Глава 19 «Антракт» (2/2)

— Поэтому ваша свита так тщательно меня охраняет? — догадалась Саша.

— В ту ночь вы остались совсем одна, и теперь я не могу позволить этому повториться вновь.

— Почему? — девушка аккуратно убрала его руку со своего подбородка, пронизывая изучающим взглядом. — Есть же ещё причина, по которой вы не готовы меня отпустить, не так ли? Мне даже кажется, что я догадываюсь какая… — Александра сильнее сжала мужскую руку и выпалила: — Скажите, что я неправа, что я не стала разменной монетой в ваших играх.

Взгляд Воланда похолодел и всего на миг в нём пронеслась тень сожаления.

— Что ж… Видимо, такова судьба, — со светлой грустью подытожила альтистка и пружинисто поднялась. — Как думаете, это озеро достаточно глубокое, чтобы в нём утонуть?

— Хотите проверить?

— Я хочу искупаться.

— Не самая хорошая идея в это время года, Александра Ильинична, — скептично усмехнулся сатана, поднявшись вслед за девушкой.

— Для обычного человека — да, но должна же я хоть как-то пользоваться своим «условным бессмертием».

Саша, отойдя немного в сторону, потянулась к спине, стараясь расстегнуть несколько верхних пуговиц платья, и, когда те поддались, обнажая казавшуюся фарфоровой в серебристом освещении спину, за рукава стянула с себя ткань, тяжело обрушившуюся чёрной лужей вокруг ног. Вышагнув в одном белье из платья, Александра наклонилась, чтобы снять туфли, и невзначай посмотрела на стоявшего перед ней Воланда, от испытующих глаз которого по позвоночнику пробежались мурашки.

Озеро оказалось куда менее приветливым. Чем дальше от берега в него заходила альтистка, тем холоднее оно становилось, и тело начало не просто знобить, а леденить все мышцы, превращая их в неподвижный камень. Намеренно погрузившись по плечи, чтобы не показаться перед сатаной глупой, Саша обняла себя, пытаясь согреться и успокоиться от подступившего к горлу страха глубины. Альтистка так и стояла, пока вода за спиной не всколыхнулась и не заставила девушку испуганно повернуться. Прозрачное озеро будто само расходилось перед Воландом, уступая ему путь. Белая рубашка его, которую мужчина не позаботился снять, намокла и прилипла к телу, становясь туманной дымкой, едва прикрывающей обтянутые кожей мышцы. С каждым шагом озорно улыбающегося дьявола, дыхание Александры замедлялось, пока совсем не замерло ровно тогда, когда он подошёл, оставляя с десяток сантиметров расстояния между их телами.

— И как вам ваше «условное бессмертие»? Кажется, оно не помогает исполнить ваше желание: как следует искупаться в ледяной воде, — несколько строго произнёс он, театрально нахмурившись, но затем ласково прибавил: — Вы бледны, Александра, и губы посинели, пойдёмте.

— Знаете, с вами мне всегда хочется отпустить себя и не задумываться над собственным поведением. Это глупо, наверное, но я ничего не могу с собой поделать, — смеялась Саша и, сделав шаг вперед, прильнула всем телом к телу мужчины.

Руки дьявола сразу же нашли девичью поясницу, притягивая донельзя ближе, а её нежно обвили его шею. Они молча стояли в воде и смотрели друг на друга так внимательно, будто то был их последний момент единения, после которого наступит конец света и не останется ничего, кроме бескрайних полей выжженной земли и золотистого песка. Тут, среди старых сосен и маленького лесного озера, были только они и их связь, их вечная связь…

— Это не глупо, это вовсе не глупо… — прошептал Воланд, наклоняясь к губам девушки, и, не сводя взгляда с её, озвучил давно обнаруженную истину: — Мне нравится ваша безрассудность.

— И только она? — дразнилась Саша, шепча прямо в его губы и ощущая как вода поддаётся скользящим от талии к бёдрам ладоням сатаны.

