Глава 12 «Дом Леманна» (1/2)
Рано или поздно слёзы заканчиваются. Заканчиваются и чувства. Не прекращается лишь один и тот же сон, что как навязчивое наваждение каждую ночь преследует Александру. Палуба, шум волн, чужие презрительные глаза и заботливые руки женщины, уводящей её в каюты. Воланда она больше в них не встречала. Был ли он частью лишь одного сна или его появление в нём было чем-то большим?.. Трудно ответить на то, что ты не в праве контролировать.
Саша не ест: еда казалась на вкус как пепел, и не спит, проводя бессонные ночи за созерцанием в окно ночного Дрездена. Пустая оболочка некогда живой девушки просто выполняла возложенные на неё обязанности. Ничего не хотелось, да и если возникало какое-либо желание, оно сразу же отметалось и скрывалось в глубинах подсознания. Что-то важное произошло за эти годы, и девушке нужно было вспомнить это что-то, но память отказывалась открывать терзающую завесу тайны.
Чем больше Александра узнавала о войне, тем хуже ей становилось. Практически сроднившись с затёртым диваном, она делала вырезки из тех редких газет, которые освещали ход сражений, и с трепетом складывала их в старинную зелёную шкатулку, боясь снова всё забыть. Из них же она узнала и о том, что боевые действия уже давно достигли Союз, о блокаде Ленинграда и многих других ужасающих событиях, но, пожалуй, не всех. Альтистка ощущала это нутром — что-то кричало в ней об этом, когда она погружалась в строчки очередного корреспондентского отчёта. Гелла никак не комментировала её возникшего пристрастия к макулатуре, не отвечала на вопросы о войне, отмахиваясь одной лишь фразой: «Я не интересуюсь политикой», но по глазам вампирши было видно, что она небезразлична — что-то её тревожит.
Александра могла часами напролёт смотреть в зеркало и не узнавать себя в отражении. Каждый день из него смотрел кто-то другой — не она. Ночами, когда Гелла улетала через открытое окно, Саша раздевалась до гола и рассматривала своё тело, подмечая всё новые и новые шрамы, исчертившие тонкую кожу подобно занозам. Бывало, девушка растирала каждый до крови, пытаясь вывести огрубевшие зазубрины со своего тела как навязчивые пятна. Стоит ли говорить о том, что у неё ничего не получилось…
Всё, что поняла Саша за это время — это то, что она испытывает глубокую ненависть к людям.
Они — зло. Настоящее зло.
Человек — существо, рожденное созидать, разрушает всё на своем пути.
Спустя два месяца апатичное настроение девушки сменилось гневом и раздражительностью, от того она стала чересчур нервной и дёрганой. Без зазрений совести Александра парировала язвительные словечки Рихарда, называя его stinkendes Schwein<span class="footnote" id="fn_37412835_0"></span>, и проклинала того на чём свет стоит. В это время она стала ближе общаться с Геллой.
Мягкое закатное солнце отдавало последние остатки своего тепла и было готово скрыться за горизонтом. По летнему легкий, но уже прохладный от первых осенних ночей ветерок обдувал тонкий белый тюль, что висел на большом окне в пол и раздувал его подобно парусу. Медная люстра, висящая на потолке, тускло освещала гостиную, и свет её был крайне приятен для глаз, привыкших к полутьме. Саша сидела напротив окна и, нервно качая ногой под столом, грызла ноготь на указательном пальце.
— Может перестанешь? — спокойно спросила вампирша. Она лежала в ночной сорочке на диване и курила, закинув ноги на его спинку.
— Ты о чём? — недоумевала Александра, но нога всё же пришла в покой, а зубы отстали от сгрызенного под корень ногтя с потрескавшимся бордовым лаком.
— Тебе нужно отвлечься, — начала она и, подойдя к альтистке, села на корточки. — Страдают лишь слабаки, а ты должна быть сильной, чтобы выжить в этом безумном мире.
— А кто сказал, что я хочу жить? — горько усмехнулась Саша, но несколько иронично посмотрела на женщину.
