Часть 4 (1/2)
Слушать Римму Сальникову было очень интересно. В Крыму она о себе говорить не торопилась и поощряла его рассказывать, а тут они, получается, поменялись ролями. В свой рассказ о Флоринской она вынуждена была вплести кусочки собственной биографии, так что Владимир Сергеевич за час узнал о женщине больше, чем за все время знакомства. И по делу Римма дала столько полезной информации, что он едва успевал в блокнот записывать. Работы опять намечалось невпроворот, и про выходные можно было забыть окончательно. Хорошо, хоть Римма успеет накормить его до того, как Яков по делам следствия ушлёт.
Где-то уже к середине разговора по кухне поплыл аппетитный запах жареного теста, а минут двадцать спустя, как раз когда у Якова закончились вопросы, Римма просто поставила перед ними по тарелке с блинами. Спрашивать их со Штольманом, хотят ли они есть, она не стала. Это было правильно, потому что иначе Яков почти наверняка отказался бы, а теперь отказываться было неудобно и глупо, оставалось только поблагодарить. Владимиру Сергеевичу это напомнило тётю Настю, которая тоже никогда не спрашивала у набившихся на Штольмановскую кухню оперативников, голодны ли они, она их просто кормила.
Блины были... ммм, как хороши.
- Римма, - сказал он с полным ртом. Женщина посмотрела вопросительно. Он всё-таки дожевал, прежде чем продолжить : - Это просто изумительно вкусно, но на оду блинам меня сегодня не хватит.
- Я понимаю, - кивнула она. - Может, как-нибудь в другой раз...
Слышать про ”другой раз” было очень приятно. Напротив негромко кашлянул Штольман. Да, Яков Платонович, у нас тут не только детектив, у нас тут... много чего ещё, но вы лучше на сыне и его избраннице сосредоточьтесь.
Платон с Мартой появились как раз к концу обеда.
- Мы только что Борю Самсонова встретили, - выпалила девочка с порога. - Он сказал, что видел Глашу, помощницу Ирины Владимировны, в сапожной мастерской у дяди Вахтанга. Она там помогает иногда и вот, отсиживается теперь. Решила с чего-то, что её непременно арестуют.
Владимир Сергеевич отодвинул тарелку и встал:
- Значит, пора поговорить с девушкой, успокоить.
- Там Борька у подъезда дожидается, - сказал Платон. - Он вас проводит, чтобы вы не блуждали по подворотням.
Сальников со Штольманом поблагодарили хозяйку и вышли на лестничную площадку.
- Володя, я экспертов, когда они закончат, с машиной отпущу, а потом Лепешева вызвоню, - сказал Штольман. - Возьмёшь его и съездите ещё раз на квартиру к сестре Флоринской. С ней и её мужем было бы очень желательно сегодня пообщаться. А я пока у Марты ещё кое-что выясню, а потом допрошу Орлова в местном отделении. Решу, что с ним делать.
- Ещё таксиста, который Флоринскую возил, надо будет найти, - напомнил Сальников.
- Вот вернётесь в управление, и обзванивайте таксопарки. А ещё на вас этот Кудрявцев, неудачливый поклонник Риммы Михайловны. Его надо найти и на понедельник пригласить для беседы. Я же возьму у Риммы Михайловны номер телефона Печалина и попробую дозвонится до него в Минске. Хорошо бы, он действительно мог нам что-нибудь о коллекции рассказать.
- Алиби Риммы с Мартой проверять?
- Да.
- Тогда надо уточнить адрес тётушек в Красносельском районе.
- Я уточню, когда буду с Мартой разговаривать, а ты иди работай, не отвлекайся.
Яков смотрел без улыбки, но насмешливо.
- У меня дежурство заканчивается в восемь вечера, а после этого я имею право на отдых, предусмотренное Конституцией, - ответил Сальников. - Прошу иметь в виду, что сегодня я намерен этим правом воспользоваться.
