Бонусная глава «У моря» (1/2)

Никто бы не пожелал жить вечно, если бы в мире не существовало смерти.

— Пойдёмте к морю.

Подталкивающее к свершениям возбуждение, что так подло пряталось все эти годы, не успев возродиться, погасло в простых двух словах. Александра вновь ослабела и понурилась. Сквозь доносящийся шум волн вечернего моря Воланд ясно слышал биение разволновавшегося сердца. Тревога и смятение легли печатью на лице девушки.

— Лучше пойду к себе, — произнесла Саша, имея ввиду личную комнатку на втором этаже, — но вы можете попытать удачу в этом вопросе завтра, — с улыбкой добавила она.

Настаивать дьявол не стал, позволив Александре, опасливо забравшей со столика кипу нот, скрыться от мирка, в котором они пребывали вместе, в мир ещё более тесный, куда путь ему был заказан. Воланд был уверен, что уже завтра девушка сама будет говорить о море и ни о чём другом более не сможет думать, но в этот вечер он сидел на берегу один. Волны ласкали босые ступни, обволакивая их мягкой пеной и маня следовать за собой, прямо в глубь, и осесть песком на далёком дне. Тёплое солнце, утонув за горизонтом, уже давно отдало брозды правления бездушному сиянию одинокого месяца, спутника, идущего рука об руку с Сатаной на протяжении долгих тысячелетий. Как и тогда, в их первую встречу, Воланд глядел в небо непроницаемым взглядом, пытаясь вернуть контроль над собой, над мыслями и чувствами, которые бесцеремонно врезались в саму его суть.

Разгоревшаяся страсть по девичьему телу жгла безжизненные вены и туманила рассудок, а некогда взволновавшие Александру эмоции окончательно ставили мужчину в безвыходное положение. Девушка была близка настолько, что к ней можно было протянуть руки и коснуться её нежной кожи, но с тем же как никогда далека. Грусть, что преследовала её последние полгода, мешала жить и скрыла под непробиваемой скорлупой равнодушия. Одиночество, коммунистически делимое на двоих, преследовало Воланда денно и нощно, и в отличие от Саши, он не мог скрыться от него во снах.

Она была так красива в его рубашке. Позволь он себе чуточку большего сегодня, принесла бы та близость желанное удовлетворение? Определённо. Но мог ли он воплотить свои грязные фантазии после всего, что с ней случилось? Пойти на сделку с принципами, уступить животным позывам? Нет, он не имел права позволить себе идти на поводу мимолётной прихоти, по крайней мере таковой она ему казалась. С каждой новой минутой эмоции всё же отступали, но не так далеко, как хотелось, трусливо запрятавшись в закромах сознания.

За спиной послышались едва слышные, осторожные шаги Ламии<span class="footnote" id="fn_38433148_0"></span>, новой служительницы особняка, а затем её вкрадчивое:

— Как вы просили доложить, мессир. Госпожа заперлась у себя в комнате и уснула.

— В эту ночь ты можешь быть свободна, Ламия, — бесцветно произнёс Воланд, вглядываясь в пустой горизонт, словно тот прятал за собой ответы на все волнующие вопросы.

— Благодарю, мессир.

— Ты помнишь наш уговор?

— Конечно, мессир.

Минуты сменились часами. Пребывая в мыслительной коме, сатана не заметил того, как разбушевалось море, а небо заволокли тучи, скрывая от взора единственный источник света. Ноги нещадно обдавала морская пена так, что большая часть брюк давно намокла и прилипла к коже. Клочок мира, где они жили последние годы, подчинившись Силе, стал таким же угрюмым как сатана. Воланд боролся с самим собой и чувствовал, как проигрывает. Спокойствие спящей Александры отнюдь не становилось для него союзником в этой битве, оно вело к девушке, заставляло думать только о ней. Дьявол поймал себя на том, что уже как несколько часов представляет всю ту же беседку и её, раскрасневшуюся, до исступления страждущую его ласк. Она точно могла вить из него верёвки, если бы захотела, подчинить любому своему слову.

Жалкий. Каким же он был жалким в своей одержимости быть желанным! Слабый. Полностью потерявший контроль.

Очередные до ужаса примитивные грёзы, где Александра властно оседлала его ноги и шептала сладкие слова о своей одержимости им, прервал хруст песка под скрипучей резиной подошвы армейский ботинок.

— Мессир, всё сделано в лучшем виде, — учтиво гнусавил Азазелло, поравнявшись со своим господином. Вид, в котором демон застал его, лишь усугублял возникшие опасения. — Состряпали ему мирок не хуже того, где он жил всё это время. Амдусциас<span class="footnote" id="fn_38433148_1"></span> любезно предоставил оркестр.

«Единственная хорошая новость на сегодня», — подумал Воланд, устало прикрыв глаза.

— Можешь отдохнуть, Азазелло. Больше никаких распоряжений не будет.

