Глава 16. Часть 2: «Забытое прошлое» (2/2)
Сердце Саши сжалось от боли. Чей это голос? Неужели удар был настолько сильным, что она начала бредить? Эта мысль потянула за собой воспоминания о дождливом небе, ветре, обдувающем её лицо, и свободном падении. Ни причин нахождения на такой высоте, ни лица говорившего мужчины ей так и не удалось вспомнить, но даже эти крохи вселяли надежду, что ещё не всё потеряно.
Солдат подгонял её в лопатки дулом ружья, всё дальше отдаляя от детей, и Александра, петляя и спотыкаясь, шла по размытой земле.
— У тебя кровь! — взвизгнула Елизавета, шарясь по карманам куртки в поисках платка. Пыльная нежная ткань сразу же прилипла к коже, впитывая в себя жидкость.
— У меня не получилось остановить его… — винила себя альтистка, с прищуром на поврежденном глазе смотря в сторону, куда увели брата и сестру.
Несмотря на то, что Мария сама утопала в горе, она старалась приободрить девушек — она должна оставаться сильной, чтобы быть опорой, особенно теперь, когда у них никого не осталось, когда друг у друга теперь есть только они сами.
Детей погрузили в машины. Сотни макушек виднелись над высокими бортиками. Миша и Тамара держались вместе, длинные чёрные косы девочки свисали с плеча брата. Недалеко от них сидели Давид, взгляд которого был не по-детски серьёзным, на его коленях мирно спала малышка Изя, но шутника Осипа рядом с ними не оказалось. Хор маленьких ладошек махал на прощание из уезжающих машин, от чего родители их залились слезами пуще прежнего.
Через два часа на площади никого не осталось. Десятки машин разъезжались по разным сторонам, увозя в своих брюхах людей в их новый дом, и, сидя в одном из них в обнимку с семьёй, Саша думала лишь об одном: «что же дальше?».
***
Концентрационный лагерь Заслав
Осень
1940 год
Если вы считаете, что ничего в вашей жизни уже не будет хуже, то вы глубоко заблуждаетесь — она всегда найдёт как вас удивить. То, что кажется невозможным, просто ещё не случилось, и стоит этому произойти, как хрупкая картинка мира сразу же начнет трещать по швам, вскрывая ядовитый гнойник бесчеловечности.
По приезде всех женщин собрали в одном бараке, обрили, раздели до гола, загнали в маленькую комнатку, выключили свет и закрыли, дабы никто не сбежал. Страх парализовал все мышцы в теле Александры, кто-то схватился за её руку, до кровоточащих ран впиваясь в кожу острыми, отросшими ногтями. Почему их здесь собрали? Зачем? Для чего? Шуршащий потолок лишь усиливал воцарившую панику, он зашуршал ещё громче, и пропорционально ему усилились душераздирающие крики.
Холодная вода, полившаяся на почти что лысые головы, омыла заплаканные лица. Они живы. Их не загнали сюда, чтобы убить.
Труд в лагере был не просто изнурительным, он был каторжным. Краковское гетто, по сравнению с этим местом, было раем, если его можно так назвать. С раннего утра и до позднего вечера женщины горбатились под палящим солнцем, от чего кожа их покрывалась коричневыми пятнами. Многие валились с ног, получая тепловые удары, и самое страшное: никто никому не помогал, успокаивая собственную совесть тем, что им же будет хуже, решись они подойти к потерявшему сознание. И чем же вознаграждался рабский труд? Пропахшим потом и грязью бараком, жижей, напоминающей растворившуюся в воде глину и в особые дни, когда настроение нового коменданта было лучше, чем нормально, куском чёрствого хлеба.
Визгливый свист в свисток был сравни удару хлыстом. Никто не любил этот звук, ведь он означал, что ты должен бросить всё и бежать, бежать, что есть мочи, пока тебя не убили. Не успел? Значит ослушался, значит не хочешь жить.
