Глава 20. Часть 2: «Последнее действие» (2/2)

«Это он властитель судеб, ему решать кому жить, а кому умереть, но никак не мне… Зачем? Зачем?..»

Времени на размышление не было. Игра предпочтений, в которую они играли пол года назад, вышла на совершенно безумный уровень. Саша оглядела троих подсудимых, и дьявол, довольный её решением, сопроводил альтистку в центр зала.

— И адвокатов у них тоже нет? — уточнила она.

— Есть только их душа, — отвечал сатана, — и она расскажет куда больше, чем они сами могут о себе рассказать.

— Не забывайтесь, мессир, я тоже человек, и никакими способностями к прочтению душ не обладаю.

— Вам и не требуется, Александра Ильинична, — я всё расскажу.

Саша кивнула и подошла к первому подсудимому, Алисе. Чёрные глаза её смотрели на альтистку с презрением.

— Вы наверняка уже знаете на что она пошла, чтобы стать ведьмой. Бедная одержимая девушка так и не смогла найти в себе сил, чтобы простить себя за содеянное, поэтому не нашла ничего лучше, чем идти на поводу у Бога, натолкнувшего на преступление, и теперь она, как какая-то монашка, прослывшая в прошлом беспринципной развратницей, не знает, что спасения ей не заполучить и за тысячи лет.

— Почему?

— Потому что для искупления — душу нужно очистить, и, как вы знаете, чистилище - не райское местечко.

— Тогда, если в любом из случаев её ждёт Ад, зачем она здесь?

— Личная прихоть.

— Личная… Насколько я поняла, все они связаны между собой тем, что так или иначе навредили мне. Ведь было бы неинтересно, если судья не был предвзят? — Александра посмотрела на Воланда и, когда тот кивнул, заключила: — Тогда, если мы исходим лишь из моего отношения к этим людям, то я не считаю Алису достойной умереть прямо сейчас. Да, её поступкам нет прощения, но разбираться в этом должна не я.

Щёки Александры горели от переизбытка эмоций, а руки возбужденно тряслись. Алису она отсекла сразу, как только сатана указал сделать выбор. Вероятно, всему виной была жалость к ведьме, ставшей очередной жертвой их игр. Выбор же между двумя немцами казался куда сложнее. Дальше шёл Петер.

— Наш ловелас везде преуспел, — смеялся Воланд, — но хвастовство и обыкновенная тупость не давала ему жизни.

— Ловелас?

— Этот негодник разбил не одно дамское сердце. Боюсь, что сегодня разобьётся ещё одно.

— Ты же помнишь меня, так ведь? — обратилась она к Риккерту.

— Помню, — ответил он.

— Почему никому не сдал?

— Это не входило в Его планы.

— Кого «его»?

— Бога.

— Как ты с Ним связан? — немец молчал, отведя взгляд. Александра, чувствуя как от закипающей ярости мышцы под её кожей начали непроизвольно сокращаться, нетерпеливо повторила: — Как ты с Ним связан?

— Я работаю на Алису, и она передаёт мне все его указания.

— Спросите у него: как ему удаётся служить Богу, будучи смертным? — голос Воланда обволакивал как сладкий яд.

— И как же?

— Я не знаю. Мне никто не рассказывал, - врал немец.

— Гелла, подойди сюда, будь любезна, — приказал дьявол.

— Мессир… — подойдя, робко произнесла вампирша, смотря в пол.

— Ты же помнишь Петера Риккерта? — вопрос Воланда прозвучал как издевательство. С чего бы ей не помнить своего любовника, свою единственную любовь?

— Конечно, мессир.

— Надеюсь, мы думаем об одном и том же человеке, ведь я сейчас говорю об его старой версии: расхититель гробниц, путешественник, что оплыл все моря, в каждом порту которых у него было по десять невест…

Гелла медленно подняла взгляд. В её глазах поселилась сама смерть. Бледное лицо окаменело в жестокой гримасе, на которое Саше было больно смотреть.

