Глава 21. Часть 1: «Принятие» (2/2)

— Вы отвратительны…

— А вы прекрасны…

Слова Воланда всегда имели странную и по-своему необъяснимую особенность успокаивать любой пыл Александры, даже в тех случаях, когда пыл этот разжигался непосредственно из-за него или его происков. Всё ещё негодуя, она ослабила хватку на шее, слегка поддаваясь чарам. Светло-розовые отпечатки мелькнули меж пальцев, а оставленный, как метка, укус важно багровел под линией челюсти. Саша завороженно облюбовала взглядом место синяка, ощущая, как крепкие ладони заскользили вверх по бёдрам, спине и талии, упоённо очерчивая каждый изгиб.

— Вы думаете, я так легко поддамся на ваши провокации?... — спросила она, чуть щурясь.

— Вы уже на них поддались, Александра Ильинична, — прошептал Воланд, подавшись лицом немного вперёд, — ровно в тот день и в тот час, когда жажда знаний, жажда недоступного стала вашей путеводной звездой. Вы были голодны, и, надеюсь, я утолил ваш аппетит.

— Меня погубило моё же любопытство?

Близость опьяняла, но Александра запрещала себе подчиниться ей полностью, боясь упустить единственную возможность высказаться.

— Считаете, что оно вас «погубило»? — почти в губы спрашивал дьявол и, убрав ослабшие руки со своей шеи, лёг ладонями на гулко вздымающуюся грудь. — Оно подарило вам власть.

— Вы же знаете, что я её не желала.

— Разве? Мы, конечно же, можем сделать вид, что вам не понравилось выносить приговор Петеру Риккерту, — Воланд ухмыльнулся в её щёку и, запечатлев на ней мимолётный поцелуй, прибавил, найдя взглядом Сашины глаза: — только будет ли это правдой? Власть сладка для всех без исключений, ибо все мы созданы по Его образу и подобию. Я знаю это. Вы знаете это.

Свежее воспоминание будоражило нервы и с этим же вводило в смятение. Милый саркастичный Петер пал жертвой приговора. Немец не кричал и не пытался сбежать, словно пытаясь принять неминуемую смерть с несвойственным ему лиричным достоинством. В момент выстрела он не был опечален, не был напуган, встречая пулю как старую подругу, что не видел с детства. Было ли это так, или юноша искусно владел собой и скрыл свою истинную реакцию — теперь можно только догадываться. Александре, что в этот момент уподобилась Морте<span class="footnote" id="fn_38264096_0"></span>, было мало спокойной смерти немца. Ей хотелось видеть агонию на его лице, слышать звуки утекающей жизни. Или же ей хотелось убить его самой?... Отчасти желание девушки было исполнено: смиренный Риккерт умирал долго, мучительно захлёбываясь в крови.

Жирная точка в развернувшейся пьесе.

Блаженство контроля.

После Александра естественно будет ненавидеть себя за испытанные в тот момент неоднозначные (в отрицательном плане) чувства, взявшие свои корни в пережитом в прошлом опыте убийства и давшие отростки в настоящем, но тогда, как ей казалось, не было в мире силы, что превысит её собственную.

— На кого вы ставили? — отойдя от мужчины подальше, чтобы более себя не искушать, спросила альтистка и, сделав пару шагов по залу, начала рассматривать с самым что ни на есть напускным интересом местный интерьер, словно не видела его часом ранее. — Вы наверняка не отказали себе и в этом удовольствии.

Саша наконец поняла, что находясь рядом с сатаной, нет смысла задаваться вопросом «Почему?». Она никогда не получит на него вразумительный ответ.

— За кого вы меня принимаете? — несколько обижено парировал Воланд, улыбаясь уголками губ.

— За вас.

— Я не привередлив, Александра Ильинична, меня устраивал любой исход.

— И всё же? — не отступала Саша и, подарив мимолётный взгляд мужчине, двинулась по главному залу.

— И всё же вы сделали правильный выбор.

