Глава 21. Часть 1: «Принятие» (1/2)

Чувство вины не может изменить содеянное.

Принятых решений не переизбрать.

Мы живём так, как гласит Судьба.

Почему люди верят в Бога? Почему надеются на Его милость? Разве, как существо безоговорочно доброе, Он не может проявить милосердие к страждущим до Его защиты?

Вопрос Веры и Неверия уже давно отошёл на задний план. Во многих странах атеизм или намёки на него канули в лету, во главу всего встали война и её неуклонная беспощадность. Вера в Единого стала источником надежды на лучшее будущее, будущее, в котором не будет места бессмысленным смертям и намеренному истреблению человеческой расы. Вера воспряла, и больше никто не мог сказать, что не верит ни в Бога, ни в Дьявола. Сейчас, как никогда раньше, люди не могли не верить в то, что их убитых любимых и близких ждало вечное забвение.

Они говорят, что Бог милостив, Бог щедр, но так ли это на самом деле? Он создал мир и человека для себя. Кто-то может сказать, что это эгоизм, кто-то, что плод безграничной Любви, и каждый из них будет по-своему прав, ведь никто не может доказать обратного, пока Он не огласит свои истинные намерения. Только… В чём они заключаются? Люди надеялись и продолжают надеяться на Его поддержку, заведомо зная, что Творец не скорбит ни о ком и ни о чём в отличие от них, теряющих и страдающих от этого. Ему не свойственны сожаления, обиды или огорчения. В отличие от них.

Вопросы религии никогда не интересовали Александру Ильиничну, и даже с появлением в её жизни настоящей бесовщины, она не прочла ни одной молитвы, не пролистала ни одной страницы священного писания и не попыталась найти какую-либо информацию о новых спутниках, предпочитая получать её из богатого опыта и достоверного источника в виде самого Дьявола. Из первых уст. Убеждения Саши о Боге сформировались благодаря тем, кто её окружал, их знаниям и мыслям. Своих же она не имела, довольствуясь стереотипными представлениями.

Выслушав рассказ Алисы о становлении ведьмой, увидев пугающий сон с участием семейства Кабо и Создателя, поговорив с Воландом об условном бессмертии и что ждёт после него, — всё это внесло свои коррективы в убеждения альтистки, став единственным живым (если можно так выразиться) примером, приоткрывшим занавес настоящего образа Творца. С этого момента у Александры наконец-то сложилось своё мнение. Теперь она была убеждена, что Бог, ровно как и Дьявол, всегда действует в своих интересах, и не всегда так, как от него ожидают. Саша не ждала, что Он поможет Маргарите или проникнется её молитвам, но как он не мог помочь своим слугам? Сложно представить себе ситуацию, где Воланд мог бросить свою свиту на произвол судьбы в тылу врага, как это сделал Творец на балу ста королей. Однако предай кто доверие Властителя Ада, вряд ли бы тот мог надеяться на чувства былой привязанности мессира.

Чувства — это изъян или всё же преимущество?

Жёлтый электрический свет старой медной люстры едва освещал круглый столовый стол, уставленный от края до края дарами послебального банкета, — очередная условность, ставшая поперёк горла в эту непростую ночь. Звон ножей и вилок заполнял собой могильную тишину недосказанности, и только руки Александры ни разу не прикоснулись к приборам, предпочитая омерзевшей еде бокал и графин.

Луна скрылась за тучами. Заморосил дождь.

— Как вы себя чувствуете? — без интереса спросил Воланд у Маргариты.

— Отлично! — восторженно ответила она.

Можно ли от себя скрыться исключительно в состоянии полнейшего бесконтролья? В состоянии, когда ни тело, ни мозг не отвечают на внешний мир, превратившись в нечто подобное воску? Можно ли переступить эту черту? Можно ли потеряться?

Алкоголь не жёг горло, не растекался в груди мягким теплом, и будь он обычной водой, Александра Ильинична навряд ли заметила бы разницу. В её груди уже пылал пожар, пожар боли, злости и ненависти. Сложа руки на груди, она, стараясь не слушать разговоров, ждала завершения этой ужасной ночи.

— На самом деле я была бы очень счастлива побывать на таком балу ещё раз, — продолжала Маргарита, беспечно улыбаясь. — Та женщина была так мила, болтала что-то на своём языке и даже не понимала чего я ей толкую.

— Именно поэтому вас больше никто не позовёт, королева, — жуя, любезно отозвался Фагот.

— И не только поэтому, — злорадно добавил Бегемот, видимо, ещё держа обиду на девушку.

— А что такого? Я лишь требовала выполнения поставленных условий. Почему я должна ждать?

