Бонусная глава «У моря» (2/2)

***

Воланд знал, что люди хрупки. Он оберегал Александру, как мог бы оберегать совсем крошечное беззащитное существо, запер в клетке защиты и, казавшегося для него, невидимого контроля. Может, это убеждение или чрезмерная опека и стали началом конца?

Вернулся сатана глубоким вечером — солнце уже как несколько часов скрылось за горизонтом. Белые каменные стены виллы освещал танцующий свет зажжённых по периметру факелов, при том внутри дома господствовала абсолютная безмолвная темень. И если, не считая зажжённого слугами огня, дом казался одиноким, то на другой части побережья в противовес кипела праздная жизнь.

Воланду не давал покоя последний разговор с демоном:

— Мессир, вы уверены, что змеиная ведьма (Ламия) не создаст всем проблем? — шаркая подошвой по сухой земле, спросил Бегемот.

— От вас с Фаготом было куда больше проблем. Так почему ты меня не науськиваешь остерегаться вас?

По-ребячески оттянув возвращение, Воланд вошёл в погасший дом и не обнаружил в нём Александру. В миг забылись и сегодняшняя ссора, и ночной раздор — всё это теперь казалось сплошным вздором. Над разумом маревом, верхом над всеми остальными чувствами, установился единственный инстинкт: найти. В её комнате стояли собранные чемоданы, поверх который лежал альтовый кейс, нотные листы отныне не валялись где попало, и даже бюст Ленина, аккуратно завёрнутый в газету, ожидал своего часа отправки; но самой хозяйки нигде не было видно. Связь трепетала от внутреннего спокойствия и беспечной радости альтистки. Жива, но где?.. Где все? Почему никто не следил за ней? Почему не доложил?

Безотчётный страх и бессилие, по обычаю свойственные кому угодно, но никак не дьяволу, на этот раз сковывали его жилы. Не разбирая пути, тень Воланда мелькала то на кухне, то в гостиной, спальне, ванной, средь пальм сада и даже в одинокой беседке, однако, ни одно усилие не принесло плодов. И всё же, когда рациональное зерно проклюнулось в разуме сатаны, как никогда к стати на глаза попался один из служивших ему бесов, ныне принявший облик семилетнего мертвенно-бледного конопатого мальчика. Завидев господина не в лучшем расположении духа, он не успел опомниться, как уже повис в одной его руке, пойманным за шкирку. Удача явно скрыла от беса своё лицо, и теперь всё, что он мог видеть, это перекошенное злобой лицо Повелителя.

— Где она? — шипел Воланд, тряхнув в воздухе ни в чём неповинного слугу, от которого так и разило недавно выпитым вином.

— Мессир, я ни в чём не виноват! — пропищал мальчишка, чем сильнее разозлил дьявола. Разговор с оплошавшими бесами был до смеха лаконичен, и мальчишка, как никто другой, знал это. — Это Ламия! Это она увела госпожу с собой, а за ней пошли и мы все, как вы велели. Пожалуйста, мессир, не оправляйте меня обратно! Я исправлюсь!

— Куда она её увела? — едва ли слова конопатого беса вернули Воланду былое расположение духа.

— В поселение, мессир, у них там… — пугливый мальчишка замялся, явно пытаясь перефразировать сказанное и, видимо, не найдя ничего более подходящее изначального, выпалил: — у них там свадьба!

— Кого вы отправили, чтобы доложить? — принципиально не отступал дьявол, но, несколько расслабившись, ослабил хватку на фраке беса, и по всей вероятности зря, потому как тот робел отвечать на поставленный вопрос. — Говори и не смей врать мне!

— Не знаю, мессир! Я так упился местного вина, что не следил ни за госпожой, ни за тем, кто отправился докладывать вам…

«Никто и не доложил!» — хотело вырваться у Воланда из уст, но немного погодя, взяв себя в руки и поразмыслив, он отпустил пьяницу и приказал тому скрыться с глаз. Каждому воздастся по заслугам его.

Стоило дьяволу увидеть Александру, как тревога и страх постепенно погасли. Мягкий бриз развивал её непослушные волосы, щёки обласкал хмельной румянец, перекликающийся с оттенком надетого на девушке платья, а глаза наконец блистали безусловным счастьем. На берегу было около ста человек, но она определённо выделялась среди толпы. Её плавные движения кисти, ведущей за собой скользящий по альту смычок, заманивали в свой тихий мирок, пока остальные гости празднества, напротив, следуя ритму булериаса<span class="footnote" id="fn_38433148_5"></span> ведущих гитар, неистово отплясывали вокруг неё. Седая женщина в цветастой юбке, пощёлкивая кастаньетами, пела на испанском:

No te mando mas castigo

que estes durmiendo con otro

y estes sonando conmigo.<span class="footnote" id="fn_38433148_6"></span>

Знай Воланд раньше, что Сашу так могут обрадовать чьи-то свадьбы, то вместо шуток и приставаний, способных лишь временно отвлечь, непременно бы устроил таких свадеб столько, сколько понадобилось, чтобы она позабыла о ноющей тоске в своём сердце.

Когда он видел её такой в последний раз?

С каких пор одного только взгляда на счастливую неё хватало, чтобы осчастливить его самого?

