Глава 19 «Антракт» (1/2)

Пророчество можно сравнить с заводным механизмом музыкальной шкатулки, который, при должном уходе, будет следовать заложенной в него цели. События — это итог действий, это то, что мы видим снаружи шкатулки, то, что радует наш глаз изящной, крутящейся вокруг своей оси фигуркой и наш слух благозвучной, зацикленной мелодией. Но… Что внутри деревянного ящичка? В его обители множество деталей и шестерёнок, цепляющихся друг за друга, что становятся одним целым и работают без перебоев. «Внутренности» пророчества — это те действия, которые мы совершаем или предпочитаем не совершать в угоду чего-то другого.

«Музыка» пророчества Дьявола никогда не была так проста, как её слышал Бог, — это доказывается прямо сейчас, и Творцу, как существу, не оценившему по достоинству искусство, остаётся быть созерцателем, а не прямым участником действий (пусть на то у него были свои люди). Но что насчёт Александры? Почему её «музыка» так изменчива? Зависит ли её судьба от действий, что предпринимает Дьявол? Безусловно! Зависит ли судьба Дьявола от тех действий, что предпочтёт совершить Александра? Факт! Тогда можно ли считать правдой то, что самой их жизни заведомо известно: какой станет итоговое звучание «музыки»? Их музыки?...

В то время как Александра Ильинична в буквальном смысле заново знакомилась с собой и своими истинными целями на жизнь, Воланд, в некотором роде, преуспел в организации предстоящего бала и вычислении снующих где попало и влезающих не в свои дела «крыс». Местная Маргарита не была похожа ни на одну предыдущую. Её излишняя разговорчивость разрушила немало планов Властителя Ада, и задолго до грандиозного события ему лично пришлось познакомиться с юной Гретхен из-за того, что даже предприимчивый и не менее подвешенный на язык Фагот просто отказывался с ней работать! Куда уж до немногословного Азазелло, пришедшего в чистый ужас от пяти минут, проведенных в компании девушки…

Почему-то именно в том сне, где бабочка решилась прогнать его, Воланд вновь ощутил, что что-то идёт не так. Необъяснимое чувство тревоги, засевшее где-то в груди, вынудило покинуть Ад, ставший каменистым и пустым, прямо таким, как его некогда описал Фагот в беседе с Александрой. Нет… Ад всегда был таким: в нём никогда не было жизни, он всегда был тих и нем, — только его Властитель стал другим. С момента исчезновения Саши и до того момента, как она объявилась, убив коменданта в лагере, Воланда не оставлял вопрос: « Почему люди готовы на всё ради других людей?». В чём секрет их привязанности друг к другу? Долгими днями, сидя в обитом красным бархатом кресле, он зачитывался романом мастера, вспоминал всё то, что видел лично, и никак не мог найти тот самый источник, начало чувств, причину эмоций. Прокуратуру Иудеи Понтию Пилату не было суждено вновь поговорить с арестантом Га-Ноцри, так… почему он так яростно этого желал? Почему Маргарита Николаевна пожертвовала всем и даже больше, чтобы вернуть своего любовника? Почему его бабочка пошла наперекор своим убеждениям ради чужих ей людей?

А что насчёт него самого? После бала всё существование Дьявола стало стремиться к одной простой точке — Александре. С этого дня Воланд был в том же числе, что и все те, чьи привязанности он так и не смог разгадать. Ну а сейчас, когда сатана исполнил всё, чего хотела его маленькая бабочка, — всё наконец начало проясняться. У людей есть мнение, что лучше учиться на чужом опыте, но они заблуждаются — ничто не научит нас лучше нашей же жизни. Не было смысла думать над историями Пилата и Маргариты, ведь всё, что с ними произошло — было их личным путём, в котором сатана принял разные роли, но решение всегда оставалось за кем-то или даже чем-то другим.

Воланд ощущал, что вскоре нужно сделать последний ход, чтобы узнать итог партии. Алиса показала на своём примере то, что не должно случиться с Александрой Ильиничной. Ведьма дала фору, рассказав всё про себя и свою жизнь Саше, а она, в свою очередь, Гелле, а Гелла… Четко вымеренная цепочка действий, совершенных каждым в этой истории, привела к тому, что есть сейчас, и теперь сатане не составило труда сопоставить простые факты, чтобы понять: кто именно являлся шпионом, засланным Творцом.

