Часть 1 (2/2)
Один Пак Чимин и один Чон Хосок сейчас рассмеялись бы ему прямо в лицо, но ему до этого не было никакого дела, его не интересует чужое мнение.
— Послушай, — Тэхён понижает голос, так и не обернувшись, смотря теперь исключительно на дверную ручку. — Ты очень горячий, когда одет не в эти безразмерные мешки для мусора, — он никогда не признает, что ему нравятся эти огромные худи и нравится забираться под них головой, когда они дурачатся с этим сопляком у него дома, нет, он определенно не признает это, — и мне нравится секс с тобой, но мы не встречаемся. У нас большая разница в возрасте, и мы начали знакомство с перепиха по пьянке в туалете. Это плохое начало. И к тому же, у нас нет ничего общего.
— Четыре года не большая разница, — Чонгук за его спиной издает смешок, правда, в голосе совсем нет веселья. — Всё это неубедительное дерьмо, Ким. Особенно последнее. И ты сам знаешь это.
— У меня совещание через двадцать минут, мне нужно подготовиться, — Тэхён наконец-то берётся за ручку, поворачивая её. — Увидимся. Не забивай себе голову ерундой, Чон.
Он выходит из уборной всё также с бесстрастным лицом, ощущая на кончике языка вязкую горечь.
Один Пак Чимин и один Чон Хосок сейчас, вероятнее всего, сказали бы ему, что он последний мудак.
Но ему всё равно. Совершенно всё равно, даже если руки, спрятанные в карманах брюк, мелко дрожат.
***
Это больше не происходит. Чон Чонгук определенно точно избегает его, а если они всё же сталкиваются где-то в офисе, игнорирует. Больше никаких взглядов и никаких пошлых комментариев о его костюмах. Больше никаких сообщений вечером «Давай порубимся в овервотч<span class="footnote" id="fn_38567481_3"></span>, большой босс. Если наша команда победит, я разрешу кончить мне на лицо в следующий раз». И никаких «Как насчет съездить на выходных в Лотте Ворлд?<span class="footnote" id="fn_38567481_4"></span> Давай купим какие-нибудь дурацкие парные шапки или вроде того, м?» тоже.
Ничего.
Тэхён не скучает. Тэхён совсем не скучает и совсем не проверяет свой телефон по тысяче раз на дню. Тэхён определенно не вздрагивает каждый раз от звука входящего сообщения, когда ему пишет Чимин.
Тэхён не стонет сквозь стиснутые зубы ничьё имя, зло кусая губы, когда кончает в собственный кулак вечером в душе.
Ничего такого. Тэхёну всё равно. Тэхён руководитель проектов в крупном холдинге, ему двадцать шесть, он немного сноб и зазнавшийся засранец. Он не может скучать по крошкам от чипсов, которые беспощадно рассыпались по его домашним брюкам, пачкая бёдра, благодаря одному малолетнему сопляку, пока они ели эту дрянь у него в гостиной под какое-то тупое шоу про айдолов в одно их недосвидание у него дома, которое закончилось тем, что Чонгук стянул с него эти самые брюки до щиколоток и отлизал прямо там, в гостиной, под воодушевлённое бормотание ведущего шоу.
Тэхён совсем не вспоминает, как тогда поджались пальцы на ногах во время оргазма и как он перевернул забытую пачку картошки этому несносному Чонгуку прямо на голову, смахнув её рукой с края дивана.
Тэхён совсем не помнит, как они смеялись до икоты из-за этого.
Он ничего этого не помнит, не вспоминает, и абсолютно точно ни по чему не скучает.
Тэхён плачет поздно ночью, в тишине своей большой квартиры, напившись перед этим с Хосоком в пятницу в баре после тяжёлой недели (он не видел Чонгука ни разу за эти пять дней). Это он тоже не помнит. Он ничего не помнит и ни о чём не жалеет.
Он трусливый мудак, и он знает это.
***
— Так, и что у вас случилось, парни? — спрашивает Чон Хосок, скроля ленту в инстаграме. Они выбрались на обед ближе к концу рабочего дня. Это был не самый лучший день. Пожалуй, это был не самый лучший месяц.
Тэхён впивается вилкой в лист салата, безразлично смотря на него.
— О чём ты? — заученно говорит он. За последнее время это выражение стало его любимой фразой. Салат повержено оказывается нанизанным на зубчики, отправляясь в рот.
