Глава 14. Часть 2: «Игра» (1/2)

Зимний Дрезден не радовал горожан своенравной изменчивостью погоды. Мокрый снег вновь повалил с ночного неба, спрятавшего за тучами желтоватый серп. Белые комки, прилетая в окно, отбивали сбивчивый ритм, известный одной лишь природе. Гневалась ли она на то, что эти двое снова вместе? Всё ли шло по её плану?

Александра Ильинична, плотно закутавшись в вязаный кардиган, устроилась на диване, поджимая под себя замёрзшие стопы. Одной рукой Воланд подхватил стул, будто тот был не тяжелее пера, и, поставив его перед девушкой спинкой, присел. В другой руке мужчины оказалась древняя книга, назначение которой так и оставалось неизвестным. После происшествия на кухне сатана одним взмахом избавился от разбившейся бутылки и вытекшего из неё на пол коньяка, что стало вторым чудом для альтистки за эту ночь.

Несмотря на общий холод помещения, щёки девушки нещадно горели от стыда. Собственный ответ был столь неожиданным, как могло быть только в день её появления в незнакомой стране. Действительно ли Саша могла позволить другому человеку страдать также, как страдала она? Безусловно, ни одна мышца не дрогнула бы на исхудалом, бледном лице. Вечные страдания — вот, что ждало её до конца дней, не узнай она правду. И будь на её месте тот невинный человек не согласится ли он с ней, пусть его ответ заведомо не был так важен? Ведь спроси у Александры подобное ещё раз, она бы снова дала тот же самый жестокий, но правдивый ответ.

Возле ног альтистки на бежевую обивку лег древний фолиант. Сверкая любопытством, Воланд игриво спросил, наклонив голову чуть в бок, от чего пара тёмных прядей нежно скользнули на высокий лоб:

— Я скоро сгорю от нетерпения. Что же вы придумали для меня?

Нервно покусывая потрескавшуюся от ветреных дней нижнюю губу, Саша задумчиво смотрела на книжный шкаф, стоящий особняком возле стены напротив, будто он мог ей помочь. Достойный внимания самого Дьявола вопрос так и не приходил, давя на альтистку грузом ответственности. Всё, что возникало в голове, было до крайности банальным даже для человека, но и ничего лучше тоже не появлялось.

— Положите ладонь на эту книгу, — мягко произнес Воланд, вгоняя восприимчивую Александру в ещё большую краску такой ненастоящей ласковостью. — Не бойтесь, когда-то ей пользовалась Клеопатра. Эта хитрая женщина никак не могла успокоиться, не узнав все тайны своих… — мужчина остановился, ухмыльнувшись своим мыслям, — оппонентов. Конечно же, — более оживленно продолжил он, — в то время этот фолиант выглядел несколько иначе, но сейчас его более… современный вид никак не умоляет его магических сил.

«Современный вид? Да она разваливается…»

Саша скептично осматривала лежащую рядом книгу, от которой почему-то веяло могильным холодом. Рассказ про ухищрения Клеопатры тоже не внушал особого доверия, и не потому, что мог быть выдумкой, а, наоборот, являлся чистейшей правдой от первой до последней буквы. Жуткий предмет. Критически опасный, попади он в руки не того человека.

«Фолиант, способный раскрыть все тайны? Разве это нам нужно для игры?»

Воланду даже не нужна была способность к прочтению душ, ведь на хмуром лице девушки всё и так читалось без каких-либо трудностей. Невысказанное сомнение плескалось в глубине чуть расширенных зрачков, а привлекательно искусанные от напряжения губы сжались в тонкую полоску.

— Дорогая фройляйн, никто не собирается раскрывать все ваши тайны прямо сейчас. Прошу заметить, многие из них мне уже давно известны, а о новых вы расскажете мне сами. Эта книга лишь поможет вашим мыслям принять нужную форму, поэтому не будьте трусихой и попробуйте.

— Ваша самоуверенность просто поражает…

— Это не самоуверенность, Александра Ильинична, а неоспоримая правда. И если вы допускаете хоть какую-то мысль о том, что я хочу вам навредить, то будьте уверены, что способ был бы куда более приятным, нежели этот, — на последних словах голос сатаны стал обманчиво приторным, сквозя потенциальной опасностью.

— Я вас не боюсь, — ложь. Переполняемая воспламенившей кровь уверенностью, Саша приложила руку к крошащемуся переплету. — Что нужно делать? Открыть её или что?

— Держите руку, как держите сейчас, и не убирайте до тех пор, пока не почувствуете покалывания, — мужчина не стал акцентировать внимание на откровенном вранье. — Думайте обо мне, и нужный вопрос возникнет сам по себе.