Ясный лик луны освещал своим холодным светом покрытое кровью и грязными лужами поле. Совсем недавно, пасмурным днём здесь было сражение, и смерть с лаской заботливой матери стирала с лица земли последние следы отнятых жизней. Серые человечки сновали среди грязи, пачкая в ней открытые раны, урывками переносили трупы сослуживцев и скрывались в размытых вечерним ливнем окопах. Война, очевидно, близилась к своему концу, и её скорое завершение мог предсказать даже самый дешёвый шарлатан, представляющийся потомственным магом и не обладающий ничем, кроме жажды наживы и неплохой смекалки.

— Потерпи, Абадонна — скоро ты отдохнёшь, — обратился Воланд к демону войны и разрушения, виднеющемуся на светящемся горизонте высокой худощавой фигурой, подобно обуглившийся ствол ивы, и тот, уважительно поклонившись господину, продолжил свою работу.

Вопли раненых не трогали слух, становясь с каждой секундой ненавязчивым скорбным плачем самой природы. Педантичный майор Вольф, сидя за раскладным столом в пропахшей сыростью палатке, проверял сегодняшние потери, Дьявол же проверял в этих списках наличие всего одного имени — Петер Рикерт. Этот малый был куда хитрее и интереснее, чем казался на первых взгляд. Так мастерски втереться в доверие нечисти мог только слуга божий и никто иной. Как давно он ему прислуживал?

Молодой немец предполагал, что его уже давно вычислили и просто игрались. Всё началось слишком давно, чтобы ставить какое-то время за точку отсчета, но он не мог не забыть её зеленых глаз, мягкость её рыжих волос и коварной улыбки. Каждую жизнь Петера Алиса находила его по указанию Бога и шаг за шагом выстраивала итоговый портрет человека, что мог стать необходимым козырем в играх жизни. В этой Петер был юношей, не знающим своего предназначения, потерявшийся, предпочитающий прожигать свою жизнь за играми и употреблением наркотических веществ, пока снова не появилась Алиса, направившая его на «единственный верный путь». С началом войны Рикерт был распределён в Краков, где впервые встретился с Александрой. Казалось бы, кратковременное событие не могло быть таким важным, но именно оно повлияло на дальнейшую судьбу немца.

Каждое своё перерождение Петер искал ту самую недостающую часть в своём сердце, без которой жизнь его шла под откос, и, когда нашёл, поразился тому, насколько разнятся их миры. Она служила тьме, он — свету. Её подругой была девушка из гетто, а он должен был следить за ней и докладывать всё безумной Алисе. Рикерт никогда не понимал: что такого в этой девчонке? Почему все так с ней носятся? Почему он должен предавать свою любовь и идти на поводу у слов ведьмы, пророчащей светлое будущее?

Изначальный запал веры таял с каждым годом, и мысли о смене стороны посещали немца всё чаще, пока не достигли своего апогея в Новогоднюю ночь сорок третьего. Девчонка из гетто всё-таки вспомнила его, а значит могла всё рассказать Гелле, но почему-то не делала этого. Игралась? Вела собственное расследование? Она наверняка рассказала обо всём своему мессиру, и тот не оставит эту информацию без должного внимания. Паранойя съедала остатки рассудка, и парень сбежал на фронт, подальше от всего, что могло его связывать с вампиршей и самим Дьяволом.

За следующие полгода мысли пришли в порядок, а сердце охладело и больше не билось так часто при воспоминаниях об искрящихся зеленых глазах и коварной улыбке. Всё, чего когда-то хотел Петер, стало пустым и бессмысленным, как и он сам. Обещания Алисы о «долго и счастливо» оставались только в сказках, в которых она пребывала, а на деле же — реальная жизнь оказалась куда короче и печальнее. Он хотел жить. Долго. Так долго, чтобы смерть стала желаннее очередного глотка воздуха. Рикерт всегда понимал, что им пользуются, но не придавал этому значения, пока был уверен в их общем будущем с Геллой. Теперь же, когда осознание собственной смертности так тяготило его сердце, затмевая все те светлые чувства, что немец испытывал к вампирше, решение о предательстве не казалось чем-то выходящим за рамки совести. Бог не мог даровать вечной жизни в том понимании, в котором хотел её видеть Петер. Поэтому, может, стоит попытать удачу у Дьявола?

Стоило весеннему дождю вновь заморосить, как все серые человечки разбежались по окопам и палаткам, как тараканы, испугавшиеся включенного света. Стало совсем тихо. Безмолвие прерывали лишь барабанящие по земле тяжелые капли и далёкий отглас грома. Петер мог надеяться только на удачу, сопутствующую всей его жизни, только на неё он мог уповать. Возле палатки майора никого не было, и, затаившись возле приоткрытого входа, немец не услышал в ней и звука, кроме шума циркулирующей крови в своих ушах.