Говорить такое было наглостью, потому что у Якова сегодня вообще был выходной, и Августа Генриховна много чего могла бы про право мужа на отдых и на труд рассказать. Но Штольман и бровью не повёл:
- Хорошо, я предупрежу Римму Михайловну, чтобы раньше восьми она тебя не ждала...
Римма только усадила детей обедать и сама с ними присела, когда вернулся Штольман-старший.
- Прошу прощения, Римма Михайловна, - сказал Яков Платонович, когда она открыла ему дверь, - но нам необходим номер телефона Алексея Ильича Печалина и адрес ваших тётушек для проверки алиби, чтобы сразу закрыть эту тему. А ещё мне всё-таки хотелось бы задать Марте несколько вопросов, если позволите.
- Телефон и адрес я вам сейчас запишу, - кивнула Римма, - а вопросы...
- Я задам их, безусловно, в вашем присутствии, и даже, если это поможет, в присутствии Платона, - сказал мужчина. В этом месте он должен был бы улыбнуться, но не улыбнулся. Видимо, в рабочее время он этого не делал. Римма вздохнула и отступила в сторону, пропуская Штольмана в квартиру:
- Хорошо, Яков Платонович, проходите на кухню.
Она вошла в комнату, оторвала листок со вчерашним числом от календаря и на обратной стороне записала карандашом адрес тёти Миры с тётей Фирой. В поисках телефона Алексея Ильича она открыла записную книжку на букве ”П” и в этот момент в комнате вдруг стало гораздо светлее, а на улице темнее...
... - Я всегда считала тебя просто безобидной серой мышью, невеликого ума, но порядочной и преданной, а теперь...
- Ира...
- Да какая я тебе после этого Ира? Только Ирина Владимировна, на ”Вы” и шёпотом! Как ты могла?! Да нет, как ты посмела?! Ты тридцать лет при мне, и работала, и жила на всём готовом, а до этого твоя мать сколько лет! Я делами вашей семьи как своими занималась! Твоей матери комнату выбивала, путевки в санаторий доставала, хоронила её, а твоего брата, считай, от тюрьмы спасла!
- Его Алексей Ильич спас.
- Молчи! Алексей Ильич тогда и пальцем бы без моей просьбы для тебя не пошевилил!
- Ира, всё, что ты для меня, для нас сделала, я всегда очень ценила и ценю и благодарна тебе от души, но...
- Благодарна?! Это теперь так называется? Значит, из благодарности ты увела у меня мужчину, последнего, кто что-то значил в моей жизни? С кем я забывала, что превратилась в старую развалину?
- Что значил, Ира? Алексей дважды делал тебе предложение, последний раз шесть лет назад, и оба раза ты ему отказывала. Так разве он не имеет права?
- Он, может, и имеет, а вот ты - нет! Нет! И если бы в тебе было хоть на грамм порядочности, ты бы это понимала. Сколько это уже длится? Когда началось? Сколько вы уже за моей спиной, говори, ну?!
- С лета.
- С лета? С дачи, ну конечно! Какая прелесть... какая мерзость. Дурная, пошлая пьеса. Героиня сидит в кресле-качалке на веранде, а хозяин дома с прислугой милуются в кустах. Или где там, под сенью сосен? На берегу Щучьего озера?
- Ира, прекрати. Не нагнетай, ты только давление себе нагонишь.
- Подумать только, она вспомнила о моём давлении. Ничего, переживу. Придёт Римма и сделает мне укол. И вообще, моё давление больше не твоя забота, потому что ноги твоей в моём доме больше не будет. Вон!..
- ... Ну, что с тобой, Олюшка? Ты сама не своя просто второй день. Всё оттого, что Ирина так и не почтила нас своим присутствием?
- Не надо иронизировать, Алёша, я прекрасно знаю, что тебя тоже огорчило то, что она не приехала.
- Так ведь я и не отрицаю, огорчило, и весьма. Но ведь этого можно было ожидать. Она ведь так нам твёрдо ничего и не пообещала. Сказала, что нас к себе не ждёт, а приедет - если приедет - в пятницу сама. А если не приедет, значит, так тому и быть.