Большим подарком являлось безразличие солдат. Конечно же, без излишних придирок, избиений и угроз во время работ не обходилось, пожалуй, все ощутили подобное отношение на своей шкуре, но к красивым девушкам и женщинам было особенно повышенное внимание. Саша радовалась, что ни один немец не замечал её. Да и кому понравится костлявая девчонка с короткими волосами? Так ещё из-за излишней худобы большие зелёные глаза её стали будто навыкат, как у рыбки, и потеряли былой блеск. Противоположностью же была Лиза, продолжающая благоухать жизнью, несмотря на всё, что с ней произошло. Её карие глаза всегда светились решимостью, худое тело оставалось сильным, и даже короткая прическа не портила её красоты, а голос… Голос чарующий, звонкий, певучий.
Трудясь с названной сестрой бок о бок, Александра не раз замечала липкие, похотливые взгляды, направленные на бедра Елизаветы, обтянутые штанами робы, по необходимости нагнувшейся в неприличной позе. Долгое время взглядами только и ограничивались.
«Как они могут ненавидеть нас и желать одновременно?» — размышляла в такие моменты девушка, уже по привычке причисляя себя к другой нации.
Прошёл год, как началась война. Прошёл ровно год, как не самая малая часть мира забыла, что такое счастье. На территории лагеря не было ни единого дерева, ни кустика, ни травинки, словно сама жизнь покинула это место. Осенний моросящий дождь сразу же впитывался в сухую землю. Девушки разбивали на более мелкие части большие булыжники и грузили их в телегу на одном колесе, Саше же ещё предстояло отвезти её к погрузке на машину и вернуться обратно.
— Пришёл комендант, — стараясь как можно меньше шевелить губами, прошептала Лиза.
— Какая честь, — хмуро улыбнулась Александра, загружая последний камень.
Колесо под телегой болталось и кряхтело, катясь по влажной вытоптанной дорожке. Стараясь как можно быстрее преодолеть путь до машин, Саша шла полубегом, катя перед собой тяжёлый груз. Как бы им не хотелось верить, но состояние Марии оставляло желать лучшего. Уже как несколько дней она лежала на койке, не вставала, не говорила. Очевидно, что о помощи местного врача оставалось только мечтать. У женщины не было ни горячки, ни кашля, ни насморка, ни какого-либо другого признака простуды. Тогда, что это за болезнь такая?...
«Может, попробовать договориться о помощи с комендантом? Вдруг его сердце ещё не очерствело? Поговаривают, что неплохой человек. Ох, как же мне это претит…»
Пока девушка катила тележку, она тайком наблюдала за хозяином территории в сопровождении двух вооруженных солдат, уделявшего по минуте своего внимания каждой группе рабочих.
«И вышел же в дождь… О чём он говорит с ними?»
Возле погрузки Саше помогли вывалить камни, и она направилась обратно, замечая совсем вдалеке, что комендант решил составить компанию Елизавете. Уже налегке, Александра, подгоняя себя мыслью о единственном шансе спасении матери, ринулась к ним, преодолев путь вдвое быстрее. На удивление, мужчина будто и не собирался уходить, пробуя изъясниться с девушкой на знакомом ей языке:
— Twój… Dobre samopoczucie… Jak?<span class="footnote" id="fn_37805392_33"></span>
Лиза хлопала длинными ресницами, поразившись вопросу.
— Всё хорошо, герр комендант, — ответила она, и глаза её загорелись, как только за спиной военных показалась Александра, гремящая пустой телегой по земле.
«Успела!»
— Guten Tag, Herr Kommandant<span class="footnote" id="fn_37805392_34"></span>, — поздоровалась она, пытаясь отдышаться.
— Sprechen Sie Deutsch?<span class="footnote" id="fn_37805392_35"></span> — мужчина добродушно улыбнулся, обнажая ровные белые зубы. Да и в целом, его миловидная внешность несомненно взывала к доверию.
— Ja<span class="footnote" id="fn_37805392_36"></span>.
— Sind Sie Freundinnen? — поинтересовался он, не отрывая глаз от Лизы.
— Nein, Herr Kommandant, wir sind… Schwestern<span class="footnote" id="fn_37805392_37"></span>, — замялась альтистка, с теплотой смотря на кареглазую девушку.
