Глава 15 «Прошлое и будущее» (1/2)

Германия никогда не нравилась Гелле. Являясь родиной вампирши, она была местом, где она родилась, местом, где она обрела перерождение. Женщине, честно следующей воле господина, приходилось из раза в раз возвращаться сюда, но с каждым новым прибытием, обычное место на карте более не приносило той боли и обиды, которыми её наградила судьба — теперь она свободна в своей жизни, да и следование приказам Дьявола не казалось чем-то обременяющим. Без него она бы не стала той, кем является сейчас — сильной, независимой, гордой женщиной, имеющей власть над любым человеческим отродьем, а именно таковыми она их и считала до определенного момента. Без вмешательства Воланда, Гелла, умирая, так бы и осталась лежать в грязном переулке, потому благодарность вампирши будет нескончаемой и соразмерной этому поступку, ведь то меньшее, что она может для него сделать.

Дрезден, как и любой другой город, где успела побывать женщина, не вызывал в ней каких-либо чувств. Тут была её маленькая квартирка — мир, где она могла быть с собой откровенна, тут была прекраснейшая возможность стать кем-то другим, а не просто раздетой горничной, коей ей приходилось быть длительное время. Гелла верила, что у неё есть талант, так почему она должна его закапывать, теряясь в рутине вечных приказов?

Мессир позволил ей жить. Снова. Конечно же, было наивно полагать, что он не потребует чего-то взамен, и он потребовал. На радостях вампирша не до конца осознавала всю суть озвученной просьбы и, не раздумывая, согласилась. Найти Александру Ильиничну не составило какого-либо труда, но это и не было главным испытанием. Жизнь с человеком бок о бок — такова плата за мечту.

Подвох был очевиден с первого взгляда. Степная глушь душила пропивавшимся мёртвой кровью воздухом, а солнце выжигало слизистую глаз. Одетая во всё чёрное с головы до пят, Гелла шла по полю покрытому ковылем, прикрывая нос и рот белым платком — смрадный запах разлагающихся трупов, переносимый потоками встречного ветра, веял прямо ей в лицо. Аромат Александры Ильиничны был крайне слабым и заглушался общим зловонием, от того вампирша размышляла о том, как бы было бы проще, знай она её кровь на вкус.

Чем ближе Гелла подходила к высохшей, полуобугленной лесопосадке, тем сложнее было сдерживать рвотные позывы. Зоркие глаза сразу же зацепились за первое встреченное тело женщины. Кровь, которой некогда оно было покрыто, запеклась и побагровела, впиталась в грязную ткань простого серого платья. Её глаза были открыты, и уже было не разобрать какого именно они цвета. Была у женщины ещё одна особенность — у неё не было ушей и носа, и на их местах виднелись чёрные гниющие дырки, по которым ползали жирные зелёные мухи.

«Жалкое зрелище. Они даже не удосужились выкопать могилы».

Женские и даже детские тела разной степени свежести лежали одно на другом. На первый взгляд, у каждого чего-то не хватало: у кого-то руки, у кого-то ноги, у кого-то и того и другого. Кости, кровь, мясо, гниль. В стороне от основной кучи, возле большой сосны, лежали два обнимающихся тела: большое женское и маленькое ребёнка, уже не различимых из-за долгого нахождения под солнцем. Гелле поплохело, хоть она не была из робкого десятка, но даже для неё это было слишком.

«Какие же люди ублюдки», — подытожила вампирша, переступая через красное пятно.

Земля уже не могла принять в себя столько крови, она отторгала её, выплёвывала через поры. В этом месте не было жизни: тут ничего не росло, а всё, что выросло, увядало или сгорало от палящего солнца, не было ни птиц, ни зверей — только черви и мухи, поедающие глазницы и рваное людское мясо.

За переломившимся деревом мелькнула единственная живая душа. Гелла облегченно выдохнула и, подойдя к девушке, легко тронула ту за плечо. Первым, что бросилось в глаза, это её волосы: короткие, стоящие ёжиком, как у мальчишки, вторым стала окровавленная амуниция, истерзанная множественными дырками от пуль, и более не очевидным, узнанным во время беседы, третьим фактом стало полное отсутствие памяти.

В последнем и была основная сложность. Вампирша не смела задавать лишних вопросов господину, несмотря на то, что её до ломки в костях интересовало: каким таким образом после стольких огнестрельных ранений Александра Ильинична до сих пор жива, отделавшись лишь мелкими шрамами. Женщине было запрещено что-либо рассказывать, да и она сама не горела желанием разговаривать с девушкой.

Наконец она могла стать актрисой, и такое бремя как Саша не всегда казалось им. Гелла обнаружила альтистку занятной личностью, более интересной, чем она показалась в Москве, но вампирша не торопилась сближаться, ведь Александра всё ещё оставалась презренным человеком.