— Не строй из себя идиота, Тэхён, — Хосок хмыкает, и его лицо принимает выражение, которое Ким определенно не любит. Это выражение не сулит ему ничего хорошего. — Что у вас случилось с Чоном. И не надо говорить, что ты не знаешь, о ком я.
— Почему у нас должно что-то случиться с этим пацаном? — Тэхён отправляет в рот ещё одну вилку салата, не чувствуя никакого вкуса. — Ничего не случилось, мы едва знакомы.
— Тэ, ты, кажется, забыл, что Чимин наш общий друг. И что Юнги руководитель айти, где стажируется этот «пацан», как ты его называешь.
— Причём тут Мин? — салат таки встаёт комом в горле, и Ким делает глоток уже давно остывшего латте с горой опавших сливок. Очередная сахарная кома.
— При том, что Юнги уже лет пять встречается с Чимином, что, кажется, ты тоже забыл, спрашивая у того, что надеть на свидание с Чонгуком, связь с которым ты отрицаешь.
— Вы все грёбаные сплетники, — лицо всё ещё удаётся держать, но Тэхён ощущает, как сердце предательски ускоряется. Он пьёт свой отвратительно сладкий кофе, смотря исключительно в свою тарелку. Выражение лица Хосока всё так же не сулило для него ничего хорошего. — Всего одно свидание, подумаешь.
— Пять. И я знаю, что у вас был секс.
— Потише! — Ким всё-таки проигрывает: маска безразличия даёт уродливые трещины. Он поднимает взгляд на Хосока, хмурясь. — Вас это не касается, никого. Но если так интересно, то отвечу — это было небольшое развлечение, мне было скучно. На этом всё.
— Ты не ходил ни с кем на повторные свидания со времён универа и не заводил ни с кем отношений с того же времени. Очевидно, это было не просто развлечение.
— Мы не встречались, — Тэхён упрямо кривит губы. — Мы никогда не встречались, просто дурачились. Не знаю, почему он решил иначе. Я ему ничего не обещал.
— Дурачились? Что за слово, тебе что, блять, пятнадцать? — Хосок не притрагивается к еде, продолжая смотреть исключительно на одного явно загнанного в угол Ким Тэхёна. — Так значит, ты его кинул, вот что произошло? — теперь хмурится Чон. Его выражение лица предсказуемо меняется через секунду. — Тэхён, не все парни мудаки, как тот придурок с параллели, я даже не помню его имени. Чонгук определенно…
— Я не нуждаюсь в лекциях, Хосоки, — Ким встаёт из-за стола, отодвигая стул с неприятно громким звуком. Кажется, что все в этом небольшом кафе при бизнес-центре смотрели прямо на них. Он поправляет галстук, ослабляя его. — Извини, мне нужно закончить отчёт до конца дня. Не хочется опять задерживаться после работы. Я пойду.
Тэхён любит шик и лоск, и его совсем не интересуют никакие малолетки, ещё не закончившие университет, даже если у этих малолеток тоже есть деньги (что оказывается совершенно не важно, но он не собирается думать об этом) и даже если они делали его счастливым. Его никто не интересует. То, что его глаза щиплет злыми слезами, когда он возвращается в свой кабинет, хлопнув дверью, ничего не значит.
Ким уходит с работы, когда в офисе никого не остаётся. В его кабинет никто своевольно не вламывается, и не то, чтобы он втайне надеялся на это, совсем нет.
Он всё ещё трусливый мудак, если кто-то вдруг спросит.
***
У Тэхёна дежавю. Он сжимает стакан с кофе из Старбакса — очередная приторная жижа, которую неспособен пить никто, кроме него — заходя в лифт, который набивается людьми до невообразимого плотно. Чёрт, его белый костюм от Армани, забранный вчера вечером из химчистки, не рассчитан на такое. Он снова пытается пробраться в угол, едва успев заметить, что кнопка тридцать второго этажа уже кем-то нажата, прежде чем грузный мужчина за сорок совсем не любезно вынуждает его пятиться назад, пока он не врезается в кого-то, еле успев развернуться спиной.
Тэхён понимает кто это по запаху, который обволакивает его знакомым теплом.
Блять.
Они давно не виделись, может, недели три (он совсем не считает, нет). Ким ничего не ожидает, но, когда к нему вдруг прижимаются чужие бёдра, вздрагивает, сжимая бумажный стаканчик сильнее.
Никто не обращает на них внимания, слишком увлеченные ненавистью к этой поездке.