— Schwestern…<span class="footnote" id="fn_37805392_38"></span> — усмехнулся мужчина и на автомате задал тот же вопрос, что задавал сегодня всем: — Wie fühlen Sie sich?<span class="footnote" id="fn_37805392_39"></span>
«Это издёвка или он ищет непригодных? Если так, то теперь понятно, почему он самолично здесь топчет грязь. Стоит ли тогда его просить о помощи?»
— Alles ist gut, Herr Kommandant<span class="footnote" id="fn_37805392_40"></span>, — ответила Александра также, как и все, но, решившись, прибавила: — Простите мне мою дерзость, герр комендант, но не могли бы вы нам помочь?
Немец удивился и посмотрел на девушку ясными глазами, будто наконец-то замечая её.
— Помочь? — переспросил он, не веря своим ушам.
«Она права, ещё никто не решался на подобную дерзость», — усмехнулся комендант своим мыслям.
— Приведите их ко мне в кабинет после работы, — мужчина дал указание двум военным, державшихся всегда рядом, и продолжил обход, напоследок кинув на Лизу заинтересованный взгляд.
— О чём вы говорили?! — с паникой спросила она, дождавшись, когда комендант уйдет достаточно далеко.
— Я попросила его помочь. После работы нас сопроводят к нему в кабинет.
— Ты с ума сошла?! — пискнула Лиза, чуть не выронив кирку из рук.
— Не останавливайся! — толкнула девушку Александра. — Я больше не готова терять близких мне людей.
— С чего ты взяла, что он вообще будет помогать?!
— Я сделала ход, а то, что он принесёт, мне неизвестно…
Призрачная надежда придавала Саше сил, потому день пролетел для неё незаметно. Те же самые солдаты отвели девушек в кабинет коменданта и скрылись за дверьми. Комната была небольшая, светлая и чистая, из-за чего альтистка ощутила себя ещё более грязной и жалкой. Да и в целом, потрёпанный вид сестёр не вписывался в рамки этого места.
— Ah! Sie sind es!<span class="footnote" id="fn_37805392_41"></span> — как-то радостно воскликнул мужчина и, чуть привстав из-за стола, радушно пригласил присесть на стулья напротив. — Надеюсь, вы не сильно волновались о том, что я пригласил вас сюда. Понимаете, лишние уши нам не нужны.
— Вы очень добры, герр комендант. Мы всё понимаем, — прохрипела Саша. Почему-то именно в такой важный момент голос перестал её слушаться.
— Не стесняйтесь переводить наш разговор… сестре, — улыбчиво пояснил он, сложив руки в замок.
— Спасибо, герр комендант, — поблагодарила мужчину Александра, живо пересказав Лизе суть их беседы.
— Wollen Sie essen?<span class="footnote" id="fn_37805392_42"></span>
— Er fragt, ob wir essen wollen<span class="footnote" id="fn_37805392_43"></span>.
— Нет! — отрицательно замахала головой Елизавета.
— Тогда давайте перейдём к делу, — понял ответ комендант. — Какая у вас просьба?
— Наша мать заболела и уже несколько дней не встает с кровати. Она очень ценный работник, герр комендант, она может выполнять любую порученную работу, только сейчас болезнь забирает все её силы. Никто не хочет позвать к ней врача или отвести к нему…
— Она твоя мать или её? — прервал Сашин монолог мужчина, обратившись неожиданно неформально, от чего девушка впала в ступор.
«Это имеет значение?... — взгляд альтистки метался от коменданта до Лизы, помечая его заинтересованность в сестре. — Поняла… Вот я дура, думала, что он по доброте душевной согласился нас выслушать…»
— Её…
Укол вины кольнул сердце Александры, но… Другой возможности у них может и не быть, потому девушка поставила на кон всё, что ей дорого.
Немец, размышляя, молчал, и никто не решался прервать образовавшуюся тишину.
— Совсем забыл! — повеселел он и встал, подойдя к съежившимся от этого выпада девушкам. — Мы же с вами не познакомились. Мне важно знать имена тех, кому я собираюсь помочь.
«Это шутка такая?»
— Он хочет познакомиться… — на одном дыхании прошептала Александра.
Мужчина внимательно следил за реакцией Лизы, довольствуясь её красивым личиком.