— Да брось! — воскликнула Гелла и села на соседний стул. — Если бы ты хотела умереть, то точно нашла бы выход, например, из того вон окна, — она указала на горящее окно пятого этажа соседнего дома и довольно улыбнулась, видя мелькнувший страх в глазах альтистки. — Вот, возьми.
В руках беловолосой оказался открытый золотистый портсигар, с ровно выложенными в нём тонкими сигаретами. Александра скептически осмотрела предложенную ей «пилюлю спокойствия», но противиться не стала и выудила одну сигарету из плоского футляра. По неопытности сделав слишком глубокую затяжку, девушка закашлялась, ощущая как едкий дым обжег лёгкие, и беспорядочно выдохнула его носом и ртом. Гелла заливисто рассмеялась, и смех её слышал чуть ли не весь квартал.
— Осторожнее, дурочка, — стряхнув пепел, женщина похлопала альтистку по спине.
— То госпожа, то дурочка. Тебе пора определиться, — язвила Александра, смутившись от естественной реакции организма на её безрассудство, на что вампирша закатила глаза и поднялась.
— Мне нужно собираться.
— Куда? — впервые за долгое время в голосе Саши слышалась заинтересованность.
— Неужели нашей Dramakönigin<span class="footnote" id="fn_37412835_1"></span> это интересно?
— Тебе же ненавистны мужчины, так чем же Петер среди них выделяется?
— Я всех ненавижу одинаково, Александра, а Петер… — Гелла задумалась на несколько секунд и продолжила, натянув на губы хищный оскал: — Он лишь для удовольствия, если ты понимаешь о чём я.
Да, Саша это прекрасно понимала, но заминка женщины не ускользнула от её внимания.
Вскоре, перед делающей последнюю затяжку альтисткой, с глухим грохотом о поверхность стола появилась зелёная бутылка откупоренного вина.
— Выпей и собирайся.
— Я не буду…
— Да, знаю. Пей.
За окном неумолимо темнело, и ночные сумерки накрыли улицы города. Хмельное веселье охватило Александру, и та, пританцовывая под нежный голос певицы, доносящийся с потрескивающей пластинки, неуклюже одевалась. Отяжеляющая свинцовая печаль, что так долго мучала её, испарилась, будто той никогда не было. Ощущение эйфории накрыло так ярко, что его не хотелось отпускать. Ей нравилось не чувствовать, ей нравилась эта тяжесть в ногах, ей нравилось снова быть веселой и ей было абсолютно наплевать на то, куда именно они едут с Геллой.
Мелькающие огни города скоро сменились полным их отсутствием. Холодный ветер, молниеносно влетающий через приоткрытое окно машины, обдувал открытые плечи. Он же тревожил подсыхающие листья деревьев, и те жалобно шелестели, а кроны стонали от раскачки.
— Karl wird dort sein, — шептала вампирша, — er ist verrückt nach dir<span class="footnote" id="fn_37412835_2"></span>.
Александра слабо улыбнулась. Она давно позабыла о немце и не вспоминала его до этого момента.
Через полчаса в темноте показался далекий огонёк, со временем превратившийся в огромный загородный особняк.
— Wo sind wir?<span class="footnote" id="fn_37412835_3"></span> — сквозь пьяную пелену спокойствия проступила притупленная тревога.
— Stelle keine Fragen, auf die du keine Antworten willst<span class="footnote" id="fn_37412835_4"></span>.
Хотела ли Саша знать ответ? Вероятнее нет, но безразличие к своему местонахождению постепенно испарялось, и к горлу поднялся тревожный ком.
Особняк оказался местным «Домом Грибоедова», где каждую субботу собирались деятели искусства города, а затем и приезжающие в Дрезден военнослужащие с высокими чинами. Особняк был этаким пристанищем беззаботной пьянки и общения. Единственным отличием от «Грибоедова» было наличие у дома хозяина — бизнесмена и миллионера по фамилии Леманн, потому в следующие разы Александра будет называть для себя этот особняк «Домом Леманна». По слухам, мужчина разбогател на производстве военных боеприпасов, несмотря на то, что основным его бизнесом является изготовление столовой мебели. Естественно, бизнесмен всё отрицал.