— Конечно, мессир, — повторила она.

«Петер тот самый путешественник, из-за ревности к которому её убила подруга?!» — осознание этого факта озарило сбившиеся мысли Александры.

— Чувствую, что мне нужно пролить свет на эту запутанную ситуацию, — губы Воланда были в сантиметре от её уха, а ладонь нежно легла на талию. Он говорил только для неё, будто не было всей той толпы, что внимала каждому его слову. — Нам ли не знать, Александра Ильинична, что игры на желания ничем хорошим не оборачиваются… Петер — азартный игрок. Он ставит на кон всё, что ему дорого, надеясь на госпожу фортуну, что всегда была к нему благосклонна и, проигрывая, конечно же, теряет всё, что поставил. Вот и на тот раз, как ему казалось в шутку, он был готов выполнить любое желание победителя, и тот, не долго думая, решил позабавиться отборной драмой любовного треугольника, пожелав, чтобы наш Казанова провёл одну ночь с безмерно влюбленной в него женщиной, в подругу которой он был влюблен сам. Отдав влюбленной женщине одну ночь, тем самым дав ей надежду на совместное будущее, он растоптал её сердце простым признанием, что любит он её подругу и с ней был, потому что проиграл. Да, мужчины никогда не поймут того, какими бывают женщины в гневе, и бездумно подводят их к этой пропасти. То, что произошло дальше с несчастной подругой, мы уже знаем, но что насчет проигравшего? Новость о смерти возлюбленной, наверняка, повергла бы его в шок, только новостью она уже… не была.

— Как он узнал? — прошептала Саша, грозно смотря на Риккерта, на чьём лице не было видно ни скорби, ни стыда.

— Он трусливо спрятался в тени и наблюдал, как с каждой минутой жизнь утекала из её истерзанного тела.

«Виновен! — взревело в голове альтистки. — Он ответит за всё!»

Он ответит за всё.

Он ответит за всё…

Истеричный смех, чьё возникновение никто, кроме Воланда, не понял, вырвался из груди Александры. Он не вписывался. Разрезал тишину. Но какое ей должно быть дело до других, до их мнений и непониманий? Саша ещё раз окинула взглядом толпу, ища виновника этих мыслей и найдя, прекратила смеяться.

Гюнтер Кляйн.

Всегда милый Гюнтер Кляйн.

Он уже ответил за содеянное.

Но что же его брат? Саша отпустила свои предубеждения, обнажая скрытую под пылью лет кровожадную жилку, и шагом хищной львицы подошла к полковнику Эриху Кляйну. Мужчина практически не моргал, и только чудо в спасение всё ещё помогало ему держаться на ногах, но девушка одним лишь категоричным взглядом вдавливала его прямиком в преисподнюю.

Воланда возбуждала такая перемена альтистки. Он видел её разной, но такой она предстала перед ним впервой. Необузданная, как сам океан, богиня. Её злость циркулировала по его венам, а страх кружил голову. Наконец-то она раскрылась! Дьявол не пожалел, что устроил это шоу.

— Мой выбор никак не может быть объективным, — холодно сказала Александра, смотря на двух немцев, — люди в целом не могут быть на сто процентов объективными, как бы это ни было прискорбно. Я не буду врать, что каждый из вас мне не противен — это не так…

— Я... исправлюсь... П… пожалуйста, п… пощадите меня, — заикаясь, прервал речь полковник, впервые за эту ночь подав голос, — у меня д… дочь совсем малышка, ей пять лет и жена…

— Думаете, им будет хуже без вас? — сухо спросила Саша.

Эрих заплакал. Наконец-то ожил. Неконтролируемые всхлипы заполнили собой каждый угол и поселились в каждом ухе, но ни одно сердце (у коих оно имелось) они так и не тронули. Мужчина задыхался в слезах, бубнил что-то неразборчивое, глотал слюни, что лились из его рта, и безобразно шмыгал носом.

