Глава 20. Часть 1: «Изменчивость» (2/2)
— Очевидно, они не последние, — Воланд устало прикрыл глаза и откинул голову чуть назад, открывая взору изящную линию челюсти.
Видя его таким беззащитным, Саша, наплевав на все вопросы, прижалась к мужчине, обвив руками талию. Сегодняшний день и без того был слишком беспокойным, чтобы тратить его последние минуты на непонимание и, вероятно, очередные размолвки.
До полнолуния оставалось три дня.
Появившись единожды, ужасный сон больше не посещал Александру Ильиничну, словно его и не было вовсе, однако, альтистка не могла забыть те липкость и холод, коей её одаривала тень Воланда. Она, привыкшая искать объяснения всему, что снится, попыталась связать это наваждение с неоднозначными событиями завтрака, и вскоре вовсе убедила себя в этом, отгоняя навязчивые мысли о зловещих предзнаменованиях и насмешках ведьмы с горы Монблан. Сашу не раз охватывала несвойственная ей бесчувственность, а свои эмоции, напротив, будто заглушились, стали матовыми, утекающими из тела. В один из таких порывов, когда солнце уже зашло за горизонт, оповещая мир о завершении дня, а репетиция квартета так не собиралась заканчиваться, следуя установке природы, устав, она вновь, сгоряча, наговорила много чего ненужного и отчасти неправдивого Рихарду, а потом, разрушаясь от сожаления, рыдая, извинялась перед скрипачом, и ему, как понимающему другу и вовсе не обижающемуся на знакомые колкости альтистки, не составило труда принять эти извинения.
День бала грянул так же быстро, с коей световой луч достигает своей цели, а вот часы до злосчастной полуночи тянулись, тянулись, тянулись… Мероприятие, требующее места для размещения, было решено проводить в единственном стабильном жилье, кое имелось для подобного опыта, — квартире красавицы Геллы, хотя до последнего не отсеивалась идея и с «Домом Леманна», где по легенде сейчас проживал майор Вольф. Однако бедному богачу из всех людских бед достался несчастливый брак на нелюбимой и не любящей в ответ женщине, потому бедолагу было принято оставить в покое.
Признаться честно, Александра Ильинична была готова пустить в расход и кого похлеще Леманна, лишь бы не быть свидетелем очередных оголений королевы бала и её непосредственного близкого нахождения с королём. Ночь откровений с Воландом запустила цепочку непрекращающихся изменений. Так, теперь и ревность стала для Саши чувством неконтролируемым и крышесносным, подобно зимней вьюге, врывающейся в только что отопленный дом, оттого одна мысль об ангельской прелести Маргариты из Дрездена, которую альтистке не приходилось видеть все эти дни, могла довести девушку до настоящей агрессии в сторону любого, кто потревожит её вопросом или простым словом. И тем проще она начала отпускать скопившийся негатив.
Как можно подумать, цепь изменений затронула не только Александру, что, как неразумный младенец, не справляющийся с эмоциями первого порядка, тонула в луже, но и сатану, давно погребённого под натиском всего человеческого, взявшегося с появлением альтистки. Кто бы мог подумать, что связь будет настолько буквальной? Сюр да и только!
Всё протекало так незаметно, что Воланд заблудился в причинах собственных перемен. Послужила ли та ночь спусковым крючком, что стены, ограждающие одну душу от другой, рухнули? Этот символичный обмен послужил бы хорошим сюжетом для бульварного дамского романа, если бы не был таким страшным в действительности. Страшным он был, в первую очередь, для его Александры, поэтому причины тут же стали не так важны, как само следствие. Подавляемые Воландом недопустимые эмоции нашли своё убежище в девушке, не способной защититься от них, и в десятикратном размере возвращались обратно, образуя между парой единый организм со своей кровеносной системой, органами, скелетом и мышцами.
Не будет лишним упомянуть и тот факт, что дьявол совершил ошибку, забирая в своё время отрицательные эмоции Саши, дабы она не покинула этот мир раньше времени (безусловно, по его мнению). Ему бы стоило задуматься об этом раньше и прекратить вмешательство. Но что поделать, когда знаки были не поняты, а рок закрутился в тугой клубок?... Смириться? Противостоять? Бежать? Воланд выбрал тактику избегания.