Драматический театр Дрездена, условно называемый «Большим домом», стал отправной точкой как в карьере будущей актрисы, так и в новой жизни Саши, принявшей новое имя — Алеит Нотбек, и новую легенду. Ради мечты и амбиций Гелла пошла на компромисс со своей ненавистью к людям. Забавно, но именно в этот период совместного проживания с Александрой, они стали вхожи в местное общество интеллигенции, собирающихся каждую субботу за городом в особняке бизнесмена Леманна, где вампирша встретила его — Петера Риккерта, похожего как две капли воды на того путешественника, из-за ревности к которому её погубила собственная подруга. У него были такие же белокурые растрепанные волосы, такие же добродушные глаза цвета кристально чистой воды, он был высок и плечист, но лишен одного: кривого, сломанного носа.

Подобное совпадение показалось для женщины слишком подозрительным. Долгое время она относилась к молодому человеку с опаской и даже ненавистью, сторонясь его и избегая, но тот, ведомый непонятными для неё чувствами, лип к ней, как муха к мёду, ища поводы для начала беседы. И, как ни странно, они находились. Гелла всё чаще и чаще общалась с молодым унтер-офицером, всё чаще поддавалась его обаянию и совсем скоро поняла, что сама начала искать встречи с ним. Немец не был похож на своего высокомерного предшественника. Да, он не путешествовал по странам и материкам, не имел кучи женщин и связей, но в этом и была его прелесть, влекущая вампиршу. Он был другим. Он был лучше.

Когда Петер уехал, и жизнь вернулась в прежнее русло, Гелла погрязла в рутине работы и однотипных ролей, застопорившись на одном месте, что не могло нравиться амбициозной молодой женщине. Да и Риккерт перестал присылать письма, пропав из виду на несколько месяцев. Не сосчитать сколько раз вампирше приходила мысль попросить у мессира хоть одним глазком посмотреть на магический глобус, но и та каждый раз хоронилась под бременем долга — она больше не могла просить у господина о таких мелочах. И как бы тревожно не было женщине, натянув на себя маску хладнокровия, она продолжала жить желанную жизнь, жизнь, за которую она так просила, но которая казалась неполноценной без него.

Всё произошло слишком быстро. По законам бытия после черной полосы всегда идёт белая, потому безрадостный год волшебным образом сменился самым лучшим: годом, когда Петер вернулся живым и невредимым, годом, когда Александра наконец вспомнила себя, годом, когда вампирша пробилась на большую сцену и годом, когда она могла быть сама собой, не скрывая свою истинную сущность. Дом наконец мог стать тем оплотом безопасности и спокойствия, коим и должен являться, только и там не было гармонии — девчонка плакала ночами на пролет, донимала вопросами и, страдая об упущенных годах, погрузилась в полное беспамятство, на этот раз, искусственно созданное ей же.

Гелле было жаль Александру, но глупость девушки скоро компенсировалась привязанностью к молодому немцу, влюбившегося в неё. Вампирша предполагала, чем обернется эта заранее обреченная на провал история — так и случилось: Дьявол никогда не отдаст своё. Он появился так неожиданно, что вся нечисть в особняке Леманна словно сошла с ума, грозя выдать свое нечеловеческое происхождение другим гостям вечера, а вместе с ними и Гелла потеряла бдительность, забыв о внимательно следящем за ней Риккерте. Почему она не заметила, что гипноз не сработал? Почему была так наивна?

Немец предполагал, что с женщиной что-то не так, и, читая разного рода оккультную литературу, найденную во всех доступных уголках, где ему удалось побывать, готовился к проявлению несвойственных для человека способностей. Гелла оправдала все ожидания, но Риккерт никак не мог предвидеть, что Алеит, и даже друг Карла тоже будут замешаны в это. И если с фройляйн Нотбек, которая точно знала о нечеловеческой природе молодой женщины, всё объяснялось тесным сожительством, то кто такой герр майор, Петеру так и не удалось разгадать.

Рождественская ночь казалась неприемлемо длинной. Слоняясь под холодным дождем, как бездомная промокшая собака, вампирша, одетая в одно праздничное платье и туфли, уже хотела полететь в знакомую маленькую квартирку близ Эльбы, но порыв её был прерван высоким, издевательским тенором, прозвучавшим за спиной:

— Да, дорогой Бегемот, и тут нас не встречают…

— Ах, никакого уважения к трудящимся, — отозвался кот как-то уж совсем разочарованно.

Гелла встрепенулась от внезапных голосов, но, узнав в них давних знакомых, закатила глаза, обернулась и, хитренько улыбаясь, произнесла:

— Да вы и палец о палец не ударили за всё это время. Как всегда вся грязная работёнка достается мне и Азазелло.