— Вы правы, — заметил Воланд, глумливо улыбнувшись, — и раз все условия выполнены — мы вам более ничего не обязаны.

— Плевать, — удивила королева, — всё, чего я когда-либо хотела уже исполнилось или исполнится в скором времени. Ах, знаете, я не думала, что на балу у Сатаны происходят такие драмы! Знай я тогда на площадке, что развернётся такое веселье, ни за что бы не стала так желать конца. Какой восторг!

Невольно слушая раздражающую речь Маргариты, Саша разгневалась ещё больше, нервно дёргая ногой под столом. Ни один бокал с вином не мог утолить её жажду побега. Только куда бежать? Тяжёлый взгляд дьявола прожигал в альтистке дыру, оставаясь без ответного внимания, что наверняка было не по вкусу мужчине.

— Вы, Воланд, умеете удивлять, — кокетливо прибавила Маргарита.

— К Дьяволу нужно обращаться «мессир», — угрожающий тон Азазелло ввёл девушку в подобие страха, но по-другому она обращаться не собиралась.

— Как вам пришло в голову устроить всё это? Трагедия уровня Шекспира! Выбор между врагами, смерть или жизнь, любовь и предательство… Ах, тот юноша был так красив! — мечтательно протянула королева. — Всегда так грустно, когда мир теряет такую красоту, но не думала, что его кровь будет так отвратна на вкус. У такого аполлона не могло быть недостатков, и тут такая подстава… Фройляйн Вейсман, вы пробовали его кровь хоть раз?

Гелла молчала. Да и что она могла ответить, когда вместо чувств осталось лишь болезненное эхо?

— Закрой рот… — прошипела Александра, смотря в пустоту.

— Что? — переспросила девушка.

Звон посуды прекратился. Все, и даже время, застыли в ожидании. Глаза Воланда сверкали нездоровым любопытством, остальные, напротив, прикрыли их в предчувствии неминуемого скандала.

— Я сказала: «Закрой рот», — напористее повторила альтистка, вперив взгляд в самодовольное личико. Произнесено это было так, как если бы она послала девушку ко всем чертям, попутно проклиная. Впрочем, отчасти так и было.

— С чего я должна это делать? Думаешь, то, что ты с Воландом, делает тебя главной? Не смеши меня… О, или тебя задело то, что я говорю об убитом тобой возлюбленном подруги-нечеловека? Разве это моя проблема? Он, конечно, красавчик, но кровь его правда была гадкой. А ещё он так забавно кряхтел…

— Заткнись! — крикнула Александра, вскакивая. Стул, на котором она сидела, с грохотом завалился на пол. Сдерживаемый гнев всё-таки нашёл себе лазейку, обрушиваясь на королеву громогласным рёвом. — Просто заткнись уже! Ты и представить себе не можешь какую цену тут платит каждый из нас, чтобы выдержать твою гнусную болтовню! Кто ты такая, чтобы лезть в чужие отношения?! Неужели у тебя совсем нет сердца?... Я не главная, тут ты права, но собственноручно задушу тебя, если ты скажешь ещё одно слово.

— Давайте без драк, дамы — вставил своё слово Бегемот и тут же об этом пожалел, ловя на себе строгий взгляд господина.

— Рискни, тебе же всё равно не будет в новинку, — также встав, подначивала Маргарита.

Губы альтистки сложились в грубый оскал, глаза пылали безумием. Любое слово Александры Ильиничны безвременно терялось в упоении ей. Воланд готовился сорваться с места и унести с собой этот прекрасный комок нервов подальше от всех, чтобы разделить плоды приложенных стараний в одиночку.

— Петер сам подписал себе приговор…

— Ты так думаешь? — не унималась блондинка. — А что на счет того коменданта? Он тоже сам подписал себе приговор?

— Не пытайся казаться умной — тебе это не к лицу.

— В ночь полнолуния не должно быть ссор — это праздник, который не терпит препирательств между друзьями, — сатана, веселясь от души, подливал масло в огонь, зная какой эффект произведут его слова на Сашу, и не прогадал. Альтистка наконец удостоила его взглядом, и мужчина был готов всё-таки поклясться своей жизнью, что увидел в нём не те невинные искры, а настоящее адское пламя, такое же, что разъедает его самого изнутри.

— Друзья? Мы с вами не друзья, Воланд, и мало вероятно, что все присутствующие считают меня своим другом. Разве я не права? — Александра, сделав паузу, осмотрела каждое лицо за столом. Азазелло выглядел безразличным, впрочем альтистка редко видела в нём какой-либо запал чувств кроме раздражённости. Сидящий рядом с рыжим демоном Фагот скрылся за хрусталём выпиваемого им бокала вина и в глаза старался не смотреть. Бегемот же, напротив, казался весьма участливым и даже отчасти сочувствующим. Больнее всего было смотреть на Геллу, чьи эмоции на прекрасном кремовом лице, в изумрудных глазах окончательно потеряли краски и окостенели в мёртвом равнодушии.

