Часть 3 (2/2)
- Впечатляет? - хмыкнул Володя, заметивший её реакцию. - Это Шерлок Холмс считал, что сыщику не обязательно знать о том, что Земля вращается вокруг Солнца, потому что для него это лишняя информация. А Яков наш Платонович считает, что бесполезных знаний не бывает...
- Ну, раз информация пригодилась, то лишней она точно не была, - возразила Римма немного неуверенно.
- Вот именно, - скупо улыбнулся Штольман. - Давайте продолжим, Римма Михайловна. Насколько ценной была коллекция Ирины Владимировны?
- Я думаю, что ценной, но если вы меня сейчас спросите, идёт ли речь о тысяче рублей или о десяти тысячах, то я не смогу вам ответить, потому что очень мало в этом понимаю. Было несколько вещей несомненно большой ценности, которыми она особенно гордилась: например, малахитовая камея в золотой окантовке, которая чуть ли не шведской королеве принадлежала; ещё пара очень красивых, просто дивных английских вещиц викторианской эпохи, а в остальном... Понимаете, Ирина Владимировна ценила не столько ювелирную ценность, сколько красоту камеи. ”Душу вещи”, так она говорила. Одна из самых любимых её камей, которую она часто носила, была из стекловидной массы с самой простой окантовкой из серебра. Но, правда, очень красивая. Ирина Владимировна говорила, что девушка на медальоне похожа на неё саму в молодости.
- И коллекция тоже хранилась в этом сейфе?
- Да, собственно, здесь в основном коллекция и хранилась, больше ни для чего почти места не оставалось. В сейфе стояла такая большая палехская шкатулка с тройкой гнедых коней на крышке, сама по себе очень красивая, а внутри в мягких бархатных мешочках лежали камеи. Мешочков таких ей несколько лет назад кто-то нашил из старых бархатных бордовых штор.
- Если был гросбух, то, может быть, и каталог коллекции тогда имелся?
- Если и имелся, то я его никогда не видела. Понимаете, Ирине Владимировне доставляло удовольствие доставать шкатулку из сейфа, а камеи из мешочков, держать их в руках, рассматривать, гладить, рассказывать о них. Никакой каталог этого заменить не мог...
- А другие драгоценности, кроме камей, в шкатулке хранились? К примеру, янтарный гарнитур, что мы нашли?
- В принципе, в мешочках могло храниться всё что угодно. Но я ни разу не видела, чтобы из шкатулки на свет извлекалось что-то ещё, кроме камей. Да и не припомню я большого количества других драгоценностей у Ирины Владимировны. Я этот гарнитур потому и узнала, что она его довольно часто носила. Его, свою любимую камею... и всё. Ирина Владимировна вообще излишеств не любила, и одевалась довольно строго. У неё и сценический образ такой был: длинное платье в пол, широкий пояс, камея под воротником... Можно фотографии посмотреть,- сказала Римма и кивнула на разбросанные по полу снимки.
- Обязательно посмотрим, - кивнул Яков Платонович, - когда эксперты здесь закончат и это безобразие будет разобрано.
- Флоринская в молодости очень красивая была, - произнёс задумчиво Володя, - и голос чарующий, очень-очень лирическое сопрано. Ей себя дополнительно украшать без надобности было. Так даже эффектнее получалось.
- Владимир Сергеевич у нас поклонник таланта Ирины Владимировны, - прокомментировал Штольман, заметив Риммино удивление.
- Один из многих, - нимало не смутился Володя. - У тебя дома, между прочим, тоже её пластинка есть с ”Соловьём” Алябьева. Её тётя Настя частенько слушала.
- Вот как? - удивился Штольман. - Не знал, честно говоря, в чьём исполнении ”Соловей”. Да, мама эту пластинку любила... Но давайте всё-таки вернёмся к делу. Здесь мы закончили почти, и продолжить разговор нам лучше в другом месте, чтобы экспертам не мешать. Но перед уходом осмотритесь здесь повторно, Римма Михайловна, вдруг ещё что-нибудь бросится в глаза.