«Думать о нём. Что именно думать-то? О том, как сильно я его ненавижу или о том, что я не подвластна его очарованию? Или, может, о том, какой он мерзавец? Куда не посмотри, везде он. Вся моя жизнь стала его, а он и рад. Да ты и сама, не глядя, прыгнешь к нему в объятия, стоит ему поманить пальчиком».

С минуту держа ладонь на книге, девушка смотрела в хищный прищур Воланда, с нескрываемым интересом наблюдавшего, как с каждой пройденной секундой на её лице проступает неуверенность в совершаемом действии. Лик дьявола овладевал всеми мыслями Александры, заставляя думать только о нём, о его обольстительной ухмылке, длинных пальцах с аккуратной ногтевой пластиной, доводимых видеть от силы пару раз; заставлял вспоминать о ласках и боли, о страданиях и наслаждениях. Выбившаяся из укладки чёлка делала его вид уж совсем юным и мальчишеским, хоть на активном лбу и в уголках глаз виднелись лёгкие, чуть заметные нити морщинок.

Ничего не происходило.

«Ощущаю себя глупо».

Стоило только альтистке подумать о том, что магический предмет бесполезный и вся ситуация стала абсурдной, как по прохладной коже ладони пронесся еле ощутимый электрический разряд, от ответного импульса которого содрогнулось всё тело. Саша тут же одёрнула руку, инстинктивно пряча ту за спину. Как таковой боли книга не причинила, но и не сказать, что результат оказался приятным.

— Это вы называете покалываниями? — девушка отодвинулась от фолианта подальше и, вжавшись в угол дивана, добавила: — Как по мне, эта вещь — орудие пыток.

— Открывайте, — голос мужчины был мрачным и строгим. Воланда раздражала оттяжка неизбежного.

«Страшно, когда он такой».

Злость исказила лицо Александры Ильиничны. Иллюзия контроля, что так трепетно лелеяла альтистка, разбилась о преграду реальности, где она снова, словно и не прошло тех лет, пешка в руках дьявола и более не имела права на свободу воли.

— Я открою её, но, — Саша живо поднялась с дивана и, занимая более весомую позицию в их положениях, едко продолжила, — не нужно мне указывать.

«Что ты творишь, дура?! Ты серьёзно это сказала?..»

Наивно полагая, что Воланд, никак не потревоженный её играми во власть, не ощущает смоляной запах страха, источаемый всеми фибрами души. Девушка наигранно театрально и несколько неряшливо взяла книгу, открывая на первой ветхой странице. Буквы, выглядевшие так, будто их действительно написали чернилами, волшебным образом скакали по пожелтевшему листу, пока не сложились в предложения, написанные на разных языках.

— Что бы вы выбрали: найти любовь всей своей жизни и… — Саша запнулась, не веря своим глазам. Пыл её поубавился, а маска невозмутимости дала трещину. Следующие слова неуверенно слетали с её губ, — и… прожить с ней человеческий срок или жить вечно, зная, что вас никто и никогда не полюбит?

«Я правда хочу это знать?..»

— Любовь? — Воланд не просто насмехался над вопросом, он залился таким безумным, яростным смехом, обнажая зубы в оскале. Его руки жили своей жизнью, постукивая по деревянной спинке стула.

Александра ощутила настолько сильную сковывающую тело жуть, но не испугалась её, будто была с ней давними подругами. Мышцы окаменели. Саша не могла не двигаться, не дышать, взгляд стал пустым. Нужно просто переждать, и всё снова станет хорошо. Но почему так больно? Разве это она хотела знать? Разве любовь так важна для неё?

— Любовь, любовь, — на распев продолжал сатана, — и вы туда же, — смех мужчины резко сошёл на нет, и он, став устрашающе серьёзным, поднялся со стула и отошёл к окну. — Я уважаю тех, кто способен любить, ровно также, как и тех, кто на это не способен. В любви нет ничего плохого до тех пор, пока она не становится одержимостью.

— Вы не правы, — слабо произнесла Саша. Воланд вопросительно оглянулся, окидывая взглядом встревоженную девушку. Набравшись храбрости, альтистка продолжила: — Любовь никак не может стать одержимостью. Если ты любишь, то желаешь для любимого всё самое лучшее, оберегаешь его, заботишься. Одержимыми становятся люди, не способные любить. Они хотят владеть, хотят, чтобы их любили. Это разные вещи.

— Вы слишком осведомлены для той, кто одержим, — упрекает мужчина.

Воланд стоял, как неприступное изваяние: неподвижно, важно распрямив широкие плечи. Он скрылся, спрятался под оболочку хладнокровия. Тема, что подняла девушка, оказалась неожиданно болезненной.

— Да, я одержима, — Александра старалась контролировать эмоции, но горячность уже опалила её щёки и разум, — я хочу, чтобы меня любили, но кто этого не хочет? Разве вы не хотите любви?

— Нет никакой разницы — хочу я этого или нет.

Холод.