— Мессир, простите мою дерзость?... — демон покорно затих, Сатана же поднял взгляд на обезображенное бельмом лицо, ожидая продолжения. — Мессир, вы могли бы вернуться Домой, чтобы восстановить Силы.

Воланд вопросительно выгнул бровь.

— Перечисли имена.

— Мессир, — Азазелло заговорил чуть быстрее, — никто не ставит под сомнение ваш авторитет, но они считают, что она мешает вам выполнять ваши обязанности.

— Тогда им стоит напомнить о своих, — отчеканил дьявол. — Имена, Азазелло.

— Я, мессир, Вельзевул<span class="footnote" id="fn_38433148_2"></span>, Астарот<span class="footnote" id="fn_38433148_3"></span>, Маммон<span class="footnote" id="fn_38433148_4"></span>.

На губах сатаны заиграла холодная ухмылка. Он молчал с минуту, пожирая демона глазами, пока тот, не выдержав напора, не опустил взгляд на полюбившиеся ботинки и не опустился сам на одно колено. Губы Воланда не растянулись в ещё большем оскале.

— В таком случае нужно говорить мы, — нарочито спокойно произнёс дьявол после некоторого молчания. — Ступай, Азазелло, и никогда не забывай: кому ты служишь.

Рыжий демон растворился в темноте, оставляя господина в долгожданном покое. Пожалуй, будь Воланд помоложе на пару десятков столетий, то слова сомнения от верного слуги точно бы взыграли над ним, всё ещё пытающимся доказать своё превосходство над Богом, яростью и отрицанием, но сейчас, когда многое потеряло значение, он был спокоен. Сложившаяся ситуация смешна своей примитивностью. Очевидно, все они спутали временную безвредность Правителя с мягкотелостью, связав то с привязанностью к человеку, и мнение это стало их неизбежной, до глупости нелепой ошибкой.

— Если они так жаждут жестокости, то непременно получат её в самый на то неподходящий момент, — сказал сам себе Воланд.

И всё же из уст Азазелло прозвучала неприкрытая правда, на которую дьявол долгое время закрывал глаза, — невольно став центром всего его существования, Александра оттеняла на себя всё внимание. Заземляла. Очеловечивала. Ещё ни с кем Воланд не был так долго как с ней. Пугающий срок… Но разве не этого он хотел? Разве он не хотел познать жизнь с тем, кто безоговорочно поймёт и примет? Какая сладкая мечта! А какова реальность? Действительно ли Александра понимала и принимала его?

Море дышало. Воды его продолжали вздыматься над берегом, и с каждым новым выдохом на нетронутые участки суши, те окроплялись холодной влагой.

«Распогодилось», — наконец заметил Воланд, переместившись подальше от разбушевавшихся волн.

Как не крути, вечер и часть ушедшей ночи выдались неприятными во всех смыслах. Как успокоить кого-то, когда не знаешь, как успокоить себя? Как найти тот самый универсальный ключик от всех проблем? Возможно, шутки — лучшее решение? Они точно хорошо спасают от тоски и печали, главное в этом деле — уметь шутить. Только кто рискнёт воспринимать не всерьёз слова Властителя Ада? В том, безусловно, были свои плюсы и, как оказалось, минусы.

«Шутки — не мой конёк», — подытожил мужчина, нахмурившись. В воздухе, подобно хрустальному колокольчику, звенело едва уловимое присутствие.

Выдуманная история про утонувшего мальчика, предназначенная для банального развлечения, ровно как и у Александры Ильиничны, не выходила у Воланда из головы. Пятно на биографии Дьявола. Муки на долгие полвека.

— Выходи, — сухо приказал сатана, — твои прятки меня уже порядком утомили.

В метре от сидящего на песке Воланда из глубины ночи родилась абсолютно нагая девушка, чьи прелестные достоинства прикрывали лишь до неприличия длинные чёрные, как и глаза, волосы. Само её появление уже произвело на мужчину неизгладимое впечатление, потому то, когда она припала лбом к его ступням, вовсе не удивляло, но оставляло интригу.

— Ты — безумная женщина, Алиса.

— Одна только любовь заставляет меня идти на такие поступки, мой король, — ласково проворковала ведьма, не отрывая лба.

— Вот как… — с равнодушием произнёс Воланд. — Насколько ты предана своему королю, Алиса?

— Для меня никого кроме вас не существует, — подражая манере общения Александры, трепетно прошептала девушка. Губы её неконтролируемо дёргались в нервной улыбке.

— Ты принимаешь меня за идиота?

Алиса сжалась от страха и, медленно оторвав лоб от песка, заскользила трусливым взглядом по лицу сатаны. Он, молча, смотрел в ответ: холодный и неприступный. Уверенность в том, что её оправят в преисподнюю прямо сейчас, не найди она слова оправдания, критически возрастала с каждой секундой.