Их поцелуй был нежным, почти целомудренным, без намёка на греховную страсть, — только блуждавшие под водой руки говорили об обратном. Губы едва уловимо касались друг друга, как касаются к лепесткам бархатистых роз, бережно, словно боясь разрушить хрупкий бутон, но с каждой пройденной секундой былая осторожность рассыпалась под натиском разбушевавшегося вожделения. Лицо Александры живо приобрело краски, окрашивая щеки и кубы в алый, к онемевшим от холода рукам прилила кровь, позволяя девушке сильнее обхватить крепкую шею.

— Не только она, — сквозь беспорядочные поцелуи по щекам, скулам и подбородку пророкотал Воланд.

Мир поплыл перед глазами Саши: лес заслонил туман, а озёрная гладь стала ещё более сверкающей, будто на неё направили сотни прожекторов. Без лишних стеснений она обвила ногами мужские бедра, и плотная вода позволила ей держаться на весу без проблем; пальцы трепетно перебирали гладкие волосы, в то время как дьявол, на удивление сдержанно, покрывал поцелуями шею. Этого казалось катастрофически мало. Александра, чуть откинув голову назад, обхватила лицо Воланда и, мягко поместив его между ладонями, любовалась им, как идолом, как божеством, испытывая чувство похожее на благоговение. В этот момент девушка не замечала ни холода вод, жалящих кожу, ни былого страха глубины — всё это стало неважным и далёким.

Её раскрасневшиеся и влажные от поцелуев губы манили к себе, и сатана не мог отказать себе в этом искушении, снова и снова впиваясь в них, проходясь кончиком языка по нижней, что так любила закусывать альтистка, когда думает, и нежно посасывая её, чем вызывал глухие стоны. Он знал наизусть каждую реакцию её тела, каждый сдавленный вдох, каждый взгляд; стоит ему лишь коснуться чувствительной зоны, как бабочка затрепещет в его руках, пытаясь вырваться, но со временем поддастся, греясь под лучами ласок.

— Пожалуй, на сегодня достаточно испытаний вашей бессмертности, — разорвав поцелуй, прошептал Воланд и, подхватив Александру за ягодицы, понёс в сторону берега. Ветер безжалостно продувал прилипшую к коже мокрую ткань, и, замерзая, альтистка лишь сильнее вжалась в его тело, положив щеку на плечо. — Закройте глаза, — попросил он на берегу, всё ярче распаляясь от податливости девушки, послушно выполнившую его просьбу.

Богато обставленная гостевая комната в особняке Леманна встретила Сашу теплом и уютом. Дьявол, наспех сказав, что скоро вернётся, испарился, оставляя девушку одну. Зажженная ей прикроватная лампа мягко освещала лазурно-серые стены, окаймленные по периметру, как рама картины, белыми витиеватыми росписями, перекликающиеся с цветом постельного белья и дверей, одна из которых вела в пустынный коридор, а другая в ванную комнату; светлый узорчатый ковёр покрывал большую часть комнаты, скрываясь под ножками кровати. Перед большим створчатым окном во французском стиле стояла небольшая тумбочка и плоский пуфик, а напротив, в другой части комнаты, к стене прилип огромный, доверху забитый книгами шкаф. С улицы всё ещё были слышны отзвуки гремящего праздника, и, подойдя к стеклу, Александра посмотрела сверху вниз на веселящихся пьяных гостей «Дома», радуясь, что находится по другую сторону.

Воланд появился также неожиданно, как и исчез, держа в руках чёрное платье, жилетку и две пары туфель, оставленных на берегу озера. Положив вещи на пуфик возле окна, а обувь на пол, мужчина, ничего не говоря, направился в ванную комнату, и вскоре оттуда послышался шум неспешно набирающейся воды.

