Глава 8. Часть 2: «Бал. Предостережение. Кульминация.» (1/2)

Сквозь вечность Soulklaff 295140K

Предыдущая глава Список Следущая страница

Всё также сидя на коленях у Воланда, Александра почувствовала, как хмельное состояние вернулось, тело её обмякло, а голова закружилась. Ослабшими руками она схватила за впалые щеки голову мужчины, что лежала на её плече, подняла и посмотрела в глаза — чёрный и зелёный — которые уже ничего не выражали, пытаясь найти в них ответ странному состоянию. Бесстрастное лицо Воланда начало двоиться, а затем и троиться. Саша несколько раз моргнула, кое-как открывая отяжелевшие веки, но от этого становилось только хуже.

— Я сказал Маргарите Николаевне, скажу и вам — не ешьте и не пейте ничего. Это не потому что вас может кто-то заметить, — раздался низкий голос дьявола нигде и одновременно повсюду. Сквозь плотно сомкнутые губы он не говорил в привычном понимании этого слова, а транслировал свои мысли прямо в голову альтистки, играясь с подсознанием. Затем, положив руки на изящные длинные пальцы, что так слабо держали его лицо, Воланд продолжил: — Всё, что будет предложено, — чистейший яд — а вы мне ещё нужны живой и… невредимой.

Он с легкостью убрал кисти рук, и те бессильно упали на бледные ноги, издав глухой шлепок. Дьявол с силой обхватил лоб несопротивляющейся альтистки и надавил на его центр двумя большими пальцами. Вспыхнула секундная боль, мозг словно подплавился, комнату заполонила красная пелена, не дающая более хоть как-то здраво мыслить, и по щекам Александры мучительно медленно начали струиться тягучие кровавые дорожки слёз. Её охватил ужас, а в голове звучали всего два вопроса: «почему?» и «зачем?», но сил, чтобы их озвучить не осталось, так же как и на то, чтобы продолжать держать тело. В немом вопросе зелёных глаз Саша обратила затуманенный взор к Воланду, прежде чем сознание покинуло её.

— Всё хорошо, не плачьте, — успокаивал он, также не издавая ни звука, и, с несвойственной осторожностью подхватив под коленками хрупкое обездвиженное тело, переложил русую девушку на чёрные скользкие простыни.

«Сколько бы не прошло лет, то, как меняются люди, меня всегда приятно удивляет».

Саша смотрела вперёд, потупив взгляд на красный балдахин, обрамляющий куполом кедровую кровать и укрывающий её, как могла бы укрывать от всех невзгод своего ребёнка мать. Мир начал тускнеть, трансформируясь в пустое безжизненное пространство, напоминающее медленно тлеющий в костре лист бумаги. Исчезли балдахин, коричневые потолок и стены, свет становился всё менее ярким, а затем и вовсе исчез, погружая в кромешную темноту. Александра не чувствовала себя, ноги и руки онемели, словно от них отлила кровь, ничего не видела, как бывало во снах, и всё, чем она могла теперь руководствоваться — это слух, отчаянно цепляющийся за остатки реальности. Сатана прилег рядом с ней на бок, подперев голову со свисающими на лоб волосами, провел пальцами по выступающим лучевидным ключицам и, спускаясь к еле вздымающейся от тяжелых вдохов и выдохов груди, достал из переднего кармана халата кипельно-белый носовой платок, протерев им кровавые слёзы, что так жадно впитывались, как разлитые из баночки чернила, в нежную ткань. Возле уха послышались последние насмехающиеся слова:

— Увидимся на балу, Александра.

«Вот, что значит умирать?»

Веки закрылись, и свет погас, чтобы в следующее мгновение, как вспышка молнии, разрезавшая громовые тучи, зажечься с новой силой. Толчок в спину, затем другой в грудь и ещё один в лоб заставили Сашу ахнуть и открыть глаза. Она обнаружила себя не в спальне, где только что сидела на коленях у дьявола, а в огромном пустынном зале. Яркий белый свет ударил своей неожиданностью, заставляя долго привыкать истерзанное Воландом зрение. Стен, выложенных серым камнем, практически не было, но были высокие тёмные мраморные v-образные арки и рельефные колонны, сводами упирающиеся в высокий потолок, обнявшие зал справа и слева. Через одну на колоннах висели бра, похожие на те, что имелись в квартире, с поднятыми вверх бежевыми двойными плафонами и позолоченными ножками в форме витиеватых цветочных стеблей.

Прямо перед Александрой по обе стороны возвышались полированные блестящие каменные лестницы, соединяющиеся в самом верху балконом, с которого открывался вид на весь бальный зал. Там, где были две лестницы, на светлом с серыми прожилками полу возвышались два равных друг другу больших чёрных пьедестала, на одном из которых стоял серебристый трон с высокой острой спинкой и выточенной перевернутой звездой в центре круга. Подойдя к нему, альтистка прикоснулась к манившему безжизненному металлу, провела по мелким тёмно-красным рубинам, покрывающих спиритический круг и саму звезду, от остроты которых на ладонях оставались узкие белёсые полоски.

Саша прошла дальше к одной из лестниц, босой ногой ступила на ступеньку и почувствовала, как та начала мерзнуть: сначала слабо, но тут же набирая разрушительную силу, будто её окатили ледяной водой. Девушка пискнула от неожиданного ощущения и сразу же прикрыла рот ладонями, оборачиваясь по сторонам. В зале никого не было.