Чонгук молчит: его тяжёлое дыхание путается в волосах Тэхёна, когда он прижимается ближе, втискивая колено ему между ног. Двери открываются на каком-то этаже — Ким не имеет понятия, на каком — и людей становится ещё больше: кто-то возмущенно шипит, прося кого-то подвинуться, получая не самый лестный ответ.
Тэхён тоже делает движение, и его задница впечатывается в чужой пах, проезжаясь по абсолютному стояку.
— Извини, Ким, здесь так тесно, — Чонгук заговаривает с ним впервые за всё время: его голос звучит мягко, почти убаюкивая. — Как твоё утро?
— Прекрасно, Чон, — Тэхён хмыкает, и язык обжигает кофе, когда он делает глоток напитка, неловко подняв руку. — Просто чудесно.
Смешок куда-то в шею ощущается разрядом тока в двести двадцать вольт. Чонгук толкается вперёд, покачиваясь, и невозмутимое лицо Тэхёна идёт красными пятнами: он сжимает зубы, подавляя звук, который точно никто никогда не должен услышать, делая ещё один долгий глоток сладкой мешанины.
Если у него встанет, это будет фееричный позор.
На двадцать пятом этаже большая часть людей выходит, и Чон отстраняется от затихшего Кима, вставая рядом. На нём всё также безразмерное неприметное худи, в этот раз серого цвета. Огромный капюшон всё также накинут на голову, скрывая лицо. Ткань наверняка мягкая, и Тэхён понимает, что до дрожи хочет сжать её пальцами. Хочет уткнуться в неё лбом, прижимая к себе этого паршивца.
Возможно, когда-то Тэхён любил шик и лоск и его совсем не интересовали всякие малолетки, ещё даже не закончившие университет, но какая к чёрту разница, когда он влюблён в этого пацана так сильно?
Его костюм предсказуемо выглядит, как дерьмо, когда они выходят из лифта, касаясь друг друга плечами. Ким думает, что ему абсолютно плевать на этот грёбаный костюм, но не плевать на одного Чон Чонгука, который вдруг несмело улыбается ему, заворачивая в сторону своего кабинета.
Тэхён всё ещё зазнавшийся засранец и трусливый мудак, но он постарается исправить это.
***
Хосок косится на него с мерзкой ухмылкой весь кофе-брейк, и Ким считает, что он продержался достаточно, прежде чем всё же взорваться холодным раздражением.
— Какого хрена ты так на меня смотришь, Хосок? — кофе-машина издает писк, и Тэхён забирает свой стаканчик с двойным эспрессо, отправляя туда сразу же три кубика сахара. Сегодня у них не было времени спускаться вниз, поэтому приходилось довольствоваться благами, предоставленными компанией. — Перестань лыбиться, блять, пока я не вылил кофе тебе в лицо.
— Почему я не могу улыбаться? — Чон Хосок не выглядит ни на грамм впечатлённым угрозой. Придурок. — Ты тоже улыбался всё совещание.
— Я не улыбался, — Ким морщится, глотая тёмную жижу, называемую кофе. — Я никогда не улыбаюсь на работе, ты что-то путаешь.
— Правда? — Хосок щурит глаза, и это его выражение тоже не сулит ничего хорошего. — А я уверен, что ты определенно точно улыбался. Точно так же, как Чон Чонгук, который пять минут назад зашёл на кухню и всё это время с блаженной улыбкой пялится на твою задницу. Вы помирились?
Тэхён не оборачивается — в конце концов, ему всё-таки не пятнадцать, как думает его друг, чтобы вестись на такое, но мурашки разбегаются по спине роем.
— Я не знаю, почему этот пацан улыбается, но я не делал этого на совещании, — Ким раздражённо дёргает плечом под треск кофемашины. Хосок забирает свою бурду, игнорируя сахар.
— Но вы помирились, да?
Помирились ли они? Отличный вопрос, на который Тэхён сам не знал ответа. Прошёл всего день с их столкновения в лифте, и никто ещё никому не писал. Фактически, ничего не изменилось, но Ким действительно глупо улыбался всё совещание неизвестно чему, как какой-то идиот.
Конечно, он не признается в этом никому.
— Отвали, — он возвращает безразличный тон и пресное выражение лица, смотря на Хосока бесстрастно. — Пошли уже.
— А ты не должен поздороваться со своим парнем? Он всё ещё смотрит на тебя — отвечаю, никогда не видел такого взгляда, он тебя им буквально тр...