По небольшому рассказу Геллы, они уже бывали здесь, и хозяин лично озвучил просьбу о посещении его импровизированных субботних вечеров, чего Саша, разумеется, не помнила. Не помнила она и того, что на одном из таких выходов она жёстко отказала Рихарду, скрипачу из оркестра театра, и тот затаил на неё глубокую обиду. Впрочем, многое теперь вставало на свои места.
Особняк был неестественно огромным, а всё внутреннее убранство кричало чуть ли не о королевском статусе его владельца. Широкая входная зона, выполненная из бежевого мрамора, плавно перетекала в большой зал с высоким потолком, который украшала длинная хрустальная люстра. Всё помещение было обставлено как дорогой ресторан: с солидными круглыми столиками, стоящими друг от друга на приличном расстоянии, сценой, с выступающей на ней хрупкой певицей под сопровождение живой музыки, и даже официантами, разносящими гостям напитки и еду.
Хоть место это было общим для всех, но и его не обошли рамки ограничений. Каждый присутствующий мог себе позволить общаться только с теми, кто равен ему по классу, в особенности это разграничение касалось военных, от того офицеры сидели за столиками только с равными им по званию, также как и майоры, и генералы. А вот унтер-офицеры, такие как Петер и Карл, могли ютиться либо с обычными гражданами, либо с офицерами, если у тех было подходящее на то настроение.
Сегодня гостей было не так много, особенно радовало небольшое количество мужчин в форме. Алкоголь, неустанно наполняющий бокалы весь вечер, полностью заглушил все мысли Александры, и она, забывшись, смеялась и танцевала с Карлом, позволив молодому человеку оказывать себе знаки внимания, подкрепляя тем самым его надежду на взаимность. Быть может, она пожалеет об этом завтра, но завтра ещё не наступило, а безудержное веселье, что испытывала девушка, было слишком велико, чтобы вновь уступить место злобе и тревоге.
Вдоволь натанцевавшись и ощутив, как голова стремительно тяжелеет от выпитого шампанского, Саша присела за одинокий стол и несколько расхлябано подперла щеку рукой. Пустой стеклянный взгляд блуждал по соседним столикам. Многие женщины и мужчины, что сидели за ними, мило ворковали, что-то нашептывали друг другу на ухо, а некоторые без какого-либо стеснения целовались, отдавшись во власть обуреваемой их страсти. Перед глазами возник образ Воланда, от чего в груди предательски заныло, а на глазах проступили слёзы. Пьяные бессвязные мысли кружили в голове альтистки, подпитывая возникшую тоску. Под рукой как никогда кстати оказался очередной бокал с лопающимися о стенки стекла мелкими пузырями, который был осушен одним большим глотком.
«На балу тоже было много шампанского, — потупив взгляд и смотря на пустой бокал, размышляла Александра, — интересно, я бы умерла от него?»
Теперь Саша не просто сидела — она лежала на столе с открытыми глазами и что-то невнятно шептала себе под нос, ощущая как противная тошнота поднимается из недр желудка:
— Он бросил меня… Убийца… Ненавижу…
— Es scheint mir, die Freundin hat zu viel getrunken<span class="footnote" id="fn_37412835_5"></span>, — констатировала Гелла, пытаясь как можно осторожнее поднять голову девушки. — Wir müssen nach Hause<span class="footnote" id="fn_37412835_6"></span>.
В эту ночь Александра уснула очень быстро, поддавшись приятному головокружению, а очередной сон не заставил себя долго ждать:
Краков, Польша
Июль, 1939 год
«Узкая улочка, вымощенная камнем. Маленькие двух и трехэтажные дома-коробки, через которые виднелась лишь голубая полоска неба, стояли друг за другом как карточная колода. Палящее солнце скрылось за одной из крыш, покрытой красной черепицей. Два загорелых мальчика лет семи и совсем крохотная девочка, из одежды на которой были лишь сероватые трусики, бегали меж стыков стен. Детский смех вселял чувство спокойствия.