— Заходите, Петер, — обратился к юноше спокойный голос по ту сторону брезента. Он ждал. Он требовал повиновения.

Былая уверенность Рикерта растерялась уже там, где он трусливо стоял и прислушивался, от чего ноги его сделали шаг назад, наступая в глубокую лужу.

— Оглох? Тебе же сказали заходить! — сзади Петера появился невысокий мужчина на две головы ниже его, напугавший своим неожиданным появлением и страшным, блестящим в тени ночи бельмом на глазе. На нём была военная форма без петлиц и погонов, потому разобрать кто он не было возможности, а намокшие рыжие волосы языками пламени прилипли к широкому лбу. Незнакомец с силой, коей обладают только атлеты, подхватил Рикерта за шиворот, будто тот был в несколько раз меньше мордоворота, и затащил в палатку. — Никак не пойму, мессир, почему крысы любопытные, но такие трусливые?

Рыжий откинул испуганного Петера на метр от себя, и молодой человек, чуть не упав, предстал перед лицом майора Вольфа или того, кто им представлялся. Мужчина величественно восседал на складном стуле, будто тот был его троном; зелёный глаз злорадно смеялся, однако губы его были в покое, а чёрный глаз холодил все внутренности, взывая к бегству. Неужели он сейчас стоит перед самим Дьяволом? Карл точно был абсолютным болваном, раз не смог понять: кем являлся его лучший друг.

— Благодарю, Азазелло, — произнёс Воланд, кинув на стол уже ненужные бумаги, а демон встал за его спиной, хмуро смотря на немца. Петер молчал, изредка моргая. На губах сатаны заиграла улыбка. — Меня начало расстраивать, что наш гость не торопился заходить. Что же вас к нам привело?

— Я хочу… — будучи всегда уверенным в себе Рикерт никогда не заикался, но в присутствии нечисти отчего-то потерял дар речь, — хочу вам кое-что рассказать, — и поспешно добавил, — мессир.

— Интересно… — протянул майор, хитро щурясь. — И какую же плату вы желаете за информацию?

— Вы и так знаете кому я помогаю, но взамен на информацию я желаю перейти на вашу сторону.

Азазелло презрительно фыркнул и, скрестив руки на груди, сказал, пристально смотря на немца:

— Мессир, слушать крысу оскорбительно для вас. Давайте просто от неё избавимся, и дело с концом!

Воланд состроил такое лицо, будто и правда задумался над словами слуги, чем немало напугал и без того напуганного Петера. Шестеренки живо закрутились в его голове, ища план спасения.

— Нет, мессир, прошу, послушайте! Я вам пригожусь, я многое знаю и буду полезным!

— Чем ты можешь быть полезным, Петер? Подумай хорошенько — нужны достойные причины, чтобы после всего, что ты делал, сохранить тебе жизнь.

— Я правда много чего знаю о той стороне и о вашей. Алиса каждую мою жизнь отдавала все мои исследования и записи в этой области, поэтому я могу стать полезным…

— Не забывай перед кем ты стоишь, — буркнул Азазалло, угрожающе разминая кулаки.

— Прошу прощения, мессир! Ещё у меня внешность «своего человека», поэтому я без проблем пробираюсь даже в те общества, где на такого, как я, не обращают внимание, и выстаиваю с ними хорошие отношения. Ещё… — мысли в голове Рикерта путались под напором смеющихся глаз, — ещё, когда я стану таким же, как Гелла или ваш помощник, мессир, то смогу выполнять любую работу, какую вы поручите, мессир.

— Погоди, — Воланд остановил поток нервных слов парня, а его излишнее «мессир» просто раздражало, — мне ничего из этого не нужно.

Лицо Петера побледнело, осунулось и словно стало на десять лет старше.

— Но… — дьявол сделал многозначительную паузу, во время которой в чистых глазах молодого немца успела поселиться надежда. — Для тебя мы можем сделать исключение не за просто так, конечно же.

— Всё, что хотите, мессир! — наспех пообещал немец, глупо радуясь спасению своей жизни.

Губы сатаны растянулись в подобии улыбки, но взгляд стал жёстким, осуждающим.

