Die with a smile (2/2)

Басистый голос Таноса отзывался тонким, загадочным эхом от стен уборной, при том, что говорил он совсем не громко.

— Смеешься? Она мне в бошку въелась намертво, — закивал Нам-гю, волнительно поджимая губы: Су-бонг не отпускал его, держа обеими руками, но изойти от радости было бы позорно. — Весь день избавиться не могу.

— И не надо. Давай танцевать.

— Танцевать?

Он не успел дать предложению мало-мальски критическую оценку, перед тем как его ловко закрутили вокруг своей оси, а затем притянули к себе за талию, вынудив охнуть.

— Да. Хочу немного get crazy, you know?<span class="footnote" id="fn_39073971_5"></span> — протянул Танос, изогнув бровь, и тут же повел его в произвольном танце, припевая: — Крутится карусель, крутится карусель…

— Но мы же… Танос…

Get crazy он хочет… Как будто бы до этого он не сходил с ума без передышки. Нам-гю уже ненавидел себя за то, что патологически не мог отказать ему в любом безумии и едва успевал перебирать ногами по кафелю, глядя в большие, влекущие его глаза напротив. А еще сильнее он ненавидел себя за неспособность что-либо сделать со своим тактильным телом, которое впитывало любое прикосновение и мгновенно отвечало на него возбуждением.

Какое счастье, что штаны свободные.

— Как и мы танцуем и кружимся вместе с ней.

Су-бонг сочинял на ходу, меняя слова и подбирая контекст, а весь мир, казалось, сузился до размеров туалетной комнаты.

— Хлопнув в ладоши — раз! — отскочил и дернул на себя, пока Нам-гю не затормозил об него грудью.

— Нас услышат…

— И подпевая — два!

Шаг, еще один, разворот. Это в какой-то степени заводило: то, что их могли спалить.

— Ты псих, — обронил Нам-гю на выдохе и смирился, расслабляя плечи и полностью отдавая себя власти уверенных движений, напоминавших смесь вальса с обычным дискотечным медляком.

— Вместе можем мы плясать хоть до ут-ра.

Мыча заместо припева только мелодию, Танос кружился сам и утягивал за собой Нам-гю, который оборачивался на дверь в страхе, что она вот-вот откроется. Происходящее казалось ему настолько сюрреалистичным, как если бы он выжрал целую пачку колес и находился сейчас в предсмертном бреду. Кровь прилила к лицу, зажигая щеки румянцем, сердце чеканило в груди бешеный ритм, и соблазн кинуться Су-бонгу на шею с поцелуями был настолько велик, что рот наполнялся слюной.

«Может, к черту принципы?»

— За руки держась, мы счастливо сбежим, — зачитал Танос последние строки, вложил чужую ладонь в свою и сжал покрепче. — Туда, где кроме нас не будет ни ду-ши.

Тишина. Все замерли друг напротив друга. Осталось лишь потрескивание лампочек, сменяемое частым дыханием, и молчание в скором времени начало давить на виски.

— Ого, — подал голос Нам-гю, оклемавшись и мотнув головой, разгоняя потоки навязчивых мыслей. Он аккуратно выпутал руки, чтобы поправить ими волосы, и, почувствовав неугомонную дрожь, опять натянул рукава по самые пальцы. Чертовы нервы, чертова ломка. — Классно рифмуешь.

Его выворачивало наизнанку, и челюсти сковало мерзким напряжением. Он и представить себе не мог, что банальную детскую песню, которая отныне казалась ему гимном кровавой бойни, возможно исполнить и наделить каким-то интересным, больно уж личным смыслом с учетом ситуации. Однако Таносу это удалось, хотя навряд ли для него это имело столь же важное значение.

— Еще бы.

Су-бонг умел принимать комплименты и не скупился благодарить своих фанатов широкой улыбкой. Он и здесь не сделал исключение, но вместо того, чтобы наконец отойти, стал напирать сильнее, до тех пор, пока не припер Нам-гю к стенке. Он прочистил горло, повел носом словно бы в недовольстве и спросил, указывая на несуществующие часы на запястье:

— Ну и долго мне еще ждать? Нас скоро хватятся.

— Ждать чего?

— Когда ты меня засосешь, of course<span class="footnote" id="fn_39073971_6"></span>, — объяснил он без намека на стеснение, только заулыбался шире, наблюдая, как Нам-гю резко притих и замер, затаив дыхание. — Ты который день на меня вешаешься, все глаза о меня сломал, but I’m not stupid, man<span class="footnote" id="fn_39073971_7"></span>. Вот и думаю, так и будешь пялиться или яйца в кулак соберешь?