— Вы, наверное, и не знаете, как меня зовут. Все обращаются ко мне «герр комендант», но вы меня можете называть «герр Кляйн», а такая прекрасная фройляйн, — принизив голос сказал он, смотря в непонимающие глаза Елизавете. — Может обращаться ко мне по имени — Гюнтер.
«Что он только что сказал?... Он это серьёзно?! Говорит так, будто мы равны…»
Испытывая шок, Сашины губы замерли в немом вопросе. Видя удивление девушки, Лиза обеспокоено поинтересовалась, шепча:
— Что он сказал?
— Он сказал, что его зовут Гюнтер Кляйн, и что ты можешь обращаться к нему просто по имени.
— Я?!.. — растерялась кареглазая.
— Tak!<span class="footnote" id="fn_37805392_44"></span> — подтвердил немец, сверкая серыми глазами.
— Nazywam się Елизавета,<span class="footnote" id="fn_37805392_45"></span> — смущаясь, представилась девушка, теребя грязную ткань фуфайки.
— Елизавета, — протянув имя, словно пробуя на вкус каждую букву, он, довольно хлопнув в ладоши, сел на своё место. — Я помогу вам, но у меня есть условие…
По договорённости Гюнтера Кляйна все оставались в жирном плюсе. Мужчина озвучил, что уже давно ищет годную в хозяйстве горничную в свой дом, потому должность эту он предложил понравившейся ему Лизе. Саше же, чьё имя он так и не поинтересовался узнать, что было для неё только в радость, Кляйн дал указание работать на кухне для солдат.
Александра пребывала в чувстве высокого подъёма, ведь она наконец-то смогла сама творить судьбу, а не плыть по её течению.
«Плевать, если он помогает из личных побуждений. Я попросила его точно из-за этого же».
Распоряжения коменданта вступили в силу на следующий день. Этим вечером после работы Марию перевезли в «больничное крыло» лагеря, и доктор Файнер, немец с еврейскими корнями, скрывшись с женщиной за плотной шторой, принялся за её обследование. Следующие полчаса прошли в тревоге. Девушки не могли найти себе места, расхаживая по маленькой комнатке с низкими потолками, но в присутствии Гюнтера говорить между собой не решались. Мужчина же, напротив, внешне был совершенно спокоен, но, сидя на кушетке, время от времени поглядывал на наручные часы, что выдавало его внутреннее напряжение.
Белая штора зашелестела, отодвигаясь, и из-за неё показалось уставшее лицо доктора, поправляющего маленькие круглые очочки.
— Что с ней? — спросил комендант.
Сёстры замерли на месте, затаив дыхание.
— По выявленным симптомам, герр комендант, у этой женщины обширное поражение сосудов мозга, возможно, даже есть кровоизлияние, — осторожно ответил Файнер.
— И что это значит? — недоумевал Кляйн, и голос его уже был не таким обволакивающе приятным — в нём звучала нетерпимость.
— Прошу прощения, герр комендант, но я хотел бы задать им один вопрос.
Мужчина отмахнулся от врача, и, кивнув в сторону Александры, уточнил:
— Спрашивай у неё.
— Как давно эта женщина… не встаёт?
— Пять?.. Пять дней, — заикаясь, ответила Саша.
— Понятно, — Файнер быстро что-то записал на своих листах. — Боюсь, у этой женщины инсульт, герр комендант. В наших условиях мы ничем не сможем ей помочь. Думаю, со дня на день она умрёт.
«Умрёт?...»
Дар речи покинул Александру. Снова, снова она лишается близкого ей человека. И что это за чувство? Жалость к самой себе? Действительно ли она хотела помочь Марии или хотела обезопасить себя от горя?
— Что он сказал?! — требовала взволнованная Лиза, с силой вцепившись в плечо альтистки. — Саша, что он сказал?!
— Врач сказал, что мама со дня на день умрёт…
— Что?.. Нет… Я не верю… — кареглазая прикрыла рот ладонями, слёзы потекли по её щекам.
Даже сильные люди могут показывать свою слабость, но Саша не могла выдавить из себя и слезинки не тогда, когда они лишились Исаака, не тогда, когда забрали Мишу и Тому, а сейчас… сейчас сама смерть стучалась в их окно, но и она не смогла вызвать должного отклика в душе девушки.
