Глава 16. Часть 2: «Забытое прошлое» (1/2)
Балтийское море
Лето
1939 год
«Темно. Почему я ничего не слышу? Где я?».
— Kochanie, czy ktoś cię obraził? Дорогая, вас кто-то обидел?<span class="footnote" id="fn_37805392_0"></span> — женский голос на незнакомом языке звучал так далеко, что девушке пришлось напрячься ещё сильнее, чтобы расслышать.
«Не понимаю. Кто это говорит?».
— Miss, are you in some sort of trouble?<span class="footnote" id="fn_37805392_1"></span> — женский голос сменился на мужской, и говорил он на другом языке, на этот раз понятным для Александры.
«Я поняла… Нет, всё в порядке. Почему вы спрашиваете? Где я? Почему я ничего не помню?».
— No… I don't know…<span class="footnote" id="fn_37805392_2"></span>
Без предупреждения мир прояснился перед глазами и превратился в необъятные просторы водного буйства. Окаменевшие пальцы цеплялись за перила от ветра, дующего с востока, длинные волосы закрыли большую часть заплаканного лица, из-за чего кожа будто покрылась сухой коркой, стягивающей её в морщины. В нос бил запах солёных волн.
Перед девушкой стояли двое людей, на вид старше пятидесяти: мужчина пытливо рассматривал её лицо, пытаясь выйти с ней на контакт, женщина успокаивающе гладила ту по спине. К горлу Александры подкатил комок паники, глаза бегали по окружению и не узнавали его.
«Где я… Где я?!».
— Я не помню… Я ничего не помню…
Саша ещё раз, не моргая, истерично осмотрелась по сторонам, и взгляд её зацепился за сочувствующие карие глаза женщины. Девушке хотелось кричать, звать на помощь, но звук так и застрял на уровне плотно сжатых зубов.
«Помогите! Помогите мне!» — только и могла молить она.
— Izaak, ona potrzebuje pomocy,<span class="footnote" id="fn_37805392_3"></span> — начала женщина, обращаясь к сомневающемуся мужчине, хмурящему густые чёрные брови.
Уши ухватились за слово, похожее на «помощь», в сердце Александры затрепетала надежда.
«Да! Да! Мне нужна помощь!».
— Zabiorę ją do dziewczyn<span class="footnote" id="fn_37805392_4"></span>, — незнакомка обняла трясущуюся Сашу за плечи и, уводя в каюты, тихо успокаивала, пусть и получалось у неё это из рук вон плохо: — Не переживай, всё будет хорошо.
Александра не плакала, не кричала и не просила о помощи. Пустой взгляд в никуда и подрагивающие плечи, подобно тому, как пробирает мороз, говорили о том, что у неё шок, поэтому, посадив девушку на супружескую кровать, женщина старалась не тревожить её вопросами и то же самое наказала удивленным дочерям.
— Mamo, kim ona jest?<span class="footnote" id="fn_37805392_5"></span> — возбужденно лепетала средняя Тамара, прячась за дверью в свою каюту, но с присущим любому ребёнку любопытством, подсматривая за Сашей. — Wygląda jak lalka<span class="footnote" id="fn_37805392_6"></span>.
— Toma! — с лучшими побуждениями одернула девочку старшая Елизавета. — Zachowujesz się jak zwierzę<span class="footnote" id="fn_37805392_7"></span>.
— Mamo, Lisa znowu ją wyzywa!<span class="footnote" id="fn_37805392_8"></span>
— Девочки, пожалуйста, не шумите, — мягко попросила Мария, смотря на так и ничего не сказавшую Александру, и, сделав голос чуть строже, обратилась к дочерям: — Лизавета, не обзывай сестру, а ты, Тома, лучше займись чтением.
— Но я не обзывала её! — недовольно визгнула Елизавета, обиженно смотря на мать — она всегда верила младшей, чем задевала чувства девушки. И даже когда у них появилась неизвестного происхождения гостья, даже когда мать попросила не шуметь, Лиза не сдержала своих эмоций и, хлопнув дверью, вышла на палубу.