— У меня кое-что для вас есть, Александра Ильинична, — официально заявил сатана, вернувшись в спальню, но вся его серьёзность растерялась стоило ему посмотреть на полуобнаженную Сашу, чьё нижнее бельё жадно прилипло к бледной коже, практически ничего не скрывая под собой.

Александра и сама не была прочь поглазеть на то, как рубашка, став полупрозрачной, облепила широкие плечи мужчины, плоский живот и обнажила перед взором точеную грудь. Всякий раз, когда альтистке удавалось посмотреть на дьявола, чье тело, не скрытое под одеждой, она считала идеалом совершенства, был, как первый. Он был превосходен, точно не от мира сего. Саше оставалось лишь догадываться о чём думает Воланд в этот момент, смотря на неё немигающим взглядом, от чего она посмела себе предположение, что он думал о ней также.

Прочистив горло, Александра тихо напомнила, прервав недолгое молчание:

— Вы что-то хотели…

Будто опомнившись, мужчина подошел к тумбочке и, взяв с неё сразу же узнанную тетрадь в пошедшим волнами синем переплёте, сверху переплёта лежала вытянутая плоская коробочка, в которой обычно хранятся украшения, протянул их Саше.

— Я подумал, что вам будет приятно сохранить не только в памяти, но и в жизни дорогие вам вещи, — сказал он, встречаясь с изумленными глазами девушки.

— Как?... — всё, что могла выдавить из себя альтистка, осторожно забирая протянутые ей предметы.

Тетрадь, ставшая дневником в те дни, когда Саша ничего не помнила, живя в Кракове, всё ещё пахла сыростью и землёй, в которую она была закопана все эти годы. Когда война добралась до города, все его жители начали прятать все ценные вещи: кто-то наспех съедал украшения, облепленные хлебным мякишем, дабы не травмировать слизистую, кто-то, как альтистка, закапывал всё ценное в землю, в надежде на скорое возвращение. Тетрадь, исписанная одним предложением: «природа наказывает тебя за связь с ним», серьги и ожерелье, подаренные Воландом, связывали воедино две части жизни Александры, и обе они теперь оставались в прошлом.

— Считайте это магией, — ответил сатана, проведя по девичьей щеке тыльной стороной ладони. — Вам нужно согреться.

Вода в глубокой ванной почти набралась и на ощупь была куда прохладнее, чем казалась замёрзшей Саше, трусливо одёрнувшей от неё руку, будто от кипятка. Дьявол стоял в дверном проёме, сложив руки на груди и забавляясь с реакции его бабочки. Александра отошла немного в сторону и потянулась руками за спину, к застежке лифа.

— Хотите посмотреть, как я раздеваюсь? — улыбнулась она, бросая хитрые взгляды.

Воланд не отвечал, лишь продолжая загадочно улыбаться. Прилив смущения не позволил альтистке реализовать задуманное, и, повернувшись к мужчине спиной, она сняла с себя мокрое бельё, тут же ныряя в ванную. Сатана наигранно разочарованно выдохнул, будто его лишили чего-то вкусного, и начал лениво расстёгивать пуговицы.

— Тут место для одного, — шутила Саша, обняв себя за колени. Вода уже не казалась такой обжигающей по сравнению с тем, как горячо выглядел в этот момент Воланд.

— Я так не думаю.

Липкая ткань рубашки быстро покинула его тело, осев где-то на белой плитке, за ними же последовали серые брюки, и, оставшись в одних военных трикотажных шортах<span class="footnote" id="fn_38078207_1"></span>, он нашёл взглядом глаза альтистки, краснеющую и уткнувшуюся носом в сложенные на коленях руки, но продолжающую жадно наблюдать за его действиями, и, когда дело дошло до белья, девушка стыдливо прикрыла веки, прячась лицом меж рук и сидя так до того момента, пока вода за спиной не пошла волнами, а мужские руки настойчиво не потянули её на себя.