После этого дня сёстры не виделись. Александра работала на кухне, как ей было указано, Елизавета покинула лагерь и жила в доме коменданта. Марию оставили доживать в больничном корпусе, лишая возможности видеться с ней, хоть кухонный блок, где работала Саша, был соседним зданием. «Её ждала страшная смерть в одиночестве и мучениях», — так выразился Гюнтер на одном из ужинов. Что происходило в его доме, Саша могла только догадываться, но, несмотря на чёрствость, потребность поддержать сестру в ней никуда не исчезла.
Работа на кухне протекала худо. Всё валилось из рук девушки, из-за чего на рёбрах её появились синие следы учений, как бы ей правильно следовало обращаться с кухонную утварью. Делала она это не специально и сама поражалась своей невнимательности. Её частенько задерживали допоздна, заставляя драить всё помещение, и этот вечер не стал исключением, а всему виной стала разбитая при мытье тарелка.
Стемнело. Полная луна взошла на беззвездное небо, казавшееся сумрачным и таинственным. Через приоткрытые окна, расположившиеся практически под потолком, пробирался прохладный ветер. Саша уже домывала полы и собиралась идти в бараки, как на улице послышался звонкий смех нескольких военных, привлёкший её внимание. Оставив тряпку, девушка отодвинула чистые тарелки с тумбы и, сняв, ботинки, осторожно залезла на неё. В лунном свете всё было видно так же, как будь сейчас день. Один солдат шёл впереди, двое других, держа за подмышки обоих рук, выносили кого-то из больничного отсека, волоча обездвиженными ногами по земле. Александре пришлось привстать на носочки, чтобы лучше видеть, кого несут, и лучше бы она этого не делала. Из «больницы» вышел комендант и закурил, а солдаты уносили тело в промежуток между двумя зданиями, в одном из которых подглядывала Саша.
Неживое, словно окаменевшее женское лицо было сразу же узнано альтисткой. Немцы брезгливо бросили её на землю и отошли в сторону.
— Заканчивайте! — скомандовал Гюнтер и, растоптав выкуренную сигарету, ушёл.
«Нет, нет, нет!» — всё кричало внутри Александры и просило броситься на помощь, но она замерла, будто окаменела также, как Мария, и тупо смотрела на развернувшуюся картину.
— Комендант слишком добр к ним, — рассуждал солдат, один из тех, кто нёс женщину.
Двое отошли к стене, а третий, что шёл впереди, встал перед лежащей на земле Марией и наставил на неё ружьё, но стрелять не торопился. Серая каска поблёскивала, отражая лунный свет.
— Лицо попроще сделай, Лауфер! — смеялся один из тех, кто стоял возле стены здания. — Стреляй уже и пойдём на боковую!
Могли ли эти насмешки придать уверенности в правильности происходящего? Считал ли он этот поступок благородным? Тем не менее, вечернюю тишину разрезал точный выстрел в голову, после которого послышалось одобрительное улюлюкание.
Александра закрыла глаза. Сердце стучало буквально в ушах, ногти впивались в ладони. Неукротимая ярость наполнила её душу, заполняя её чёрной сажей. Впервые она была готова разорвать своих обидчиков в клочья. Жгучая ненависть поселилась в её груди, а голова начала придумывать нереалистичный план отмщения. Она не помнила, как закончила на кухне и вернулась в бараки, да и последующие дни прошли для неё, как в тумане, словно сознание её утекало в небытие.
И вот снова вспомнились слова неизвестного мужчины об «обычной жизни». Разве такую жизнь можно назвать обычной? Смог бы он сам пережить всё, что пережила Саша? Благодаря безразличию она пережила все потери без серьёзных проблем для рассудка. Получилось ли бы у него стать таким же? Конечно же, получилось, ведь кто будет давать такой бессердечный ответ…
***
Концентрационный лагерь Заслав
Лето
1941 год
Александра осталась одинокой и непонятой. Даже после рассказа Лизе об убийстве матери, о том, что сделали это по приказу коменданта на рождественском вечере, куда удалось попасть девушке, работая на кухне, единственная из семейства Кабо говорила совершенно не свойственными для неё словами, прикрывая Гюнтера. За считанные месяца отношения между ними стали достаточно тесными, и чуть ли не все в лагере знали, что комендант спит с еврейским отродьем. Знала об этом и Саша, но не оставляла попыток достучаться до сестры. Безуспешно.