«Что происходит?»
— Дорогая, как тебя зовут? — женщина мягко погладила Сашину руку, даруя ту самую недостающую часть забытой материнской нежности.
«Имя? А и правда… Какое у меня имя?...»
— Не переживай, мы тебе поможем. Не хочешь спать?
Гостья отрицательно покачала головой, продолжая смотреть в пол.
— Удалось что-то выяснить? — Исаак шумно вошёл в каюту, лицо его выглядело осунувшимся — мужчина весь день выяснял подробности возникновения девушки на корабле. Он присел на стул за письменным столом, расположившимся рядом с кроватью, с подозрением осматривая Александру.
— Нет… — с грустью ответила Мария и, подойдя к мужу, легко помассировала плечи. — А тебе?
— Я обошёл все палубы, но никто не знает о ней. К капитану пока что не стал обращаться, думал, тебе удастся что-то выяснить, но теперь понимаю, что стоит к нему сходить, а лучше по прибытию сразу обратиться в полицию. Если она числится в списке пропавших, то они сразу же найдут её дом. Что она делает на этом корабле? Она явно говорит на русском, значит она из Советов. Так как оказалось так, что она плывёт вместе с нами в Польшу из Швеции?
— А если она сбежала от кого-то, кто причинял ей вред?
— На ней нет ни единого синяка, кроме того, что на шее, но и он… больше напоминает… ты поняла меня, — Исаак устало поправил очки и потер переносицу. — Милая, — обратился он к гостье более мягко на знакомом ей языке, но с тем же сохраняя привычную строгость, с которой он обращается к своим ученикам. — Если тебя кто-то обидел, то сейчас самое время рассказать нам. Мы скоро приплывем, поэтому постарайся сказать хоть что-то, чтобы мы могли тебе помочь.
«Мне нельзя возвращаться обратно. Почему? Почему мне нельзя возвращаться?»
— Я… Я хочу вам рассказать… — после долгого молчания прохрипела Александра. — Но я не помню, ни как оказалась здесь, ни как меня зовут, — по её щекам покатились слёзы. — Пожалуйста… Помогите мне… Мне нельзя обратно…
Куда именно ей нельзя возвращаться, Саша не помнила, но точно понимала одно — это место несёт для неё опасность.
— Исаак… — умоляюще смотрела на мужа Мария, но по жесткому взгляду мужчины было понятно, что он уже принял решение. — Исаак!
— Но…
— Нет никаких «но». Не будет никаких капитана и полиции: мы заберем её с собой, пока она сама что-то не вспомнит. У девочки травма, разве ты не видишь? Я выходила замуж за чувственного, способного к состраданию мужчину. Никак не пойму, в какой момент ты стал таким сухарём?
— Мария…
«Почему из-за меня всегда так много проблем?... Почему… Почему я всё ещё жива?... Почему не умерла?…»
Поддавшись «уговорам» жены, глава семейства Кабо всё-таки принял решение оставить неизвестную у себя дома, но ровно до тех пор, пока разум девушки не прояснится. Первая проблема поджидала сразу же по прибытии на железнодорожную станцию — у Александры не было ни одного документа, способного подтвердить её личность, да и если бы был, то точно вызвал ненужные вопросы. Находясь в поезде, все сидели как на иголках, ожидая неизбежной проверки билетов. Мария тревожно смотрела в окно, держа Сашину ладонь в одной руке и во второй ладонь Тамары. Исаак разговаривал со старшей дочерью, и стоило только макушке проводника появится из соседнего вагона, как мужчина напрягся пуще прежнего, но вида старался не подавать. С каких это пор такому интеллигентному человеку, учителю истории, приходится лгать и кого-то подкупать? Да и вообще, почему он должен рисковать собственной репутацией ради незнакомой девушки? На ум приходил всего один ответ: он любит свою жену, она никогда не просила его так рьяно, значит, была уверена в том, что только они способны оказать помощь «потеряшке».
