Глава 9 «После бала» (2/2)

— В каких таких научных? — развеселилась альтистка и, на время отпустив ситуацию на самотек, оторвала с заманчиво свисающей лозы виноградинку.

— Да в никаких! Он врёт, — забавлялся Фагот, кривя рот в ухмылке, от чего его редкие усики разлетались в обе стороны подобно крылышкам.

— Прошу прощения?! — возмутился кот, со стуком положив вилку на стол, и тело под гладкой чёрной шерстью словно раздувалось от недовольства. — Госпожа, прошу письменно задокументировать акт непростительного вероломства по отношению к беззащитному животному.

— Если вы вернули автомобиль обратно, то не совершили ничего плохого, — Александра подыграла возмущенному Бегемоту, и тот начал сдуваться.

— Естественно вернул! И пусть меня раздерут строптивые гарпии, но я никогда и ничего не воровал!

Звонкий заливистый девичий смех заполнил каждый уголок комнаты, в которой каждый присутствующий прекрасно понимал, что кот тот ещё лжец, но то, как он рьяно отрицал, заслуживало отдельной награды.

— Тогда не вижу причин для… — закинув несколько ягод в рот, Саша широко и искренне улыбалась. Виноградины, как пузыри, лопались между зубов, наполняя рот свежим соком и нежной мякотью без косточек.

— Причин для чего? — раздался низкий самодовольный голос, а затем за спиной Александры Ильиничны появилась длинная тень, наискось падающая на пол. Замолчав, она сделала вид, что увлечена новой порцией ягод. — Что ж…

Воланд обошел стол, проводя голыми пальцами по спинкам стульев, и сел напротив альтистки, облокотив чёрную трость о стол. Одет он был… просто? Обычный серый костюм тройка, белая рубашка, аккуратно застегнутая на все пуговицы, чёрные лакированные туфли с длинными носами выглядывали из-под скатерти, и неизменная ухмылка, кривящая один уголок губ, венчала сей образ. Зашедший за сатаной Азазелло, вернувший свой модный современный наряд, тяжелыми шагами проследовал к открытому окну, тщательно в него поглядел, сурово хмыкнул и проговорил тяжелым басом:

— Следят, заразы!

— Кто следит? — взволновалась Александра, позабыв о своей неохоте к беседе.

— Кто-кто, милиция, — бурчал рыжий, присаживаясь рядом с девушкой за стол.

— И зачем милиции за нами следить?

— Чтобы украсть у нас сокровище, — серьезно ответил Воланд, на лице и в глазах не оставалось и тени усмешки. Саша впала в смятение. — Вас.

Альтистка недоуменно проморгалась, пытаясь переварить информацию, но маска серьезности на лице дьявола быстро треснула, и тот раскатисто рассмеялся, жестикулируя в знак извинения, чем больше ухудшал возникшую неловкую ситуацию.

— Можете оскорблять меня сколько угодно, но ваши слова для меня более не имеют веса, — ножки стула противно заскрипели по деревянному полу. — Спасибо за завтрак.

— Сядьте, — твердо и грозно проговорил Воланд, сжав губы в тонкую линию и хищно сузив глаза, из-за чего линия челюсти стала ещё острее, чем обычно.

— Боюсь испортить своим кислым видом ваш завтрак, мессир, — язвила Александра, но коленки предательски задрожали, и ноги стали подобны вате.

— Отнюдь, Александра Ильинична. Что и может разжечь во мне страшный голод, так это ваше непосредственное присутствие, — проговорил сатана, многозначительно смотря исподлобья.

Смущенная столь непрозрачным откровением полуулыбка скользнула по лицу альтистки, и та вновь присела на стул, стыдливо отводя взгляд в сторону. Чудесным образом фарфоровые тарелки наполнились только что приготовленной яичницей с двумя ломтиками зажаристого блестящего от жира бекона и золотисто-коричневый тост. Желудок сразу же забил тревогу, требуя наконец-таки его наполнить, ведь всё, что в него попадало в последние несколько дней, было крайне скудно по своему количеству, а иногда и просто-напросто вредно.

— Bon appétit<span class="footnote" id="fn_37179224_0"></span>, — буднично закончил Воланд, беря в руки столовые приборы.