С этими словами он схватил Нам-гю за грудки и дернул к себе намеренно грубо, так, чтобы между ними осталось предельно мало расстояния.

— А вдруг нас завтра пристрелят? М? — Су-бонг по-прежнему смотрел на него сверху и словно бы исподлобья, и голос его сделался сбивчивым, нетерпеливым. — Винить себя не бу…

Чужие губы заткнули ему рот, не дав закончить. Мгновенье смелости — и тонкая грань, отделяющая дозволенное от желанного, была стерта с концами. Нам-гю чувствовал, прижимаясь к нему теснее, как срывает голову и вместе с тем тормоза, которые держали под замком все сокровенные мыслишки, а Танос сперва отвечал ему лениво, будто с одолжением, но потом и сам разошелся. Он целовался настойчиво, властно, раскрепощенно — именно так, как представлял себе Нам-гю, старавшийся за ним не отставать и не размазаться по стенке от ощущений чужих рук, одна из которых придерживала его лицо, а вторая гладила плечи.

— Мог бы и раньше сказать, — выпалил он, рывком отстраняясь и переводя дух. От переизбытка эмоций он начинал злиться. — Если б нас уже пристрелили, был бы сам виноват, что ничего из этого бы не случилось.

— I’m sorry<span class="footnote" id="fn_39073971_8"></span>, — протянул Су-бонг с сожалением, которого на самом деле не испытывал, и коварно оскалился: — Но смотреть за твоими ужимками было слишком сексуально, не мог удержаться.

Издевался. Даже сейчас он издевался над ним, пожирая глазами, и Нам-гю захотелось ему врезать, но он чудом себя удержал. Вместо этого обхватил ладонями лицо напротив и, процедив сквозь зубы «ненавижу тебя», снова двинулся вперед, сталкивая их губы в пылком поцелуе. Он не считал себя жертвой, кто бы что ни говорил, и Таноса хищником назвать не мог: они оба лишь зависимые от наркоты игроки, пробившие очередное дно и готовые рисковать всем ради грязных денег.

Каждое движение, каждый резкий вдох отзывался раскатывающими волнами удовольствия, и тугой узел завязывался ниже пупка в предвкушении большего, которое было так чертовски необходимо.

Если бы именно такой «green light<span class="footnote" id="fn_39073971_9"></span>» Нам-гю получил в первый день игры, то без преувеличения сдох бы от счастья. Дело крылось уже не в примитивном сексе ради секса и не в достигнутой им цели быть замеченным сомнительным, но идеалом — они выплескивали друг на друга накопившейся пыл, адреналин, что бушевал в венах при каждом звуке выстрела на игровом поле. И им было мало, неприлично мало тех ощущений, которые могли подарить простые обжимания у стенки.

— Тебя всего трясет, — сказал Танос в вызывающей манере, почувствовав тремор пальцев, что касались щек. В темных глазах плясали дьявольские огоньки. — You want me so bad?<span class="footnote" id="fn_39073971_10"></span> Или боишься?

— Это от таблеток, — соврал Нам-гю, одернув руки и спуская кофту еще сильнее.

— Так я и поверил. Да не прячь, — попросил Су-бонг уже без издевки, ловко поймав его запястье. Он говорил совсем близко, в самые губы. — Мне нравится.

Он валился на него, вжимая в твердь, прикусывая покрасневшие мягкие губы, а когда наскучило, пролез рукой Нам-гю под талию и прислонился к его торсу своим, услышав над ухом тяжелый вздох, за которым раздалось довольное мычание. Его жадные звонкие поцелуи спускались к подбородку и кадыку, — Нам-гю покорно откинул голову, упираясь затылком в плитку, позволяя делать с ним все, что Су-бонгу было угодно.

— Глаза у тебя такие… — произнес Танос, оторвавшись ненадолго от его шеи. Он видел в них вожделение, преданность, даже мольбу, и собирался сказать что-то приятное, но в последний момент передумал, добавив язвительно: — Угашенные.

— У меня они хотя бы в кучу не съезжают под кайфом, — не растерялся Нам-гю в отместку, чтобы тот наконец отвязался от него со своими дебильными комментариями, и в следующий миг татуированная рука легла ему на загривок, а пальцы сжали волосы на затылке, вынудив замереть.