— Мой король, ты даже не выслушал меня! Я совершила ошибку, доверившись Ему, но я не допускала и мысли о предательстве! Ты для меня — смысл жизни, мой воздух, моё солнце и звёзды. Любое твоё желание — закон для меня. Я всем сердцем презираю тех, кто усомнился в твоём величии, и ту, что заставляет тебя сидеть здесь, возле моря, в одиночестве.

— Большей ерунды я давно не слышал, — с презрением произнёс Воланд, однако, подавшись вперёд, небрежно обхватил пальцами подбородок ведьмы. — Тебе бы следовало боготворить её за спасение.

— Если таково твоё желание, то я готова забыть о своей ненависти, — глаза Алисы осветило безумие, а уголки губ продолжали истерично подёргиваться.

В Воланде не было ни жалости, ни каких-либо других чувств к ведьме, но что-то, нетерпеливо распирающее внутри, требовало не отпускать её просто так. Но что это могло быть? Скука? Или, быть может, пресловутое одиночество?

— Ты слишком жалкая, чтобы что-то желать от тебя, — жестоко и мрачно сказал он и рукой, что только что держала подбородок, провёл вверх по щеке, запуская пальцы в упругие чёрные пряди, с силой сжав те в кулаке, — но, может, на что-то ты ещё годишься.

Алиса, состроив жалобное, обеспокоенное болью лицо, проползла между расставленных ног мужчины и, аккуратно спускаясь ладонью по мокрым штанинам от колена по внутренней стороне бедра, произнесла:

— Пусть я буду самой жалкой, пусть буду презренной, но ни одни обидные слова не помешают мне любить. Я ищу лишь твоей любви, мой король, и ты знаешь: какой податливой, какой страстной я могу быть. Она не понимает, не ценит тебя в должной мере. Так отпусти её, отпусти хотя бы в эту ночь и насладись моим служением.

— Тогда сделай всё, чтобы я не разочаровался в тебе ещё больше.

Какой же дешёвый спектакль, а его режиссер сам сатана! Ему нравилась эта беспечная игра, нравилось ощущать благоговение в свой адрес. Как далеко он сможет зайти, не вспоминая о спящей и ни о чём не подозревающей Александре? Почувствует ли она неладное? Почувствует ли он влечение к другой женщине, ведь, несмотря на отсутствие каких-либо обещаний верности, одна только мысль об измене оставляла за собой едкий шлейф из внутреннего сопротивления.

С каких это пор Дьявол стал моногамным?

Алиса тем временем с грацией дикой кошки прильнула грудью к его груди, попутно опустившись тонкой ладонью на ширинку брюк. Подрагивающие в нервозности губы оставляли горячие поцелуи на мужской скуле и щеке, пока их, достигших уголка холодных губ, не остановила пронзившая кожу головы боль натянутых в кулаке волос.

— Не забывайся, — угрожающе предостерёг Воланд, потянув затылок девушки вниз.

В чёрных глазах ведьмы горела ярость. Она была готова стерпеть любые унижения от возлюбленного, будь у неё один единственный шанс коснуться его губ, поцеловать так, как он позволяет целовать только ей, ненавистной девчонке. Однако Алиса не была глупа и ясно видела, как легко её пыл гасил те редкие вспышки желания во взгляде мужчины. Обуздав гнев, она с большим рвением продолжила ласкать его кожу и, отступив от лица, томно припала губами к ключице, выглядывающей из-под расстегнутого горлышка рубашки. Одной рукой она опиралась о мужскую грудь, другой наминала пах, пытаясь оживить спрятанный под тканью брюк член.

Ничего. Воланд ничего не чувствовал, кроме отвращения к самому себе. Ни умелая стимуляция, ни знающие точные места ласки губы ведьмы не приносили вожделенную близость. Ненависть к собственным низменным прихотям захватывала все его мысли. Так не должно быть. Он может брать от жизни всё, что пожелает. Пока Бог, ничего не ведающий о своих созданиях, неизменно восседает в Раю, Дьявол царит в мире людей, контролируя их судьбы.

Контроль — то, что не хватало сатане последние несколько лет. Потеряв власть всего над одной, но такой значимой душой, он потерял власть над собой.

«Думается, пришло время вернуть всё на круги своя».

Утомлённый безрезультативными ласками девушки Воланд, отпустив из захвата её волосы и потерявшись ладонью в прохладном песке, твёрдо приказал:

— Прекращай мяться и займись делом.

Как надрессированный Александрой цирковой пудель сатана позабыл о своём эгоизме. Эта же ночь должна была временно освободить от невидимых пут, сковывающих его от головы до пят. Взгляд, поделённый на бездонный чёрный и ироничный зелёный, пытливо шарился по обнажённому телу ведьмы. Заметив это, нарочито деловито она закинула длиннющие чёрные волосы на одно плечо, тем самым обнажив тяжело вздымающуюся грудь, словно то действительно имело влияние, в который раз провела пальцами по выпирающему бугорку брюк и, расстёгивая ширинку, полностью закусив нижнюю губу, вероятно, в попытках остановить нервное подёргивание, смотрела на Воланда покорными глазами, на дне бездонных зрачков которых плескался неприкрытый триумф.