В глаза бросалось... почти всё. Распахнутая крышка пианино с клавишами, засыпанными землёй из цветочного горшка. Перекошенные ходики на стене, лишившиеся одной из гирек. Утюг на полу возле комода, аккуратно обмотанный проводом, и рядом с ним такая же аккуратная стопка газет, выбивающиеся из общей картины хаоса и разорения. Взгляд скользнул дальше, потом вернулся. Римма моргнула, картина изменилась.
... Среди учинённого в квартире убитой грандиозного беспорядка его внимание привлекла груда старых газет между сервантом и комодом. Странная какая-то груда, похожая на кокон. Он наклонился проверить и чертыхнулся: в макулатуру оказался укутан включённый в розетку утюг...
Видение было таким коротким, что она даже понять ничего не успела. И упасть Володя ей не дал, в точности как обещал.
- Ну, ты чего? Догадалась, что ли? - Придерживая за плечи, он осторожно усадил её в кресло.
- Так ты поэтому про утюг спрашивал? И про пожар говорил? - выдохнула Римма. - Ему что, одного убийства мало было? Мы же тут все сгореть могли. Если это поздно вечером или ночью, то...
- Выпейте воды, Римма Михайловна, - протянул ей стакан Штольман. - Найдём душегуба и за это тоже спросим. Хорошо, что утюг неисправен был. Очень повезло.
Римма подержала стакан в руке, а потом поставила его на пол.
- Нет, - сказала она, - воды я не хочу. Я чаю хочу, крепкого и сладкого. Сейчас пойду и приготовлю - и себе, и вам. - Мужчины переглянулись. - Только скажите мне сначала, почему Орлова арестовали. Или это тайна следствия?
- Его не арестовали, а задержали до выяснения обстоятельств, - ответил Штольман.
- Он настолько не хотел больше с нами общаться, - усмехнулся Володя, - что собирался в окно со второго этажа сигануть. И сиганул бы, если б внизу второго оперативника не увидел. Нам это показалось очень подозрительным. Проверим, нет ли его отпечатков пальцев на найденных на чердаке вещах, а там видно будет.
- Тогда я ничего не понимаю, - нахмурилась Римма.
- Что именно вас смущает, Римма Михайловна?
- Яков Платонович, вы только что назвали душегубом человека, который оставил включённым утюг под газетами. То есть он и есть убийца?
- Вероятнее всего.
- Но тогда это не Орлов.
- Почему вы так в этом уверены?
- Просто он наш местный мастер по мелкому ремонту, и в среду Ирина Владимировна при мне отправила к нему Глашу с просьбой зайти и перевесить покосившуюся дверцу платяного шкафа, а заодно утюг посмотреть.
- Интересно. Володя, первым делом надо будет проверить, дошла ли эта Глаша до Орлова. Потому что если он знал, что утюг неисправен, то это действительно серьёзный аргумент в его пользу.
- А зачем же он тогда в окно выпрыгнуть хотел? - спросила Римма недоумённо.
- Для этого разные могут быть причины, - проговорил задумчиво Штольман, - сам он пока ничего внятного не сказал. Проверить нужно будет всю подноготную этого Орлова. Но... интуиция подсказывает, что к нашему делу он так или иначе имеет отношение.
- Как, например? - Мужчины опять переглянулись, и Римма осеклась. Подумала, что лезет уже, куда не следует, и её сейчас вежливо, но непререкаемо поставят на место.
- Ну, ты же сама сказала, что он должен был зайти по поводу утюга, - объяснил вместо этого Володя. - Так что можно предположить, к примеру, что он вчера пришёл, обнаружил, что дверь не заперта, хозяйка убита, квартира разгромлена...
- ... и вместо того, чтобы позвонить в милицию, взял то, что не унёс убийца? - закончила за него Римма с возмущением.
- Годная версия, - кивнул Штольман. - Будем проверять.
Римма замолчала. Понять это было невозможно. Один разбил голову пожилой женщине, всё здесь перерыл, вскрыл сейф и собирался дом поджечь, чтобы следы замести. Другой ходил мимо мёртвого тела своей соседки и искал чем поживиться, по сути, мародёрствовал. Что это за люди? Разве это люди?