— Ты в корне не права, — важно протрещал Коровьев, поправляя съехавший, криво завязанный серый галстук. — Мы занимаемся одной из самых главных работ, которую мессир полагает только на нас.

— А здесь вы что забыли? — взмахнула тонкими руками вампирша.

«Вроде бы бесы, а ведут себя не лучше клоунов…»

— Попрошу без грубостей, — возмутился Бегемот, прячась от дождя под чёрным зонтом. — Мы не забыли, а следим за благополучием господина.

— Как по мне, вы пришли подглядеть за господином, — усмехнулась Гелла и, смотря на горящее окно на верхнем этаже, закончила ещё более ехидно: — Он более чем счастлив, как вы можете заметить.

— Нечего тут слоняться, — также из ниоткуда зазвучал гнусавый голос Азазелло, появившийся за спиной молодой женщины. — Мессир недоволен сегодняшними проделками Алисы. Почему ты за ней не следила? — подойдя ко всем, обратился он к вампирше.

— Это не входит в перечень моих обязанностей, — отмахнулась Гелла и зашагала прочь от компании.

— Будь аккуратна с мальчишкой! — насмехался Фагот, кинув предостережение взмывшейся в небо женщине.

«Всё-то они знают».

Путь был коротким. Каких-то пару минут и вот показались коричневая черепица дома, покрытая тонким льдом река и горящий свет за окном. То, как посмотрел Петер на прощание: знающе и открыто, поселило внутри женщины огромное семя сомнения и тревоги. Он что-то знал. И если знал, то что?

«Я не могу потерять его просто так».

Три отрывистых стука в дверь, и та тут же распахнулась.

— Gella?..<span class="footnote" id="fn_37716591_0"></span>

***

Тёплый воскресный день так и кричал, лаская нежными лучами солнца: «Сегодня твой самый лучший день, Александра!». Проспав до половины обеда, девушка ощущала себя счастливой и беззаботной. Саша стойко решила для себя, что до конца дня должна признаться Карлу в безответности своих чувств к нему. Нет, она просто обязана ему всё рассказать.

В зале уже было убрано. Пустая пепельница одиноко стояла на середине стола, большое зеркало в пол сверкало своей чистотой, а на тёмном полу не оставалось ни одежды, ни разбитой вазы, напоминающих о событиях ночи. Посмотрев на окружение, Саше сразу же стало стыдно и щёки её налились румянцем.

«Наверняка это Гелла всё убрала».

Понимание содеянного приходило постепенно, выдавая безобразные воспоминания небольшими дозами. Стоя в ванной комнате, Саша смотрела на себя в зеркало и не верила отражению: на неё смотрела совершенно бесстыжая девка, с засосами и красными следами от зубов, ниспадающих от шеи до пупка. Глаза презренно вопили: «Изменщица!», и красновато-синеватые пятна на теле были тому решающим доказательством. Трясущимися руками, Александра пыталась смыть их со своей кожи, но те, ноя от боли и трения, не собирались уходить, впечатываясь в неё лишь глубже.

— Нет, нет, уходите!.. — безумно шептала альтистка, растирая по груди жесткой губкой горячую воду, будто та могла отмыть её совесть. — Уходите, уходите!.. Как ты могла?.. Как ты могла?.. — иступлено повторяла она одно и то же.

Самотерзания Александры прервал телефонный звонок, раздавшийся на всю квартиру. Прогудев какое-то время, он замолчал, а затем за дверью послышались легкие приближающиеся шаги. Девушка, прислушиваясь, замерла и затаила дыхание.

— Звонил Карл. Он придет сегодня в шесть, — послышался безучастный голос Геллы прямо за дверью. Не дождавшись ответа по ту сторону, женщина удалилась.

Саша не понимала ни себя, ни природу собственных поступков. Как она могла так поступить, и, даже не задумываясь о последствиях, позволяет себе жить дальше?

— Бедный, Карл… — винила она себя, впиваясь ногтями в кожу головы и раскачиваясь в ванной, от чего та начала глухо потрескивать.

Съедаемая совестью, девушка всё же позволила себе выйти из комнаты. Вампирша лежала на диване, перелистывая страницы нового сценария. Дым зажженной сигареты щекотал нос. Александре показалось, что женщина как-то косо посмотрела на неё и снова вернулась к листам.

«Даже она презирает тебя», — звучал в голове навязчивый голос.

«Ну вот, ты и правда сошла с ума, Саша, поздравляю», — мысленно ответила она себе.

Залитая солнечным светом гостиная, словно оплот чистоты и невинности, лишь сильнее оттеняла ту гниль, что ощущала внутри себя девушка. Натянутый на голое тело свитер с высоким горлом покалывал грубой шерстью красную от раздражений кожу, внося ещё одну ложечку дёгтя в общее уныние альтистки.

— Как прошла ночь? — иронично поинтересовалась вампирша, вперив в русоволосую насмешливый взгляд.