Дьявол, как тень, брошенная от уличного фонаря, неотрывно следовал за девушкой по пятам, пока та не остановилась напротив пустующей импровизированной сцены, где совсем недавно развлекал оркестр. Здесь всё ещё стояли пюпитры для нот и стулья, напоминая своим присутствием об отгремевшем празднике, свечи, догорая свой срок, стекали по стенам на пол, застывая на нём гладкой коркой. Ничего не исчезло и не разрушилось, как это было в прошлый для Александры бал.

Пустующий зал давил помпезностью. От монотонного созерцания чувства наконец пришли в порядок, и альтистка ощутила себя резко уставшей.

— Что вы чувствовали в тот момент? — Саша говорила негромко, едва ли не шёпотом, пробежавшись подушечками пальцев по холодному металлу одного из пультов. По коже прошёлся ощутимый холодок возвращающейся нервозности. Она не видела Воланда, но точно знала, что стоит он прямо за её спиной, выжидая случая. Только какого?

— Давайте оставим наш разговор на несколько минут, — ласково произнёс дьявол, заманивая обратно в свои сети. — Вы подарите мне танец?

— Сейчас не лучшее время.

— Лучше может и не найтись.

— Тогда для начала ответьте на мой вопрос, — нехотя Александра развернулась. Пожар погас в её глазах, выдавая усталость. — Что вы чувствовали в момент вынесения приговора?

С ответом Воланд не торопился, взвешивая все за и против. Правда могла отпугнуть, недосказанность будет сразу же замечена. Так какое из двух зол меньшее?

— Я был рад подтолкнуть вас к этому краю. Думаю, вы догадались, что мне нравится наблюдать за вами… В разных положениях следить за вашими выборами, за вашими сомнениями… Вы и представить не можете, какое доставили мне удовольствие.

— Это безрассудство…

— А что есть благоразумие, Александра Ильинична? — вопрос повис эхом, разбиваясь об углы стен. — Цель оправдала средства.

«Но какой ценой?»

— Вы считаете, что я способна выдерживать подобное на протяжении всей жизни, и при этом не сойти с ума? Думаете, я готова сделать шаг в эту пропасть? Не боитесь, что я потяну за собой и вас? Я это сделаю, не сомневайтесь.

— Я уже давно в пропасти и жду вас.

На зал обрушилась музыка, звуча нигде и одновременно повсюду. Источник её оставался неясен: ни инструментов, ни исполнителей не было видно ни в залах, ни дальше на площадке. То был вальс, причем мелодия его была очень знакома Александре, и с тем же музыка танца оставалась непохожей ни на одну из тех, что ей приходилось когда-либо слышать. Когда-то она сочинила шуточное произведение под названием «Глаза Дьявола», посвятив его Карлу Лауферу в знак иронии над муками совести молодого человека, и вальс этот был уж очень похож на сочинение альтистки, став его гиперболизированной версией. Глумливая насмешка превратилась в трещащий хохот медных духовых, угловатость мелодии была возведена в абсолют: она хромала, как сломанная марионетка, вальсирующая на раз-два-три под неизменный аккомпанемент фортепиано. Ту музыку более нельзя было называть «Глаза Дьявола», «Душа Дьявола» — вот её истинное имя.

А может это уже была её душа?

Александра не успела опомниться, как Воланд, обхватив за талию, утащил её вглубь зеркального зала, закручивая в танце также, как закручивалась сама музыка. Стремительно. Перед глазами приплясом мелькало зыбкое пламя сотен свечей. Отчего-то скованное тело подчинилось безудержному кружению. С каждым новым кругом рябящие перед глазами свечи трансформировались в бесплотные тени. Они были повсюду, вальсируя в такт музыке. Воланд уводил Сашу всё дальше, плавно, почти нежно. В панике она беспорядочно оглядывалась по сторонам и не понимала, где находится. Тени, кружа вихрем, заволокли собой пространство вокруг пары, образуя беспросветные стены. Звуки вальса пробирали до костей, и единственным успокоением в звуковом хаосе оставались жадные глаза дьявола, приковывающие оставшееся внимание к себе.

— Это был последний раз, когда я позволила управлять мной! — сквозь громыхание прокричала Александра на что получила снисходительную улыбку от мужчины.