Пригревшись в объятиях Воланда, Александра почувствовала небывалую свободу; изучающие пальцы, как теплая вода, нежно ласкали её откинувшуюся на мужское плечо голову, ключицы, ненавязчиво спускаясь по рукам к животу и осторожно поглаживая там каждый шрам, оставленный пулей.

— Могут ли быть печальными лица людей в Раю? — задумчиво спросила Саша, вспомнив странный сон с участием Бога. — Разве в нём не абсолютное счастье?

— Вы не узнаете этого, пока не окажетесь там, — спокойно ответил сатана, ощущая на языке едкий привкус страха — одна только мысль о том, что бабочка окажется в Его владениях приносила отравляющее разум чувство.

— Если по законам судьбы вы всегда должны быть одни, значит после смерти я отправлюсь туда? — Александра едва дышала, спрашивая это.

— Если ваша душа не совершит достаточно прегрешений, чтобы пройти на ту сторону, тогда — да.

— А если нет, то я просто продолжу скитаться среди людей, потеряв память, до тех пор, пока не буду достаточно чиста перед Богом?

— Верно.

— И вы, конечно же, не позволите мне этого, чтобы не проиграть, — усмехнулась альтистка и, подняв голову, посмотрела в затуманенные глаза дьявола.

— Как я уже говорил — всё зависит от вас, Александра Ильинична, и только от вас. Каким бы сильным не было моё желание удержать вас здесь, я не смогу этого сделать без вашего согласия, иначе всё было бы слишком просто, — Воланд измучено улыбнулся одним уголком и провёл ладонью по мокрым волосам девушки.

— Я боюсь стать такой же, как Алиса, боюсь утонуть в своей одержимости и стать ненужной вам. Понимаю, сейчас мои страхи могут казаться беспочвенными и ребяческими, но что, если через год, два или десятки лет случится то, что меня волнует?

— Об этом нет смысла думать, ибо мы не можем знать то, что заготовила нам судьба. Всё, что я знаю — это то, что я не могу провести и дня без мысли о вас, Александра, не могу не вспоминать ваших глаз, вашу улыбку, непослушные волосы, вечно сбегающие из прически. Вы спрашивали меня о том, нравится ли мне ещё что-то в вас, кроме безрассудства, теперь я отвечу вам, что мне нравится в вас всё, — Воланд улыбнулся какой-то своей мысли и шутливо добавил: — Пожалуй, только колкий язык вас не украшает.

С каждым словом сатаны сердце Александры начинало биться чаще и практически замерло, когда он произнёс, что альтистка ему нравится. Всё, что сейчас было, казалось нереальным, чтобы быть правдой, происходящим только в романах, которые Саша читала в юности, и точно не шло в один уровень с тем, что она когда-то себе представляла бессонными ночами. Такого точно не могло произойти, и ей, как когда-то в нежилой пыльной спальне на Садовой, захотелось ущипнуть себя, чтобы проверить — не сон ли всё это?

— Вы тоже мне нравитесь, — прошептала простые слова Александра и, положив горячую ладонь на его щеку, тоже решила игриво прибавить: — Только прошлая версия вас мне нравилась куда больше.

— Не вы ли говорили, что молодая кровь «лучше насыщает»? — спросил сатана, издав грудной смешок.

— Правда? Я такое говорила? — Саша, как под гипнозом, смотрела то на манившие губы, машинально облизав свои, то в потемневшие от желания глаза, находя в них своё отражение. Указательный палец кокетливо провёл линию вдоль мужской груди, теряясь под толщей воды. — Мне кажется, вам это приснилось, мессир.

— Какая наглая ложь, фройляйн, — укоризненно проговорил Воланд, ловя в поцелуе девичьи губы, сминая и проникая меж них языком.