То было первой мыслью, второй стало запоздалое осознание: собранные чемоданы, недавняя ссора, недомолвки. Мужчина так и застыл, не способный сдвинуться с места. Неспокойное чувство, которому Воланд пока что не успел дать определения, шевелило застывшее во времени сердце. Александра непременно заметила сатану и лишь делала вид, что не видит, но он точно помнил её мимолётный взгляд, что как прошмыгнувший мимо воришка пытался остаться незамеченным. Но кого альтистка точно не замечала, так это сотни теней, неустанно следящих за ней из черноты непроглядной ночи. Словно ощутив иррациональную тревогу сатаны, девушка заулыбалась самой самодовольной улыбкой из всех, которые мужчине только доводилось видеть у людей за всю его нескончаемую жизнь. Конечно же Саша не была ангелом, вопреки чистоте божественного образа, что она несознательно внушала окружающим, то было просто глупо предполагать. Слишком хороша, чтобы быть им!

Когда звуки музыки стихли и певица пропела заключительное «te amo»<span class="footnote" id="fn_38433148_7"></span>, толпа ломанулась к музыкантам, требуя исполнить что-то этакое по их запросу. Поджарая черноволосая девушка, взяв Александру Ильиничну за свободную от инструмента и смычка руку, лепетала на беглом итальянском слова благодарности и извинений, в то время как сама альтистка, внимательно слушая, лишь дружелюбно улыбалась и отсыпала короткие «grazie»<span class="footnote" id="fn_38433148_8"></span>.

Праздник продолжался. Гитары вновь запели свою прихотливую песню, но на этот раз без сопровождения альта, а пощёлкивания кастаньет у певицы сменились на попеременные хлопки в ладоши у мужчин. Саша, волнительно закусив губу и стрельнув на Воланда лучистым взглядом, отошла в сторону, но не так далеко, чтобы выделяться, и изумлённо охнула, стоило дьяволу, тут же очутившемуся за спиной, положить ладони на её талию.

— Тише, Александра Ильинична, меня никто кроме вас не видит, — устало положив подбородок на идеальный изгиб левого плеча, проговорил он. Девичье сердце сладострастно затрепетало, а пальцы посильнее сцепились на чёрном грифе. Спокойствие и нежность мёдом растекались в груди сатаны. — Мы же не хотим поставить вас в компрометирующее положение.

— Разве не уже?.. — рвано выдохнув, одними губами прошептала она, мимолётно коснувшись пустующей рукой кожи надетых на мужчине перчаток. — Как по мне, вы не представляете себе жизни без того, чтобы не скомпрометировать меня в обществе.

— Веселитесь перед побегом? — проигнорировав последнее замечание, спросил Воланд. Голос его сквозил угрозой, а пальцы, несмотря на почти целомудренное положение на девичьей талии, безнравственно впились в кожу сквозь тонкую ткань алого платья.

Александра было открыла рот, чтобы ответить наверняка очередной колкостью, но сразу его закрыла, и причина этому так и осталась для дьявола загадкой. Вопреки ожиданиям, бёдра её неспешно начали покачиваться в такт музыке, загоняя встревоженного Воланда в очевидную ловушку. Еще вчера она не понимала, как различить свои эмоции от его, а сегодня уже активно пользовалась полученным знанием. Какая способная ученица! Её ненавязчиво касающиеся паха ягодицы давали ясно понять, чего она так стремилась добиться, и дьявол позволил выставить себя дураком в этой интригующей схватке, чтобы затем выиграть войну. Саша, сама того не замечая, распаляла себя, грудь её нервно вздымалась от каждого вздоха, а костяшки пальцев, напряженно сжимающей альт руки, побелели обескровив. Загнав саму себя в лапы перехитрившего хищника, Александра, стоило гитарам, взявшим заключительный аккорд, смолкнуть, вырвалась из рук Воланда и убежала в сторону дома. Дьявол задумчиво улыбнулся.

Больше ей от него не сбежать.

В этот же вечер все слуги подверглись справедливому наказанию, но никто из них так и не сказал сатане, кто должен был доложить о перемещениях хозяйки дома. Все как один твердили об убеждении, что кто-то из них отправился в Ад, от чего у мужчины возникли подозрения о чьём-то хорошо спланированном саботаже. Ламия, что увела Александру на праздник, в свойственной ей лаконичной манере с непроницаемым видом убеждала, что увела госпожу в поселение, только потому что та собиралась сбежать, тем самым предотвратив повисшую проблему. Воланд не верил ни одному её слову. Зачем ведьма пыталась запутать его? Вопрос оставался открытым.

Одинокая фигура в красном сидела у моря ровно там, где вчера сидел сам дьявол. Взгляд девушки был задумчиво устремлён вдаль, а в руках покоился наполовину пустой стакан бурбона, нагло украденный из запретного кабинета. Сатана присел рядом с альтисткой, и вскоре её голова уткнулась в его плечо. Они долго молчали, будто слова могли напрочь разрушить их, и когда всё же решились заговорить, одновременно произнесли то, что занимало мысли всё это время:

— Мне не следовало так себя вести…

— Я завтра уезжаю…

Воланд опешил — впервые за сотни лет он ощущал себя так глупо. В груди что-то с гулом оборвалось, как могла бы лопнуть чересчур натянутая струна. Что это было? Отчаяние? Страх потерять её? Страх остаться одному? Александра посмотрела на него с теплотой и нежностью, однако сатане всё мерещилось, что смотрела она на него с нескрываемой жалостью. От этого взгляда хотелось сбежать.

— И ничто не заставит вас передумать? — подавив в себе раздражённость, спросил дьявол.