Как выразилась Мария: «наша небольшая квартирка» оказалась очень даже не небольшой. Четыре комнаты расположились на последнем этаже невысокого многоквартирного дома в центре Кракова. Именно тут Александра провела своё беззаботное лето. В окружении любви и понимания ей удалось вспомнить своё имя и откуда она родом, но даже после этого семейство решило не выдавать её полиции, ввязав себя в незаконные дела с подделкой документов. Первое время Исаак продолжал относиться к девушке с осторожностью, но всё же, пообщавшись с Сашей достаточное количество времени, принял её, как нового члена семьи, обучал языку, рассказывал про историю своего народа, и альтистка с жадностью впитывала каждое новое слово, каждое новое знание. Девочки отнеслись к Александре радушно, по-приятельски, но больше всех был в восторге младший сын семейства Миша, готовый без умолку болтать с экзотической гостьей и липнуть к её ногам, из-за чего не раз был наказан родителями. Ни для кого не было секретом, что Александра стала для мальчика его первой любовью. Если Тамара считала девушку диковинной куклой, то для Миши она была хрупкой принцессой, которую он, как отважный рыцарь, всегда должен защищать от хищных лап злодеев.
***
Краков
1 сентября
1939 год
Саша сидела за большим дубовым столом и, не задумываясь, писала в своем дневнике. За окном играли Давид, Осип и Изя, дети пекаря из соседнего дома, и смех их, пожалуй, слышала вся улица. Совершенно бездумно рука сама выводила буквы на листе, просушивала взмахами страницы, перелистывала их и по новой.
«Как же тихо. Видимо, мальчишки уже ушли».
Посмотрев в окно, девушка улыбнулась, заканчивая письмо. В комнату пружинисто залетел Миша, смотря на Александру мечущимися от переизбытка эмоций карими глазами.
— Саша! Саша! Chodźmy! Pokażę ci to!<span class="footnote" id="fn_37805392_9"></span> — мальчик схватил девушку за руку и потащил за собой.
— Что случилось? Куда?
— Nigdy czegoś takiego nie widziałaś!
Чем усерднее он тянул Сашу за собой, тем сильнее съезжала на лоб маленькая серая кепка. Спускаясь по лестнице, девушка заметила подозрительную тишину во всем доме, будто они с Мишей последние, кто в нём остался. Даже братья-художники Рабиновичи по привычке не швырялись полотнами, оправдывая возникающий шум авторским стилем.
«Странно, обычно в это время они как раз «творят».
— Миша, разве мама разрешала тебе выходить на улицу? — с укором поинтересовалась Александра.
— Нет, — хитро посмотрел он, подтягивая кепку на место. — Но ты же со мной, Саша.
— Сейчас да, а до этого разве ты не выходил один? — девушка остановилась возле парадного входа в дом, строго смотря на мальчика.
— Я уже взрослый! — крикнул он для пущей серьёзности и в доказательство добавил: — Мне уже восемь лет, и тебе нельзя выходить на улицу без защиты!
Александра тепло улыбнулась и присела перед мальчиком так, чтобы они были одного роста.
— Ну раз у меня есть такой храбрый рыцарь, то мне нечего бояться.
Всё лицо Миши залилось румянцем, какое-то время он растерянно хлопал глазами, но, сразу же собравшись, снова потащил девушку за собой.
«Зря я ему сказала про рыцаря… Надеюсь, он не попадёт из-за этого в какую-нибудь передрягу. Нужно рассказать Марии о его вылазках».
Младший из Кабо вёл Сашу по такой же, не характерно для неё, пустующей улице. Они быстро преодолели синагогу<span class="footnote" id="fn_37805392_10"></span> — в ней тоже оказалось нехарактерно тихо: дверь была плотно закрыта, хотя обычно (как удалось выяснить Александре) в это время в ней собирались мужчины для чтения молитв и внимания проповедей раввина. «Весь город словно вымер», — от этой мысли в груди поселилось нехорошее предчувствие.