В этот день шёл дождь, как полагается майскому месяцу, с молниями и грозами. Символичная погода, чтобы устроить адский шабаш. Проспав с рассвета до полудня, Александра, отложив все свои дела на потом, в неспешном темпе убрала квартиру, изредка созерцая пасмурную улицу в заплаканное окно, а затем помогла Гелле в подготовке костюмов, не разговаривая и не вычисляя деталей грядущего бала. Дела позволяли не думать о предстоящем, но одна, даже самая крошечная, каверзная мысль да и проскакивала в её голове. Когда время подходило к восьми вечера, Саша излюблено закрылась в спальне, желая скрыться, достала спрятанные под кроватью дневники (в том числе краковский), смахнула ладонью скопившуюся на переплётах пыль и, поудобнее усевшись на кровати, погрузилась в поиски. Может, было то, чему она не придавала значения, и то в последствие лет прогрессировало до столь серьёзной эмоциональной нестабильности? Может, теперь она и правда безумна?... Сходят ли с ума за три дня?
В девять зазвенел звонок. Александра, задремав со вторым дрезденским дневником (исписанным лишь наполовину в силу его дальнейшей ненадобности) в руках, сразу же услышала его оглушительный вопль и очнулась. Ничего путного в своих записях она не нашла. Да и что она надеялась в них увидеть? Судя по воцарившемуся гомону, в квартиру ввалилась свита в полном её составе. За тонкой стеной колодезным эхом слышались смешки Фагота и важное урчание Бегемота, под дверью в спальню едва различимо переговаривались Гелла и Воланд; Азазелло молчал, но присутствие его было неоспоримо. Саша зачем-то задержала дыхание, боясь себя выдать, словно засевший в укрытии шпион, и когда словила себя на этом нелепии, удрученно выдохнула, убрав дневники на законное место.
В половину одиннадцатого раздался ещё один звонок.
«Маргарита…» — подумала Александра.
Не прошло и десяти секунд, как входная дверь отворилась, а позже, через минуту, послышались удаляющиеся шаги, робкий голосок королевы бала и встретившего её Фагота.
По ту сторону квартиры, куда только что увели Маргариту, подготовка к балу шла к своему завершению. Бегемоту, что обычно занимался всеми приготовлениями, строго настрого наказали убрать все бассейны с алкоголем, оставив лишь фонтаны, дабы несчастные случаи с нелетальным исходом больше не повторялись. Так, например, госпожа Тофана, упившись «воды» из бассейна обжигающей температуры, потеряв сознание, начала тонуть, в панике подняв такую суматоху, что вокруг неё собрались все гости бала; а затем та же госпожа Тофана разразилась хохотом, приговаривая: «А я правда поверила, что могу умереть!». И если раньше бассейны были подобны магниту, к которому притягивались желающие вдоволь повеселиться в единственную свободную ночь в году, то после этого случая все обходили их стороной, не то боясь, не то брезгуя.
Залы же были оформлены под золотой век Версаля при правлении Короля-Солнца. Один из таких залов был свободной интерпретацией зеркального зала дворца, девять длинных бронзовых люстр с хрустальными подвесками по тринадцать свечей на каждой гроздьями свисали с потолка, а по бокам, вдоль расписанных золотыми красками стен с погруженными в них зеркалами, били прохладные фонтаны. Главный же зал, являясь местом финального акта, был более сдержанным, со сверкающим полом, в котором, если посмотреть под ноги, можно увидеть собственное отражение, и уходящими ввысь покатыми сводами. Претерпели изменения и площадка, где должна разместиться королева со свитой, и, в особенности, лестница, ведущая прямиком в преисподнюю. Некогда полупустое пространство было украшено лепниной и расставленными по периметру бронзовыми статуями облаченных в простыни мужчин и женщин, запечатленных в момент великой скорби. В мраморной лестнице же поубавилось ступеней, и это незначительное сокращение, не создающее ни спешки, ни столпотворений, должно было ускорить процесс встречи гостей. К слову, новшество на деле ещё ни разу не проверяли.