— Мне нужно это. Пока я буду зависеть от вас, то никогда не смогу жить по-настоящему, — Саша робко коснулась ладонью его лица и, оставив бокал на песке, поцеловала в то место, которого только что касалась, словно это могло компенсировать испытываемую девушкой вину. — Вы обещали, что будете следовать любому моему желанию…

— И уже успел пожалеть об этом.

— Почему? — зелёные глаза альтистки осветило любопытство. Жаль, что и этот вопрос не найдёт своего ответа.

— Как вам свадьба? — резко перевёл тему Воланд, обняв Сашу одной рукой за плечи.

Александра недоверчиво сузила глаза, смотря в непроницаемое лицо сатаны, и, фыркнув, отвернула лицо. Загорелые руки быстро нашли стоящий рядом стакан, и, поднеся его ко рту, янтарная жидкость полилась сквозь приоткрытые губы. Затуманенный взгляд мужчины следовал за каждым проделанным глотком, хмурящимися бровями, за движением горла и за тем, как, так и не попав в рот, из уголка губ сбегала непослушная капля. Неестественно быстро сняв перчатку, Воланд провёл большим пальцем по девичьему подбородку, смахивая злополучную каплю, и затем под широко распахнутым взглядом томно облизнул его.

— Непозволительное расточительство, — поспешил объясниться дьявол, вовсе не переживающий по этой причине.

Щёки Александры зарделись не то от крепкого алкоголя, не то от неприличных мыслей, что посетили её голову, а быть может от всего вместе. Вернув теперь пустой стакан на песок, альтистка, отвечая на провокацию, спросила:

— Есть что-то ещё, по чему вы сожалеете?

— Я уже отвечал на этот вопрос сегодня.

— И снова задавая его, вероятно, я жду более исчерпывающий ответ, — Саша пьяно улыбнулась. — Расскажите про одно из последних.

— Тогда взамен я требую от вас озвучить ваше самое главное сожаление, — играючи попросил Воланд, на что Александра беспрекословно кивнула.

Может, он поспешил с выводом, что выиграет эту войну? Вереница неприятных воспоминаний пронеслась у дьявола перед глазами, прежде, чем он начал повествование:

— Это место, где мы с вами сейчас находимся, было первым, куда я попал, поднявшись в ваш мир. Здесь не было ничего кроме камней, пустынного пляжа и деревьев. Здесь господствовала природа. Уже и не вспомнить, когда нога человека всё же ступила на эти земли, но благодаря им, следуя их примеру, я смог создать на этом месте настоящий дом, в который хотелось возвращаться. Вы можете считать меня сентиментальным, но каждые полвека я возвращаюсь сюда и каждый раз по разным причинам. Вероятно вы тогда ещё не родились и не застали как тихий мир, лишённый гула автомобилей и стука их колёс, постепенно превратился в кромешную машинизацию.

Увлёкшись рассказом, дьявол неприязненно поморщился, от чего Саша сочувственно улыбнулась ему. Ни для кого не было секретом то, как сильно Воланд не любил охвативший людей технический прогресс, и не будь он самим Сатаной, то точно бы начал утверждать, что все эти штучки пошли от Нечистого.

— Я вернулся сюда со свитой. Жители уже тогда обходили этот дом стороной, считая его порталом в Преисподнюю. Наверняка ни один из них так и не понял, насколько был близок к правде. Собственно, их опасения не являлись беспричинными, — сказав это, мужчина вскинул запястье. — У любого, кто нашёл в своём существовании хоть горстку власти, разовьётся жестокость. Это сейчас эта неразлучная парочка Фагота и Бегемота кажется забавной, но тогда они творили страшные вещи, в угоду сиюминутного развлечения. Одним поздним вечером мы вышли к морю. Смуглый мальчик трусливо сновал по пляжу, опасливо оглядываясь по сторонам, очевидно боясь быть пойманным Дьяволом. Фаготу палец в рот не клади, лишь бы поглумиться над людьми, потому придумал он очередную шуточку, которую мне бы следовало оборвать ещё на корню.

«Щелкнув большим и указательным пальцем, бес раскидал по песку красивые ракушки, что переливались перламутром на уходящем солнце. Мальчик, заметив всего одну, принялся собирать все попавшиеся. Фагот щёлкнул пальцами ещё раз, и у прибивающихся к берегу волн засверкали золотые часы. Ребёнок какое-то время не обращал внимание на назойливый луч света, что бил отражением ему в глаза, и наконец увидев поблёскивающую побрякушку, поплёлся прямо к ней. Море отступало от брега с каждым его взволнованным шагом, а часы становились всё недосягаемее. Потребовался всего один миг, чтобы сдерживаемая бесом волна снесла мальчика с ног. Он несколько минут барахтался на бушующем просторе как пойманная в банку бабочка, пока вовсе не ослабев и не наглотавшись солёной воды, не отправился на самое дно».

— Значит шутка про мальчика не была шуткой, — резюмировала Александра, держа Воланда за лежащую на её плече руку. — Вы сожалеете за то, что не остановили Фагота или за то, что не спасли ребёнка?

— Я никогда не был сторонником незаслуженной жестокости, а этот мальчик точно не заслужил той участи, что я ему преподнёс, — будто не слыша вопроса девушки, печально закончил он. Мерный шум прибоя ласкал слух. — Моё малодушие послужило хорошим уроком и для Фагота — больше он так не чудил.

Лицо дьявола стало бесстрастным. Саша участливо заглянула в его глаза, но нашла в них лишь холод и отчуждение, но не прошло и минуты, как они сменились хитрым озорством, а лицо осветила такая же озорная улыбка.