Теперь всё было так, как и должно быть. Кожа к коже. Одна душа к другой. Кто-то может считать, что у Дьявола её нет, ведь у абсолютного Зла её просто не может быть. Тогда что так яростно рвалось наружу, просясь к воссоединению с той, чья судьба стала неразрывным целым с его? Душой обладает всё сущее на земле, и даже такие изгои, как он, не обделены ею.

Длинные пальцы одной руки вжались в мягкие бока Александры, одновременно поглаживая большим пальцем второй румяную щёку. Альтистка растворяется перед сатаной, желая впитаться в него, как в губку. Девичьи пальчики блуждали по коже, ставшей такой же тёплой, как её, от горячей воды, прокладывали игривую дорожку к волосам на затылке и, потянув их на себя, чтобы углубить поцелуй, забылись в блаженной мягкости. Соски тут же затвердели, стоило им соприкоснуться с грудью напротив. Тягучее желание распалялось с каждым поворотом языка, с каждым движением тел, прижимающихся друг к другу, словно ища спасения. Дышать стало тяжело — ни то от пара, заполонившего ванную комнату, ни то от непрекращающихся поцелуев, терзающих губы.

Воланд неожиданно страстно потянул Сашу на себя, заставляя её перевернуться и сесть на него, а затем, обхватив двумя руками ягодицы, легко вытащил из ванной, унося в спальню, будто та ничего не весила. Вода продолжала стекать по её телу, расположившемуся на белой простыни; местами, на впалом животе капли сбивались в крохотные лужи, что показалось мужчине ужасно сексуальным, от чего, начиная от ложбинки между грудей до паха, кожа Александры покрылась мурашками от нескончаемых поцелуев, заставляющих выгнуться в пояснице к ним навстречу, от несильных укусов, ярко контрастирующих с мгновенными извиняющимися зализываниями потревоженных мест, и от цепких мужских рук, неустанно наминающих бёдра, а её собственные никак не могли найти себе места: то хватаясь за волосы дьявола, то сжимая простыни вокруг себя.

— Гелле нужно будет выписать письменную благодарность за её труд, — обжигал низким голосом Воланд, подмечая возвращение здорового вида тела у альтистки.

— Тогда выпишите одну и мне, — Александра чуть приподнялась на локтях, смотря на сатану с озорным вызовом.

— Лягте и поднимите руки над головой, — приказал Воланд, но строгость его голоса нивелировалась игривым запалом в глазах, в то время как её трусливо заметались по комнате — она боялась того, что задумал мужчина, и это не могло не заводить. — Ну же, Александра Ильинична, не лишайте меня единственной радости.

Секс, как таковой, дьяволу был не нужен, — он казался грязным совокуплением людей, в которых заложен инстинкт размножения, сатане даже претило и претит сейчас лишний раз касаться кого-либо без должной необходимости; а теперь, спустя долгое время, когда любопытство всё же взяло верх над отвращением, секс продолжал оставаться способом избавления от гнетущих мыслей и способом возвращения контроля над реальностью, с помощью выстраивания контроля над партнёром. Будет ложью, если сказать, что с появлением Александры Ильиничны в жизни Воланда ничего не изменилось. Её хотелось касаться, и, несмотря на то, что желание: замять её под себя и подчинить, никуда не исчезло, дьяволу хотелось доставлять ей небывалое удовольствие — такое, о котором она не сможет вспоминать, не заливаясь милой краской стыдливости.

Саша, подозрительно щурясь, всё же подчинилась и легла так, как ей сказали. Дьявол, нависая над обнаженным телом, любовался им и только дураку это будет не понятно. Прокладывая вниз по животу дорожку поцелуев, уделяя внимание выступающим тазовым косточкам и тонкой коже внутренней части бёдер, он наблюдал, как альтистка смущённо зарделась, понимая, что её ждёт, стройные ноги тут же попытались инстинктивно сомкнуться, скрыть от взора пожирающих тёмных глаз своё возбуждение, чему не позволили мужские плечи, разместившиеся меж них. Сердце неистово колотилось в груди, грозясь выскочит в любую минуту. Шум циркулирующей крови смешался с доносимым за окном гулом праздника.