Чем ближе была центральная площадь, тем оживленнее становились улицы, и вскоре уже стало совсем не протолкнуться через собравшуюся толпу людей. Кто-то истошно кричал, кто-то плакал, одна женщина вовсе билась в истерике, и причины такого массового безумия оставались для Саши под завесой тайны.
— Смотри! Смотри! — восторженно кричал Миша, подпрыгивая, чтобы девушка его услышала сквозь разноголосый гомон. — Там папа и пан Гижицкий в центре!
Александре пришлось прищуриться, чтобы лучше разглядеть тех, на кого показывал мальчик. Исаак и ещё несколько мужчин стояли чуть поодаль от оратора. Даже издалека лица их казались хмурыми и до дрожи серьёзными.
— И правда, там твой папа…
«Что происходит?»
— Не поднимаем панику! Нам ничего не угрожает! — с хрипотцой ораторствовал Грижницкий, активно размахивая руками. — Сохраняем спокойствие и расходимся по домам!
Пусть и некоторые слова казались похожими на русские, Саше, не знающей польский язык, приходилось на интуитивном уровне додумывать суть фраз, и многие из них всё также оставались неясными.
— Что им стоит дойти до Кракова?! Они придут и перебьют нас! — кричал мужчина в толпе.
— О чём они говорят? — тревожно спросила Александра, но Миша не отвечал ей. Смуглое лицо его побледнело. — Эй, Миша, что случилось? — девушка чуть тряхнула мальчика за плечо, и тот, словно очнувшись ото сна, ринулся через толпу, не забывая крепко держать за руку свою принцессу. — Миша! Миша! Остановись же!
***
Краков
Ноябрь
1939 год
Война, как разрушительный ураган, ворвалась в жизни неподготовленных поляков. Смертоносная лавина рейха сносила всё на своем пути, и казалось, Краков не будет исключением. К сожалению, всё оказалось куда хуже, чем можно было предположить. Перепуганный город сдался без боя, отдавшись во владения приезжего немецкого генерала, сделавшего из Кракова своеобразный аграрный пункт, способный снабжать нужды армии. Тогда ещё никто не знал о том, что их ждёт впереди.
Почему? Почему люди в который раз доверились людям? Не ясно, по глупости своей или по наивности, польская прослойка интеллигенции успешно «отчалила» подальше от города, стоило только оккупантам дать такое распоряжение, ученые и учителя подверглись скрытым репрессиям, завернутым в оболочку общего блага, потому совсем скоро железнодорожная станция была вдоволь забита «добровольно» покидающими Краков семьями, и поезда несметным потоком несли их в лучшее будущее. Освободившиеся дома и квартиры ушли в распоряжение вермахта и тут же были заселены приезжими начальниками. По началу в обществе царило негласное мнение: «живы и на том спасибо», но и оно совсем скоро подверглось сомнению.
Неминуемые изменения не обошли стороной не только семейство Кабо, но и всех евреев, живущих в городе. Исключительно предвзятое отношение немцев к этой нации оставалось непонятным, но и идти против него никто не хотел, потому, начиная с сентября, всё еврейское население, чьи дома были полностью разгромлены и разграблены, было заселено в отдельно взятое место, ставшее им новым домом. Но и этот дом не смог бы выдержать в своих стенах такое количество человек.
Александра стояла в длинной, как тело удава, очереди, держа за маленькую ладошку Мишу. Перед ними тревожно оглядывалась Мария, ища взглядом в соседнем ряду Исаака и Елизавету, коих не было видно, проверяя Сашу и сына, и мысленно подбадривая каждого:
«Мы со всем справимся, мои родные».
— Ничего страшного, Тома, они просто спросят твою фамилию, имя и возраст, — утешала она всхлипывающую дочку, сильнее прижимая к своему боку.
Очередь быстро продвигалась вперёд, и те, кто прошёл перепись, расходились в разные стороны, делясь на кучки. Марию, Тамару и Мишу распределили в одну группу, и мать сразу же кинулась обнимать и целовать детей. Александре стало спокойнее.