- Я помню, что она сказала, Алёша. Но ведь это же неправильно! Как она там... одна?
- Она не одна. Там Римма и Марта рядом совсем, да и Вероника есть, в конце концов. А если бы она нуждалась в нас, нуждалась в тебе, то никогда не выставила бы тебя зимним вечером на мороз, ты не ночевала бы на вокзале и не добиралась бы ко мне в Минск на перекладных.
- Алёша, тебе давно пора её простить. Мы её обидели, обманули, а она... очень гордая.
- Все её беды и одиночество, Олюшка, от этой самой гордости. Жизнь Ирина прожила, шишек набила - и себе, и другим - немеряно, а смирять эту гордыню так и не научилась. Если б научилась, то приехала бы, мы бы поспорили от души, а потом бы помирились, потому что делить нам нечего. А на нет и суда нет...
- Платоша, может, скорую вызовем? Сколько времени уже прошло?
- Не больше пяти минут... Не паникуй, пожалуйста, малыш. Такое ведь уже бывало.
- Когда? Я не помню.
- В Крыму.
- В Крыму?
- Марта, сделай-ка своей тёте крепкого сладкого чаю, он ей понадобится сейчас. Шоколада нет у вас?
- Нет. Ириски есть. А зачем?
- Малыш, Римма Михайловна в себя приходит...
- Лежи, лежи, Риммочка, всё в порядке.
Нет, в порядке не было абсолютно ничего. Её опять накрыло, в горле стоял комок, чужие сильные чувства - горечь, вина, смятение, беспокойство - ощущались как свои. Хотелось плакать. Хотелось объяснять и доказывать. Доказывать своё право на позднее, внезапное и такое сильное, всеобъемлющее чувство. Римма открыла глаза. Она лежала в комнате на диване, над ней склонились Мартуся с Платоном, а прямо напротив у стола стоял старший Штольман и смотрел на неё с каким-то непонятным выражением. Женщина невольно снова зажмурилась.
- Что ты говоришь, Риммочка?
- Чаю... и правда... хорошо было бы.
Марта немедленно умчалась на кухню, а Платон помог ей приподняться и подсунуть под спину ещё одну подушку.
- Как вы, Римма Михайловна? - спросил обеспокоенно парень.
- Ниче...го, - Она старалась говорить твёрже, но голос пока не слушался. - Это ты меня... поднял?
Платон отрицательно качнул головой. Этого ещё не хватало!
- Отец услышал, как вы упали. И стул упал.
- Стул?
Мужчины совершенно синхронно кивнули. В комнате не видно было никакой упавшей мебели. Видимо, всё уже было поднято, как и она сама. Лучше бы Володя здесь был. Хотя нет, ничем не лучше... Римма снова встретилась взглядом со старшим Штольманом. Всё-таки он смотрел на неё странно. Изучающе. Вроде бы до этого, пока они разговаривали на кухне, ничего подобного не было. Хотя она тогда обед готовила, двигалась и на следователя смотрела не слишком часто.
- Я буду на кухне, - сказал вдруг Яков Платонович. - Приходите в себя, Римма Михайловна.
И вышел. Они с Платоном проводили его глазами. А мог бы и совсем уйти, подумала Римма, ведь видит же, что ей плохо. Или что это за вопросы, которые так необходимо задать Мартусе именно сейчас?
- Вы что-то видели? - очень тихо, одними губами, спросил Платон. Она согласно кивнула. - Не вовремя, - вздохнул парень.
На самом деле, как раз вовремя. Следствию нужен Алексей Ильич, следователь собирался звонить ему в Минск. Но в Минске Печалина нет, он где-то поблизости, раз Ирина Владимировна собиралась вчера к нему в гости. К нему и Ольге Петровне, вот как получается.