- Римм, - Володя присел перед ней на корточки и заглянул в лицо, - а пойдём-ка мы, в самом деле, чай пить. С вареньем. Есть у тебя варенье?
Римма благодарно кивнула.
- Вы не возражаете, если я обед приготовлю, пока мы беседовать будем? - спросила Римма у себя на кухне некоторое время спустя. - Или это официальный допрос?
- Не официальный и не допрос, - ответил Яков Платонович.
- Но протокол я потом заполню и тебе на подпись привезу, - добавил Володя.
Она задумчиво кивнула.
- Я так понимаю, что теперь ещё должна рассказать всё, что знаю об Ирине Владимировне, её близких и друзьях...
- Да, - подтвердил Штольман, - только начните, пожалуйста, с того, насколько вы сами были близки с вашей соседкой. Вы много знаете о её быте и привычках. Вы дружили?
- Нет, дружила Ирина Владимировна с моей мамой, да и то, как бы это сказать, эпизодически, потому что жила она тогда в Москве, гастролировала по всему Союзу, а в Ленинграде бывала наездами. В квартире на четвёртом этаже жила в то время её младшая сестра Вероника, Никуся, как все её называли. Позже Вероника пыталась дружить со Светой, женой моего старшего брата, хотя у них было мало общего. А вот меня ни Ирина Владимировна, ни её сестра не одобряли...
- Это почему ещё? - изумился Володя.
Римма помолчала немного, а потом всё-таки ответила, пожав плечами:
- Ирине Владимировне не нравилось, как я живу. Она после смерти мамы почему-то сочла, что должна меня опекать. Но я эту опеку не приняла: к её советам - довольно бесцеремонным - не прислушивалась, в медицинский не вернулась, замуж так и не вышла, Мартусю воспитывала на свой лад...
- Но от вашей помощи Флоринская не отказывалась?
- Раньше ей моя помощь была не нужна, - усмехнулась Римма. - Она сама предлагала мне протекцию, когда я переехала в Москву.
- А вы не согласились?
- Нет. Мы же с ней не ладили, иной раз до такой степени, что мне трудно было оставаться вежливой. Пока я жила в Москве, всячески избегала общения с ней, в какой-то момент после очередной нелицеприятной нотации вообще прервала отношения. Но потом в авиакатастрофе погибли мой брат с женой и я вернулась в Ленинград. Ирина Владимировна приехала на сороковины, посидели, помянули. Марта после смерти родителей долго и тяжело болела, только начала выздоравливать. Флоринская снова мне предложила помощь, но с опекой и лечением мне уже помогли, а больше ничего не нужно было. От денег я отказалась наотрез. Ирина Владимировна очень рассердилась и ушла. А несколько месяцев спустя на имя Марты пришла посылка: хорошая зимняя шапочка и сапожки. В посылке была короткая записка: ”Это не для тебя, а для внучки моей лучшей подруги”. Я подумала-подумала и оставила вещи. Всё объяснила Марте, и она написала Ирине Владимировне письмо с благодарностью. С тех пор они довольно регулярно переписывались. И было ещё две посылки. А в семьдесят пятом году Вероника, сестра Ирины Владимировны, вдруг собралась замуж. Ирина Владимировна приехала познакомиться с будущим зятем и... неожиданно решила остаться в Ленинграде насовсем.
- Что, так понравился? - удивился Володя.
- Скорее не понравился, - возразил Штольман.
- Именно, что не понравился, - подтвердила Римма. - Веронике в семьдесят пятом как раз исполнилось сорок пять, а её жених Виктор Белкин был на десять лет моложе, дважды разведён, часто менял работу и место жительства. Ирина Владимировна сочла его альфонсом, прямо так ему и сказала и заявила, что сестру без присмотра не оставит и квартиру, которую в двадцатые годы с огромным трудом удалось спасти от уплотнения, никакому мошеннику не отдаст. Мне кажется, она рассчитывала, что Белкин скандала испугается и просто исчезнет в поисках более лёгкой добычи, но не тут-то было. Несколько дней спустя жених и невеста расписались и поселились в квартире вместе с Ириной Владимировной, и началось у нас на четвёртом этаже ”великое противостояние”.