— Паспорт, — громко приказал сидящий за небольшим столиком военный, не отрывая взгляда от заполняемых бумаг. — Фамилия, имя, возраст, род деятельности.
Саша отдала свой поддельный паспорт и протараторила заранее подготовленную речь:
— Александра Кабо, двадцать шесть лет.
— Род деятельности?
м
— Что?
— Stinkendes Schwein<span class="footnote" id="fn_37805392_11"></span>, — прошипел немец, поднял полные ярости глаза и повторил ещё раз, деля слова на слоги. — Род. Деятельности.
Несправедливое оскорбление резануло слух девушки, и она, хмурясь, начала живо соображать, что ей ответить. Просидев всё лето и начало осени без дела, ей так и не удалось вспомнить, чем она занималась до потери памяти, но руки её всегда тянулись к фортепиано, и, порой, ей даже удавалось что-то исполнить.
«Но это не значит, что я пианистка».
— Warum so lange? Probleme?<span class="footnote" id="fn_37805392_12"></span> — обратился к проверяющему подошедший светловолосый солдат.
— Dieses Schwein hat keine Ahnung, was sie tut<span class="footnote" id="fn_37805392_13"></span>.
— Sie fürchtet, dass sie zum Spaß zermahlen wird<span class="footnote" id="fn_37805392_14"></span>, — пошутил подошедший, и оба немца рассмеялись. — Ist sie überhaupt Jüdin? Sieht nicht aus<span class="footnote" id="fn_37805392_15"></span>.
«Омерзительно… Им от самих себя не тошно?»
— Wer zum Teufel weiß. Sie sieht nicht wie eine Jüdin aus, sondern lebt mit ihnen<span class="footnote" id="fn_37805392_16"></span>.
— Hübsche...<span class="footnote" id="fn_37805392_17"></span>
— Dann komm heute zum Kontrollpunkt, ich bringe sie für dich raus<span class="footnote" id="fn_37805392_18"></span>, — проверяющий сально улыбнулся.
— Nein!<span class="footnote" id="fn_37805392_19"></span> — неожиданно для себя вскрикнула Александра, поражаясь, что снова, как и с начала оккупации, поняла каждое их слово.
Немцы удивленно посмотрели на девушку.
— Sprichst du Deutsch?<span class="footnote" id="fn_37805392_20"></span> — спросил проверяющий.
— Ja?<span class="footnote" id="fn_37805392_21"></span> — с вопросом ответила она, не веря самой себе.
— Was, wenn sie 'ne Spionin ist?<span class="footnote" id="fn_37805392_22"></span> — предположил светловолосый, говоря тише обычного.
— Hol den Kommandanten, Peter<span class="footnote" id="fn_37805392_23"></span>.
«Не поняла последние фразы. Я кто? Шпионка? Зачем комендант? — переживая, размышляла Саша, смотря вслед уходящему молодому солдату. — Куда он?»
— Komm her und störe nicht. Halte still, sonst fängst du eine Kugel. Verstehst du?<span class="footnote" id="fn_37805392_24"></span> — Саша поняла не всё, но активно закивала. Проверяющий указал на место рядом с собой и продолжил проверять документы следующих в очереди.
Светловолосого Александра больше не видела, но вместо него пришёл важного вида мужчина средних лет, которого девушке приходилось видеть не раз.
— Что тут у вас? — поинтересовался он мясистым басом.
Проверяющий, заслышав голос коменданта, сразу же вскочил с места и отдал честь уже привычной для всех фразой: «Heil Hitler!».
— Verdacht auf Spionage, Herr Kommandant!<span class="footnote" id="fn_37805392_25"></span> — отчеканил немец.
— Spionage? Schon?<span class="footnote" id="fn_37805392_26"></span> — усмехнулся он, разглядывая скромно стоящую в стороне девушку. — Ты шпионка? — смеясь, обратился он к Саше.
— Нет, герр комендант, — смотря в ноги, ответила она. Один только голос мужчины пугал её.
— Вот видишь, она не шпионка, — благосклонно подытожил он, собираясь уходить. — Продолжайте работу.