Хотелось всё разрушить, поддаться импульсивному желанию стереть с лица эту улыбку, воздать по заслугам, но едва ли Саша могла осуществить и сотую часть задуманного. Её несколько пугало и с тем же нравилось происходящее. Широкая грудь соприкасалась с её в каждом глубоком вдохе. Как можно кого-то так сильно ненавидеть и испытывать безграничную привязанность? Или эти чувства выдавали себя за другого? Что могло сравниться со столь диаметрально противоположными ощущениями?

Под неистовое биение сердца, совладав со своим телом, альтистка, танцуя теперь на носочках, чтобы сократить надоедливое расстояние между их лицами, прежде чем поцеловать, произнесла:

— Вы дождались.

Поцелуя не последовало. Стены теней начали сужаться, смыкая в стальную ловушку. Сначала Саша подумала, что ей показалось, однако просвет люстр и правда становился всё уже, предвещая скорый финал. Чем меньше света оставалось, тем больше у девушки кружилась голова. Перед глазами пролегли чёрно-белые пятна, тошнота душила горло. Когда от вальса остался один лишь аккомпанемент фортепиано, мир и вовсе погас.

Очнулась Александра Ильинична утомлённой, как после очень плохого сна, сидя на ледяном металле королевского трона. Голова гудела, руки неприятно прилипли к подлокотникам, ноги, согнутые в коленях под прямым углом, стояли ровно перед собой, затылок покалывало от выступающих из спинки драгоценных камней. Воланд изучающе наблюдал за девушкой, сидя совсем рядом, на пьедестале. И снова этот взгляд, по которому не возможно понять и части мыслей его обладателя.

— Что ж, танец был поистине головокружительным, — по привычке облизнув пересохшие губы, сказала Саша, чуть поморщившись от помады попавшей в рот. — Так теперь и «Глаза Дьявола» заиграли для меня новыми красками. Не скрою, вы подобрали интересную палитру, чтобы завершить картину.

Воланд, наклонив голову вбок, не отрываясь, смотрел в её глаза, не отвечая, видимо, посчитав комментарии излишними. После долгих и раздражительных мгновений, альтистка упрекающе протянула:

— Вы невыносимый мужчина… — поднявшись с трона, она опустилась на колени рядом с дьяволом. Слова девушки его вовсе не возмутили, напротив, лишь вызвали хитрую полуулыбку, от которой всякий раз сжималось сердце. Саша запустила пальцы в тёмные волосы сатаны, аккуратно пропуская их между фалангами. — Глупцы, что любили вас, должны благодарить за то, что вы вовремя уходили из их жизни, ведь благодаря этому они смогли сохранить любовь к идеалу.

— Любить идеал также, как читать новости в газете, когда знаешь наперёд всё, что происходит в мире: скучно, утомительно и бессмысленно. Вы так не считаете?

— Мне не приходилось любить вас.

Опасный блеск осветил глаза Воланда. Только завидев его, Александра расплылась в довольной улыбке. Манипуляции всё больше становились ей по вкусу. Пальцы настойчивее вплелись в волосы, ненавязчиво оттягивая их у корней. Альтистка вспомнила слова, произнесённые в далёкой Москве, и заулыбалась ещё ярче. Что бы он сказал тогда, узнай, что сам вложил власть над собой в её руки? Что бы тогда ответила она?

«Уж точно не ту чушь…»

— Вы сильно меня разочаруете, изменись эта аксиома.

Улыбка медленно сползала с лица Александры. Маленький победоносный триумф сменился неописуемой горечью потери чего-то настолько важного, что к немигающим глазам подступили слёзы. Почему в груди стало так больно? Болезненность разрасталась настолько стремительно, что стала невыносимой. В ответ на неё пришла холодная злость. Боль растворилась, и вместе с ней испарились последние иллюзии, не дававшие ясно видеть настоящего дьявола.

— Нет, вы не разочаруетесь, — Саша положила ладонь, что только что была в волосах, на шею мужчины, другой же нашла опору на неподвижной груди и, потянувшись к уху, язвительно прошептала: — вы испугаетесь, поняв, что испытываете то же самое в ответ.