Саша наблюдала в маленькое окно за их беззаботной игрой. Квартира с низкими потолками была ей совершенно незнакома, но казалась настолько родной, что не возникало логичного вопроса: «Где я?».
В центре комнаты стоял большой дубовый стол, накрытый белой скатертью, а стены украшали картины и фотографии семейства, приютившего ничего не помнящую девушку. За год, что она жила у них, воспоминания так и не вернулись, словно в тот момент, когда небезразличные люди подошли к ней на корабле, она только что родилась заново и, как младенец, познавала этот мир заново. Пришлось сильно повозиться с документами, так как при девушке не было ничего, кроме неё самой и собственного имени, вспомнившегося не сразу.
Семья Кабо, состоящая из учителя истории Исаака, его жены Марии и их детей: старшей дочери Елизаветы, средней Тамары и младшего сына Михаила, которому недавно исполнилось десять лет, была дружной и обеспеченной.
Александра вновь следила за другой версией себя, что сидела за столом и что-то активно писала, сосредоточенно нахмурив брови. Русые волосы, заплетенные в две косички, покоились на груди, а выбивающиеся на лбу пряди нещадно лезли в глаза, из-за чего девушка часто заправляла их за ухо. Следить за собой было странно, но ещё страннее следить за собой не одной. Воланд стоял по другую сторону окна и заинтересованно глядел в него. На губах мужчины играла лёгкая улыбка.
— Признаться честно, тот сон мне нравился куда больше.
«Мое подсознание играет со мной в жестокую игру. Почему он здесь? Потому что я думала о нём сегодня?»
Саша ничего не говорила, наслаждаясь умиротворяющей идиллией. Высокий голос женщины из соседнего дома прокричал:
— Dawid, Osip, zabierzcie Izyę i wracajcie do domu na obiad!<span class="footnote" id="fn_37412835_7"></span>
Мальчишки взяли сестрёнку за обе руки и повели домой. Псевдо-Саша обернулась на крик и улыбнулась так по-доброму, как ни разу в жизни не улыбалась, и снова продолжила писать.
— Удивительно, правда? — голос сатаны разрезал образовавшуюся тишину.
— Вы о чём? — пролепетала Александра. Ни о каком покое в его присутствии больше не шло и речи, потому ладони девушки стали влажными от волнения.
— О вас, конечно же, — мужчина смотрел на Сашу, а манящие губы, уголки которых поднялись ещё выше, скрывали за собой какую-то тайну, — так чисты и невинны, словно и не было всего того, что вы совершили.
— Это всего лишь сон, который скоро закончится, — отмахнулась альтистка и подошла поближе к своей версии, аккуратно выводящей слова в толстой тетради с синим переплетом. — Тем более, сейчас я совершаю вещи куда хуже, чем когда-либо было.
Ровные буквы, написанные чуть под наклоном, складывались в мысли и большим чернильным пятном изливались на листах бумаги. Псевдо-Александра исписала уже не один лист, но настоящей не было и дела до её писанины.
«Наверное, это дневник. Боится снова забыть».
— Конечно, о чём Он думал, когда предлагал мне это пари?... — вопрос не был адресован Саше да и, в принципе, кому-либо. Он задался в пустоту.
Теперь Воланд не просто улыбался — он зло ухмылялся, а разноцветные глаза опасно блестели. Он, подобно хищнику, мелкими шагами подошёл к двум Александрам и, схватив за запястье стоящую, рывком дёрнул на себя, крепко прижав за талию. Сердце девушки бешено колотилось, а зелёные глаза, округлившиеся от неожиданного порыва, забыли о том, что им нужно моргать. Часто дыша, Саша уперлась ладонями в грудь сатаны и попыталась его оттолкнуть, но руки были будто тряпичными, лишенными какой-либо силы.