Не то. Всё было не тем. Всё было не так, как ему хотелось. У мужчины, вопреки неприязни к лобызаниям, была слабость к закусанным губам, но то, как делала это Алиса, вызывало только отвращение и злость. На волю рвалось сравнение с Александрой, делающей это куда привлекательнее и даже сексуальнее. Один только взгляд на её томно закусанные губы приводил Воланда в подобие экстаза.

Дьявол зажмурил глаза и завалился спиной на песок, дабы более не видеть тошнотворное зрелище. Хотелось рассмеяться. Почему теперь всё сводится к ней? Куда не глянь — везде она! От ужасающей тенденции хотелось избавиться как можно скорее, потому, несколько расслабившись, сатана пустил ситуацию на самотёк.

Член заинтересованно выглянул наружу, легонько дрогнув от морского ветра. Вскоре вперемешку с разбивающимися о берег волнами послышались непристойные хлюпанья. Трудолюбивая глотка Алисы старалась брать его во всю длину, пока её паучьи пальцы сомкнулись на основании, временами перемещаясь на яички, не лишая их внимания. Вязкая слюна, стекая по острому подбородку, измазала весь мужской пах и руки девушки.

Время тянулось. Попытки освободиться от мыслей лишь умножали их наличие. Гнетущее ощущение омерзения никуда не покидало. Возбуждение становилось болезненным, а разрядка так и не желала подступать. Иногда Воланду казалось, что он смотрит на себя со стороны, издалека, и когда от назойливого миража стало не отделаться, вжавшись затылком в песок, он всмотрелся в тёмные окна виллы, подмечая в одном из них немигающий взгляд зелёных глаз. Сатана будто этого и ждал. От внезапно окатившей волны возбуждения он блаженно прикрыл веки. Алиса принялась усерднее посасывать головку, приняв реакцию мужчины на слежку за удовлетворённость последними её действиями.

Чем больше ведьма прикладывала усилий, тем мягче становился член в её руках. Страх охватил её тело, из-за чего в каждом её движении читалась излишняя нервозность. Нерешительно подняв взгляд на приподнявшегося на локтях Воланда, она, оторвавшись от плотского занятия, была готова разреветься от унижения. Разноцветные глаза смотрели на неё с нисхождением. Теперь уже сидя, дьявол нежно притянул её за щёки к себе и ласково обтёр большим пальцем слюнявый подбородок. Алиса не понимала, что она сделала не так? Что произошло?

— В следующий раз тебе не получится избежать адского пламени, — интимно прошептал Воланд на ухо ведьмы.

Трусливо отпрянув почти на метр, она ещё несколько секунд смотрела на жестокого возлюбленного. Проснувшееся чувство самосохранения требовало покинуть пляж. В глазах Алисы застыли слёзы непонимания. Ведьма пообещала себе, что эта их встреча ещё не последняя, что как только смертная окончательно покинет этот мир, она обязательно найдёт способ, как добиться расположения своего короля. Прежде чем слиться с чернотой ночи, Алиса истерично хохотнула и многозначительно подмигнула мужчине. Что творилось в голове этой безумной женщины, Воланд даже не хотел знать.

Ничем не освещённые коридоры привели сатану к заветной двери. Он соблюдал установленные альтисткой правила и никогда не пытался проникнуть в её логово, так же как и она в его, но эта ночь уже стала исключением для многого. Комнатка была крошечной, похожей на чулан. Из мебели в ней стояли большой письменный стол, что занимал большую площадь помещения, и новый двухместный красный диван с лежащей на ней взбитой перовой подушкой. Оставшаяся часть комнаты была забита нотными листами, возле окна, на полу, стояла пара картин в золотистых рамах, а на письменном столе, рядом с лежащим на столешнице кейсом от инструмента, иронично красовался гипсовый бюст Ленина, купленный альтисткой на блошином рынке.

Притворившаяся спящей Александра лежала к Воланду спиной, уткнувшись лицом в спинку дивана. Рваное дыхание выдавало в ней волнение. Мягкое сиденье прогнулось под весом прилёгшего мужчины, с трудом поместившегося на свободном краю. Одна рука легла на талию девушки, другая тихонько пролезла под подушку. Неистовое биение Сашиного сердца отдавалось эхом в груди сатаны. Он был заинтригован её внешней невозмутимостью, но с тем же невероятно напряжен или даже напуган. Привыкнув читать всех как страницы книги, ему было неподвластно прочитать одну единственную, что скрывалась за занавесом неизвестности.