— Через пару месяцев после этого я прогуливался по Москве, — неожиданно весело начал он, подмечая, как альтистка затаила дыхание при упоминании родного города. — Какой чёрт меня только побрал гулять именно там, видно сама Вселенная заманила меня в ваши, Александра Ильинична, сети, — Воланд заулыбался ещё шире, вспомнив тот промозглый день. Девушка замерла в предвкушении. — Знаете, тогда я был глубоко убеждён, что определённо должен кому-то помочь, чтобы скрыть пятно на взыгравшейся совести. Тогда я и встретил маленькую девочку, одиноко мёрзнущую на лавке. Её ждала неблаговидная судьба, потому я решил вмешаться.

— Кажется, я узнаю эту историю… — Саша игриво хихикнула и, глядя на мужчину с неприкрытым вызовом, продолжила: — Вы разговорили глупую девочку и под видом благородства всучили ей какую-то бутылку.

— Девочка хотела избавиться от тирании родителей, — Воланд, посмотрев на Александру с лукавством и немного наклонившись вперёд, чтобы лучше видеть румяное лицо, заправил русую прядь за ухо.

— Девочка хотела, чтобы её любили так, как любит она… — неожиданно серьёзно сказала альтистка.

— Тогда было бы проще дождаться любви от камня, чем от них. Ваши родители были эгоистами, Александра Ильинична, и уже пора смириться с этим фактом. Я дал им шанс на спасение, но воспользовались ли они им?

— Не думайте, что я виню вас в этом. Больше нет. Благодаря вам в моей жизни появились, пусть и ненадолго, люди, которые ценили меня просто за существование, — всего на мгновение взгляд девушки стал неразборчивым, но тут же озарился знакомой Воланду иронией. — Вы правы, проще дождаться, когда тебя полюбит камень.

— Так о чём сожалеете вы? — дьявол провёл ладонью по согнутому девичьему колену, съезжая по бёдрам и отодвигая ткань платья всё дальше.

— Я? — неуверенно спросила Саша и заёрзала от щекочущих прикосновений. Чем больше она старалась изображать безразличие, тем больше распаляла мужчину. — Больше всего на свете я жалею, что выбрала казнь Петера Риккерта, а не вашей любовницы. Следовало избавиться от неё прежде, чем она снова влезет в мою жизнь.

— Ревнуете? — невинно поинтересовался Воланд, снисходительно улыбаясь. Рука продолжила исследовать поверхность бедра и вскоре была инстинктивно зажата между ногами, стоило ей только приблизиться к паху.

Александра издала смешок.

— Мы не в тех отношениях, чтобы ревновать друг друга, верно?

«Какую игру ты ведёшь, моя прекрасная бабочка?» — пронеслось в голове сатаны, однако ответил он иначе:

— Верно.

— Тогда вы не будете против, если я не буду отказывать себе в удовольствии с мужчинами и…

Саша, не успев договорить, охнула от острой боли, что причинили ей пальцы, сжимающие нежную кожу внутреннего бедра; следом приоткрытый во вскрике рот был прикрыт требовательными губами и бесцеремонно пробравшимся в него языком. Предугадав её дальнейшие слова, Воланд прервал подстрекания, испытывая первозданную злость. Александра безвольно откинула голову, испустив стон. Бурбон вперемешку с её слюной кружил голову. Рука, что не так давно лежала на девичьем плече, сошлась на её затылке, удерживая лицо так, как было нужно мужчине. Словесная схватка переросла в схватку более интригующего характера.

— Ах, подождите, — молила альтистка, но Воланд не планировал ждать, поддавшись её убеждениям. Словно сапёр, пытающийся обезвредить бомбу, она, пытаясь задобрить, поглаживала его напряжённую спину, то сплетаясь языком с его, то посасывая нижнюю губу. Будет ложью, если дьявол скажет, что действия эти не оказали на него никакого эффекта. Наконец отлепившись от помятых губ, он позволил ей продолжить речь. Пройдёт ещё с десяток секунд, прежде чем затуманенному возбуждением взору вернётся осознанный вид, и Саша смогла бы вымолвить хоть что-то. — Я хотела кое-что попробовать перед отъездом.

Воланд молчал, ничего не отвечая, что было принято Александрой за согласие. Ноги не слушались её, когда она попыталась встать и пойти, словно ни в чём не бывало. По всей видимости, приложив оставшиеся силы на действие, что обычно не нуждалось в этом, девушка побрела в дом и застряла в нём на добрых десять минут. Вернувшись уже более оживлённой чем прежде, она демонстративно потрясла перед Воландом своими находками: неаккуратно завёрнутой самокруткой и медной зажигалкой.

— Это и есть то, что вы хотели попробовать? — глядя на альтистку со скепсисом, спросил он. — Александра Ильинична, вы могли бы просто попросить меня…

— Вот именно, что я не хотела просить вас! — горячо перебила его она. — Пусть это будет самая худшая в мире затея, но её реализовала я. Сама!

Более никак не возражая, Воланд, капитулировав, поднял ладони, и Саша вновь села рядом с ним, закуривая. С непривычки первая затяжка разразила её чудное тело болезненным кашлем, заставляя скручиваться пополам.

— Какая гадость! — воскликнула альтистка меж неконтролируемых сокращений лёгких. — Ни за что больше не буду верить людям!

— Любой продавец будет восхвалять даже самый отвратительный из своих товаров, — поучал девушку дьявол, заботливо выудив из её пальцев тлеющую самокрутку.