«Что-то мне это напоминает, — пронеслась в голове мысль. — Несомненно — бал».
Быть с ним снова так близко становилось подобно муке. Он точно издевался над Александрой, иначе его присутствие походило на то, что она ему небезразлична, что он также одержим ею, как и она им. Что-то внутри умирало каждый раз, когда Саша смотрела на сатану. Он был слишком прекрасным, чтобы быть реальным. Находясь в его хватке, девушка забыла обо всём: таком неважном и несущественном. Её не тревожила ни другая её версия, сидящая за столом, ни то, что всё окружение, и, возможно, сам Воланд — это её бесконтрольная иллюзия, созданная в пьяном бреду.
— О каком пари идёт речь?
На лице дьявола мелькнула тень раздражительности. Чем именно он был недоволен, Александра не понимала, но точно знала, что не получит ответ на свой вопрос, и оказалась права. Вторая рука мужчины ухватила подбородок девушки и развернула в сторону стола.
— Посмотрите на себя. Разве вы не прелесть? — прошептал он прямо в ухо, намеренно касаясь его губами, от чего по коже шеи и до кончиков пальцев ног прошёлся электрический разряд.
Саше хотелось хныкать, и она сжала в кулаках чёрную ткань плаща. Она желала большего: больше, чем просто рука на талии, больше, чем пальцы, держащие её подбородок.
— Вы считаете меня хорошенькой? — пульс ощущался уже где-то в горле, а все мысли превратились в густую, вязкую кашу.
Подбородок вновь повернулся, но теперь к лицу Воланда, с десяток секунд плотоядно смотрящего на подрагивающую от напряжения вену на шее девушки. Затем его взгляд заскользил по скуле, очертил приоткрытые губы и, наконец, слился с блестящими зелёными глазами, видя в расширенных зрачках своё отражение, от чего создавалось впечатление, что он и его безрассудная бабочка — неразделимое целое. Сатана не планировал появляться снова, но… Всегда, во всём, что касалось Александры, было злополучное «но», нарушающее выстроенные им правила. И вот теперь она смотрела на него снизу вверх своими оленьими глазами, моля о большем, чем есть в данный момент. Путь это и сон, но её разгоряченное дыхание опаляло его губы, что были в нескольких сантиметрах от её, потому всё казалось куда реальнее, чем было на самом деле.
— У вас есть потенциал для развития, и только вы решаете в каком направлении вам двигаться, — слова Воланда казались важными, но совершенно неуместными сейчас.
«О каком потенциале идёт речь? Я же спросила о другом».
Их лица так близки, что стоит Саше лишь приподняться на носочки, как губы встретятся в желанном поцелуе. Дьявол провел рукой по щеке девушки, теряясь в густоте волос на затылке. Взгляд Александры метался от прожигающих глаз Воланда к расслабленным губам и обратно. Не было и капли сомнения в том, что он играется с ней, выжидает, когда же она сдастся и начнёт молить о том самом большем не только взглядом. В Саше теснилось так много невысказанных слов…
Вторая Александра, закончив написание, хлопнула тетрадью, чем привлекла внимание двух пар глаз. В комнату забежал черноволосый мальчик в коротких зелёных шортах и клетчатой рубашке.
— Sasha! Sasha! Chodźmy! Pokażę ci to! — юный Михаил, схватил девушку за руку и потащил за собой. — Nigdy czegoś takiego nie widziałaś!<span class="footnote" id="fn_37412835_8"></span>
Внутри Саши появилось непреодолимое желание следовать за ним, будто что-то тянуло её за невидимые нити. Ничего более не имело значения — ей нужно следовать за собой. Воланд, заметив перемену в девушке, вспыхнул гневом и сильнее сжал её в своей хватке, но Александра, словно потеряв плоть, выскользнула из его рук и поплыла из гостиной, а сам дьявол ощутил, как это что-то, что только что увело у него бабочку, выталкивает его из сна. Миг и комната осталась пуста.