- Платон, - сказала она тоже шёпотом, - ты иди, пожалуйста, тоже на кухню. И Марту там... удержи. Не надо сюда чай нести, я сама приду минут через десять.
- Вам бы полежать...
- Незачем. В Крыму гораздо хуже было, и ничего. Мне надо с отцом твоим поговорить. То, что мне показали, это для него, вообще-то. По делу Ирины Владимировны.
- А как вы ему объясните?
- Не знаю. Подумаю.
- Римма Михайловна, ему нельзя... лгать. Он поймёт.
- Ему нельзя лгать, потому что это твой отец. Нельзя, чтобы он счёл меня лгуньей... Пожалуйста, Платон, мне нужно побыть одной.
Платон ушёл, аккуратно прикрыв за собой дверь. Римма осталась сидеть, прикрыв глаза. ”Держись, сестрёнка,” - прошелестел сочувственно брат. Почему всё так? Мало того, что знакомство со Штольманом-старшим состоялось не за праздничным столом, как предполагалось, а чуть ли не на месте преступления, так теперь ещё и это. Что делать? Проще всего просто отдать номер телефона и промолчать в надежде, что Яков Платонович с Володей найдут Печалина сами. Они хорошие сыщики, да и в Минске наверняка есть кто-нибудь, кто знает, куда поехал Алексей Ильич. Вот пусть и... Римма вздохнула. Нет, так нельзя. Зачем она только услала Платона? Он мог бы помочь ей придумать, как передать информацию, не объясняя, как она получена. Он на её стороне... На её стороне против собственного отца? Не будет этого.
Кто-то позвонил во входную дверь. Сначала послышался как будто голос Мартуси, потом Якова Платоновича. Хоть бы его вызвали сейчас по делу, ей бы даже лишние полчаса, чтобы собраться с мыслями, не помешали. Хотя... как говорила мама, перед смертью не надышишься. Римма медленно встала и подошла к шкафу с зеркальной дверцей. Просто красавица, ничего не скажешь. Платье измяла, но не переодеваться же теперь. Почти как ведьма из ”Вия”, только волосы короткие и веночка не хватает. Всё-таки хорошо, что Володи сейчас здесь нет. Впрочем, в Крыму, когда искали Мартусю, он её и не такой видел. И не испугался, это она испугалась и ничего ему не объяснила, отговорилась комплиментами. А теперь, выходит, придётся рассказать Штольману. С одной стороны, это проще, потому что он знает, что так бывает, а с другой... Чужой суровый человек, не враг, конечно, но и не друг. Римма потёрла ладонями щёки, провела рукой по волосам.
Так ничего и не решив, она вышла в коридор. Входная дверь стояла приоткрытой, с лестничной площадки доносились голоса. Она тихо прошла на кухню, по дороге чуть о Гиту не споткнулась. Заметив её, тотчас подскочила со своего места Мартуся и ринулась обнимать. Сразу стало теплее и легче. ”Я тоже люблю тебя, ребёнок”, - шепнула Римма в пушистую макушку.
- Тут твой чай, Риммочка, - потянула её к столу племянница. - Он уже остыл, как ты любишь. И блинчик с вареньем съешь. Яков Платонович сказал, что после обморока тебе сладкое нужно.
- Ну, если Яков Платонович сказал... - протянула Римма, присаживаясь. - А где он, кстати?
- Эксперты закончили работу в квартире Флоринской, - объяснил Платон. - Отец сказал, он всё закроет, опечатает дверь и вернётся.
Значит, отсрочка, но небольшая. Ну, что ж, и на том спасибо.
- Что вы хотите ему рассказать, Римма Михайловна? - спросил парень через несколько минут, когда она допила чай.
- Всё, - сказала Римма, и только сейчас поняла, что именно это она и собирается сделать. - Я собираюсь рассказать твоему отцу всё.
- Я вас внимательно слушаю, Римма Михайловна, - донеслось из-за спины. Римма вздрогнула и обернулась.