Просидев в спальне от силы минут пять, Александра Ильинична, туго завязав пояс на персиковом халате, всё же решилась покинуть комнату — ревность, злость и любопытство взяли своё. Как и ожидалось, пространство крохотной квартирки расширилось до невообразимых размеров, и там, где раньше была гостиная, разместился длинный зал, никак не освещаемый. Пахло парафином и ладаном, слева, в метрах ста от девушки, за закрытой дверью слышались тихие всхлипы и голоса. Испытывая дежавю, Саша пролетела по гладкому полу и без лишних стеснений открыла дверь. На обозрение ей представилась такая картина: одетая в белую сорочку Маргарита, завалившись на колени в центре той самой исчезнувшей гостиной возле потёртого дивана, навзрыд молила Бога о спасении, крестясь и читая молитвы; перед ней стоял Воланд в привычном своём обличии и, прижимая набалдашником трости белую голову девушки к полу, подначивал её прочитать ещё пару-тройку прошений у Всевышнего, дабы тот спас её от неминуемой участи. Более всего мужчина ненавидел лжецов и лицемеров, а блондинка соединяла в себе два этих качества. Азазелло, не реагируя, убрав руки за спину, смотрел в окно. Остальных членов свиты в комнате не было.
— Воланд, остановись! — кричала Александра, в два шага достигнув апогея событий. — Ты делаешь ей больно!
Альтистка боязно попыталась одернуть держащую трость руку дьявола, но она, словно окаменев, вжала ручку пуще прежнего, от чего Маргарита болезненно завопила.
— Вы как раз вовремя, Александра Ильинична. Нашей королеве нужна помощь, — сказал Волнад с холодной улыбкой, с трудом тронувшей сжатые губы, — хотя едва ли она может претендовать на вашу поддержку, — склонившись, он резко схватил обе руки девушки и потянул вверх, поднимая. Маргарита боялась открыть глаза. — Вы ведь ненавидите её, не так ли?
«Откуда такое презрение?»
— Неважно, что я к ней чувствую, — с королевой не подобает вести себя подобным образом.
— Это решать мне.
— Решать вам… Но именно на неё возложена встреча гостей! Подумайте, каково это простоять несколько часов и, являясь центром всеобщего внимания, приветливо улыбаться, словно ничего не произошло, а до этого униженно, будто не стоя и пфеннига<span class="footnote" id="fn_38119921_0"></span>, обтирать лицом пол — абсурд! Как вы допустили такое?!
Воланд посмотрел на Александру с таким гневом, что той стало не по себе. В его глазах плескалась тьма, и мрак ночи делал их ещё зловещее. Куда подевалась его сдержанность? Долго смотреть он не стал и, подойдя к альтистке вплотную, проговорил:
— Она хвалится своей красотой, видит её в зеркале, но отражение лжёт так же хорошо, как и она сама. Даже не признаёт других сил, кроме внешней пригожести. Вы посмотрите на неё! Послушайте! Ох, да она рождена для подмостков!
Голос Маргариты, ни на секунду не прекратившей молиться, сорвался на шепот.
— Неважно… — Саша чуть смягчила тон, покрываясь мурашками от тяжелого взгляда.
— Конечно же! Конечно же это неважно, — мрачное лицо осветилось оскалом, — и было бы неважным, если бы не вы.
— При чём тут я?
Сатана пододвинулся ближе, почти касаясь губами уха.
— Вы не заметили? — интимно тихо спросил он, чтобы его слышала только Александра.
Ответ поражал.
«Едины».
Позволив себе маленькую шалость, Саша, встав на цыпочки, запечатлела лёгкий поцелуй на его губах и, оставив мужчину, присела рядом с поражённой Маргаритой. Девушка отползла от альтистки в сторону, задев щиколоткой ножку стула и шепча что-то невнятное. Идеальные волосы её растрепались, белки глаз покрылись красной сеточкой лопнувших капилляров из-за пролитых слёз, а нос и щёки пылали алым. Александра подняла перед собой ладони, показывая, что ей можно довериться. Блондинка долго и недоверчиво смотрела на неё, замолчав.
— Прошу простить нас, — начала альтистка, — но все мы тут выдаём себя не за тех, кем являемся на самом деле. Понимаете… Нет, не так…
— Ты хочешь, чтобы я вас простила?! — сипло крикнула девушка и продолжила тише: — Меня привезли прямо в руки к Дьяволу, а ты говоришь мне «прости»?! Чушь!
Александра Ильинична уже было открыла рот, чтобы высказать всё, что она думает, этой наглой девчонке, но остановилась, напомнив себе, что у Маргариты, вероятнее всего, шок. Набрав в лёгкие воздух, Саша, закрыв глаза, медленно выдохнула, приводя нервы в порядок, а открыв, не обнаружила в комнате ни Азазелло, ни Воланда; лишь Маргарита продолжала сидеть на своём месте.