«Никто из них друг для друга не друг. Дружба нужна людям, чтобы те не чувствовали себя одинокими, чтобы не чувствовали себя изгоями общества. Они хотят быть принятыми им. Долгожителям же это ни к чему».

— Вот вы, Фагот, — продолжила Саша, наконец, — считаете меня своим другом? А вы, Бегемот? Азазелло? Гелла?... — спрашивая всех, она отчаянно надеялась услышать хотя бы одно словечко от вампирши, но женщина молчала, ровно как и все, разве что будто наказывая безмолвной невысказанностью. — Слышите? Молчат, и несмотря на это, я считаю вас своими друзьями ровно так же, как считаю Геллу или Рихарда.

— Наверное ты просто недостойна их дружбы, — предположила Маргарита, невинно глядя на альтистку, — а Рихард Шнайдер просто слепец, раз продолжает водить дружбу с тобой.

Если бы что-то в буквальном смысле могло сорвать с цепи ярость, поглотившую Александру Ильиничну, то им бы стало то самое предположение. Ноги сами понесли её к королеве, ладони чесались от зуда отвращения, желая исполнить обещанную угрозу, однако перехватившие на половине пути мужские руки не позволили этого совершить, унося за собой в единственное безопасное место — бальные залы. Саша, потеряв равновесие из-за неожиданных перемещений, упала в объятия Воланда.

— Хватит! Хватит! Хватит! — кричала она, вырываясь. — Мне осточертело идти у вас на поводу! Я вам не кукла и не шахматная фигура, чтобы распоряжаться мной, как вам заблагорассудится. Мне ненавистен этот бал, мне ненавистна эта ночь, мне ненавистна сама я! Что вы ещё от меня хотите? Что я ещё не исполнила?! Мне больше нечего вам дать! Она ненавидит меня! Ненавидит…

Сатана крепко удерживал девушку, прижимая к себе спиной, но та, не теряя надежды, рассвирепев до такой степени и не жалея сил, брыкалась и пиналась ногами, как остервенелая гарпия. Бесконтрольное взяло вверх над обладанием собой. Присущий последним дням гнев волновался, пузырился, пенился, как обрушающиеся на прибрежные скалы морские воды.

— Ты ведь этого добивался, да?! Хотел уничтожить всё человеческое, что осталось во мне, и слепить из меня себя? Отвечай!

— Мне было интересно это проверить, — спокойно ответил Воланд, чем повлёк на себя ещё большие хаотичные удары.

Бросив все усилия на поворот, Александра, до хруста в суставах прижимаясь грудью к груди дьявола, освободившимися руками схватила его горло, как хотела ранее схватить горло Маргариты, вдавливая пальцами в кожу настолько сильно, что те, теряя кровоснабжение, побелели. Саша знала, что никакого результата это удушение за собой не понесёт, но неудовлетворённое желание было куда выше пресловутой логики. Она вкладывала в свои руки всю обиду, что успел причинить ей сатана, будто та могла просочиться сквозь поры и впитаться в чужую кожу.

Блаженство контроля. Возбуждающий восторг подчинения.

— Ну и как? Ожидания окупились? — ядовито шипела Александра и, не отрывая взгляда от потемневших глаз, продолжала «пытку». Насмехающийся взгляд лишь сильнее разжигал её пыл.

— Не хватило экспрессии, но сейчас вы её полностью компенсируете, — веселился дьявол. Разжав кольцо из рук, что до этого насильно удерживало Александру Ильиничну, ладони Воланда начали своё путешествие по девичьей талии, спустились к ягодицам, отчаянно сжали их и, сминая многослойную ткань платья, прижали бёдра к бёдрам чрезвычайно близко. — Чувствуете? Тело никогда не врёт.

Саша прислушалась к ощущениям. Злость всё ещё горела в её венах, удовольствие контроля туманило сознание, однако, вопреки жару чувств, кожу холодили подразнивающие мурашки предвкушения. Было ли то прямой реакцией на эрекцию, выбросом накопившихся отрицательных эмоций или желанием продолжения прерванных ласк на диване в гостиной, но весомый груз вожделения ухнул прямо вниз живота.

— Какой же вы извращенец… — в голосе опешившей альтистки не было и намёка на презрение, но тем не менее пальцы лишь сильнее сжались на горле, будто боясь раскрыть мужчине такую же слабость. — Так вас заводят мои эмоции?

— Безмерно.