— Понимаешь ли, Петер, в связи со всеми сложившимися обстоятельствами и твоего «неожиданного» желания перейти на сторону зла, — Воланд вплотную подошёл к Рикерту, и несмотря на то, что они были одного роста, фигура Дьявола казалась для немца устрашающе огромной, — мне нужно точно знать, что ты, дорогой перебежчик, нас не предашь, поэтому тебе придётся выполнить небольшую просьбу…

***

Впереди, среди группы искусствоведов и оперных певцов мелькнуло красное платье Геллы, идущей под руку с очень уж высоким и худым черноволосым юношей.

— Вы не против прогуляться? — Воланд шёл впереди, мягко огибая скопления гостей. Холодная ладонь крепко держала Сашину руку.

Неистовый гул праздника постепенно сменялся спокойствием леса, раскинувшимся вдоль загородной дороги. Застилающая всю внешнюю часть особняка каменная плитка плавно растворилась во влажной от сырости траве, приятно щекочущей открытые щиколотки девушки. Узкая тропинка пролегла меж стройных сосен, чуть покачивающихся на кронах от порывов майского ветра, откровенно заигрывающего с тонкими ветвями. Дышать стало намного легче, и едва слышимый запах эфира щекотал нос от глубоких вдохов, раздувающих лёгкие, как шарик, до предела, упираясь в тонкие рёбра.

— Я много раз размышляла: какой будет наша встреча, но, встретив Маргариту, — поняла, что она не будет похожа ни на одну, что я когда-либо представляла, — Александра задумчиво смотрела как сменяют друг друга стволы деревьев, и последний из них привлек к себе большее внимание вязко стекающей по светлой, покрытой глубокими трещинами коре янтарной смолой.

— Надеюсь, вам хватило того времени, что я предоставил, — полунасмешливо сказал Воланд, расстегивая по пути несколько верхних пуговиц белой рубашки, будто те его душили. Обнаженная жилистая шея, благородно освещенная пронизывающими ветви сосен лунными лучами, сразу же привлекла внимание альтистки, взывая к самым потаённым воспоминаниям, при которых щёк касался легкий румянец. — Теперь вам от меня не избавиться.

— Боюсь, это вы захотите от меня избавиться, а не я.

Саша мило улыбнулась, встречаясь с изучающим взглядом мужчины, словно он видел её впервые или впервые, как следует, рассмотрел. Время на миг остановилось, разноцветные глаза гипнотизировали своей ясностью, приковывая всё внимание к себе, от чего девушка не заметила торчащую из земли, заросшей цветущей кислицей, тлеющую корягу и, задев её круглым носком концертных туфель, споткнулась, издав испуганный писк, но не упала, вцепившись в крепко удерживающую её живот руку.

— Понимаю, Александра Ильинична, передо мной тяжело удержаться на ногах, — Воланд мягко улыбнулся, помогая Саше вернуть равновесие и направляя дальше по тропе, — но давайте оставим это на более приемлемую местность.

— И чем же вам эта не угодила? — шутя, Александра рассмеялась от мимолетной неловкости, что тут же исчезла, стоило альтистке заметить то, как мирно продолжает лежать мужская ладонь на её талии.

— Устроило ли вас выполнение вашего желания? — проигнорировал вопрос дьявол, смотря не то нежно, не то с надеждой. И то, и другое показалось Саше причудливо странным и несвойственным сатане, из-за чего в груди образовался щемящий комок, легко игнорируемый девушкой.

— Да, мессир, благодарю. Теперь я всё помню.

— Прекрасно.

Эфирный запах сосен становился всё более невнятным, растворяясь в холодной свежести ночи. Дьявол шёл мерной поступью, уводя альтистку влево с протоптанной дорожки. Лес поредел, предвосхищая что-то неизведанное, что ждало впереди.

— Воланд… — тихо прошелестела Александра, придерживая одной рукой мокрый от росы подол платья. Мужчина заинтересованно посмотрел на нее, аккуратно помогая обойти очередную лежащую на земле ветку. — Вы ведь знали обо всём? Знали, когда задавали вопросы в той игре?

— Не всё, — ответил он, — но многое было известно. Убийство Гюнтера Кляйна всколыхнуло всю военную общественность, и только ленивый не обсудил «verrückte Jüdin»<span class="footnote" id="fn_38078207_0"></span>, — сатана улыбнулся. — Вас было нелегко найти, Александра Ильинична, но ваш… поступок оказался куда значимее, чем может казаться на первый взгляд — благодаря нему разгорелся скандал, и именно он привёл меня в Краков. Ну, а дальше всё было так, как вы помните… Знаете, меня приятно удивило с каким рвением вы отстаивали свою позицию в нашей игре.