Воланд с трепетной нежностью взял Александру за бёдра, раздвигая их так, как ему было нужно. Почти что испуганный стон вырвался из её рта от мимолётного поцелуя, оставленного сатаной на половых губах, влажных от смазки и языка, мягко скользнувшего по ним. Руки машинально дёрнулись в сторону головы, примостившуюся между ногами, нервно хватаясь за волосы в тщетных попытках остановить. Мужчина не понимал, что ему нравится больше: то, когда Саша следует его указаниям или то, когда нарушает их, открывая простор для фантазий. Её невинное сопротивление лишь сильнее распаляло желание продолжать сладкую муку. Язык неспешно ласкал клитор, дразня и посасывая его, срывая с девичьих уст сдержанные стоны, пока её бёдра инстинктивно подавались навстречу, пытаясь вырвать ещё больше собиравшейся в чувствительный комок неги.

— Вы нарушили указание, Александра Ильинична, — облизав губы, сказал Воланд, и Саша, посмотрев на него полуоткрытыми глазами, хитро глядящего ей в ответ снизу вверх, тут же смущенно отвернулась, надавав себе сотни мысленных пощечин от лицезрения слишком горячей картины, сводящей с сума своей развратностью. — Was soll ich mit Ihnen machen?<span class="footnote" id="fn_38078207_2"></span> — усмехнулся он. На немецком его голос приобрёл ещё более обворожительные обертоны.

Вопрос был риторическим — дьявол и так знал то, что хочет сделать. Не скрывая собственного наслаждения, мужчина продолжил покрывать поцелуями прямо между складок, одновременно поглаживая ладонью внутреннюю сторону бедра от согнутого колена, поднимаясь всё выше, пока не остановился возле входа во влагалище, осторожно пархая над ним подушечками пальцев, а затем медленно погружая в него средний. Два довольных стона разнеслись по комнате, разбиваясь о глухие стены. Александра металась по простыни, не зная куда себя деть и сгорая дотла. Шутка, озвученная в лесу, когда она чуть не упала, споткнувшись о корягу, перевернулась на сто восемьдесят градусов, и теперь сам дьявол припал к её ногам, неистово лаская её плоть и тягуче погружая в неё фалангу за фалангой. Воланд оторвался от влажной промежности и, подтянувшись вверх, поцеловал Сашу, бесцеремонно, сразу глубоко проталкивая язык, вынуждая попробовать саму себя на вкус. Он продолжал трахать её двумя пальцами и, прижимаясь подушечками к верхней стенке влагалища, стимулируя клитор изнутри, а подушечкой большого снаружи, наблюдал за каждой реакцией её тела, за каждым движением мимики, каждым порывистым вдохом.

В глазах Александры мельтишило, по коже гуляли колючие мурашки, челюсти её плотно сомкнулись, боясь быть услышанной.

— Я хочу тебя слышать, Александра, не бойся показывать себя — пусть стыдится тот, кто услышит, — заклинал Воланд, целуя местечко за её ухом. — У тебя такой дивный голос — грех его вот так скрывать. — От сладкого голоса мышцы непроизвольно сократились вокруг его ласкающих пальцев, а из уст вырвался глухой беспрекословный стон; дьявол и сам торжествующе застонал, подхватывая губами её. — Вот так… Кончи для меня, моя маленькая бабочка.

Саше, возбудившейся ещё сильнее от звуков, что издавало её тело, и развратных просьб сатаны, хватило лишь пары чётко вымеренных движений, чтобы содрогнуться в оргазме. Воланд победно выдохнул, демонстративно облизывая те пальцы, что недавно погружались в её плоть, и покрыл нежными, как крыло бабочки, поцелуями онемевшие руки, постепенно поднимая их над головой, где и было их место, не нарушь альтистка установленное правило.