— Кто такая Алиса? — пошла в наступление Александра. Обсуждение близости с Воландом было последним, о чём она хотела говорить.

Гелла вопросительно посмотрела на неё, но томить с ответом не стала:

— Очень старая ведьма.

— Ведьма…

«Чему ты удивляешься? Посмотри на своё окружение — среди них обычных людей будет меньше, чем нечисти».

— Что она сделала? — продолжила Саша.

— Устроила шоу в честь любимого господина, — с ноткой неприязни ответила Гелла, словно лично имела с ней дело.

— Господина… ты имеешь в виду Воланда? — Александра присела на край дивана.

Вампирша ничего не говорила, продолжая шелестеть страницами — ответ и так был очевиден.

— Так что она всё-таки сделала?

— Один из её упырей чуть не убил человека.

— Убил?.. — альтистка вспомнила бледного юношу, что куда-то увел вампиршу с праздника. — Подожди, эта Алиса и Воланд как-то связаны?

— О, ещё как связаны, — злорадно рассмеялась женщина, кидая на Сашу неоднозначные взгляды.

Сердце будто скрутило в тугой жгут. Стало грустно и одновременно больно, а кровь лишь сильнее забурлила по венам, окрашивая кожу в красный. В речи вампирши даже не было намеков — это была сугубо суровая констатация факта.

— Они спали? — Александра не хотела знать ответ, но слова сами вырвались из её рта и приобрели жалкую форму обреченности.

— Это было очень давно, — заверила блондинка. Лицо альтистки осунулось и потеряло какие-либо краски.

— Понятно.

— Александра, будь благоразумнее, — чуть приподнявшись на локтях, Гелла взяла девушку за руку и, найдя глазами её глаза, напоминающие цветом ту выжженную траву, на которой она нашлась, закончила: — У такого, как он, всегда будет кто-то рядом. Ты же у себя одна. Цени свою жизнь, и она отплатит тебе взаимностью.

— Зачем мне такая жизнь?.. — горько произнесла Саша, по впалым щекам поползли слезы. — Я не заслуживаю жизни. Я ужасный человек. Изменщица… Я изменила Карлу, Гелла, я изменила ему!

Русоволосая ревела, и слезам её не было конца. Нескончаемым потоком они лились по белоснежной коже, стекая по шее, и приземлялись на ткань халата обнимающей женщины и бумагу, образуя на ней чернильные кляксы из напечатанных ранее букв.

— Ты не виновата, — успокаивала вампирша, гладя русые локоны.

— Виновата… виновата…

Ощущать себя по ту сторону измены было ещё хуже, чем, когда изменили тебе. Александра всё ещё четко помнила отстраненное лицо Михаила, его неуклюжие попытки оправдаться… Оправдывать же себя связью с сатаной никак не хотелось, но мозг не мог этого не исключать. Решилась бы она на такой поступок, не будь его? Воланд искушал. Он знал, чем всё закончится, появись он вновь в её пустой жизни, и Саша ненавидела себя за это. Она сама превратила себя в жалкую куклу в его руках.

— Я… я всё должна рассказать ему, — успокаиваясь пролепетала альтистка, на что сразу же получила неодобрительный цок.

— Дура, не смей ничего рассказывать Карлу, — одёрнула за плечо беловолосая. Взгляд её был ледяным. — Если так хочешь расстаться, то сделай это по-человечески — ему и без того будет больно.

К сожалению, зимний день имеет уж очень короткий срок, и солнце уже садилось за горизонт. Безоблачное небо приукрасилось румяным красным и тёплым оранжевым и, отдавая свои нежные краски, виднелось через замерзшее высокое окно. Закрывшись в спальне на ключ, Александра Ильинична наконец взяла в руки пылившиеся в углу комнаты альт. Девушка наскоро протерла деревянные деки<span class="footnote" id="fn_37716591_1"></span> сухой тряпочкой, подтянула струны и, положив инструмент на плечо, извлекла смычком забытый матовый звук. Когда она в последний раз позволяла себе так бездумно играть? Всё, что приходило на ум, это долгие дни разучивание нотных партитур, не вызывающих ни чувств, ни эмоций. Как безвольная машина, она следовала темпу, динамике, штрихам, но никак не старалась передать образ, заложенный в каждое музыкальное произведение. Да и как его передать, когда ты сам не можешь его представить у себя в голове? Когда вся твоя жизнь — сплошной хаос. Когда ты — не ты вовсе, а кто-то другой под оболочкой Александры Ильиничны.

Мелодия лилась сама по себе. Саша закрыла глаза и следовала лишь своему внутреннему ощущению, погружаясь всё глубже в какое-то состояние, отдаленно напоминающее транс. Может альт сможет забрать всю боль? Может он сможет очистить совесть?