— Jawohl, Herr Kommandant!<span class="footnote" id="fn_37805392_27"></span> — проверяющий указал пальцем себе за спину, где стояла группа людей, среди который были Мария и Тома. — Geh da rein<span class="footnote" id="fn_37805392_28"></span>.
Не чувствуя ног, руководствуясь лишь чувством самосохранения, Александра проследовала к указанному месту. Пани Кабо подробно расспросила девушку о их долгой беседе с проверяющим, Миша пообещал больше не отходить от Саши ни на шаг, а Тома сразу же прильнула к её юбке, ища утешения. Спустя время нашлась Лизавета, и если быть точнее, то нашла семью именно она, тихонько пробравшись через толпу.
— Как хорошо, что с тобой всё в порядке! — Мария плакала, обнимая дочь. — Где папа? Ты его видела?
— Он в другой группе, — со слезами на глазах ответила Лиза, поправляя на плече съехавшую повязку со звездой Давида. — Зачем они спрашивают, чем мы занимаемся?
— Не знаю, родная, не знаю…
Через час все очереди возле столиков проверяющих рассосались, и на площади сформировались три кучи хмурых людей, в каждой из которых превалировал кто-то один: в одной из них были старики и инвалиды, которых в последствии больше никто не видел, в другой женщины, дети и мужчины до шестидесяти лет (в ней оказались почти все из семейства Кабо), и группа принципиально непонятная, в которой собрали всех, кроме детей.
— Mama! Spójrz, tam jest tata!<span class="footnote" id="fn_37805392_29"></span> — от радости прикрикивала Тома, показывая пальцем в ту странную последнюю группу, подгоняемую конвоем к воротам в гетто. — Tata! Tata!<span class="footnote" id="fn_37805392_30"></span> — девочка старалась подпрыгнуть выше, но отец не видел и не слышал её.
— Куда они его ведут?... — Мария растерянно озиралась по сторонам. — Исаак! — крикнула она, но результат был тем же, что и у дочери. — Исаак! — ещё раз прокричала пани Кабо и на этот раз была услышана.
Мужчина остановился и, оглядываясь на голос, приложил к губам указательный палец, показывая не кричать. Идущий рядом солдат с размаху толкнул его ружьем в плечо, подгоняя. Глава семейства никогда не показывал свою слабость, но на этот раз не мог удержать предательских слёз, скрывая их под оправой очков, отражавших, несмотря ни на что, наполненные жизнью солнечные лучи.
— Папа! — с осипшим от надрыва голосом звала Тамара, утирая ручьи слёз с румяных щёк. Собравшись с духом, девочка бросилась вперёд, но её тут же перехватила Лиза, прижимая двумя руками к себе. — Отпусти! Ты не видишь?! Там же папа!
— Мы знаем, доченька, — Мария, скрывая подступившие к глазам слёзы, присела перед Томой, крепко обняв и уткнувшись в платье. — Он вернётся к нам, обязательно вернётся.
— Он не вернётся, — тихо озвучил истину Миша, хлопая мокрыми ресницами. Саша обняла мальчика за плечи. — Теперь я главный…
***
Краков
Май
1940 год
Невзирая на трудность и большую физическую тяжесть, работать приходилось всем. Каждый занимался всем, чем мог и чему научился, даже дети не оставались без дела. В основном, все работали на фабриках и заводах, кого-то учредили в сортировку, кого-то в производство, а единицы ушли в личное пользование. Немцы были нетерпеливы и неразборчивы в своих высказываниях, шпыняя и угрожая убийством тем, кто решался присесть и передохнуть.
Александре пришлось быстро научиться быть полезной. Она бралась за любую указанную работу, выполняя её, насколько было возможно, добросовестно. Каждый месяц всем приходилось проходить унизительную проверку на пригодность, а после работать до изнеможения, умирая в неотапливаемых трущобах. Зима выдалась поистине холодной и полной скорби.