— Der Teufel ist nicht so schwаrz, wie man ihn malt…<span class="footnote" id="fn_38119921_1"></span>
— Что это значит?
— Это значит, что вы боитесь вовсе не тех вещей.
— Ты — одна из… них? — перебив, спросила блондинка.
— Нет.
— А фройляйн Вейсман?
— Да.
— Так и знала, что в ней есть что-то бесовское!
Александра слабо улыбнулась, а Маргарита, поуспокоившись, продолжила:
— Вольф… Он всегда был таким галантным, а сегодня сорвался на меня… Он… действительно — Дьявол?...
— Самый что ни на есть.
— Тогда меня ждёт Ад! Боже, прости меня!
Маргарита причитала и размахивала руками ещё несколько минут, но ни в одном её слове, ни в одном взмахе изящных кистей не чувствовалось искренности. В сапфировых глазах плясала лукавость. Именно так она поступала, когда пыталась поднять ценность собственной важности. Девушке было абсолютно плевать, куда она попадёт после смерти, да и самой смерти она не страшилась, только бы на неё не переставали смотреть. Воланду было не по нраву терпеть спектакль одного актёра, потому, не особо слушая, он наглядно указал, где её место, продемонстрировав исключительно малую часть силы. Что за простор для драмы! Маргарита воспользовалась каждым всплеском эмоций мужчины, пытаясь вызвать в нём жалость, не иначе как усугубляя ситуацию. Фишки, придуманные ещё в детстве, работали только на отце и малознакомых людей, но ни мать, ни сестра, ни даже подставной майор Вольф не поддавались манипуляции. Теперь к их числу примкнула Александра Ильинична, до недавнего времени описывающая Маргариту из Дрездена как ангела, но в столь юной особе не было ничего ангельского, кроме внешней оболочки — внутри же неё царили холод и строгая расчетливость, а вот детская недолюбленность уже давно была похоронена в глубинах нездорового эгоизма и никак не беспокоила.
— Всё не так плохо, — начала было успокаивать Саша, но её тут же заткнуло презрительное:
— Заткнись, фальшивка!
Альтистка потеряла дар речи от резкой перемены и, изумлённо выгнув бровь, вперила взгляд в блондинку. Возникло желание уйти и не тратить время на помощь тому, кто в ней не нуждается.
«Понятно почему она так любила ходить в театр… Прирождённая актриса!»
В комнату заглянула Гелла, и две пары глаз устремились на неё. Вампирша была одета в сверкающее винное платье, выполненное из шелка, с глубоким вырезом на подоле, открывающим вид на стройную ногу; в руках же было ещё одно платье зелёного цвета, которое тут же отправилось на диван.
— Милуетесь? — женщина обогнула королеву бала и встала подле неё. Маргарита, осознающая свою неотразимость даже в невзрачной сорочке, выпрямив спину, без тени былого страха посмотрела на Геллу, хитро щурясь. — Вижу, наш ангелок уже показал свой хвостик. Я же говорила, что о ней не нужно переживать.
— Что тебе нужно, дьяволица? — дерзко спросила Маргарита.
— Дьяволица?... — рассмеялась вампирша. — Нет, королева, я никакая не дьяволица. Боюсь, за этот статус может побороться только один человек в этой комнате, и это не вы, и не я.
Маргарита смерила Сашу недобрым взглядом. За дверью послышались шаги, и вскоре в комнату вернулся Воланд, переодевшийся в черный сюртук, за которым зашли парадные Коровьев и Бегемот. Новая королева поднялась, и вслед за ней встала Александра. Повисла неловкая пауза.
— А теперь продолжим без театральщины, — заключил сатана.
По старинному обычаю Фагот, набравшись терпения, ввёл в курс дела дрезденскую Маргариту, так и норовящую прерывать беса на каждом предложении нужными и ненужными уточнениями. Поистине достойная партия для вертлявого гаера и потеха публике! Разобравшись с формальностями королева выдвинула условие, что без Алеит она не будет выполнять никакие возложенные на неё обязанности и, убедившись, что требование её будет выполнено, удалилась вместе с Геллой из комнаты.
— Какая же характерная особа! — забавлялся залезший на стол Бегемот, поглаживая двумя лапами белоснежное жабо. — Нет, я точно видел такую же в Неаполе! Склочная же была женщина!