К счастью, Александра Ильинична первая прервала отягощающее молчание.

— Это была Алиса? — сорвался заветный вопрос с её губ.

— Да, — коротко ответил Воланд, ощутив как девушка напряглась всем телом, услышав его голос. Больше альтистка не сказала ни слова, наверняка испытывая на прочность. Её молчание и правда было похоже на изощрённую пытку. Нить связи между их душами накалилась подобно электрическому проводу. — Как давно вы проснулись? — поинтересовался он, уступив напору волнения.

Сердце Александры пропустило удар, и она тихо, но вкрадчиво ответила:

— Достаточно давно.

«Достаточно давно…» — повторил про себя дьявол, смиренно закрыв веки.

Тишина упала на комнату. Ветер свистел сквозь щели окна, и вскоре по его стеклу заколотил дождь. Небо, а вместе с тем и маленькое пространство, обрамлённое четырьмя стенами, освещали вспышки молнии, после каждой из которых, сотрясали рокочущие крики грома. Александра сильнее прижалась спиной к груди сатаны.

— В последнюю нашу встречу вы желали ей смерти, — с долей претензии сказала она спустя время.

— Она безумна и представляла угрозу для вас.

— И сейчас что-то из этого изменилось? — девушка повернула голову, ища глазами взгляд Воланда. — Признаться честно, мне жаль её. Вы так бессовестно воспользовались её одержимостью… — за хитрой улыбкой пыталась скрыться ревность.

Уголки губ сатаны непроизвольно поползли наверх.

— Впрочем, — продолжала альтистка, — вы всегда получаете всё, чего захотите.

— Не всегда, — отрицал Воланд, — иногда приходиться мириться с тем, что имеется.

— Не похоже, чтобы вы «мирились с тем, что имеется», — ядовито прошептала Александра, перевернувшись на другой бок. Теперь их лица были напротив, а колени упирались друг в друга. — Мне снился страшный сон, — почему-то поделилась она, — где я бежала за Мишей, которого за шкирку уводил за собой фриц, и никак не могла догнать их. Как бы я не старалась кричать или ускорить шаг, ничего не происходило. Мне было так обидно и страшно, что от самой себя становилось тошно. Потом я проснулась и поняла, что ощущение это никуда не пропало, а, наоборот, только усилилось.

— И вы поймали нарушителя спокойствия за хвост, — предположил Воланд. Зелёный глаз его стрелял озорством.

— Если ваш член в глотке другой женщины можно назвать хвостом, то определённо да, — отрезала Саша, нахмурившись. — Браво слова! Вы так страдали, будто она вас насиловала. Только этот факт позволил мне прийти в себя и не устраивать лишних истерик. И ладно бы только это, — Саша приподнялась и теперь, опираясь выпрямленной рукой о подушку, возмущённо смотрела на него сверху вниз, — но вы ещё не постеснялись нарушить своё обещание и пробрались в мою комнату.

Воланд долго и заливисто рассмеялся. Он не мог понять, что больше всего его поразило: снисхождение Александры к ночному эксперименту или то, что она разозлилась на поступок в стократ пустяковее интрижки с Алисой? Какая нелепица! Стоило девушке измученно закатить глаза и отвернуться, как смех прекратился. Пусть она хотела казаться безразличной, но связь никогда не врала, выдавая все её чувства с потрохами. Волнение. Страх. Предвкушение. Саша наконец-то зажглась.

***

Поздним утром, после завтрака, Александра Ильинична без стука ввалилась в запретный для себя кабинет, подобно тому, как поступил накануне Воланд. Тут он хранил важные артефакты и манускрипты, непозволительно простецки обзываемые девушкой «волшебными вещицами». Здесь были и живые шахматы, знакомые Саше, и сабля, и сотни аккуратно расставленных по полкам книг, но, пожалуй, самым примечательным для неё объектом стал зачарованный глобус, показывающий события во всём мире. Он всегда влёк к себе людей. Недолго думая, она подлетела именно к нему, остальные же вещи в комнате её мало интересовали.

Стоило ночи отступить, как разум Воланда прояснился, и он осознал, как много глупостей совершил. Слова верного Азазелло сейчас звучали несколько иначе. Сатана и правда позволил себе расслабиться, но вины Александры в том не было. Пришло время расставить всё по местам.

Обогнув заинтересованно глядящую на глянцевую поверхность шара альтистку, Воланд встал возле неё и, обняв одной рукой за талию, всмотрелся в гладь глобуса, а затем нахмурился, увидев на нём московского ухажёра и его сестру-флейтистку. Неужели Саша издевалась над ним?

— Заставляете меня сожалеть о собственных поступках? — строго спросил он, впившись пальцами в мягкое девичье бедро.

— Разве есть что-то, о чём вы можете сожалеть? — ехидничала Александра. Потеряв её внимание, картинка растворилась в воздухе, оставив после себя едва ощутимые искры.