- В котором вы оказались на стороне Флоринской?
- Скорее уж, на стороне Вероники, - вздохнула Римма. - Нет, Белкин мне совсем не нравился и не нравится, на мой взгляд, он малоприятный тип, развязный и хамоватый, и чем он так сильно Веронику обаял, мне понять сложно. Но как-то обаял, влюбил и привязал к себе. И жалко её было очень, когда она на лестнице рыдала, пока её наглый и пробивной новоиспеченный муж и её сильная и властная старшая сестра отношения выясняли. Вот только самой Ирине Владимировне все эти выяснения совсем не легко давались. На тот момент она была уже очень больна: недолеченный во время войны ишиас перешёл в хроническую и крайне неприятную форму, да и диабет с гипертонией её одолевали. Когда она приняла решение остаться в Ленинграде, то пришла ко мне с просьбой найти ей хорошего врача. Я нашла, из старых маминых знакомых, а потом по назначению этого врача стала делать ей уколы и массажи, помогла освоить лечебную гимнастику. Тем временем Белкин, разглядевший её слабость, стал ещё наглее. На что он рассчитывал, я не знаю, потому что несмотря на закат карьеры связи у Флоринской остались серьёзные, и в конце концов она вызвала на подмогу Алексея Ильича. Алексей Ильич Печалин - верный поклонник и старый друг Ирины Владимировны, как она сама как-то сказала, её ”упущенная возможность”. Человек он хороший... и очень внушительный. Когда он приехал, Белкин сразу стушевался, даже в размерах как-то уменьшился. Вот только Печалин, осмотревшись и оценив обстановку, тоже пожалел Веронику. И уговорил Ирину Владимировну отпустить сестру и дать ей пожить своей жизнью.
- Что значит ”отпустить”? - уточнил Штольман.
- Она оплатила молодожёнам вступительный взнос за однокомнатную кооперативную квартиру в Кировском районе, а Алексей Ильич помог им найти приличное съемное жильё на то время, пока Автовский ДСК достраивал дом.
- То есть Флоринская попросту откупилась от сестры и зятя, - констатировал Володя.
- На тот момент это принесло огромное облегчение и Ирине Владимировне, и Веронике, - ответила Римма серьёзно, - да и Белкин не возражал, хотя получил совсем не то, на что рассчитывал. Думаю, что так смирно он себя вёл, потому что Алексей Ильич провёл с ним разъяснительную беседу. В опустевшую квартиру к Ирине Владимировне переехала Ляля, Ольга Петровна Лялина, в прошлом костюмер и гримёр Флоринской, а на тот момент что-то вроде компаньонки. Она вела хозяйство, Марта три раза в неделю покупала продукты, а я проводила лечебные процедуры. Первоначально предполагалось, что вскоре Флоринская найдёт себе ”настоящую медсестру”, но время шло, три медсестры появились и исчезли, а я осталась. Мои отношения с Ириной Владимировной по-прежнему были не самыми тёплыми, но теперь она действительно нуждалась в помощи. А ещё Флоринская по-настоящему привязалась к Марте, а моя девочка - к ней, хотя и не без оглядки. Ирина Владимировна сама предложила эти уроки вокала ей давать. Мартуся стеснялась поначалу, но потом вошла во вкус. Полюбила и петь романсы с Ириной Владимировной, и чаёвничать. В общем, с чем-то пришлось смириться мне, с чем-то - Флоринской, и в последние годы мы, за редким исключением, сосуществовали довольно мирно. Собственно, это всё.
- Не совсем, Римма Михайловна, - сказал Штольман. - Ещё ряд деталей нужно уточнить. Вы о Белкине в настоящем времени говорили. Стало быть, брак не распался до сих пор?
- Нет, не распался, к неудовольствию Ирины Владимировны. Она с зятем почти никаких отношений не поддерживала, встречались они только по праздникам за столом в большой компании. С сестрой они виделись чаще, но тёплыми их отношения я бы не назвала.