Тэхён швыряет Хосоку в лицо пластиковый стаканчик (пустой, к сожалению) и выходит, так и не обернувшись.
Его уши горят, когда Чон со смехом догоняет его.
***
Поздно вечером, окружив себя острым рамёном и бутылкой клубничного соджу, Ким садится в позу лотоса на диване в гостиной и берёт в руки свой телефон, гипнотизируя экран какое-то время. Он никогда ни перед кем не извинялся и никогда не делал первых шагов. Ну, почти никогда — последний раз был в универе, и это закончилось полным дерьмом, поэтому с того момента он решил, что быть мудаком проще и легче, чем открываться кому-то.
Видимо, у вселенной на это было другое мнение.
Тэхён отхлёбывает рамен, громко причмокнув, и заходит в диалог, который не открывал уже месяц. Он смотрит на последнее сообщение — своё — и хмурится, проводя пальцем по экрану. Ладно, ему двадцать шесть, он взобрался по карьерной лестнице ошеломляюще быстро — очевидно, он умный парень, и написать кому-то первым после того, как отшил, не составит труда, да?
Ким бросает телефон на диванную подушку спустя десять минут.
Видимо, не сегодня.
***
Чимин звонит ему по видео связи в четверг. Тэхён валяется на диване, пытаясь читать — он просветленный человек, чтобы вы знали: то, что он перечитывает одну страницу уже в третий раз, ни о чём не говорит. Сложно вникнуть в текст, когда твои мысли предательски крутятся вокруг одного малолетки, продолжающего улыбаться в офисе, но не делающего больше никаких шагов.
Засранец.
— Привет, Тэтэ, — голос Чимина сквозит патокой, и Тэхён напрягается, смотря на его хитро сузившиеся глаза. — Как твои дела? Чем занимаешься?
— Мы никогда не спрашиваем друг у друга, чем занимаемся, — Ким накрывает лицо книгой, хмурясь под ней. — Что тебе надо?
Чимин смеется, и Тэхёну совсем не нравится этот смех.
— Совсем ничего, — в динамике слышится возня, но Ким не придаёт этому значения. Чимин странный, может, ему сейчас под столом отсасывает Юнги: в таком случае, он совсем не хочет знать этого. — Как ваши дела с тем горячим парнем с айти?
— Хочешь опять всё выпытать, а потом всем рассказать?
— Но ты сам мне всё рассказал, Тэхёна, — Ким снова слышит смех, и улыбается против воли. Чимину сложно сопротивляться. — И ты не говорил, что это секрет. Так что у вас? Ты написал ему?
— Ничего. Нет, не написал. Я не смог.
— Почему? — звук борьбы усиливается, снова доносясь из динамика, но Тэхён по-прежнему не желал знать, что там происходило, продолжая закрывать лицо раскрытой книгой.
— Потому, — лениво огрызается он. — Что, по-твоему, я должен ему написать? Прости, что был мудаком, конечно, мы встречались? Конечно, я хочу встречаться с тобой, просто у меня четыре года не было отношений, поэтому я слегка обосрался? Конечно, мне плевать на твой возраст и бабки, и конечно, у нас дохрена общего, иначе мой телефон не грозился бы взорваться от наших переписок, а мой рот не переставал бы трещать без умолку, когда у нас были эти чёртовы свидания?! — Ким рычит, начиная задыхаться. Он отбрасывает книгу, делая глубокий вдох, и резко садится, взбешённо смотря в экран телефона. — Это ты предлагаешь мне ему написать?!
Рядом с другом (уже точно бывшим), Тэхён видит Чонгука, покрасневшего до неприличия, которого Пак держал, заломив тому руку за спину.
Дерьмо.
— Да, можно было написать именно так, — Чимин невинно улыбается, всё ещё не выпуская Чона из захвата. — Мне кажется, очень искренне. Как думаешь, Чонгуки?
— Я убью тебя, — Ким совсем не по-взрослому краснеет в тон упомянутого пацана. — Я убью тебя, Пак Чимин.
Он сбрасывает вызов и беззвучно кричит в диванную подушку пять минут, сгорая от стыда.
**
«Открой дверь. Пожалуйста»
Тэхён не хочет открывать дверь. Тэхён не хочет выходить из своей квартиры ближайшие лет сто. Тэхён хочет придушить одного Пак Чимина голыми руками.
«Ну же, Тэ, открой дверь. Я не уйду. Пожалуйста».