Кинув книгу на стол, альтистка, ведомая чувством справедливости, подлетела к сатане, хватая его за плечо.

— Нет, есть!

Воланд дернулся от наглого прикосновения и вперил в Сашу яростный взгляд, но руку убирать не стал. Ей было всё-равно, что он сделает с ней — она жаждала правды, даже если она погубит её.

— Неужели человек пытается доказать мне, что я хочу любви? — сатану сразу же передёрнуло от своих же слов — он точно не мог произнести подобного.

Оскорбительно. Грязно. Высокомерно. Мужчина никогда не указывал Александре на разницу их статусов. В глубине души образовалось липкое отвращение.

— Человек, как вы посмели выразиться, ждёт ответ, — холод и отстраненность в голосе девушки пародировали поведение дьявола, но в зелёных глазах блестела искра.

Для Воланда до сих пор оставалось вопросом: «Почему он всё ещё позволяет девушке так свободно вести себя с ним?», но не мог не налюбоваться раскрасневшимся от злости личиком. Она никогда не была настолько страстной, настолько опаляюще привлекательной, что мужчина поймал себя на мысли: как сильно он хочет заткнуть её болтливый рот, как следует вспоминая мягкие, обжигающие губы. Томительная жажда ослабила контроль. Александра смотрела на него открыто и ясно, тяжело дыша, будто тоже ощущала то тёмное желание, что овладевало сатаной.

«И кто бы мог подумать, что банальная любовь так раззадорит её».

— Я выберу второе, — тихо произнес он, не скрывая улыбки.

«Неправда!»

Девичье дыхание ускорилось, ноздри чуть расширились, выдавая всю её напряженность.

«Покажи мне, какой ты можешь быть».

— Ты врёшь! — указательным пальцем свободной руки альтистка ткнула в грудь мужчины. — Ты не стал бы… Ты не стал бы делать всё это, не желая получить что-то взамен. Думаете, я не знаю этого? Думаете, я не раскусила ваш план?

Воланд спокойно обхватил тонкое запястье и, останавливая, сладко произнёс:

— Ну и что же ты выяснила?

Мужская рука очертила линию острой челюсти в направлении к подбородку, но тут же была перехвачена длинными пальцами. Александра, стараясь как можно сильнее сжать чужое запястье, впала в бешенство, смутно осознавая манипуляцию.

— Ты одинок. Разве не для этого тебе нужны королевы? Они просто затычка для той пустоты внутри, — каждое слово было похоже на плевок. — Думаю, ты хочешь ощущать себя не то чтобы любимым, а нужным. Ведь поэтому ты так вцепился в меня? Хочешь владеть мной, будто имеешь на это право. Ты… ты просто отвратителен в своей одержимости.

— О, дорогая, — Воланд злорадно рассмеялся и, наклонившись на уровень её глаз, отчеканил: — где я ещё найду такую же, как ты?

— Какую «такую же»?!

Сатане не составило труда вырвать руку из хватки альтистки и, неожиданно быстро обхватив ей девичий затылок, притянул к себе. Она уже пахла им. Она давно его.

— Ты и сама знаешь какую… — интимно низко сказал он возле уха, после чего Саша начала извиваться перед ним, как змея.

— Как снисходительно с вашей стороны.

Александра не понимала происходящего. Остатки рассудка одурманил его запах, от чего девушка провалилась в полное беспамятство. Ей хотелось разорвать, растерзать Воланда, размельчить на кусочки. Бледная шея — вот, что было перед глазами девушки. Она манила, она звала. Не найдя в себе более никаких аргументов, Саша яростно впилась в неё зубами, всасывая и оттягивая холодную кожу, следом мягко проходясь по ней языком; свободная рука легла на шею с другой стороны, вонзаясь в неё ногтями. Мужчина слабо застонал, сжимая влажные волосы в кулак, в то время как Александра продолжала беспорядочно покрывать укусами все не скрытые под серой формой участки, оставляя влажные отметины.

Удерживать вторую руку больше не было необходимости, и Воланд, выпустив её, алчно вцепился в талию девушки, бесцеремонно дразня перламутровые пуговички ночной рубашки. Он хотел ещё больше ярости.

Ему нравилась её жестокость. Ей нравилась её жестокость.

— Вы такая жадная, Александра Ильинична, — лихорадочно шептал сатана и, ненавязчиво пробравшись под шелковую ткань, сжал между двух пальцев затвердевший сосок, от чего с губ Саши слетел сдавленный стон, — неужели съедите меня?

Губы, став более напористыми, блуждали по коже, всасывая и тут же лаская её. Девушка ничего не ответила, но в знак согласия отчаянно ухватилась за ворот кителя, прижимаясь всем телом, словно могла упасть. Коленки тряслись от возбуждения, а белье неприятно липло к бедрам. Тем не менее, чем больше выплескивалось злости, тем спокойнее ей становилось, и разум вновь прояснялся.