— Боюсь, что при бессмертии без этого не обойтись, — дьявол уклонился от прямого ответа и, оставив лёгкий поцелуй на виске альтистки, отошёл в сторону.

Пришло время идти, но Воланд не спешил уходить. Александра, не замечая никаких перемен, продолжила вертеться вокруг глобуса, дотошно копаясь в том, что он мог в себе скрывать. Её любопытные глаза, освещённые прямыми лучами солнца, были похожи на два травяных блюдечка, и совсем скоро два этих блюдечка скрылись под недоуменным прищуром. Тонкие брови сошлись на переносице.

— Ваш глобус сломан! — выпалила она, вперив взгляд в дьявола, коим он только что тайно любовался.

— Такого не может быть хотя бы по причине того, что никаких механизмов в нём нет, чтобы те могли повредиться, — бесцветно ответил тот. Шпага в его руках тут же превратилась в уже знакомую девушке чёрную трость.

— Тогда почему он не показывает мне то, что я хочу увидеть?

— Глобус показывает лишь то, что существует на планете, а не то, что мы желаем увидеть, Александра Ильинична, — сухо отрезал Воланд, уже выходя из кабинета. Он словно отчитал её как раскапризничавшегося ребёнка.

— Что-то подсказывает мне, что Карл более чем реален, и я не выдумала его себе в порыве бреда, — обиженно произнесла альтистка. — И это лишь подтверждает, что ваш глобус сломан.

Опять этот мальчишка! Злость: упрямая и безумная, свела челюсти у сатаны.

— Всё, что существует на планете и живо, — обернувшись, не без насмешки дополнил он, по-особенному выделив последнее слово.

Лицо Александры побледнело прямо на его глазах.

— Не переживайте, он нашёл чудное пристанище в моих владениях. Полагаю, он в восторге от каждого проведённого там дня, ведь с ним навеки ваш ему подарок, — не унимался Воланд, упиваясь злорадством.

Сашины глаза налились кровью, а руки сжались в кулаки, будто альтистка готовилась надавать тумаков за сокрытие столь важного для неё события.

— Вы можете хотя бы на минуту стать не таким… бессердечным?.. — сквозь стиснутые зубы спросила Александра, из последних сил сдерживая слёзы. — Как вы можете так легко ранить меня? Разве этой ночью вы не вдоволь поиздевались? Сначала глумитесь над моими переживаниями, превращаете их в ничтожество своими шуточками, потом восполняете свои звериные потребности с предавшей вас женщиной, а сейчас… Сейчас вы топчитесь на осколках моего сердца.

Слова, что должны были привести в чувства дьявола, оказали ровно противоположный эффект. Он рассвирепел до такой степени, что стены комнаты раскалились подобно горящим углям. В два шага он приблизился к альтистке, одной рукой, кинувшей трость на пол, обхватив её шею сзади, другой вцепившись в плечо.

— Вы, люди, так любите зацикливаться на плохом, что вам напрочь отшибает память о хорошем, — почти кричал ей в лицо Воланд. — Так любите пострадать, жалуясь на несправедливость бытия! Вы, Александра Ильинична, как и все, не запомнили мою благосклонность и искреннюю помощь. Но стоило мне оступиться, сделать то, что все ожидают от Повелителя Зла, как вы тут же кричите о том, какой я бессердечный! Задумывалась ли ваша прекрасная головка хоть раз, что это не справедливо по отношению ко мне?!

В порыве гнева сатана не замечал, ни с какой силой он сжимал девичье плечо, ни то, как отчаянно Саша, жмурясь от каждого громкого звука, кричала и колотила его по груди, пытаясь высвободиться. О каком возвращении контроля вообще шла речь, когда одна лишь ревность затмила сознание яростью? И всё же страх, льющийся беспрерывным потоком, отрезвил взбесившегося дьявола. Его тело впервые тряслось от обуреваемых эмоций. Во слезливом взгляде напротив читались испуг и презрение.

— Вы знали с кем связались, — горько подытожил Воланд свой монолог и, наскоро подняв с пола трость, вышел из комнаты.

***

Мелкая галька с отчётливым хрустом разъезжалась под каждым мерным шагом Дьявола. Ад никогда не был для него настоящим домом, местом защиты, в который всегда хотелось вернуться. Люди называют преисподнюю тюрьмой для душ, и, надо подумать, не безосновательно. Извечно ночное небо, переливающееся из синего в фиолетовый, покрывала яркая россыпь звёзд. Куда не погляди, бескрайняя угнетающая пустошь раскинулась на все четыре стороны света.