Ким одёргивает безразмерную домашнюю футболку — она совсем не похожа на футболки Чонгука, ни разу — и смотрит на свои всколоченные волосы и раскрасневшееся лицо с бешенным взглядом через фронтальную камеру телефона.
Господи блять, он выглядел отвратительно.
Глубоко вздохнув, Тэхён собирает волю в кулак, и, нацепив свою привычную маску безразличия, хоть и с мелкими трещинами, плетётся в прихожую. Когда он подходит к двери, телефон вибрирует ещё одним сообщением.
«Хён, я тебя слышу. Открывай»
Он взрослый человек (хоть в последние полчаса это и можно было поставить под сомнение), поэтому Ким поворачивает замок, впуская Чон Чонгука в свой дом.
К двери прижимает мгновенно. Стоило догадаться, что этот сопляк будет играть грязно — Чонгук целует его, и его губы, чёрт подери, такие настойчивые. Тэхён хотел бы иметь в себе силы им сопротивляться, но у него нет супер-способностей, он не какой-нибудь вам человек-паук или железный человек, если вы не забыли.
— Эй, парень, полегче, — Ким шипит, с трудом отстраняясь, когда дверная ручка впивается ему под задницу. — Полегче, — тише добавляет он, почему-то улыбаясь пьяно.
Видимо, Чонгук был плохо знаком с понятием полегче, когда это касалось одного Ким Тэхёна: его руки, всё такие же бесстыжие, забираются под ткань свободной футболки, касаясь ласково, но настойчиво.
— Развернись, — говорит он, и у Тэхёна табуном бегут мурашки по всему телу от этого снисходительного тона. — Давай, хён. Развернись.
Ким разворачивается, упираясь лбом в дверь, и Чон прижимается к нему, зарываясь лицом в волосы.
— Значит, ты мой парень? — вкрадчиво уточняет он, губами касаясь шеи.
Ким вздрагивает, вжимаясь в дверь сильнее.
— Заткнись, — отзывается он, но голос предательски звучит мягко. — Я не буду повторять это дважды. Ты уже всё слышал, и то, как это произошло, мы обязательно обсудим позже.
— Конечно, — Чонгук прихватывает зубами кожу на загривке, легко кусая. — Конечно, большой босс, мы всё обсудим. Но действительно позже.
Тэхён думает, что от Чона, писавшего «пожалуйста» через слово, не осталось и следа — и как он мог купиться на это?
— Хочу кое-что сделать, — Чонгук шепчет, оттягивая резинку пижамных штанов притихшего вдруг Кима. — Ты уже был в душе?
— Что ты хочешь сделать? — недоверчиво тянет Тэхён, сбиваясь в дыхании. — И да, я был в душе, что за вопросы?
Пацан смеётся, и штаны хозяина квартиры ползут вниз, оголяя его.
— Сейчас узнаешь, — отвечает тот, опускаясь на корточки. — Расставь ноги.
Тэхён слушается, насколько это позволяет положение, заливаясь краской, когда ощущает дыхание на своих ягодицах.
— Чонгук…
Это всё, что ему удается пробормотать внятно, прежде чем влажное прикосновение тёплого языка к сфинктеру заставляет Кима заткнуться, до крови прокусив губу.
Чон хорош во многих вещах, и в этом он определённо хорош тоже: Тэхён скребёт по гладкой поверхности двери короткими ногтями, шепча несвязные ругательства, когда кончик языка, обведя по кругу дырку, толкается внутрь. Слюны много, и Чонгук вылизывает его, тихо постанывая, спускаясь губами к шовчику на мошонке, возвращаясь после обратно, снова скользя языком внутрь. Он вжимается лицом между ягодиц с пошлым влажным звуком, нежно прикусывая горящие мышцы, и буквально, чёрт бы его побрал, присасывается своим грёбаным ахуительным ртом — Тэхён скулит, выгибаясь в спине, и его ноги дрожат от напряжения.
Чон хорош во многих вещах, и в этом он определённо хорош тоже: Ким надсадно стонет, хныча на выдохе, когда в него по слюне проникает палец, дразня.
Как этот засранец так легко всегда находит простату?
— Как думаешь, я могу поиметь своего парня прямо у входной двери, м? — Чонгук давит на комок нервов внутри Тэхёна, не способствуя честному ответу. — Правда, я уже делал это и в местах похуже, но он совсем не был против. Ему нравится грязно — такой важный начальник и такая жадная су...
— Заткнись, паршивец, — Ким раздражённо закатывает глаза, осекаясь на вдохе, пихаясь локтем. Второй палец натягивает мышцы ощутимо. — Смазка и презерватив, если хочешь это сделать. Молча.