Александра подняла голодные глаза и, находя такое же отражение в мужских, прошептала почти что в губы:

— Задавайте свой чёртов вопрос.

— Seien Sie geduldig, Fräulein<span class="footnote" id="fn_37649144_0"></span>.

Воланд продолжал щекотать нежную кожу, извлекая всё больше приглушенных стонов. Большой палец мазал из стороны в сторону, играясь с набухшей бусинкой соска. Её похотливый, тёмный взгляд кружил голову, потому мужчина уже не понимал кого именно он мучает: её или себя, тем, что дразнит податливое, открытое для него тело.

— Es ist ungerecht…<span class="footnote" id="fn_37649144_1"></span> — почти что хныча, сказала она.

— В этом мире никогда не было справедливости, — Саша едва ощущала его губы на своих. Она практически не дышала.

— Тогда вы единственный, кто может ей обладать, — очевидная лесть, используемая во имя собственных интересов. Разве Воланд может винить маленькую бабочку за такой трюк?

Александра прикрыла глаза и подалась вперед раскрасневшимися, приоткрытыми губами. Девушка старалась балансировать между желаниями возбужденного тела и желанием всё поскорее закончить. Низ живота втянулся от напряжения.

— Хорошо… — более не оттягивая, длинные пальцы перебирали пряди волос. — Что бы вы выбрали: убить человека, угрожающего жизням других людей, или ничего не делать?

Зелёные глаза тут же распахнулись, жаля плохо скрываемой злобой. Такая незамедлительная, бурная реакция напугала Сашу.

«Что со мной?»

— Я…

— Подумайте хорошенько, — ущипнув напоследок чувствительный бугорок, Воланд достал руку из-под рубашки и, пройдясь тыльной стороной по горящей щеке, отпустил девушку из объятий.

Александра ощутила себя использованной и брошенной. Холодный рассудок окончательно вернулся к ней, а вместе с ним чувство гордости. Как ни в чём не бывало, альтистка отошла от окна и присела за стол, притянув к себе лежащий на нём портсигар. Пульсация между ног раздражала, а губы всё ещё требовали поцелуя, и она запихнула в них тонкий мундштук с тлеющей сигаретой.

Воздух искрился от напряжения.

— Думаете, я способна на убийство?

— Лучше спросите это у себя.

Воланд вальяжно уселся на стул рядом и закурил, вытянув вперед ноги, из-за чего натянувшиеся брюки облепили зону паха, виднеющуюся из-под подолов военного кителя, без стеснений демонстрирующих под тканью вставший член. Александра бегло осмотрела тело мужчины и, подмечая его возбуждение, стыдливо, как нашкодивший котёнок, отвела взгляд. Облака дыма смешались в одно и поднимались к потрескавшемуся потолку.

«Могу ли я убить человека? Нет, конечно же, нет. Такого не может случиться».

Саша молчала, радуя долгожданной тишиной. Минута. Две. Три. Тишина комнаты становилась оглушительной. Ответ казался настолько очевидным, что дать его не составляло никакого труда, но что-то мешало озвучить его, заставляя снова и снова прокручивать вопрос в голове, каждый раз приводя к совершенно разным финалам.

«Она сомневается. Это хорошо».

— Позвольте вам помочь, — прервал молчание дьявол, раздавливая остатки сигареты в пепельнице. Александра встрепенулась от его голоса. — Давайте вообразим такую ситуацию: у вас есть несколько условных человек, например, ваша старая подруга Софья Денисовна, Карл, Гелла. Вы, безусловно, дорожите или дорожили каждым из них, но вот, по каким-то обстоятельствам, их благополучию начинает угрожать какой-нибудь условный злодей, взять, например, меня, — лицо Воланда выглядело подчеркнуто серьезным, но в зелёном глазу мелькал игривый запал. — Они умрут, если вы не убьете меня.

— Интересная ситуация, — Саша усмехалась и, посчитав слова мужчины за очередное развлечение, решила ему подыграть. — Даже если представить, что я обладаю возможностью убить вас, то всё равно не стала бы этого делать.

— Почему? — с наигранным недоумением поинтересовался сатана, подавшись вперед и согнув ноги в коленях. — Разве не я источник всех ваших бед? Разве не злобный Дьявол разрушил вашу жизнь?

Воланд не улыбался, но точно смеялся над девушкой, ударяя по самым уязвимым частям. До того, как сатана сам это не произнёс, Александра Ильинична и правда так считала. Она не раз обвиняла его в этом, не раз прокручивала в мыслях всё то, что он сотворил с её жизнью, а задумываться о том, что только может сотворить, было страшно представить. Всё, что сейчас имеет альтистка, это результат связи с ним. Тогда откуда появилось смятение?