Созванный сатаной совет выразил те же беспокойства, коими уже поделился Азазелло. Худенький мальчик в коротких чёрных шортиках, через плечи которого крест-накрест лежали яркие салатовые подтяжки, не вымолвив ни единого слова, разливал вино. Удивительно, как меняют существ иные обстоятельства. Всегда болтливый в мире смертных нереальных размеров чёрный кот по имени Бегемот, или его же человеческая версия низкорослого толстячка, на деле оказывался мальчишкой, учтивее и прислужливее которого не сыскать ни в одном из миров. Поистине необычайные метаморфозы!

Впрочем, самого Воланда они тоже не обходили стороной. Если среди людей он мог предстать кем угодно, то тут, в мире ночи и кремня, ни одна живая душа не признала бы в нём знакомого им Дьявола, ибо лицо его, обрамлённое длинными тёмными волосами, скрывал капюшон, из мрака которого как две полярные звезды сияли бесконечно утомлённые глаза. Голую спину уродовали два крыла, некогда венец божьего творения. Почернев, одно из них всё ещё пылало могуществом ангела, другое же, окостенев и скрючившись, представляло собой подобие умирающего дерева, с которого самозабвенно сыпались увядшие листья.

Удовлетворенность общим положением дел собрание не принесло. Всякий раз обсуждение прерывалось пьяными словесными изливаниями Мамона, зазывавшего к себе винного пажа чаще, чем сам Бегемот мог бы себе позволить, будь он сейчас на поверхности. Остальные же, высказав все свои подозрения и получив на них сравнительно устраивающий ответ, следуя примеру демона жадности, перешли к такому же пьянству и пустословию.

— А по итогу тот мальчишка устроил взрывное представление! — воскликнул Верье, подводя итог беседы о созданной людьми атомной бомбы.

— Всё-таки было хорошей идеей вложить в ум одного такую пустяковую на первый взгляд идею, — поддержал Баал-Берит.

— Теперь даже делать ничего не придётся. Они сами справятся, без нас, — впервые за всё время совета заговорил Азазелло.

— Они уже хорошо управились: за четверть века столько кровопролитных войн… — меланхолично протягивая каждый слог, произнёс всегда безмолвный в мире людей Абадонна.

Неожиданно для всех Воланд поднялся из-за стола, а вслед за ним поднялись все остальные, даже те, кто уже как несколько часов не мог стоять на ногах. Надев капюшон обратно, он с деланной улыбкой проговорил слова прощания:

— Господа, вы потрудились на славу, потому на сегодня можете быть свободны. Надеюсь, до следующего моего визита у вас накопится достаточно интересных историй.

Треснутая сухая земля кричала от боли под каждым увесистым шагом сатаны, а шаги Бегемота, верно следующего за господином, напротив, были практически неслышны, будто тот ничего не весил. Подобно путеводной карте, звёзды над их головами, что сплелись в неразрывную цепь тюремных камер, вели к лично интересующему и заключенному здесь, в преисподней, Карлу Лауферу. Воланд не мог не поприветствовать друга лично!

Между тем немец был помещён в изощрённо выполненное пространство, собранное по осколкам его памяти, которого удостаивались только души особо запомнившиеся стане. Бывший офицер прибывал в бесконечном унынии, сидя на затёртом диванчике в девичьей квартире и слушая на незатихающем ни на миг граммофоне «Глаза Дьявола», из-за чего своих первых и, вероятно, последних гостей он заметил не сразу.

— Уныние — грех, друг мой, — великодушно обратился Воланд к бледному как первый снег Карлу. — По крайней мере так говорит церковь, — с насмешкой добавил он, — а ты, Карл, насколько мне не изменяет память, в последние годы аккурат ударился в религию… Неужели ты наконец заметил куда катится машина третьего рейха и решил соскочить с хвоста? Как думаешь, у тебя получилось? Отмолил грехи? Бог простил тебя?

— Кто… кто вы такие? — не выражая никаких эмоций, потерянно спросил Лауфер. Смотрел он куда-то перед собой, на стену, и вскоре Воландом был замечен маленький паучок, мертвенно висящий на собственной паутине в углу комнаты. Жизнь всегда так иронична!

Яркий и звонкий смех Бегемота всё же смог привлечь внимание узника к нежданным гостям. Недолго думая, юноша, дёрнув обе подтяжки на груди, да так, что шлепок от них раздался не лучше, чем удар хлыста, подбежал к немцу и, доверительно хлопая того по плечу, нараспев, сказал:

— Тебе следует быть уважительнее к Дьяволу, иначе он не будет таким великодушным и отправит тебя к остальным.

— Не переживай, Бегемот, я не в обиде, — Воланд хищной поступью приблизился к дивану и встал в метре от Карла, загораживая тому обзор на мёртвого паука. — Наш дорогой друг ещё ничего не осознал. Можем ли мы тогда на него злиться?

— Никак нет, мессир! — весело воскликнул демон и на радостях начал покачиваться всем телом, сидя на том же месте, вперёд и назад.