— Я не покупала эту гадость — мне её подарил отец невесты… Неужели все испанцы такие хитрые? — после долгого кашля в уголках девичьих глаз скопились слёзы.

— И где же вы её прятали? Ничего подобного я не заметил в ваших руках, а карманов у вас на платье нет, — стоило мужчине высказать недоумения, как щёки Александры окрасились смущенным красным. Разволновавшись, она заманчиво прикусила нижнюю губу. Воланд, жадно проследив за этим движением, наклонился к её лицу и, указав пальцем на грудь, спросил: — Вы прятали её здесь?

— Да, — через стыд выдавила из себя альтистка. Сатана усмехнулся, заглядывая в её расстроенные глаза.

— Вам стоит только попросить, чтобы получить что-то гораздо действеннее, чем марихуана, — заманчиво прошептал он на ухо, положив ладонь на плечи Александры.

Саша отрицательно замотала головой, противясь искушению. Не замечая этого, Воланд пропустил пальцы сквозь русые волосы, глядя на это ставшими оба чёрными глазами. Лежавшая на плече рука невзначай стекла по ключицам вниз, к скрытой платьем груди. Пока лицо транслировало невозмутимость, внутри он уже давно потерял контроль над собой. Навязчивая идея, что он пытался навязать девушке, возбуждала не меньше, а может и больше, чем искусанные губы или ощущающаяся под ладонью вставшая горошина соска.

— Попроси меня, — уткнувшись носом в горячую шею, повторил Воланд. От Александры пахло карамелью.

Переход на «ты» будто оказал на Сашу чудодейственный эффект, и она жалобно прошептала:

— Я хочу, чтобы вы дали мне средство, которое поможет забыться.

Только этого и ожидая, сатана немного отстранился, из-за чего с губ Александры сорвался разочарованный вздох. В руках его уже лежал взявшийся из ниоткуда маленький кинжал с изогнутым волной лезвием. Лёгким движением он полоснул большой палец и протянул его девушке. Всё ещё разгорячённая сексуальным волнением и алкоголем альтистка недоверчиво поджала губы, словно испугавшись, что палец ей засунут в рот насильно.

— Лучше средства, чем кровь, не найти, — уверенно проговорил Воланд. Ему нравилось ощущать её смятение, но оно также предательски перетекало и в его сознание. Ранка на пальце начала заживать, и направленный на неё сверлящий взгляд девушки не мог остановить нечеловеческую регенерацию. — У вас осталось не так много времени, — продолжал подначивать дьявол.

— Хорошо, — согласилась Александра и потянулась лицом к руке, истекающей кровью, но стоило ей только выразить слова согласия, как та самая рука издевательски отпрянула. Не потерявшись, альтистка схватила Воланда за запястье и притянула то обратно.

— Не так быстро, Александра Ильинична, — игрался дьявол, с лёгкостью выдерживая раздражённый взор. — У любого желания есть своя цена.

— И чего же вы хотите? — излишне решимо поинтересовалась Саша, на что получила совершенно похотливую улыбку.

— Я считаю, что самой честной ценой, станет обмен.

Рот девушки удивлённо приоткрылся, и его тут же захотелось заткнуть поцелуем. Ошарашено моргая, Александра уточнила:

— Вы хотите мою кровь?

Воланд согласно кивнул. От предвкушения челюсти его плотно сомкнулись, а глаза нездорово блестели. Саша, поразмыслив, заёрзала на месте. Бёдра её теперь тесно соприкасались с его.

— Хорошо, — вновь повторила она заветное слово. Влажный язык, поблескивая в свете звёзд, пробежался по пересохшим от волнения губам, и украдкой за ним последовал большой палец, размазывающий оставшуюся на зажившей ране кровь.

Сделав очередной надрез, Воланд аккуратно надавил на щёки, вынуждая губы раскрыться. Податливый рот, ощутив первые признаки эйфории, с жадностью поместил в себя сначала пол фаланги, а затем и весь палец. В этот же момент тело Александры застыло в трупном окоченении, а от закатавшихся глаз виднелись только белки. Удовольствие на грани боли — так мог бы описать сейчас своё состояние дьявол. Большой палец собственнически медленно толкался во рту девушки, скользя по горячему языку, нащупывая зубы и исследуя нежную плоть щёк. Отмерев, Саша закинула голову назад, веки её задрожали, язык, подчиняясь воле владелицы, неуверенно задвигался, а губы крепко сомкнулись у основания возложенной между них конечности. Воланд почти не моргал, следуя взором за каждым хаотичным движением рта.

Когда рана, начисто вылизанная Александрой, окончательно зажила, палец сразу заменил язык, продолживший нагло исследовать столь удивительный влажный мир с привкусом металла, бурбона и горечи выкуренного косяка. Один зуб, уподобившись вампирскому, понизил припухшую от поцелуя нижнюю губу, и наконец, когда капельки алой крови попали ему рот, дьявол испустил довольный стон. Этот волнующий вкус он не спутает ни с чем. В следующий момент Воланд прикусил кровоточащую губу ещё раз, пребывая в пьяном оцепенении. Волнующий ранее Александру поцелуй стал для неё болезненным. Руки её отчаянно вцепились в волосы мужчины, стараясь оттянуть того от лица, но всё тщетно. Повалив девушку и пригвоздив разгорячённое тело к прохладному песку, сатана отрезал любые шансы к отступлению.