В начале июля Гюнтеру Кляйну исполнялось тридцать лет. Юбилей, по поводу которого он закатил большое празднество, пригласив кучу гостей. Как и полагается, на подобные вечеринки требовалось много персонала, потому в один из тёплых летних вечеров, Александра, вернувшаяся в список добросовестных работников, суетилась на кухне в доме коменданта. Она оставила мысли об убийстве мужчины ещё в начале весны, но те всё же проскользнули, стоило ей оказаться в его доме. Ничего более безрассудного не могло быть.
«Лизы не видно. Ей бы пора уже появиться. Наверняка она видела меня на подходе к дому».
Зубы тревожно скрипели друг о друга. Прошло уже два часа, а сестра так и не появилась. Саша подумала, что могла чем-то обидеть её при их последней встрече, когда они спорили о вине Кляйна, но не могла же она так долго обижаться…
Альтистка крепко ухватилась за возможность встретиться с Лизой, когда потребовалось несколько миловидных и расторопных девушек для подачи блюд. Александра умылась, расчесалась и переоделась в выданную ей чистую одежду, великоватую по размеру. От громкой музыки и шума гостей закладывало уши. Натянув улыбку, Саша выносила тарелки, попутно ища взглядом сестру.
«Где же ты?… Хватит прятаться. Это уже не смешно».
Плохое предчувствие холодило под ложечкой. Зелёные глаза метались из угла в угол, как у загнанного в тупик зверя. Девушке удалось перекинуться парой слов с другими разносчиками, но ни о какой Лизе они не слышали. Плохой знак. Каждая клеточка тела напружинилась, готовясь к действию. Мозг судорожно искал ответы, где могла быть Елизавета, но приходил к одному плачевному выводу.
Гюнтера Кляйна встретили овациями. Мужчина долго принимал поздравления, и не так скоро остался один, уйдя курить на веранду. Саша прошмыгнула за ним. Комендант стоял спиной, чёрный праздничный костюм прямо-таки светился от своей дороговизны.
— Прошу прощения, герр комендант, — тихо обратилась к нему девушка, и немец удивленно обернулся на её голос.
— Чем могу помочь? — безразлично произнес он, выпуская изо рта клубок дыма.
— Я хотела узнать, как дела у Елизаветы. Её нет на празднике, я подумала, может, она заболела?
На гладком лице мужчины отразилось непонимание.
— Какая Елизавета?
«Та, которой ты клялся в любви, бесчувственный ублюдок».
Сердце Александры пропустило удар, а щёки зарделись от злости.
— Моя сестра, Елизавета, она работает у вас горничной, — вкрадчиво пояснила Саша, пытаясь скрыть ярость.
— А… Лиззи… — в привычной манере протянул он данную старшей дочери Кабо кличку. — Не знаю.
— Простите?…
Гюнтер подошёл к Саше вплотную и выпустил дым ей в лицо, от чего девушка начала кашлять.
— Ей не понравилось веселиться, и она сама решила оборвать свою жизнь, — прошептал он на ухо. — Так что я не знаю, где сейчас Лиззи. Надеюсь, эта дрянь горит в аду.
«Лиза не могла так поступить. Она бы никогда не выбрала смерть, она же сильная, она со всем справляется… Он убил её! Это всё он! Он убил маму! Убил и её! Попользовался и выкинул!»
Что-то точно лопнуло внутри, надломилось и растопталось — это было терпение. Безумие накрыло так быстро, что Александра не могла, да и не хотела его остановить. Перед глазами пролёг туман и мир будто закружился. Копившиеся годами эмоции переполнили стакан снисходительности. Вернувшись на кухню, альтистка выцепила нож с глазированной столешницы и спрятала его в рукав, придерживая пальцами об ладонь. По воле случая — пропажу не заметили.
«Сама судьба благоволит мне».