Мария искусно скрывала свою тоску по мужу, оставаясь для детей и Саши несокрушимой опорой. Но стоило наступить ночи, как стержень в её душе надламливался и выливался тихими слезами. Женщина мучила себя вопросами: «жив ли Исаак?», «тоскует ли она по умершему?», и, наблюдая за хлопьями снега в маленькое заколоченное окно, бесшумно молила о его здравии.
С первыми проклюнувшими почками, знаменующих начало новой жизни, людей в гетто сократилось вдвое, а значит стало больше места, но кого это могло порадовать… Лизе как-то удалось подслушать разговор солдат на железнодорожной станции, пока она сортировала «оставленную» одежду и документы покинувших город. Парни посмеивались, обсуждая, что грязные свиньи наконец-то найдут свой настоящий дом. Испугавшись, девушка не осмелилась рассказать об услышанном, переживая личную трагедию, но, чем больше человек бесследно скрывались за дверьми коробки металла, мчащейся по рельсам в неизвестность, тем тревожнее ей становилось. Она рассказала всё Саше, и уже вместе они обратились к Марии, а к началу мая об этом знали все евреи. Не будет ложью сказать, что информация эта посеяла панику не в один ум, а в обществе всё чаще звучали вопросы о так называемом «новом доме» и о том, куда же всё-таки всех увозят.
Ответ пришёл тогда, когда его никто не ждал. Оставшихся в гетто евреев снова собрали на очередную перепись, но этот раз кардинально отличался от всех предыдущих. На самой площади были припаркованы десятки грузовых машин, по периметру стоял караул военных, ставших по численности своей больше раза в два или даже три. Пекарь, живший когда-то напротив, заметил, что накануне, когда он направлялся в город, на улицах стало слишком много солдат, и даже зная эту информацию, никто не был готов, что их будет настолько много.
Исхудавшие и понурые лица смотрели пустыми, безжизненными глазами. Площадь пропахла бензином и выхлопными газами. Всех разбили на несколько групп, не проверяя ни имена, ни род деятельности, и уже из них распределяли по кучкам. Принцип был довольно ясен: женщины, мужчины и дети. К семейству, держащемуся вместе, подошёл немец, сверкая металлической каской, и без каких-либо объяснений потянул за собой Мишу и Тому, жёстко схватив их за шиворот, как нашкодивших в тапки котят. Девочка сразу же заплакала, а мальчик начал вырываться, пытаясь вернуться к семье.
— Что вы делаете?! Отпустите немедленно! — взмолилась Мария, ринувшись за детьми, но её не слушали.
«Нужно что-то предпринять, иначе их заберут. Думай, Саша, думай!»
— Warum brauchen Sie Kinder?!<span class="footnote" id="fn_37805392_31"></span> — Александра подбежала к военному, пытаясь выйти с ним на контакт. — Отпустите их!
— Mamo! Mamo! — площадь наполнил детский плач и истошные крики матерей.
— Ответьте мне! — продолжала требовать альтистка, преследуя немца.
Резкая боль в виске растеклась по всему лицу раскаленным металлом, и Саша была на миг дезориентирована, словно мир выключился, превратившись в спасительное забвение, безвольно упав на колени, царапая и их, и ладони острым гравием. Из рассеченной брови стекала тонкая струйка крови, а перед глазами будто пролегла пелена.
«Он уводит их. Надо встать. Надо догнать их».
— Steh auf!<span class="footnote" id="fn_37805392_32"></span> — ударивший девушку немец размашисто пнул её в бок. — Steh auf! — последовал ещё один удар, выбивший из Александры дух и, сгруппировавшись, она продолжала лежать на земле.
— Саша! Саша! — ревел Миша, но голос его слышался отголоском.
«Вставай, тряпка! Ты должна встать! Тебе нужно догнать Мишу!»
Немец, ругаясь, подхватил девушку за подмышки и, дёрнув наверх, поднял.
«И что же дальше?» — думала она, ощущая, как силы покинули слабое тело.
«Дальше вы будете жить свою обычную жизнь», — ответил ей бархатистый мужской голос.