Каким бы мучительным не был голод, и как бы сильно не сосало под ложечкой, мозг категорически отказывался принимать какую-либо еду, и подступивший к горлу ком был тому доказательством. Вяло ковыряя белок вилкой, Александра рассредоточила взгляд, вертя, как кубик Рубика, одну навязчивую мысль и временами ловя на себе застывший взгляд безжизненных глаз напротив. Следить за временем в такой компании было достаточно тяжко — никогда не угадаешь, прошли ли пять минут или ускользнул целый час. Тем не менее еда на тарелках заканчивалась, а вино в графине испарялось так быстро, как не бывает даже в самый жаркий летний день у водоема, и восполнялось также незаметно незамедлительно.

— Так значит милиция охотится на вас? — после долгой тишины раздался немного хрипловатый от долгого молчания голос Александры. — Если это так, то и мне ничего хорошего не светит…

Никто не отвечал. Ковыряться в яичнице наскучило. Звенящая тишина и теснота раздражали, прохладный ветерок пропал, уступая место сухому, пропитавшемуся выхлопными газами воздуху. Положив ногу на ногу, Саша нервно покачивала одной под столом. Амплитуда раскачки увеличивалась, и вскоре носок тапочка с залихватской силой скользнул по чьей-то ткани брюк, обязывая сразу же остановиться. По телу словно пробежал разряд тока. Не было особой нужды думать, чтобы понять чью именно ногу она задела, ибо сразу же после этого в альтистку упёрся вопросительный взгляд Воланда, делающего глоток. В его глазах не было ни претензии, ни злости, а лишь искреннее удивление реакцией Александры, готовой провалиться от стыда под землю. Ему нравились её смущенные красные щёчки, как она отводит взгляд и мысленно себя ругает за необдуманные поступки. Хоть в этот раз ни он был причиной такой реакции в полном понимании этого слова, что, конечно же, расстраивало, но всё же, каждая эмоция, проявляемая на симпатичном личике, закреплялась жестким, несмываемым штампом, грозясь навсегда остаться в памяти сатаны.

Саша глупа, и в то же время прекрасна в своей глупости, до крайности наивна, но то лечится с прожитыми годами. Проведя с ней непозволительно долгое время, Воланд уже не понимал чего именно он желал больше — воплощение собственных низменных прихотей, либо реализацию хорошо спланированного московского плана. Александра Ильинична была подобна той самой палке, что мешала колесу катиться дальше. Ещё ни для кого сатана так сильно не выёживался, по кирпичикам воссоздавая доверительный, надежный образ мужчины. Только зачем? Он и сам не мог дать ответ. Возможно, Воланду просто понравилась новая незапланированная игра, что больше напоминала очередной опыт с испытанием человеческих пороков. И как бы дьяволу не нравилась эта игра, у всех игр есть своё неминуемое завершение, что уже обивало порог входной двери. Лишенная всей красоты больших пёстрых крыльев, бескрылая бабочка всё также продолжала вызывать интерес, но уже не за счет своей чистоты и невинности. Как ещё её можно развратить? Каков предел её страданий? Воланд ощущал себя настоящим учёным, неустанно ставящим эксперименты над человечеством. Хладнокровный, истинный хозяин положения.

Саша подняла взгляд на сидящего напротив, казалось, что он и не спускал с неё глаз. Возле него уже сидела рыжая вампирша с оголенной грудью и белом передничке, смиренно поедающая остывший завтрак. Альтистке надоело терпеть, надоело скучать, надоело тревожиться о чужом мнении и завтрашнем дне. Каждая мышца требовала действия. Озорные огоньки загорелись в зелёных глазах, окрашивая их в цвет выгоревшей травы, в голове возникла бредовая идея, впрочем, такое у неё не впервой, и в венах забушевала игривость, приятными покалываниями разносящаяся по телу.