— Почему я не умерла там? — озвучила Саша давно волнующий её вопрос.

Воланд неожиданно остановился и посмотрел на звездное небо. На лицо мужчины легла печать грусти, превращающая его в нечто настолько прекрасное, от чего некогда рождённый в груди нежным взглядом щемящий комок напомнил о себе своим разрастанием, расползаясь тихой скорбью по солнечному сплетению.

— Предполагаю, всему виной наша связь, — горько ухмыльнулся мужчина. Ему надоело играть и запутывать маленькую бабочку — это уже было ни к чему.

— Связь?...

«Ну конечно же! Связь! Сколько раз мне твердили про неё, а я с таким же успехом не обращала на неё никакого внимания».

— Бог сказал, что ваша судьба — быть одиноким… Так откуда формируются эти связи? И если быть точнее — почему?

В метрах ста, среди редких по своему количеству, но пышных сосен показался источник свежего и холодящего кожу воздуха — маленькое лесное озеро, мирно поблескивающее от светящихся драгоценных камней, раскинутых по синему небу.

— Этого мне не известно.

Александра замедлила шаг и, встав перед Воландом, горячо зашептала, сверкая зелёными глазами:

— Я думаю, судьба куда сложнее, чем кажется. Вы не раз вмешивались в жизни людей, но мир от этого не разрушился. Мы продолжаем жить свои маленькие, незначительные жизни, страдать, любить и желать счастья. Может, судьбой было заложено то, что вы подойдёте ко мне в парке? Что, если моей судьбой было стать той, кем я являюсь сейчас, чтобы быть с вами вечность? Понимаю, кто я такая, чтобы заявлять подобные вещи, но… Никто из нас не готов отпустить другого просто так. Этому должно быть объяснение, — Саша заметила, как глаза сатаны страшно засверкали и лунный свет делал их ещё опаснее. — Эта связь… Она не подвластна мне, она не подвластна даже вам. Я не могу назвать её любовью, ведь я вас не люблю, тогда смею предположить, что связь эта куда выше и тоньше, чем любовь. Либо… Всё, что я сейчас сказала — полный бред, — альтистка улыбнулась одними уголками губ и, чувствуя себя смущенной, быстрым шагом пошла в сторону озера, обнимая себя за плечи.

Реакция Воланда на её слова показалась Александре неоднозначной. Его молчание было намного страшнее, чем самые властные крики. Что теперь будет? Девушка винила себя за опасные заявления, за то, что так опрометчиво назвала свою вечную жизнь судьбой дьявола, а рассуждения про любовь вообще никуда не годились. Грудь сдавило от страха остаться одной. На протяжении всей жизни Саша не ощущала себя нужной, не чувствовала поддержки и тепла заботы, но с появлением Воланда всё изменилось. Ему удалось быть рядом в те переломные моменты, когда нужен был кто-то, кто подставит своё надёжное плечо и утешит, по крайней мере так было в Москве. Сейчас же, когда сам мир перевернулся с ног на голову, — сама Александра стала другой. Поддержка сатаны всё также была важна для неё, но уже на так явно; былые привязанности никуда не исчезли и, сплетаясь, как красные нити судьбы, с каждым прожитым месяцем всё туже затягивались в один большой узел под названием «вечная связь».

Ветер легким дуновением щекотал гладь воды, и та чуть подрагивала, переливаясь жемчужным цветом от ниспадающих на неё лунных лучей и сверкающих далёких звёзд. Сашу, задумчиво бродившую по берегу, пробрал лёгкий озноб, но это не остановило её от того, чтобы снять туфли и, приподняв двумя руками подол платья, ступить в кристально чистую воду. Несмотря на общую прохладу, царившую вдоль отлогого берега, вода оказалась куда теплее и приятнее, видимо, не отпуская раскалённость жаркого дня.

В это время Воланд, не спеша, прошёлся за девушкой и, сняв с себя серую жилетку, расстелил её по холодной траве. Слова Александры ударили в свое уязвимое место, и, как бы не хотелось признавать, дьявол сам думал о том, что она сказала. Думал и приходил к тем же выводам, что пришла его бабочка. Его… У мужчины никогда не было сомнений, что Саша будет его, но почему в своих мыслях он всегда так ласково считает её своей?...