Словно обезумев, Воланд продолжал терзать губу, выжимая из неё всё больше соков, в то время как одна ладонь его сжимала оба запястья над головой слабо сопротивляющейся альтистки, а другая, нагло задрав платье до пупка, удерживала её дрожащие от напряжения бёдра навесу. Когда кровь всё же перестала сочиться, мужчина, облизнув теперь опухшую губу, снова собирался её укусить, но Александра дерзко просунула язык в его приоткрытый рот. Стройная нога, обвив как лиана его ногу, вынудила прильнуть к девичьему телу донельзя ближе. С Сашиных уст слетел сладострастный, приглушённый поцелуем стон, стоило только натянувшей брюки эрекции коснуться невинно перламутровых шёлковых шортиков. От каждого тяжёлого вдоха её грудь врывалась в грудь Воланда, и та как у живого человека приходила в движение.

Ощущение того, что Александра вновь в его власти дурманило и засасывало в воронку внутренней тьмы, но сатана знал, что девушка выдержит всё, что угодно, даже потерю рассудка. Ему так долго этого не хватало, и, наконец заполучив желаемое, он не собирался так скоро расставаться с вновь обретённым чувством важности. Разорвав поцелуй, дьявол отпустил запястья и заглянул в мутные глаза альтистки — они стали такими же чёрными и похотливыми как у него. Не прошло и секунды, как руки девушки стянули с него зелёный вельветовый пиджак и приступили к пуговицам рубашки. Воланд отстранился ещё дальше, так, чтобы лежащая Саша не смогла до него достать, снял с правой руки перчатку и, нарочито медленно отстегнув золотые запонки с манжета, закатал рукав до локтя. Застигнутая неоднозначными действиями мужчины Александра не понимала, чего ей следует ожидать, и лишь недоверчиво щурилась, забыв дышать.

Смотрящий на неё сверху вниз дьявол был готов отказаться от маленькой мести за вызванную в нём ревность и овладеть послушным телом прямо сейчас, лишь бы более не восхищаться красотой девушки. Алое платье, повязанное белым ремешком на талии, всё ещё было взодрано до пупка, открывая вид на подвижный в дыхании живот и милые шёлковые трусы, выглядевшие уже куда симпатичнее, чем пару десятков лет назад, ноги, крепко прижимающиеся к его бёдрам, были не в состоянии сомкнуться из-за помещённого между ними тела. Она была раскрыта перед ним как прекрасный бутон розы. Холодная ладонь опустилась вниз по внутренней стороне бедра, ласково очертила живот и легла на пах девушки, где большой палец с филигранной точностью несколько раз очертил круг по возбуждённому клитору, спрятанному под шёлком. Прогнувшись в пояснице, Александра подалась вперёд, поближе к доставляющей приятные ощущения руке.

Воланду кружило голову от связи, что не стеснялась передавать возбуждённость альтистки им, от чего его желание только укреплялось. Чувствовала ли она то же самое? Наверняка. Как умалишённый, дьявол из последних сил сдерживался, чтобы не заполнить собой лоно и отдаться тому животному, что так рьяно рвалось наружу. Нет, ещё рано. Его губы вновь нашли губы Саши, языки схлестнулись в очередном жарком танце, а пальцы продолжали вести свою партию. И без того скользкая ткань скользила ещё сильнее от выделяемого интимного секрета, определяя следующий ход. Александра, подрагивая всем телом, вжалась пальцами в шею и затылок Воланда, отчаянно притягивая того к себе. За ненадобностью трусы вскоре отправились туда же, где покоились перчатки, пиджак и запонки — дьявола более ничего не отделяло от заветной плоти.

Обросший обертонами Сашин голос, поющий в стоне, стал похож на тембр альта: такой же глухой и бархатный. Натянувшись как струна, она жалобно хныкала в губы сатаны, стоило её только зажать в нужном месте. Быть может, Воланд соврал, когда сказал, что не мастак играть на струнных инструментах, ведь прямо сейчас ему удавалось извлекать удивительные звуки. Сначала один, а затем второй пальцы погружались в мягкую плоть, нажимая на переднюю стенку и заставляя Александру петь чуть звонче. Шум моря, её стоны и развратное влажное чавканье — вот та симфония, что мужчина был готов слушать вечность.

— Вы ещё не успели уехать от меня, Александра Ильинична, как уже задумываетесь о каких-то мужчинах, — хрипло прошептал Воланд на ухо девушки. Свободной ладонью он лёг на её грудь, с силой сжимая большим и указательным пальцем выпирающий из-под алого сосок. — Ваша развратность не знает границ…

— Ах, нет, — противилась Саша, извиваясь под мужским телом как змея и напрягая бёдра. Терзаемый сосок и клитор оказались зажаты одновременно, и альтистка, зажмурившись, закусила губу, из-за чего из той снова пошла кровь.

— И чем вы тогда планируете заняться? — продолжал вести светскую беседу дьявол, пока его пальцы, тонувшие меж бёдер девушки, толкались в опухшем от возбуждения лоне. — Музыкой? Писательством? Журналистикой? Для тех, кто не следит за временем, открыты любые дороги.

— Всем…

Руки Воланда безраздельно владели всем телом Александры. Надоевшее платье было с треском разорвано сразу после пережимающего талию ремешка, а ткань лифа небрежно спущена в обе стороны, оголяя колышущуюся грудь. Дьяволу нравился взгляд девушки: он сквозил недовольством и неукротимым желанием, в то время как у него самого, вероятно, был такой же. Медленно опуская голову и не разрывая зрительный контакт, он приоткрыл губы, прежде чем те коснулись собранного соска. Кончик языка прошёлся кругом по ареоле и та заблестела также, как и рука мужчины, продолжающая ласкать альтистку между бёдер. Словно растягивая удовольствие, губы плавно припали к бледно-розовой плоти, беззастенчиво вздрагивающей при каждом поддразнивании языка.