Тапочек остался лежать на полу, и некогда покачивающаяся нога, притаившись, мало-помалу пробиралась вперёд, выпрямляясь в коленке, пока не достигла мужской голени, скрывающейся под мягкой тканью брюк. Состроив самое что ни на есть невозмутимое лицо, Александра с напускным интересом рассматривала висящую над камином шпагу, укрытую от солнечного света плотной шторой, от чего метал выглядел бархатисто матовым, и намеренно перебирая по ткани маленькими пальчиками стопы, поднималась всё выше, к колену, боковым зрением наблюдая за реакцией Воланда. И каково было разочарование, что её вовсе не было. Сатана, откинувшись на спинку стула, величественно восседал на нём, смакуя вино, и казалось, что он вовсе не замечает провокацию девушки, надев маску ещё большей невозмутимости. Но то было лишь на первый взгляд. Неужели его маленькая бабочка затеяла игру. Как он мог её пропустить?

Мягкая ткань приятно щекотала подушечки пальцев, взбирающихся, как по верёвке, по отутюженной стрелке, сминающейся с каждым сантиметром от рискованных сжатий, и достигнув вершины, остановились, опираясь впадиной стопы о выступающую коленную чашечку. Словно порыв ветра, холодные пальцы Воланда крепко обхватили фалангу большого пальца, с небольшим усилием потянув на себя. Совладев с собой, Александра продолжила провокацию, лицо её было таким же расслабленным и безмятежным, но глаза, заметавшись, кричали о помощи. Мужчина одной рукой неторопливо тянул палец, в другой держал полупустой бокал, который вскоре был убран на стол. Костяшки забегали под тонкой кожей кистей от нетерпеливых постукиваний пальцев о подлокотник стула.

— Стало быть нас придут арестовывать? — спросила Саша, заелозив на стуле. Нога не поддавалась, и становилось не смеха.

— Непременно придут, госпожа. Но не волнуйтесь, вас они никак не потревожат, — ответил Коровьев, протирая пенсне краем пиджачка.

— Почему? — паника подкатывала к горлу, но альтистка не подавала виду. Палец чуть хрустнул от натяжения.

— Ну вас же здесь уже не будет, — как само собой разумеющееся пробурчал Азазелло.

«Не будет. А где мне быть?! — ещё более нервно, но с неким вызовом, Александра посмотрела на забавляющегося Воланда, и чем больше она глядела в его бездонные, с расширенными зрачками глаза, тем больше погружалась в тёмный омут, засасывающий в себя, как воронка. — Немедленно отпустите!» — проговаривала она, придав мыслям приказной тон, будто мужчина мог её услышать.

И действительно, будто подчинившись её велению, сатана неожиданно отпустил палец, но чтобы сразу же приласкать. Тепло прилило к вырвавшейся конечности, и нежные, словно лёгкие снежинки, подушечки пальцев успокаивающе запорхали по коже. Минуту назад Саша была готова закричать и пуститься в бегство, дабы больше не испытывать издевательств, но сейчас, пригревшись, как ужик, под прямыми лучами ласк, она медленно таяла, отрываясь от существующей реальности, создавая свою, где не было бы места посторонним словам и взглядам, где были бы только она и он.

Закончив с завтраком, все разошлись по квартире, в том числе и Александра, ушедшая в свою комнату, ставшую чужой и неприятной. Следы, устроенного этой ночью хаоса, были устранены, кровать была аккуратно заправлена новым свежим комплектом, но желания присесть или лечь на неё больше не было. Осталось лишь отвращение.

«Видимо Гелла постаралась».

Почему-то больше на рыжую ведьму больше не было ни злости, ни обиды. Саша убеждала себя в том, что женщина действовала лишь из благих побуждений, насколько это было возможно, и цели как-то насолить у неё также не было, ведь благодаря ей раскрылось истинное лицо Миши. Может, он и не бросался на первых же встреченных им девушек, но природу ведь не обманешь.

Возникло чувство, что альтистка находится в этой квартире последние часы, и что пришло время собираться. Напоследок захотелось чего-то нового, чего-то непривычного и, пожалуй, в этом плане больше всего не повезло волосам, что были бессердечно расчесаны, уложены в мягкие волны, от чего в комнате неприятно пахло горелым, и собраны в привычную ракушку, зафиксированную добротным слоем геля. Стеклянные русые волосы блестели на свету. Виднеясь в небольшом ручном зеркале, глаза были подведены остатками чёрного карандаша, ресницы накрашены полностью новой, вскрытой только сегодня тушью, и губы окрасились в тёмный красный оттенок. Макияж выглядел неумело, но приемлемо. Александра себя не узнавала, и была крайне этому счастлива.