Удивительное чувство парения. Саша ощущала себя лёгким пёрышком, ведомым порывами ветра. В ногах больше не было необходимости — она летела над головой своей версии и больше ни о чём не думала, отдавшись власти сна. Девушка спустилась на первый этаж, держа за руку мальчика и открыв входную дверь в многоквартирный дом, её лицо озарил солнечный свет: настолько яркий, что весь мир во мгновение исчез, оставив после себя непроглядную тьму.
Александра стояла в каком-то очень тёмном месте, глаза, рыскающие через непроглядную пустоту, словно ослепли. Вокруг доносились женские плачи и всхлипы. Она не была одна. Кто-то молил Бога о спасении. Кто-то проклинал. Саша ощутила, как кто-то сбоку схватил её руку чуть ниже локтя и сжал так сильно, что кровь перестала поступать к оставшейся части конечности, и кисть постепенно начала неметь. Костлявые пальцы впились в кожу, а от длинных ногтей остались глубокие раны. Альтистка попыталась вырваться, но тело отказывалось слушаться свою хозяйку, заставляя принять роль безучастного зрителя. Людей было так много, но ни одно лицо девушка не могла рассмотреть. Ей было страшно, пожалуй, как никогда раньше, а чужой страх пугал ещё сильнее. Крики на неизвестном ей языке становились всё громче и всё больше походили на перекличку:
— הצילו! תן לי לצאת! הצילו! תן לי לצאת!<span class="footnote" id="fn_37412835_9"></span>
Над головами послышался шорох. Женщины в панике заметались по тёмному пространству, толкая друг друга. Шорох становился всё громче, леденя души и сковывая их ужасом. Саша ощутила увесистый толчок в плечо и начала падать, но так медленно, словно и не падала вовсе».
Вы когда-нибудь думали о том, как хрупка человеческая память? Как мастерски наш мозг избавляется от травмирующей информации? Александра о таком точно никогда не задумывалась. Но сейчас, когда она столкнулась с таким явлением лицом к лицу, всё безразличие растерялось в мгновение ока. Повторяющийся изо дня в день сон хотел ей что-то рассказать, но девушка никак не могла понять что именно. Каждая ночь погружала её в уголок безмятежности, где за окном бегают Давид, Осип и Изя, где сидит её версия и улыбается так, что на душе смотрящей разливалось тепло, где подбегает Михаил и пытается что-то показать за пределами дома. Но как только дверь открывалась, Александру переносило в жуткое тёмное место, где над головами в панике толпящихся женщин раздавался роковой шорох и толчок, заставляющий проснуться.
Таким же неизменным оставался факт отсутствия в них Сатаны. Также как и раньше, он появился всего в одном сне. Может, потому что девушка начала забывать о нём.
Не было никого, кому бы Саша могла довериться, могла рассказать о своих тревогах и опасениях, хоть и на соседней кровати всегда лежала вампирша, смотрящая на неё с вопросом после каждого ночного пробуждения. Также как и Александра из сна, альтистка начала вести дневник, ставший первым верным другом в чужой стране. На его страницах изливалось всё: непонимание, злость, обида. Вторым же, а по совместительству и третьим стали две зависимости: алкоголь и табак, хоть на какое-то время заглушающие навязчивые мысли. Потому распорядок дня становился крайне прост: аперитив на завтрак и обед, а вместо полноценного ужина бутылочка дорогого виски. С таким планом мозг и вовсе забывал о всех проблемах и оставался чистым от размышлений сутками напролет, что вполне устраивало девушку.
Театр. Дом. По субботам особняк Леманна. Всё это стало одним сплошным снежным шаром, что медленно катился с горы. Почему-то была уверенность в том, как только он достигнет подножья, неизбежно рассыпется подобно праху, а вместе с ним разрушится хрупкий карточный домик под названием: «Жизнь Алеит Нотбек».
Волновало ли это Александру? Нет. Её больше ничего не волновало.