Яков Платонович уже снова был в квартире. Щёлкнул замок, мужчина вошёл в кухню и остановился в дверях. Мартуся тихонечко пододвинула в его сторону свободную табуретку, но он отрицательно покачал головой, отошёл к окну и остался стоять там, оперевшись на подоконник. Сказал задумчиво:
- Давно я этого не видел. Полвека почти.
- Чего? - спросила недоумённо Мартуся.
- Подобных обмороков, - ответил мужчина задумчиво и продолжил после паузы:
- Я правильно понимаю, Римма Михайловна, что это для вас Платон просил разрешения взять ”Книгу о духах” Кардека и дневники моего деда?
- Да, - ответила Римма без колебаний. Значит, вот как он догадался.
- И только что к вам явилась Флоринская, чтобы поведать о чём-то, относящемся к её убийству? - Голос следователя звучал ровно, но не заметить иронии было невозможно. Мартуся обиженно засопела, Платон нахмурился.
- Нет, - сказала Римма.
- Нет? - Мужчина знакомо поднял левую бровь. Как же они с Платоном всё-таки похожи, это ей даже как-то мешало сейчас.
- Пап, у Риммы Михайловны это работает по-другому, - вступил парень, пока она собиралась с мыслями, но Римма немедленно прервала его:
- Подожди, Платон, не нужно, - Парень посмотрел на неё недоумённо. - Я должна сама. И вообще, Мартуся, Платон, хорошие мои, идите в комнату, пожалуйста. Нам с Яковом Платоновичем лучше поговорить один на один.
Ей показалось, Штольман-старший такому её решению удивился. А Марта выглядела сейчас такой несчастной, что её снова обнять и погладить по голове захотелось. Если б не Платон, решительно взявший девочку за руку, то вполне возможно, она вообще отказалась бы уходить. Когда Римма закрыла за детьми дверь кухни, Яков Платонович уже сидел за столом напротив. Как-то он совершенно неслышно туда переместился. Один раз разведчик, всю жизнь разведчик. Римма тоже села, и тут же в ноги ей ткнулась собачья мордочка. Вставать и выпускать Гиту она не стала, наоборот, взяла собачку на колени. Гита была тёплым, пушистым, добрейшим существом - как раз то, что сейчас нужно.
- А я думал, группа поддержки вам не нужна, - сказал Штольман, с иронией рассматривая собаку у неё на руках, и тут же добавил, видимо, чтобы она не расслаблялась. - Платон и Марта не всё знают, ведь так?
- Так, - пробормотала Римма в изумлении. - У вас самого дара нет, случайно?
- Дара нет, двадцатипятилетний опыт сыскной работы есть. Римма Михайловна, давайте сразу к делу. Вы, безусловно, интересный собеседник, но я здесь на работе.
- Тогда помогите мне, - попросила она неожиданно для себя. - А то я просто не знаю, с чего начать.
- С того, что имеет отношение к делу Флоринской.
- Печалин не в Минске, - сказала Римма. - Он где-то поблизости. И не один, а с Ольгой Петровной Лялиной. У них... роман, отношения? Не знаю, как это правильно назвать.
- Значит, ссора Флоринской с её компаньонкой случилась из-за Печалина?
- Да. Но они пытались помирится с Ириной Владимировной, наверное, созванивались, я не уверена. Вчера она должна была ехать именно к ним, но не появилась.
- И они не забеспокоились? Не стали её разыскивать?
- А она им твёрдо ничего не обещала. То ли приедет, то ли нет. Оставила в подвешенном состоянии.
- Понятно. И где же они?
- Я не знаю. В моём видении они просто сидели в каком-то помещении за столом и разговаривали. Там самовар был и коврики на стульях плетёные. Ольга Петровна была очень расстроена, а Алексей Ильич её утешал. А до этого мне показали часть ссоры Ирины Владимировны с Ольгой Петровной. Это было... тяжело.
- Понятно. Конкретики в видениях, как водится, мало. Самовар с ковриками нам вряд ли помогут. Будем сами искать.