- Но Флоринская продолжала помогать им материально, ведь так? Те пятьсот рублей, выданных сестре...
- Да, они были на холодильник и какую-то мебель. Но Ирина Владимировна дала их вроде бы в долг...
- Понятно. Следующий момент: что произошло с Ольгой Петровной Лялиной и почему теперь на её месте Глаша?
- Произошла ссора, но подробностей я не знаю. Вскоре после Нового года мы с Мартусей застали Флоринскую очень взволнованной и даже, я бы сказала, разгневанной. Первым делом она попросила меня срочно найти ей новую помощницу по хозяйству. На вопрос, что случилось и где Ольга Петровна, Ирина Владимировна ответила только, что ноги Лялиной больше у неё в доме не будет. С тех пор мы Ольгу Петровну не видели.
- Новой помощницей и стала Глаша?
- Да, Глафира Резникова из соседнего подъезда. Она три раза в неделю по полдня работала.
- А вчера?
- Нет, она приходила обычно по понедельникам, средам и субботам. По пятницам у Мартуси были уроки вокала, а после работы я обычно делала Флоринской массаж, но на вчера Ирина Владимировна всё отменила, потому что то ли гостей ждала, то ли в гости собиралась...
- Да, это Владимир Сергеевич мне передал. К кому она вообще в гости могла пойти в её состоянии? К сестре?
- Это как раз вряд ли. Во-первых - там Белкин, а во-вторых - пятый этаж без лифта. Вероника обычно навещала Ирину Владимировну сама. А в остальном... Если самочувствие позволяло, Флоринская ещё пыталась вести светскую жизнь: могла на премьеру какую-нибудь выбраться или на праздничный банкет, приглашений таких она получала достаточно. Не одна, конечно, в сопровождении. Сопровождал её в основном Анатолий Петрович Кудрявцев, любимый ученик, или же Алексей Ильич, если он был в Ленинграде. Кудрявцев же и в ресторан мог своего любимого педагога пригласить. А Печалин в прошлом году на два месяца снял дачу в Комарово, и Ирина Владимировна с Ольгой Петровной гостили у него несколько недель.
- Римма Михайловна, из всего, вами перечисленного, под определение ”в гости” попадает разве что дача.
- Я понимаю, но... У Флоринской, конечно же, было много знакомых - да и друзей, наверное, - в артистической среде, упоминала она много известных и даже знаменитых имён, но мне вам об этих людях рассказать нечего, потому что я с ними не пересекалась. А пересказ какой-нибудь байки из жизни богемы следствие вряд ли продвинет.
- Но этот Кудрявцев, любимый ученик, в доме у Флоринской бывал, и вы его знали?
- Бывал, и регулярно, - Римма поморщилась. - Ирина Владимировна очень ему благоволила и всячески привечала. Но об Анатолии Петровиче вам лучше кого-нибудь другого спросить, я объективной быть не смогу. Он пытался за мной ухаживать, но делал это настолько нелепо, топорно и навязчиво, что выходило как в плохом водевиле.
- Значит, Кудрявцев ухаживал за вами, а Печалин - за самой Флоринской?
Римма ненадолго задумалась.
- А вы знаете, - сказала она наконец, - пожалуй, что больше и не ухаживал. То всё в прошлом осталось, мне кажется. Алексей Ильич просто был Флоринской настоящим другом - помогал, поддерживал, вникал в проблемы, но и поспорить с ней мог, урезонить. Словом, очень хорошие у них были отношения, по-человечески правильные. Жаль только, что виделись они нечасто, только перезванивались регулярно.
- Он не ленинградец?
- Нет, из Минска. С недавних пор на пенсии, а раньше был директором Минского Дворца спорта. Организовывал Флоринской гастроли - и в зените её карьеры, и позже, когда она по состоянию здоровья уже почти не выступала. Кстати, вот он о коллекции камей должен знать всё, потому что, насколько я понимаю, помогал её собирать. Если хотите, могу дать вам его телефон, Алексей Ильич оставлял нам на всякий случай.