— Это очень мило с вашей стороны, — вырвал из мыслей тихий голосок альтистки. Александра Ильинична, наспех надев обратно туфли и не застёгивая их до конца, подошла к Воланду, с интересом смотря то на него, то на импровизированное сиденье, что он организовал, и, смутившись, чуть слышно добавила: — Романтично…

Сатана и сам был готов застесняться, как девственный мальчишка, что впервые пошёл на свидание с понравившейся девушкой. Ему не раз приходилось быть заботливым и обходительным, чтобы создать нужный обольстительный образ, образ того, кто нравится людям и не вызывает подозрений, но с Сашей всё получалось так легко и естественно, что, не обрати она своего внимания на такую мелочь, то мужчина и сам бы не заметил этого за собой. Потеря контроля внушала страх, ведь кроме него у дьявола ничего не оставалось.

Мягкий ветер обдувал лицо Саши, играясь с прядями русых волос, сбежавших из причёски, где-то за спиной попеременно пели цикады, маленькие кусты шелестели от перемещений каких-то невидимых глазу существ или, может, то был ветер. Сидящий рядом Воланд снова о чём-то задумался, наблюдая за колыханием озёрных вод; под лунным светом кожа его приобрела молочный оттенок, а черты лица прояснились, обнажая внутреннюю вселенскую усталость. Александра не могла не налюбоваться мужчиной, подмечая для себя всё новые и новые особенности его молодой версии, что была по-своему прекрасна, но не так сильно нравилась ей, как предыдущая.

Когда-то Саша мечтала о покое и нашла его в самом беспокойном существе на планете. Воланд стал её колыбелью, её обителью, её умиротворением. Теперь, когда все маски были сняты, а в играх не было никакого смысла, она увидела его таким, какой он есть — спустя многие годы он наконец позволил это, открыл дверь, которая всегда была закрыта и впустил в свою душу. Александру охватило чувство безнадёжной скорби и жалости к Властителю Ада. Было ли то по наивности или по юношеской инфантильности, альтистка никогда не задумывалась над тем, каково ему быть вечным изгнанником, одиноким в своём путешествии, не иметь и намёка на шанс быть понятым и принятым. У Саши были друзья, которые всегда были готовы выслушать, была семья, открывшая в ней чувство любви, а что было у сатаны?... Могла ли она, человек, подарить ему хоть что-то, что могло избавить его от части бесконечного бремени? Не отдавая отчёт своим действиям, Александра пододвинулась к Воланду и, положив голову на его плечо, крепко обняла за талию, желая забрать на себя хоть каплю страданий дьявола. Мужчина опешил, напрягшись всем телом.

— Мне жаль, что всё так случилось, — глаза альтистки застелили слёзы, а горлу подступил комок, мешающий говорить.

— Вашей вины в этом нет, Александра. Мы не вольны в своей судьбе, и теперь я это ясно понял. Всю жизнь я старался изменить свой несправедливый путь, нарушить ход действий, но, оказывается, всё случалось так, как и должно было быть, — сатана безрадостно хмыкнул и обнял одной рукой плечо девушки, притягивая её поближе, на что она зарылась носом в воротничок рубашки.

— Мне не стоило говорить, что я…

«…что я должна быть с ним вечность».

— В такой перспективе ваше общество, Александра Ильинична, меня более чем устраивает, поверьте, — Воланд нежно провёл рукой по лбу альтистки и, подхватив пальцами непослушные пряди, убрал их за ухо. Саша, как ласковая кошка, лишь сильнее прижалась к мужчине, вызывая в нём мальчишечью улыбку. — Возраст вам определенно к лицу…

— Я не старею. Мне уже тридцать один, а на моей коже ни одной морщинки, только шрамы…

— Всего тридцать один, — весело уточнил Воланд с перспективы своего возраста. — Может, тело ваше и не будет стареть, но душа не сможет остаться неизменной. И разве для любой женщины не будет счастьем то, что её молодая кожа выигрывает борьбу со временем? Многие отдают всю себя, чтобы оставаться нежной и свежей, как в свои лучшие годы, и Азазелло не даст мне соврать в этом вопросе.

— Если бы я была, как все эти женщины, то точно задумалась бы о том, что старость уже стучится в мою дверь, но, к сожалению или к счастью, годы невзгод и лишений не позволили моему телу не только состариться, но и заболеть. Всё также нежна и свежа… — протянула Саша. — А цена всему этому возможность умереть в любой момент.

— Нет, Александра, — сатана поднял её голову, двумя пальцами держа за подбородок, — в «любой момент» вы не умрёте. Сколько раз после того случая случалось то, что судьба подгоняет вас к краю? Насколько мне известно — ни одного, и причина этого отсутствия до глупости проста.