— Оставьте нас, — приказал Воланд, и когда оставшаяся часть свиты покинула гостиную, Александра заговорила:
— Почему никто не спросил меня: хочу ли я идти на бал?
— Потому что ваше нахождение там было давно предопределено, и все о нём знали.
— Все, кроме меня самой! Чудно! — подавляя гнев, Саша искусственно улыбнулась, глядя на лежащее на диване зелёное платье. — Это плохая затея, Воланд. В прошлый раз никто не видел меня, а теперь… Это неправильно…
— Мир уже давно оброс слухами, Александра Ильинична. Каким бы неправильным вам не казалось наличие второй женщины подле меня на балу, помимо королевы, — это никак не изменит той правды, что вы так пытаетесь отрицать, — мужчина, взяв Сашу за руку, потянул на себя, отступая назад. Теперь он сидел на диване, а она на его коленях, обвив руками шею. — Мне не следовало ставить вас перед фактом.
— Определённо не следовало.
Вытравив из себя мысли о недавнем оскорблении Маргариты, Александра, находясь в объятиях объекта своей страсти, испытала всеобъемлющее умиротворение.
Полная луна пробивалась сквозь неподвижные тучи.
— Оно того стоило? — спросила она, подразумевая трехдневное избегание мужчины, чья ладонь сразу же после вопроса легла на её щёку, мягко подтягивая девичье лицо к себе.
— Смотреть на вас — сплошное искушение. Думаете, легко противиться соблазну? — уклончиво ответил он, наконец-то игриво улыбаясь. От завороженного взгляда разноцветных глаз, начиная от солнечного сплетения, по всему телу растеклось тепло. В этом ощущении не было страсти или похоти, отнюдь, одно только благоговение.
«Каков хитрец!»
— Вы так откровенны… — Александра, томно прикрыв глаза, невесомо коснулась губами приподнятого уголка рта Воланда, оставляя невидимый, но остро чувствуемый отпечаток.
— Вы вынуждаете быть таковым, госпожа.
Необъяснимая улыбка озарила его лицо и тут же погасла. Саше следовало бы насторожиться, но в этот момент глаза её были всё также закрыты, и открылись слишком поздно, чтобы это заметить. От такого его обращения сердце было готово вырваться прямо в руки к обольстителю. Александра точно понимала, что никогда не устанет смотреть на него, внимать его голосу, вдыхать аромат его кожи. Ей так не хватало его эти дни! Но возникающие время от времени эгоистические позывы тотчас меркли в сравнении с тем, сколько пришлось ждать ему, когда ей потребовалось время для раздумий.
Голова Воланда была наклонена немного вбок, и кончик носа касался щеки девушки. Ожидаемый ими поцелуй разрешил накопившуюся экспрессию. Саша прильнула к мужчине всем телом, от чего ткань шелкового халатика заструилась по плечу, обнажая его. Свободная рука гуляла по её талии, изредка спускаясь к ягодицам, и, сминая, поднималась обратно, чтобы вдоволь насладиться грудью. Альтистке хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно, иначе им снова придётся разлучиться и чего хуже — поговорить. Подумав об этом, перед её взором сразу всплыло самодовольное лицо Маргариты. Ревность кольнула сердце, и казалось она подкинула крупную вязанку дров в пылающий огонь вожделения. Ощущение холодных пальцев, скользнувших под халат, обжигало. Собственнически они спустились под резинку трусов, намеренно обходя то место, прикосновение к которому хотелось больше всего. Не слушающимися руками Александра расстегнула несколько верхних пуговиц винной, под цвет платья Геллы, рубашки, и съехала ладонями по шее: одной скрываясь за воротничком, другой поглаживая возбуждённый член. Таков исчерпывающий ответ на провокацию.
— Туше, Александра Ильинична, — оторвавшись от её губ, сказал Воланд, чей голос приобрёл ещё больше грудных обертонов.
Однако, противореча собственным словам, пальцы его наконец достигли чувствительной точки между её ног, продолжая партию, из-за чего девушке пришлось чуть приподняться. Пропуская прелюдии, порывисто вдохнув от погрузившихся внутрь пальцев, Саша, как животное, помечающее принадлежавшую ему территорию, закусила тонкую кожу на его шее достаточно высоко, чтобы оставшийся след нельзя было не заметить. Все должны видеть! Скользящие движения вводили в исступление, и альтистка уже не осознавала где она и что её ждёт. Второе плечико халата сползло вслед за первым, оголяя тяжело вздымающуюся грудь.