Губы снова сменились пальцами, сжимающими грудь так, будто хотели раздавить, а те, в свою очередь, слились в кровавом поцелуе. Набухший от интенсивной стимуляции клитор забился в предвкушении скорой разрядки. Горячие внутренние стенки непроизвольно сокращались вокруг пальцев мужчины, пока покрывшиеся испариной бёдра покачивались в такт его движениям. Александра хотела стиснуть зубы, но этого ей не позволял сделать язык, то переплетающийся с её, то слизывающий выступающую кровь. За столькие годы точно разобравшись с Сашиным телом, Воланд, окончательно потерявший связь с реальностью, продолжал давить пальцами на одну и ту же точку. Ни одна проблема мира более его не интересовала. Считал ли кто, что он расслабился, или поддался, как многие мужчины, искушению женской вагины, — всё это потеряло смысл. Вероятно, он просто окончательно сошёл с ума.

Чувство, поднявшееся до кончика девичьего подбородка, окрасило лицо экстазом. Сатана не мог налюбоваться красками её наслаждения. Александра выгнулась всем телом, а низ её живота сжался от спазмов. Не способный более выдержать собственной похоти Воланд наскоро снял мешающую рубашку и, расстегнув брюки, вошёл в пульсирующее лоно девушки одним глубоким движением, от чего в этот момент с уст сатаны сорвался мученический стон. Саша была его Раем, его Чистилищем. Глубокие царапины от коротких ногтей на спине и плечах, оставленные альтисткой, не мешали погружаться в неё с ещё большим упоением. Охваченная недавней кульминацией Александра, не стесняясь, стонала и хрипела при каждом размашистом толчке, цепляясь руками и ногами за Воланда, как за спасательный оплот. В этом сравнении определённо была своя ирония…

Звуки праздника на соседней стороне берега омрачились диким воплем. Любовники, одурманенными животными инстинктами, долгое время пытались игнорировать доносящиеся возгласы. Первой сдалась Саша, разорвавшая поцелуй вопросом:

— Что там происходит?

— Не важно, — отрезал дьявол, врезаясь в девушку бёдрами. Он считал людей дикими зверями, но сейчас был уж точно не лучше них.

— Воланд… Там кричат… — сквозь стоны хрипела она.

— Испанцы и итальянцы — темпераментный народ. Пусть разбираются сами.

— Послушай же сам хоть мгновение! — Александра обхватила сатану покрытыми песком ладонями за обе щёки, заставляя прислушаться.

Крики и правда не походили на пьяные разборки. В глубине ночи раздавался одинокий вопль женщины, сопровождаемый народной суматохой. Дьявол, закрыв веки, обречённо выдохнул и отстранился от манкого тела альтистки, заправляя покрытый её соками вставший член обратно в брюки. Одевался он в обратном порядке тому, как раздевался: рубашка, запонки, пиджак. Саша вернула чашечки бюстгальтера на место и торопливо надела трусы, морщась от холода прилипшей ткани.

Через минуту альтистка рылась в открытом чемодане в своей комнате, ища что-то, что ещё не так сильно измялось, а через пять они с Воландом уже стояли на берегу, откуда ранее доносился вой. Перед глазами их открылась нелицеприятная картина. Окружённая толпой мертвенно-бледная невеста лежала на багряном песке. Её кожу покрывали многочисленные укусы, чёрные косы растелились вокруг лица, а карие глаза так и застыли в ужасе. Но самым страшным из всего этого зрелища был разорванный живот, с выглядывающими наружу внутренностями. Женщина-певица, что, по всей видимости, была матерью погибшей, заливалась горькими слезами и истошно причитала, как раненная медведица над трупом своего ребёнка. Жених такой же бледный как его невеста, стоял подле её хладного тела и не моргал. Саша прикрыла рот двумя ладонями, сдерживая крик, дьявола, заботливо обнявшего альтистку за плечи, событие это никак не тронуло, но именно благодаря ему он наконец нашёл ответ на свой вопрос.

Уводимая Воландом с места преступления Александра растерянно и тихо залепетала:

— Как такое вообще возможно? Это так жестоко! Она только что, только что мне что-то говорила, а я толком ничего не разобрала. Они так сильно любили друг друга, они ожидали ребёнка… Почему?... Кто так несправедлив?...

Сатана не спешил отвечать на повисшие в воздухе вопросы. Вопреки Сашиной печали, звучащей в его сердце лишь отголоском, разум обуздала холодная ярость. Оранжевые огоньки плясали на стенах виллы. Воланду не нужно было говорить и уж тем более кричать, чтобы змеиная ведьма, где бы она не была сейчас, предстала перед ним только по его властному желанию. Между тем, тени сгущались. Мужчина отпустил Александру и встал перед ней как только его взору стала доступна пойманная с поличным, окроплённая кровью женщина. Её лицо, как всегда, не выражало эмоций, но стоило ей заглянуть на встревоженную девушку за его спиной, как тонкие губы растянулись в довольной улыбке. Внешне казалось, что ведьма не испугалась, но Дьявола оказалось не обмануть.

— Ты нарушила уговор, Ламия, — строго констатировал он.

— Да, мессир, — подтвердила женщина.