«Более ничего не будет, как прежде. Так зачем держаться за прошлое? — размышляла альтистка, скидывая с плеч халат. — Меня либо арестуют, либо я умру. Других вариантов просто нет, — истерично улыбаясь, она достала из тайного ящичка шкафа пошитое лично для неё пудровое шёлковое с кружевными вставками нижнее белье, которое она хранила до свадьбы, и из другого тонкие телесные чулки. — Больше ничего не важно… Старуха была права — я чувствую только пустоту».

За дверью напротив, что вела в комнату Берлиоза, зазвучало расстроенное фортепиано, позабытое и никем нетронутое уже с десяток лет. Инструмент гудел и свистел, звуки раздваивались, и казалось, что деревянные молоточки, бьющие по струнам, пробьют в них брешь, и те сразу же с мощным гулом лопнут. Под разливистый звук фальшивого аккомпанемента зазвучало не менее фальшивое, но старающегося быть точным, пение высокого тенора Коровьева, исполняющего романс Глинки<span class="footnote" id="fn_37179224_1"></span> из старого сборника, что лежал на том же фортепиано.

Белье было чуть прохладным, но сразу же приобрело температуру тела, застежки впивались в кожу.

— Решили сменить имидж? — раздался ироничный голос Воланда, а затем, замершая от испуга, в той же позе, что и была, когда завязывала чулки, Александра увидела его, облокотившегося бедром о письменный стол, в отражении большого напольного зеркала. Быстро схватив с пола халат, Саша прикрыла им тело, как простым куском ткани, не надевая. Сердце отплясывало канкан.

— Вроде бы не первый день живете, а стучатся так и не научились? — скрывая смущенность, претенциозно спросила она, на что Воланд слабо улыбнулся и двинулся в её направлении. Саша сильнее вжалась в халат, а щеки её запылали.

— К чему стучаться к той, что не закрывается?

— Я не закрываюсь, потому что в цивилизованном обществе — стучатся.

— Тогда считайте меня варваром, — Воланд приблизился к альтистке. — К тому же мы уже переступили через ту грань… неизведанности. Потому более не имеет смысла прикрываться этой нелепой тряпкой.

— Ну уж нет, вчера я была пьяна. Сегодня всё не так, — Александра стыдливо отвела взгляд, события прошлой ночи всё ещё ярко представали в её сознании.

Сатана двумя пальцами обхватил подбородок, заставляя Сашу посмотреть на него, но, сопротивляясь, та настойчив продолжала смотреть в пол.

— Сегодня всё так, и вы это знаете. Вы уже далеко не невинны, так отбросьте эти девичьи замашки. Я видел достаточно.

«Он прав. Почему он всегда прав?»

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо мои дни

Без божества, без вдохновенья,

Без слез, без жизни, без любви,

Без слез, без жизни, без любви.

Фагот пел с надрывом, подведя мелодию к кульминации, пропев её не совсем чисто, и Бегемот начал вторить ему на последних фразах немного гнусавым голосом. Слова эхом разносились по квартире, и кто бы мог подумать, что именно они, как ни одни другие слова, смогут охарактеризовать дальнейшую жизнь. Пальцы разжались, и халат заструился обратно на пол.

— Вы умеете убеждать, — хмыкнула Александра и повернулась к мужчине спиной, смотря на них двоих в отражении.

Воланд отошел к столу и вернулся, держа в руках красную коробочку с украшениями, что обнаружила вчера альтистка на том же самом месте, и достал оттуда изумрудное ожерелье, ловко надевая его на шею девушки. Цвет её глаз стал ещё зеленее, ещё ярче от сверкающих бриллиантов.

— Не носить на столь прекрасной шее украшений — кощунство.

— И это не самый мой большой грех.

Две пары глаз смотрели в отражение зеркала, и будто бы не могли насытиться друг другом, пожирая, поглощая каждый миллиметр тела, становясь единым, неразрывным целым. Александра больше не чувствовала себя опустошенной, наоборот, только рядом с ним она ощущала себя как никогда наполненной и живой. Руки Воланда легли на её талию, от чего каждая мышца трепетно напряглась, и не разрывая зрительного контакта, чуть наклонив голову, он приблизился к уху и прошептал:

— Я хочу, чтобы вы прогулялись со мной.