Где-то вдалеке часы пробили двенадцать. Зазвучала музыка.
Воланд перехватил Сашины губы в глубоком поцелуе, пока она, направив остатки концентрации, расправлялась с его брюками, высвобождая член. Теплая ладонь, несильно сжимая, проходилась по всей длине, и, достигая вершины, на головке, большой палец развязно размазывал предэякулят. Сатана ни с кем не чувствовал себя настолько безоговорочно хорошо, как с Александрой. Всё, что как-либо было связано с ней, будь то голос, улыбка, волосы или такие нежные ласки, взывало к необъяснимому чувству, от которого оживало замершее во времени сердце. А может то было лишь воображением…
Они настолько были поглощены друг другом, что не заметили возникшего в комнате Азазелло, ставшего невольным свидетелем их страсти.
— Мессир, — раздался его гнусавый голос, как по команде охладивший пыл между любовниками.
Заслышав голос демона, они замерли как было, только Саша, вновь прижавшись всем телом, стыдливо нырнула лицом в местечко между шеей и плечом дьявола: таким образом все непотребства были скрыты от посторонних глаз.
— Королева обезумела и требует, чтобы госпожа была рядом с ней, как ей обещали, — продолжил докладывать он. — Она угрожает нарушением правил, и уже предприняла попытку поговорить с супругой господина Жака. Хвала, она её не поняла!
— Передай ей, что Александра Ильинична почти готова и скоро прибудет к ней, — ровным голосом сказал он и спросил: — Всё готово?
Внешняя невозмутимость не позволила Саше не ощутить, как дрогнули его пальцы внутри неё.
— Да, мессир.
«Готово что?» — спросила себя альтистка, вернув контроль.
— Можешь идти.
Пах пульсировал от напряжения, требуя продолжения. Когда Александра подняла голову, демона в гостиной уже не было. Смотря в глаза широко улыбающегося Воланда, она истерично рассмеялась, и он невольно подхватил её смех. Рука, что до сих пор покоилась между ног девушки, медленно, тягуче выбралась из-под нижнего белья, и каждое её движение отдавалось сладостными мурашками. Снова было не до смеха. Мужчина облизал пальцы, обводя взглядом каждый миллиметр заинтересованных глаз. Всякий раз действие это казалось Саше до ужаса грязным, но отрицать, что оно возбуждало, альтистка не осмеливалась даже для себя.
— Оно для меня? — мотнула она головой в право, в сторону лежащего рядом платья.
Воланд, не ответив, коротко поцеловал её и, вернув своей одежде подобающий вид, помог переодеться. Зеленый, уходящий в беспросветно тёмный на бюсте и более светлый на рукавах, цвет ткани усиливал зелень в глазах Александры Ильиничны. Подол платья целомудренно скрывал её ноги, а вот бюст наоборот был выгодно подчёркнут вырезом. На обеденном столе уже лежали коробочка с украшениями, косметика и расческа. Альтистке, решившей оставить волосы распущенными, не потребовалось и пяти минут, чтобы закончить со сборами и выглядеть на уровне ожидающему её мероприятию.
Она обернулась, ощущая затылком напряженный задумчивый взгляд. Она дрожала под ним, желая скрыться.
— Отдам сотню марок, лишь бы знать: что за мысли терзают эту чудную голову? — улыбнувшись, спросила Саша.
— Я думаю о том, какие бы мне подобрать эпитеты, чтобы они не прозвучали, как откровенная лесть.
— Мне приятны ваши старания, но это ведь не всё?... Что должен был подготовить Азазелло?
— Всему своё время, Александра Ильинична, а пока что… — сатана, подойдя к ней, поправил волнистые волосы, — пока что я хочу попросить вас вспомнить всё, что с вами приключилось, и помочь мне.
— Помочь? С чем? — упустила первую часть просьбы Саша.
— Не волнуйтесь, вы скоро узнаете.
— А если я не согласна?
— Тогда я очень расстроюсь и, исходя из моего последнего поведения, буду несправедлив, — Воланд замолчал, прислушиваясь. Альтистка же ничего не слышала. — Ступайте. Королевы бывают до крайности нетерпеливыми, — не дожидаясь ответа, он прикрыл девичьи глаза ладонью, и, когда убрал, она испарилась из комнаты.
Никогда ему не было так тяжело как сейчас.