— Я… — Лауфер так и не договорил, глубоко призадумавшись. Казалось, он более никого не замечал. Прошла минута, а может быть час, прежде чем он закончил свою мысль, хрипло спросив: — Я в Аду?..

— Не-а, ты в саду королевы Виктории и играешь с ней в шахматы, — раскачиваясь, юный демон спрыгнул с дивана и присел на корточки перед молодым человеком, подперев подбородок двумя раскрытыми ладошками. — Конечно же ты в Аду!

— Какие любопытные аналогии, Бегемот, — Воланд подошёл чуть ближе и снял капюшон. — Неужто ты сравнил меня с королевой?

— Ни в коем случае, мессир! Только с шахматами! Ума женщине было не занимать, но куда ей до опытной стратегии…

— Ничего не понимаю… — больше самому себе сказал Карл, тем самым прервав милую беседу. Две пары нечеловеческих глаз вперили свои взгляды, под которыми парень сжался от страха, стыдливо смотря на пол.

— А ничего понимать и не нужно, друг мой. Ты находишься ровно в том месте, в которое так стремился попасть будучи живым, — сказав это, Воланд посмотрел на обивку сидения дивана и усмехнулся, подмечая на ней дыру, проделанную им в гневе, когда Александра чуть не умерла, упав с балкона. Не считая бессмысленного трёпа совета по поводу её непосредственного влияния, дьявол считал, что не вспоминал о девушке до этого момента, хотя то, наверняка, было ложью самому себе, ибо именно мальчишеское желание доказать Карлу Лауферу, что Саша его и всегда таковой останется, привело Воланда сюда. Тяжёлая рука в широких металлических браслетах легла на плечо немца, и тот поднял взгляд. — Ты был нечестен, мой дорогой друг Карл, в первую очередь с самим собой. Сколько бы раз ты не рассказывал мне о своих злодеяниях, только одно тронуло твоё каменное сердце. Знаешь в чём соль? Признав его, теперь ты вынужден слушать это, — Воланд указал рукой на играющий граммофон, — до скончания времён. Хотя будь я на твоём месте, то принял этот подарок за честь, ведь его тебе преподнесла она.

— Алеит?! Где она? — оживился Карл, и то было не мудрено, ведь частью его вечного испытания было ожидание возлюбленной, что никогда к нему не пришла бы. — Она здесь?

— Ну что ты, другой мой, она никогда сюда не попадёт, — не соврал дьявол. Будь он сейчас не в Аду, то точно бы ощутил не так давно изведанную скорбь.

— Конечно… Конечно… Глупо было полагать, что мой ангел упадёт в преисподнюю. Она слишком чиста, чтобы быть со мной…

— Глупо было полагать, что с твоей долгожданной ты не воссоеденишься именно по этой причине, — насмехался Бегемот. — Тем более она никогда не была твоей — её душа навеки принадлежит мессиру, а ты лишь жалкий человечишка, скрасивший будни.

Воланд не прогадал, взяв с собой болтливого демона. Лицо Карла приняло озадаченный вид. Даже в состоянии шокового анабиоза ему было нетрудно понять, к чему вёл дерзкий мальчишка, однако, он никак не мог принять в толк, как такое произошло. Как его любимая вообще связалась с Сатаной, и зачем они пришли?

Встав и поравнявшись лицом к лицу с дьяволом, Лауфер, оглядывая мечущимися глазами то Бегемота, то самого Воланда, выпалил первое, что пришло ему на ум:

— Вы врёте! Она ни за что бы не стала иметь дел с…

— С кем? — перебил его дьявол, и немец потупил взгляд, ощущая исходящую от фигуры напротив разрушительную силу. — Ты прав, — неожиданно согласился мужчина и, отойдя в сторону на пару шагов, продолжил, глядя на висящего в углу паука: — она не предназначена ни для одного из нас, однако, я всегда буду рядом с ней, а ты будешь здесь, будешь слушать одну и ту же пластинку и дожидаться её возвращения.

Бессмысленный диалог. Да и само нахождение здесь было таким же нелепым, как эта беседа. Какой смысл доказывать свою важность, когда об этом будешь знать только ты сам? Сможет ли это утолить никчёмную потребность в первенстве? Воланду было обидно, что Карл обо всём забудет, стоит им покинуть чистилище. Он никогда не будет теряться в догадках, не будет мучиться в бесконечных размышлениях, не будет сожалеть или желать, только извечное уныние будет преследовать его по пятам.

— Она написала его, когда я ей обо всём рассказал… — негромко произнёс Карл, грустно улыбнувшись, и, вопреки ужасающему страху, подошёл к сатане. — Как она могла возненавидеть меня после этого, если сама не была… не была ангелом?

— На некоторые вопросы нам не суждено знать ответ. Пойдём, Бегемот. Оставим нашего гостя наедине.

— Говорите как Вольф…

Дьявол невольно улыбнулся этому замечанию: он и правда частенько так отвечал немцу.