Воланд двинулся в её сторону, и та, задрожав, упала перед ним на колени, сдавшись. С каждым шагом мужчина распалялся гневом на себя всё больше. Фактически уловка ведьмы и правда могла сработать, не будь Александра такой мнительной. Только зачем ей это было нужно? Прячущиеся в тени бесы обрели свою форму и, встав по периметру, услужливо склонили головы перед их Властителем.

— Это самоубийство? — задал он вопрос.

— Я больше не хочу подавлять в себе эти ужасные позывы к убийству, — разоткровенничалась Ламия. — Я никогда не выбирала стать такой — за меня всё решили. Сейчас же я только уповаю на ваше великодушие, мессир, ведь только вы можете подарить мне освобождение.

— Почему ты убила именно её? — решительно спросила Александра, выступив немного вперёд. На дне её зрачков пылала ярость.

— Так случилось, что именно к ней вы, кириа<span class="footnote" id="fn_38433148_9"></span>, прониклись больше всего. Без вашей буйной реакции мессир бы ни за что не даровал мне свободу.

Саша нервно вздохнула, раздражённая тем, что снова стала пешкой в чьих-то руках.

— С чего ты взяла, что тебя ждёт именно это? — Воланд стоял над смуглой ведьмой будто гора. Из глаз её полились слёзы бессилия.

— Потому что вы всегда справедливы, мессир.

— Душа любой ведьмы остаётся навеки запертой в Аду. Вряд ли то можно считать за освобождение.

— Я знаю, что вы наделены властью изничтожать души ваших слуг, — сквозь рыдания говорила женщина и взмолилась: — Пожалуйста, кирие<span class="footnote" id="fn_38433148_10"></span>, избавьте меня от тяжкого бремени!

Нужно было решать. Десятки пар глаз уставились на своего Правителя, ожидая от него приговор. Воланд протянул ведьме холодную руку и помог подняться, другая нравственно легла на её солнечное сплетение.

— В эту ночь ты можешь быть свободна, Ламия, — повторил он те же слова, что и вчера, только сейчас они обрели совсем иной смысл.

Карие глаза женщины засветились благодарностью, пока её собственное тело, начиная от того места, где покоилась рука дьявола, охватило расползающееся как коррозия тление. Воланд знал, что ведьме наверняка больно, но она даже не пискнула. И если для Ламии необратимый болезненный процесс стал счастливой кульминацией, то для остальных, присутствующих здесь бесов, оно стало неприкрытым предостережением.

***

Следующим утром Александра Ильинична покинула остров, отправившись в полное приключений самостоятельное путешествие по жизни. Сатана стал её верным, невидимым взору спутником, неустанно следящим за целостностью девушки. Каждое воскресенье, словно милые любовнички, они трепались по телефону, обсуждая уже известные Воланду, играющему комедию, события, а в полнолуния их тела, изголодавшись друг по другу, сливались в едино в первом доступном на то месте.

Шли годы, и Александру Ильиничну, забывшую о печалях и радостях жизни, потрясло горе. Единственная нить, что связывала её с прошлым, оборвалась. Умер Рихард Шнайдер. Трагедия, что должна была вызвать у дьявола жалость, принесла сладкие полгода единения с девушкой, нашедшей утешение в его руках. Они много путешествовали по миру, и Воланд, как умудрённый опытом историк, рассказывал Саше о событиях тех мест, которые, так и не вошли в книжки мировой истории. Она снова принадлежала нему.

Пока Александра резвилась на просторе, дьявол наконец понял, как ему справляться с разрушающей связью. Непрошенные эмоции более не волновали его, а собственные вернули свой былой облик. Теперь можно было сказать, что всё действительно вернулось на круги своя, и стремительно развивающийся мир разгорающимися то тут, то там войнами только добавлял работы. Однако стоит заметить, что многочисленные партнёры девушки не могли не вызывать в нём, выбравшем не более чем полнолунные утехи, ревности.

В восьмидесятые они с Александрой Ильиничной славно поразвлеклись в Америке. Совместные несколько лет жизни стали для двоих глотком воздуха в душной кабине транспорта. Перебравшись в горы и живя как отшельники, любовники были счастливы как никогда раньше. По крайней мере так казалось Воланду, и каким роковым стало это заблуждение.

Она подарила ему «Сквозь вечность» и покинула его навсегда, упорхнув так же легко, как сбежавшая через форточку бабочка. Он не мог противиться её просьбе, хотя всё естество требовало вернуть её обратно, загрести в объятия и больше никогда не отпускать.

Счастье неведения озаряло её лицо, зелёные глаза блестели ярче изумрудов, а непослушные волосы, как всегда, развевал ветер. Она неслась средь таких же вечно спешащих и вечно опаздывающих куда-то людей.

Слишком красивая.

— Я люблю вас…

<s>Всё вернулось на круги своя</s>.

Эпилог

Воланд сидел у моря один, слушая колыбельную волн. Чувства и эмоции выжгла тоска. В тот же миг обстановка вокруг него изменилась, и оказалось, что сидел он не у моря, а на затёртом диване с проделанной в нём им дыркой, которую, впрочем, прикрывал сидящий рядом Карл Лауфер. Граммофон вместо «Глаз Дьявола» пел «Сквозь вечность», но немец этого даже не заметил. В углу всё так же висел мёртвый паук.

Она так и не стала чье-то, несмотря на глубокую убеждённость сатаной, что именно он мог претендовать на её вечный эскорт. Теперь он, такой же дурак, как и Карл Лауфер, сидел в маленькой комнатке и слушал её ему подарок.

Камера для одного стала камерой для двоих, а «Сквозь вечность» глумливой пыткой.