— Че, дохуя внимательный? — похотливый взгляд скользил по всему телу, оценивая скрытую под одеждой фигуру, пока не остановился на уровне штанов. Су-бонг мотнул головой и оскалился: — Отодрать бы тебя, как дворовую девку, да разорешься.

Нам-гю усмехнулся ему в лицо, расплываясь в довольной, искушенной улыбке: знал, что Танос блефует, но звучало это настолько развратно, что распаляло до крайности.

Вырвавшись из хвата, он вцепился Таносу в воротник и потянулся к нему в желании зацеловать до смерти, чтобы он никому больше на этом свете не достался. Его губы были везде: на щеках, у висков и на углу нижней челюсти рэпера в тот момент, когда он позволил себе оставить на коже легкий укус.

— Ты меня сожрешь сейчас, — сказал Су-бонг, позволяя любить себя и совершенно не заботясь о том, что следы их ночи могли проявиться утром на видном месте.

— Заткнись, — шикнул Нам-гю, лихорадочно цепляясь за собачку на молнии костюма, перед тем как дернуть ее вниз.

На них слишком много одежды, а в туалете стало слишком жарко, чтобы в ней находиться.

Холодные руки забрались под футболку, ощупывая спортивное подтянутое тело. Они не пропускали ни одного изгиба, ни единой напряженной мышцы, то поднимаясь к лопаткам, то спускаясь на уровень пресса. И ему до головокружения нравилось, как Танос реагировал на эти касания мелкими, непроизвольными вздрагиваниями. Когда же пальцы подцепили резинку спортивных штанов в негласной просьбе зайти дальше, переступив точку невозврата, у Су-бонга лопнуло терпение.

Без предупреждения он толкнул его так сильно, впечатав лопатками в стену, что Нам-гю опешил: расставил руки в стороны и поднял их, как будто на него наставили оружие. В момент ему показалось, что он перегнул палку и вот-вот получит жесткий отказ в виде удара под дых. Хотя он бы и его стерпел, потому что оно того стоило.

— Значит так, слушай внимательно, — Танос словно бы угрожал, сотрясаясь от предвкушения. — Я делаю, ты не мешаешь. Understand<span class="footnote" id="fn_39073971_11"></span>?

Нам-гю уставился на него, хлопая широко открытыми глазами. Он был готов к чему угодно помимо того, что услышал; к тому, что выйдет наоборот и это ему придется ублажать сначала его, а уже во вторую очередь себя любимого. Однако он был немного не в том положении, чтобы возражать. Да и невежливо было отказывать человеку в благих намерениях — именно так он рассудил, закивав, как болванчик.

— Я умею быть благодарным самым верным своим фанатам, — прибавил Танос, заглядывая ему в глаза с очевидной провокацией.

Ему нравилось думать, что эти слова вызовут ревность или как минимум возмущение, от которого у 124-го перекосит лицо. Так оно и получилось, на самом деле: Нам-гю не хотел и думать, врал ли ему Су-бонг или действительно награждал подобным образом избранных поклонников, и сколько у него таких поклонников было за долгую карьеру в музыкальной индустрии. Однако он посчитал, что с него хватит дешевых манипуляций: он не пальцем деланный, между прочим, и тоже умеет показывать зубы, поэтому ответил ему в меру дерзкое:

— Тогда не облажайся.

Губы Су-бонга мягко двигались в такт губам Нам-гю, рассредоточивая внимание, а ладони обжигали, скользя по вздымающейся груди вниз к животу, пока не оказались сперва под штанами, а затем и под бельем. Пара смелых движений, и у Нам-гю подкосились ноги, словно его током ударило. Рот открылся в придушенном, обрывистом стоне — он слишком привык к своему кулаку, а у Таноса были очень длинные пальцы. Длиннее, чем казалось на первый взгляд.

И кольцо. Он-то свои побрякушки снимал ради такого повода, но у Су-бонга на лице было написано, что он любил ощущения поярче.

— Прикинь, они зайдут, — сказал Нам-гю, намекая на людей с автоматами, и спрятал лицо в крепком плече, с которого спала кофта. — Вот будет зрелище.

Они ведь даже в кабинку не изволили спрятаться.

— Не зайдут, — ответил Танос настолько уверенно, что он не решился переспросить.

От удовольствия мутнел взгляд, а язык отказывался говорить что-либо внятное, когда шею Нам-гю покрывали множественные поцелуи, переходящие в небрежные укусы. Некоторые из них вовсе были болючими, отрезвляющими, однако он глубоко наплевал на тот факт, что покроется засосами, как дешевая проститутка.