— Александра, — с ноткой забавы позвал он девушку, примостившись бёдрами над её. Саша по-милому жмурилась, стыдясь открывать глаза. — Посмотри на меня.

Альтистка неуверенно открыла глаза, изумляясь видеть перед собой прежнего Воланда, того, которого она встретила когда-то перед Варьете. Возраст, безоговорочно, придавал его внешности ещё большей сексуальности. С нескрываемым восхищением она провела взглядом линию по ниспадающим на лицо волосам, по разрезавшей лоб морщинке, по уголкам глаз, по скуле, задевая крылья носа, по губам. Сердце продолжало биться галопом о рёбра, и всё, о чём сейчас могла думать Александра, так это о том, как прекрасен этот мужчина, убеждаясь, что люди не врут, называя его падшим ангелом.

— Так нравится больше, я прав? — ехидно поинтересовался дьявол, довольствуясь тем, как страстно на него смотрели широко распахнутые зелёные глаза.

— Определённо… — отозвалась Саша, и её припухшие губы сложились в стон, когда всё ещё пульсирующей плоти коснулся член.

Головка скользила по податливым складкам, дразня и как бы спрашивая разрешения, которое не было нужно. Воланд несвойственно мягко, будто то был первый раз, погрузил себя внутрь размякшего, но всё ещё чутко откликнувшегося на вторжение тела, совершая медленные и тягучие толчки. По телу Александры разлетелись жар и холод, вступая в неистовый пляс на разгоряченной коже в такт движениям сатаны. Протяжные стоны вырывались из груди альтистки, разрезая тишину комнаты и исчезая на улице среди всеобщего гуляния. Слышал ли её кто-то? Было не так важно. Стенки влагалища непроизвольно сокращались на каждый толчок, крепко захватывая погружаемую плоть, чем устраивали настоящее испытание на прочность.

Правая рука Воланда продолжала прижимать Сашины над её головой, а левая неприкаянно блуждала по изгибу талии.

— Закинь ноги на спину, — отдал приказ он, и Александра послушно выполнила его, обхватив его талию в кольцо и перекрестив между собой ступни на пояснице, но и этого было недостаточно, потому сатана добавил, подкрепляя серьёзность своего требования резким и глубоким толчком: — Выше.

Угол проникновения изменился, помогая стимулировать самые чувствительные точки. Саша растекалась перед сатаной, готовая принять все его манипуляции. Мягкость сменялась страстью. Осыпая поцелуями щеки, шею, губы, Воланд, не способный более на томительные ласки, ускорил фрикции, вколачиваясь глубокими размашистыми движениями, наслаждаясь, как Александра извивается под ним и подаётся бёдрами навстречу. Под кожей альтистки пробегали разряды, формируя гнетущий узел в паху. Дьявол отпустил её руки, наконец позволяя им затеряться за шеей и волосах. Саша прижалась к нему всем телом, сдавливая ногами, жадно целуя и кусая его губы. Мужские пальцы ласкали грудь, игриво пощипывая сосок, и, как недавно, опустились к взбухшему клитору, кругами размазывая по нему смазку.

Приятные сладкие пульсации прошлись по Сашиному телу и, достигнув своего пика, разлились по нему в восхитительном удовольствии. Она трепетала, прямо как пойманная за крылья бабочка — самая прекрасная в своём роде, находясь на грани потери реальности. Смотреть на неё — такую счастливую, такую довольную, было сродни пытке, от которой Воланд не мог отказаться. Ухо альтистки опалял шепот ласковых слов, а тело ощутило как дрогнули бедра мужчины, предвещая скорейшую разрядку. Александра, находясь в тумане радости, обхватила его щёки ладонями и поцеловала так нежно, так безвозмездно, как хотела поцеловать ещё на пляже, разделяя с сатаной его многовековые страдания.

Он — её, а она — его. Таково нерушимое условие. Самое правильное в этом несправедливом мире.