Никто из присутствующих и подумать не мог, что на кого-то из них будет совершенно покушение. Хмельные и расслабленные немцы, в обнимку со своими дамами, выплясывали в центре зала, выпивали и закусывали, потеряв бдительность. Да и кто бы решился что-то сделать? Пальцы намертво обхватили ручки подноса. Саша, сохраняя невозмутимое спокойствие на лице, неслась стремглав к столу, где сидел Кляйн.
«Он ответит за всё!» — крутила она, как стороны кубика Рубика, одну и ту же мысль.
Пустые грязные тарелки и приборы гремели о дно подноса, пока расчетливый мозг продумывал план действий.
«Сейчас!»
Откинувшись на спинку стула, Гюнтер залился смехом от шутки сидящего рядом пожилого мужчины, обнажая спрятанное за воротником белой рубашки короткое горло. Под тем же самым предлогом, под которым Александра подошла к их столу, девушка приблизилась к коменданту, педантично собирая пустую посуду. Сердце гулко билось о рёбра. Мужчина был уже близко, протяни к нему руку и ощутишь мягкость ткани его костюма. Шаг. Ещё шаг. Звон тарелок. Звон циркулирующей в ушах крови.
Адреналин разносился по венам. Нужен был лишь быстрый и точный выпад. Предвкушение удара оказалось ничем по сравнению с тем, каково это было ощущать в действительности. Александра могла поклясться, что ей понравилось отнимать чужую жизнь, наблюдать как булькают его связки от попыток что-то сказать, как фантанирует кровь, окрашивая белое в красное, как он хватается за шею, хватается за ускользающий хвостик утекающей жизни. Серебристое орудие валялось возле его лаковых туфель. Девушка с интересом рассматривала итог своего творения, не замечая как к ней подбежали, заламывая руки, как её вывели на улицу и швырнули на землю. Перед взором всё ещё стоял тот чудный образ корчащегося в муках лица, страх, застывший в заплывших кровью глазах, осознание неизбежной смерти.
Саша знала к чему приведет её столь наглый подарок, но сама она не испытывала страх, смотря собственному безумию прямо в лицо. Ей нечего терять, а собственная жизнь больше не несла смысл. Почему-то именно в этот момент она поняла, что жила она только ради семьи, и, потеряв её, даже жалость к себе не могла удержать альтистку на этом свете.
«Я избавила его от томительного ожидания. Этому ублюдку повезло, что его жизнь забрала именно я в момент наивысшего счастья».
***
Стоит ли говорить о том, что именно ждало Александру Ильиничну после убийства коменданта концлагеря Заслав? Мёртвое тело скинули в пролеске в безводном поле. А дальше… Дальше мы уже знаем: очередная потеря памяти, Гелла, нашедшая её, Дрезден, работа в театре, картинная галерея, изображение дьявола.
Гелла, предупредив, что ей нужно отойти, скрылась в соседнем зале. Взгляд Алеит привлекла интересная картина, одиноко висящая на стене. Девушка рассматривала будто светящиеся глаза изображенного молодого мужчины и его сложенные под рукой белые, ангельские крылья.
— Поговаривают, что художник был одержим идеей Ницше о сверхчеловеке, — низкий мужской голос оказался совсем рядом с ней и раздавался словно отовсюду. — К слову, об этом очень хорошо высказался Гёте: «Я — часть той силы, что вечно хочет зла…».
— «… И вечно совершает благо…», — губы сами по себе продолжили фразу.
Алеит оглянулась по сторонам, но никакого мужчины рядом не обнаружила. Моргнув пару раз, она задержала дыхание, пытаясь успокоить почему-то обеспокоенное сердце. Щелчок, и мир перевернулся с ног на голову. Воспоминания наполнили разум, вытесняя те, что были пережиты в беспамятстве. Мозг ловко крутил её памятью, заменяя и оставляя угодные ему фрагменты, потому страшные годы рабского труда и притеснения, целый год, спокойно прожитый в Германии, и чарующий голос незнакомца, раздавшийся возле картины, канули в то самое небытие (коим грозил Воланд Михаилу Александровичу Берлиозу), ожидая нужного часа.