Можно даже сказать, он этого хотел, и издаваемые им тягучие звуки наслаждения только подстегивали их обоих.

— Скулишь, как шлюха, — прорычал Танос, с нажимом проведя рукой от конца до самого основания. — Like a whore. My whore<span class="footnote" id="fn_39073971_12"></span>.

Нам-гю закатил глаза. Нет, не шлюха уж точно, потому что никому прежде так в распоряжение не отдавался, а вот насчет последнего утверждения пока не определился.

Ему показалось, что в жизни не было так хорошо, как тогда, и лучше не будет, но ошибся: Су-бонг спустил на середину бедер не только его штаны, но и свои тоже; когда Нам-гю ощутил вплотную к члену что-то твердое и горячее, совсем не похожее на пальцы, и услышал над ухом довольный вздох, то вздрогнул. Он даже отстранился, заглядывая между их телами, когда вдруг томное дыхание рядом с ним сменилось непонятным смехом.

— Че смешного?

— Ты такой идиот… — объяснил Танос и спародировал его: опустил взгляд и сделал дебильное лицо с выпученными глазами, за что получил увесистый толчок в грудь.

— Сам идиот, — Нам-гю сощурился. — Лучше бы время не тратил и делом занялся… а… — осекся он, падая обратно на Су-бонга и пуская слюни на одежду, в которую вцепился зубами: слишком быстро и размашисто задвигалась рука, задевая большим пальцем особо чувствительные точки, а повороты запястья делали эти ощущения поистине крышесносными.

Нам-гю совсем не думал ни о смерти, ни о деньгах, ни о наркотиках, — вообще ни о чем не думал, кроме того, как не сойти с ума от этих прикосновений, от того, как Су-бонг давил его весом и, припадая к шее, по-хозяйски оставлял на ней мокрые алеющие следы. Правая рука лежала у Таноса на затылке, перебирая окрашенные волосы и иногда прихватывая их, требуя большего, а левая держалась за плечо Су-бонга как за единственную надежную опору, ведь собственные ноги могли подвести его в любой момент. Бедра двигались навстречу, внизу было совсем мокро, тесно, горячо, а слова в голове путались, растворяясь в суматохе мыслей. Нам-гю помнил, как пару раз выстонал его имя в унизительной мольбе, лишь бы он не останавливался, лишь бы его пальцы продолжали ритмично сдавливать возбужденную донельзя плоть, его и свою собственную.

Несколько последних движений, особенно быстрых — Нам-гю часто задышал и дернулся, закусывая футболку под номером 230. Мышцы свело приятными тянущими судорогами, нервные окончания превратились в зажженные фитили, ведущие от тела к голове, и они разом сгорели, побудив нереальной силы взрыв. Ему потребовалось время, чтобы всецело отдаться эйфории, захлестнувшей его вплоть до кончиков пальцев — все это время Танос неподвижно стоял, превозмогая крупную дрожь и опустив разжатую руку.

Он терпел. Из последних сил, но терпел.

— Черт, да это было лучше любых таблеток, — произнес Нам-гю членораздельно, но с одышкой, когда дар речи вернулся к нему.

Он выпрямился, балансируя на уставших ногах, натянул штаны и тогда же заметил, что закончил из них он один. Скромностью Танос не отличался — у него просто было свое видение ситуации, которое стоило всех ожиданий. Без лишних слов он утянул его в нетерпеливый, порядком грубый поцелуй, взял левой рукой за взмокшие волосы, запрокидывая голову назад, и наконец-то полностью сосредоточился на себе, когда Нам-гю вдруг взбрыкнул:

— Стой, — сказал он, с трудом отпихнув его от себя. — Позволь мне.

Не требуя согласия, он прислонился к стене и съехал по ней вниз, продолжая сверлить Таноса глазами, затем опустился перед ним на колени и обнаружил, что лицо у Су-бонга сделалось не менее идиотское. Но припомнить ему это он сумеет позже.

Довести до пика уже возбужденное тело, которое реагировало на любые прикосновения особенно остро, было легко, так что Нам-гю не стал мудрить: после серии однотипных движений он замер, прижал теплый язык и сымитировал акт глотания — неприлично громкий гортанный звук разнесся по комнате, и все, Танос был готов. Он навалился ему на плечи, дабы удержаться на ногах, меж сцепленных зубов прорвался хриплый стон, и в глазах у него замелькали искры, судя по тому, как крепко он их зажмурил.