— Я не хочу знать, что вы задумали на Рождество и почему хотели, чтобы я ушла с вами. Смерть… Смерть Лизы была так бессмысленна… Моя семья погибла лишь потому, что имела не то происхождение! И вот вы, полковник СС, наверняка гордость рейха, тоже рано или поздно умрёте, потому что все мы — люди, какими бы бесчеловечными мы не были, — альтистка стихла. Мысли её смешались, мозг кричал воздать по заслугам за все бесчинства, за смерть семьи Кабо, за смерть Елизаветы, но сердце, доброе сердце, данное при рождении, не позволяло оставить семью Эриха Кляйна, особенно маленькую ни в чём неповинную девочку, без кормильца. — Вы безнаказанно гуляли по этой земле… Надеюсь, вы вынесли урок, попав в лапы самого Дьявола. Уверена, вы обязательно встретитесь с ним ещё раз, но позже.

Выбор сделан. Объективностью тут даже не пахло. Александра Ильинична в последний раз посмотрела на Петера, оглашая приговор:

— В глазах вселенной твои деяния — ничто, в моих же глазах ты — худшее из всех зол. Моя Лиза уже давно мертва. Не знаю, соразмерна ли была месть её страданиям, но мёртвым всё равно как и когда умрёт их губитель. Ты же сейчас изничтожил сердце самого близкого мне человека, моей подруги, моей опоры. Она доверилась тебе, отдала всю себя и теперь будет вынуждена жить с этой болью. Вечность. Ни ты, ни я даже представить себе не можем, насколько это долго. Петер, ты убил её дважды, ты понял это? Со всей моей любовью к Гелле, она не выберет для тебя спокойную жизнь. Ты будешь страдать и молить о смерти. Но позволит ли она тебе умереть? Её поцелуй может подчинить тебя себе, превратить в подобного ей вампира, и тогда ты уже никуда не скроешься. Если я не права, тебе лучше сказать об этом сейчас… Гелла?

Стуча острыми каблуками, вампирша подошла к любовнику так близко, что между ними оставалось всего пара сантиметров.

— Не сомневайся в моей жестокости, — пообещала она и, проводя острым ногтем по щеке немца, ушла к месту, на котором она стояла ранее, кинув напоследок: — Но и в Аду ты не найдёшь покоя.

В то время как безмолвные слуги уводили из залов счастливцев, Воланд и Александра вернулись к трону. Забытая всеми Маргарита, не пожалевшая оказаться здесь, поинтересовалась о том, что будет дальше, но ей никто не ответил. Саша балансировала на грани безумного эмоционального возбуждения и потери сознания.

На свечах догорал огонь.

«Большее из зол… Правильный ли выбор я сделала? Те двое могут искалечить судьбы многих людей, а я выбрала Петера, лишь потому что он покалечил жизнь оного. Нет… Нет! Я сделала правильный выбор. Мне плевать на жизни других, пока я даже не знаю их имён. Да и кому на них не всё равно? Мы скорбим только о близких, не задумываясь, что в момент нашей потери умерло десятки тысяч людей, и у каждого из них есть те, кто их оплакивает и также не думает об остальных. Все бы уже давно сошли с ума, будь всё по-другому. Да, я сделала правильный выбор. Для Алисы и Эриха жизнь — худшее наказание, для Петера же — погибель».

Может ли смерть быть милосердием?

Остальное прошло согласно многовековым обычаям. На этот раз отрезанную голову никто не вывозил, хотя (Александра Ильинична была уверена) представление было бы достойно той драмы, что развязалась на этом балу, и точно бы поразило королеву. Вместо черепа был вполне себе обычный, можно сказать, скучный серебряный кубок со сверкающий всеми цветами радуги камнями, в целом вписывающийся в обстановку праздника. Убийство Петера Риккерта не стало какой-то новостью, но Маргарита, находясь под впечатлением, ахнула в момент его кончины.