Тэхён нисколько не удивлен, что одноразовый пакетик со смазкой и презерватив находятся у сопляка прямо в кармане куртки. Тэхён вспоминает, как очаровательно тот покраснел, когда услышал его признание, выглядя таким невинным, и так совсем не невинно вставлял в него сейчас уже три пальца, давя на простату выверенным движением, шепча горячечный бред Киму прямо в раскрасневшееся ухо, посасывая мочку обветренными губами.
Тэхёну так нравилось то, как эти пальцы заполняли его.
Маленький дьявол с большим членом, чтоб его, думает Ким, когда Чонгук входит в него, рыкнув в шею, буквально припечатав к двери без возможности дышать: Тэхён ударяется лбом, проезжаясь щекой по гладкой поверхности, оставляя след от слюны за собой. Чон хорош во многом, и в этом определённо тоже, и Ким снова рассыпается под ним, двигая бёдрами навстречу, пытаясь подстроиться под ритм.
Да, он определённо хорош в том, что касается превращения одного Ким Тэхёна в хнычущий беспорядок.
— А теперь сведи ноги, хён, — Чонгук оставляет россыпь смазанных поцелуев, оттягивая ворот свободной футболки. Его губы горячие и сухие, и Ким стонет громко, когда они находят нежное местечко на шее под линией роста волос, зацеловывая. — Да, вот так…
Чон сжимает подбородок Тэхёна пальцами, настойчиво просясь внутрь, давя на губы: Ким кусается, прежде чем втянуть два в рот, посасывая их, словно леденец.
Да, он любит шик и лоск, но то, как его грубо трахает этот парень, заставляя забыть собственное имя, ему нравится больше.
Чон хорош во многих вещах, и в этом он определённо хорош тоже: он толкается резкими глубокими толчками, до хруста косточек вжимая Кима в проклятую дверь, свободной рукой сжимая его податливое горло, ходуном ходящее под чужими пальцами, выбивая из своевольного project managera надрывный стон удовольствия, переходящий почти в отчаянный скулёж.
Он такой разрушенный.
Член двигается туго, растягивая мышцы, и чувство заполненности — терпко-сладкое, одуряющее — заставляет Тэхёна тонуть в мареве удовольствия: его собственный член тяжело прижимался к подрагивающему животу, пачкая каплями смазки. Головка проезжает по простате снова и снова, и Ким хрипло хнычет, цепляясь дрожащими пальцами за ладонь, которая всё ещё сжимала ему глотку, перекрывая кислород: он любил это чувство, ему так нравилась эта тонкая грань.
Хорошо, когда твои кинки совпадали с кинками одних сексуальных малолеток.
Чонгук ускоряется, рвано выдыхая Тэхёну в шею, оставляя бордовые метки на солёной от пота коже, и берёт чужой мокрый член в кулак, потирая набухшую головку ласково, плотным кольцом скользя вверх-вниз.
— Я близко, детка, — хватка чуть ослабевает, позволяя Киму глотнуть воздуха. — Давай закончим вместе?
— Не…называй меня…деткой, — Тэхён с трудом огрызается, но его голос звучит так разбито: Чонгук хрипло смеётся ему в волосы, давя под горлом до пятен перед глазами. — Я…
Ким не договаривает, оглушённый оргазмом: Чон обводит языком хрящик уха, прикусывая, и Тэхён осекается на полуслове, кончая с протяжным стоном, пачкая дверь и ладонь паршивца. Чонгук замирает в нём, дыша загнанно. Пальцы на шее наконец-то разжимаются, наверняка оставив багряные следы — Киму придётся подумать о водолазках в своём гардеробе в самое ближайшее время.
Когда Чон выходит из него, бросая использованный презерватив куда-то в сторону, у Тэхёна дрожат ноги: он морщится, различая бешенный стук своего сердца буквально в осипшем горле, и натягивает пижамные штаны обратно на бёдра.
— Ты животное, — бросает он через плечо, смотря на свою заляпанную собственной спермой дверь. — Просто животное, Чон Чонгук. Как я вообще мог влюбиться в тебя.
Прежде чем Ким осознаёт смысл своих слов, один малолетний пацан со смехом утягивает его в поцелуй.
Пожалуй, в этом совсем не было шика и лоска, но один Ким Тэхён плевать хотел на это — он любил одного Чон Чонгука больше.
fin