Встречи с Карлом становились всё откровеннее как физически, так и духовно. Он много рассказывал о своём детстве, о деревне близ Дуная, о горах и бескрайних зелёных полях, о своих сёстрах и одинокой матери, что ждёт его после войны. О ней он тоже говорил — вскользь, упуская детали, но для Саши это были самые интересные его рассказы, но и те надоедали из-за нескончаемых восхищений другом-сослуживцем.
Они поцеловались на одном из субботних вечеров, когда Лауфер вернулся в Дрезден из поездки в Чехию, где требовалась поддержка армии в подавлении восстаний и бунтов, после чего на его форме появились новые погоны и петлицы штурмшарфюрера<span class="footnote" id="fn_37412835_10"></span>. Александра старалась не думать о том, как много руки, нежно обнимающие её сейчас, унесли невинных жизней, и сколько же тел полегло от их жестокого приговора. Девушка не заметила насколько стремительно закрутился их роман, и как часто она просыпалась не в своей односпальной кровати, а в большой двуспальной, что находилась в квартире близ Эльбы.
С равнодушием пришли долгожданная ясность ума и гнетущая пустота в сердце.
***
Солнце ещё не село, но зал, освещенный длинной хрустальной люстрой, уже ломился от гостей. С туманного неба мелкими и редкими хлопьями сыпался снег. Удачным оказался факт выпадения Рождества сорок третьего на субботу, что оказалось самым лучшим событием года, по случаю которого Леманн не мог не собрать свой вечер. Камерный оркестр Großes Haus, что был приглашен на открытие праздника, сократили, по главной версии из-за «маленькой сцены», до ансамбля из десяти человек, в число которых посчастливилось попасть Александре; после этого музыканты могли остаться и разделить торжество за специально выделенным для них столиком.
Из многочисленных писем Карла, что должен был сегодня вернуться из Австрии, девушка узнала о том, что около сотни фюреров разных званий прибудут в Дрезден на внеочередное собрание. Сашу поразило, что письмо такого содержания вообще попало в её руки, а Лауфера за разглашение тайной информации не признали шпионом и не посадили в тюрьму за подрыв защиты государства. Для перестраховки альтистка сразу же сожгла письмо, не особо заботясь о любовных терзаниях молодого человека, расписанных на следующие две страницы.
Большим серым пятном перед глазами Александры мелькали формы и фуражки, рябили чёрно-белым погоны, петлицы, кресты. Девушку не так сильно пугали военные и их форма, ведь она не раз касалась и снимала одну из них, обнажая такую же уязвимую плоть, как и у всех, но такое их количество, существенно превалирующее над обычными приглашенными жителями города, кого угодно могло ввести в напряжение. И вводило. Вводило так сильно, что Саша нервно закусывала внутреннюю часть щеки, а каблук непроизвольно отбивал бессвязный ритм.
В спёртом от духоты воздухе повис страх. Александра, посещающая «субботние вечера» за последний год чуть ли не каждую неделю, замечала бесчинное поведение многих офицеров, их омерзительное, практически свинское отношение к обслуживающему персоналу, на которых не единожды опрокидывались не только грязные ругательства, но и тарелки с едой или бокалы с напитками. Все видели это. Никто ничего не предпринимал. Да и кто осмелится? Трусость и малодушие — вот истинные бичи этого времени.
Плотные сумерки неожиданно быстро накрыли город. Отыграв на сцене положенный час, оркестранты разбрелись по дому, а Сашу, успевшую выудить по пути бокальчик долгожданного алкоголя, позвала за свой столик Гелла, сиявшая сегодня, пожалуй, ярче всех дам. По сравнению с её шикарным чёрным платьем, подчеркивающим все её достоинства и выгодно оттеняющее белизну блонда, с длинными перчатками ему под стать, альтистка в своих серых шерстяных брюках и яркой полосатой рубашке выглядела нелепо, но весьма провокационно, чем привлекла не одну пар глаз. За столиком вампирши было еще пять человек, четверо из которых, одетые в форму СС, были не знакомы девушке, но один, сидевший так важно, будто организовал этот вечер собственноручно, знаком Александре не понаслышке — Рихард Шнайдер.
«Только его мне и не хватало».