердил мужчина. - Мы нашли вчера таксиста, с которым Флоринская обычно ездила, и он сообщил нам адрес в Комарово, куда она собиралась ехать в пятницу: 1я Дачная улица, дом 39а. В прошлом году он её уже по этому адресу возил. А в этот раз он прождал Ирину Владимировну с часу до полвторого, потом даже поднялся на этаж и позвонил, но никто ему не открыл, так что пришлось уехать восвояси... Да, кстати, когда мы у него спросили, не видел ли он кого-нибудь в подъезде, он сказал, что видел замечательную рыжеволосую девушку с кавалером... Мартуся расцветает, скоро мужики в штабеля укладываться начнут.

- Не начнут, - возразила Римма. - Ей не нужно, да и Платон не допустит никаких штабелей.

- Тоже верно, - кивнул Володя. - К женщине Штольмана клинья подбивать - это для здоровья опасное занятие... - Тут Римма тяжело вздохнула. - Что?

- Как-то это... Мы говорим, будто поженили их уже.

- Не то чтобы поженили, но... Мартуся из тех, к кому прирастают раз и навсегда. Вроде и не красавица, но чем больше смотришь, тем больше нравится. Душа чистая, голова светлая, сердце большое. Так что погуляют ещё сколько-то и в самом деле поженятся, как только станет можно. Не переживай. Хочешь - можешь Платону внушение сделать, уверен, он выслушает с пониманием. Или ты хотела, чтобы он пока в армию ушёл от греха?

- Нет, совсем не хотела, - открестилась Римма. - Зачем же так? А поговорить с ним мне действительно нужно, но не внушать, а по-человечески.

- Правильно. Яков и так всё внушит, что надо... Кстати, о Якове. Он мне сказал, что Печалин, предположительно, в Комарово не один, а с этой бывшей компаньонкой Флоринской, как её?

- Ольга Петровна Лялина.

- Да, с ней. Я его спрашиваю: ”Что, интуиция?” - А он говорит: ”Да, но не моя”. Это ты его надоумила? Вспомнила что-то?

- Ну, не то чтобы вспомнила... - промямлила Римма. Вот сейчас и можно было начать тот самый разговор, но рассказывать такое, когда Володя за рулём? Или она просто трусит и придумывает отговорки?

- Интересно с вами, - покосился на неё Володя тем временем. - В Крыму Марта правильную версию с собаками выдала, про Платона я вообще молчу, теперь ты... Милиции скоро вообще работы не оставите. Уйду на раннюю пенсию, буду крокусы выращивать.

- Почему крокусы?

- Не знаю. Слово красивое. Ещё азалии с гиацинтами. А вообще ну их, у меня внуки есть - цветы жизни... - Римма рассмеялась, Володя посмотрел на неё с удовольствием. - Хорошо ты смеёшься, только редко. Так о чём это мы?

- О деле Флоринской...

- Ну, да. По делу я вчера ещё Глашу допрашивал, и она мне рассказала, что Флоринская в этот понедельник всерьёз с сестрой поссорилась. Сестра денег на машину для супруга своего просила, но кроме язвительной отповеди не получила ничего и, осерчав, обвинила Ирину Владимировну в том, что та своего бывшего мужа в лагеря отправила. Ты об этом что-нибудь знаешь?

- Не-ет, - протянула ошарашенно Римма, - ничего не знаю. Что это ещё за история?

- Но ты знаешь, что Флоринская была замужем?

- Кажется, была, до войны ещё. Мама говорила что-то такое, муж тоже вроде был из артистической среды. Но сама Ирина Владимировна никогда о нём не вспоминала...

- Вот, может, потому и не вспоминала, что неприятная история. Мужа её звали Александр Арсеньевич Шапошников, это мы ещё вчера вечером выяснили. Тебе это имя ничего не говорит?

- Нет, имени мужа Флоринской я точно никогда не слышала.

- А вот мне это имя хорошо известно. Это, ни много ни мало, один из основоположников советского джаза, композитор, аранжировщик, дирижёр, организатор знаменитого джаз-оркестра ”Ритм”.

- Подожди, так Ирина Владимировна же какое-то время была солисткой этого оркестра. Так получается, что...

- Да, получается, что жена выступала с оркестром мужа.