Это было хорошо. Спонтанно, рискованно, но оттого по-своему превосходно. Отдышавшись и смахнув со лба пот, Танос спросил, отпустило ли его, а Нам-гю вытер рот и честно сказал, что да, отпустило, хотя не сразу понял, о чем вообще шла речь.

Они вымыли руки, более-менее привели себя в порядок, и пора было идти. Возвращаться обратно на неудобные многоярусные кровати, чтобы попытаться уснуть перед завтрашним днем, который может стать для них последним.

— Подожди, — сказал ему Нам-гю, мягко придержав за плечо, а затем выскочил перед ним и кинулся на шею, крепко обнимая и утыкаясь в плечо. — Хотя бы минуту…

Танос не возражал. Он дал ему это время, чтобы постоять и помолчать о том, о чем молчал сам. И он, немного погодя, обнял его в ответ, прижимая в себе и сжимая в руках кофту с порядковым номером 124.

— Мне тоже страшно до усрачки, чтоб ты знал, — произнес он, глядя куда-то в пустоту перед собой. — Но… Я превратил свою жизнь такое дерьмо, что хуже уже не будет. Я человек неверующий, но даже такой безумный шанс все исправить — мой единственный.

Нам-гю понимал. Поэтому ничего не говорил ему, чувствуя, как сжимается сердце от горькой правды, а поперек горла встает острый ком.

— Еще одна игра? — спросил Су-бонг отнюдь безрадостно, без прошлого запала, который, как оказалось, был фальшивым.

— Еще одна, — вздохнул на его плече Нам-гю.

Они простояли без движения еще немного, после чего отыскали в себе силы друг друга отпустить, приняв неизбежную участь выйти в общую комнату. Завтрашний день все равно наступит, готовы они к нему или нет, и оттягивать неизбежное слишком долго не имело смысла.

— И только попробуй кому-нибудь ляпнуть о том, что я тебе сейчас рассказал, — строго предупредил Танос перед самыми дверьми, показав кулак, а Нам-гю с невинным лицом спросил у него:

— Рассказал что?

И следом задумался: то есть, все остальное, помимо откровения, его не смущало с точки зрения общеизвестности? Тогда он правда безумен.

*

Нам-гю готов был поклясться, что чувствовал нутром, как человек-треугольник нехорошо на них посмотрел, когда они вдвоем выходили из туалета: все помятые, растрепанные и со странными физиономиями, в которых дикая усталость смешалась с блаженством. Танос по разумению шел впереди, расправив плечи, и не побоялся даже ухмыльнуться охраннику в спрятанное за маской лицо. Нам-гю же семенил за ним следом, повесив голову и пряча румяное лицо за волосами. Он цеплялся за чужую кофту, шагая в почти что полной темноте; руки его отныне не дрожали, а в голове наконец-то звенела торжествующая пустота.

Едва дотащив ватное тело до кровати, Танос плюхнулся на матрас, где тут же раззевался и шепотом объявил, что пора бы go to sleep right now<span class="footnote" id="fn_39073971_13"></span>. Подъемы у них тут ранние и дисциплина строгая, почти как в армии.

А Нам-гю, выслушав его, не мог с этим предложением не согласиться. Однако вместо того, чтобы уйти спать к себе, он молча присел на край кровати Су-бонга и улегся рядом, забираясь под легкое одеяло и прижимаясь к нему со спины.

— Рот свой закрой, — приказал он именно в тот момент, когда Танос от удивления зашевелился и был готов что-то сказать ему.

Су-бонг правда закрыл, кладя голову обратно на подушку и умолкая теперь уже до утра. Он позволил обнять себя, позволил прижаться лбом к затылку, и, нащупав руку Нам-гю на своем боку, взял сверху его ладонь и потянул сильнее к себе, сплетая пальцы.

Им точно не выбраться отсюда живыми — Нам-гю почему-то в этом не сомневался. Танос погубит их, раз за разом повторяя: «Еще одна игра, и домой», до тех пор, пока их домом не станет деревянный гроб. Они оба исчезнут с лица земли и никогда не будут найдены, разлетевшись пеплом по ветру, однако он больше не боялся этого так сильно: он сам сделал выбор, ведь ужасный конец лучше ужасов без конца, и если заветных денег ему получить не суждено, то пускай его насильно избавят от участи возвращаться в мир, в котором он ровным счетом ни для кого ничего не значил.

I&#039;d wanna hold you just for a while

And die with a smile

If the world was ending

I&#039;d wanna be next to you<span class="footnote" id="fn_39073971_14"></span>