«Что это за лестница такая? На вид каменная, а сделана будто изо льда…»

Успокоившись, Александра положила левую руку на светлые мраморные перила и начала мучительный подъём. Каждый шаг отзывался болью, ступни пронзало тысячи иголок, и начало казаться, что ещё чуть-чуть и они намертво прилипнут к одной из ступенек, но этого не произошло, и Саша поднялась на балкон. Первым, что бросилось в глаза, было огромное витражное окно в высоту от пола до потолка, разделенное на две равные части: сверху был круг, а внизу пять прямоугольных вытянутых изображений, каждое из которых было выложено голубыми, красными, жёлтыми и чёрными стеклянными кусочками мозаики. В центре круга вновь изображалась перевернутая звезда чёрного цвета, а заполняющие её пёстрые стекляшки переливались всеми цветами радуги из-за падающего на них лунного света.

«Красота…»

Этот рисунок [пентаграмма] явно что-то означал, ведь повторился уже дважды, но Александра не понимала его назначения, предполагая, что тот был как-то связан с самим сатаной. Но, пожалуй, самым примечательным и удивительным в этом витражном окне были выложенные фигуры не пойми кого в прямоугольных рамах. Альтистка подошла к ним поближе и, наконец, разглядела: то были не просто фигуры — это были черти с длинными, вытянутыми коричневыми рогами, козлиными копытами, чёрными волосами, алыми глазами и редкой бородкой. Каждый из них плясал на костре, поглощающего часть их тел: огонь пылал и переливался всеми оттенками красного и жёлтого. Подняв тощие руки над собой, черти улыбались и беззвучно открывали изуродованные шрамами рты. Насмешка и ярость сверкали в каждом из маленьких стёклышек, выделенных художником на глаза. Танец их завораживал, так и маня присоединиться, слиться с цветной мозаикой и позабыть о прошлом, наслаждаясь безудержной пляской. Витраж напомнил Саше причудливо сменяющие друг друга узоры калейдоскопа, в который ей довелось ещё в детстве пару раз посмотреть в гостях у друзей родителей.

Всё пространство зала походило на извращенную версию старинного католического храма, который она могла видеть в архивах консерватории. Не хватало только хора мальчиков, исполняющих хоралы либо мессу высокими юношескими голосами, и кучи верующих, сидящих на жестких каменных скамьях без спинок, в попытках отмолить свои грехи. Стоило Саше об этом подумать, как внизу раздался треск и послышались голоса. Александра с осторожностью приблизилась к полукруглым перилам балкона, немного выглядывая. Она не понимала каким образом по краям зала появились безмолвные высокие мужчины в золотистых набедренных повязках, обездвиженные и стоящие так, будто вовсе окаменели, как и колонны, усеивающие зал по периметру. В центре же находились всё те же знакомые лица: Фагот, Бегемот, Азазелло и Маргарита, внешний вид которой изумил альтистку. Как и полагается королеве, на голове её красовался алмазный венец, закрепленный на лбу полумесяцем с перевернутыми вверх острыми концами, а на тело была накинута золотистая полупрозрачная шифоновая накидка, которая лишь немного скрывала её наготу. На шее тяжелым грузом висело золотое ожерелье, толстыми кольцами припадающее к ключицам.

Будто бы со всех концов помещения раздалась оглушительная музыка. Выведенные на передний план трубы взревели, контрабасы низким пиццикато отмеряли три вальсовые доли, а скрипки повели неистовую, переливающуюся то вверх на пределах своих возможностей, то вниз мелодию, струны с надрывом визжали, грозя лопнуть в ту же секунду. Появившаяся компания поплыла вперед, в незамеченный до этого альтисткой новый зал. Пообещав самой себе, что больше никогда не заберется на этот балкон, Александра Ильинична, превозмогая боль, спустилась вниз и захромала к ним. Совсем скоро она поняла откуда доносилась музыка — недалеко от арки, знаменующей смену помещений, сидел классический оркестр, состоящий только из мужчин в чёрных фраках и белых рубашках, перед которыми стоял дирижёр с несколько растрепанной прической. Лица музыкантов были красными от напряжения, контрастируя со строгими нарядами, и какими-то знакомыми Саше. Поодаль стоял большой чёрный лакированный рояль с закрытой крышкой, за которым сидел худощавый мужчина с длинными по плечи волосами, в таком же, как у всех, фраке. Однако лица его разглядеть не удавалось.

— Приветствую вас, король вальсов! — воскликнула Маргарита, заполняя своим голосом всё пространство. Дирижёр нервно дёрнулся, обернулся вполоборота и помахал ей в ответ, продолжая руководить музыкантами.

«Это же не тот «король вальсов», о котором я сейчас думаю?»

— Кто дирижёр? — полюбопытствовала королева. Саша не поспевала за их стремительным движением, мысленно себя подгоняя, но ноги, ноющие от боли, и так уже двигались на пределе.

— Иоганн Штраус, королева, — послышался гордый ответ Бегемота. — И пусть меня повесят в тропическом саду на лиане, но ни один бал не сможет похвастаться таким составом музыкантов. Вот, смотрите, — кот показал на левую часть оркестра, где сидели скрипачи, — здесь и задолжавшие мессиру за свою славу. Например, Никколо Паганини — один из самых известных скрипачей не только XIX века, нашего века и, будьте уверены, даже будущего века. При его жизни поговаривали, что он продал душу дьяволу за свой нескончаемый талант и виртуозность. Удивительно, как же быстро, рассекретил его тайну народ… Рядом же его последователь, Генрик Венявский. Этот польский плут ничем не уступал в своё время маэстро Паганини: везде ездил, со всеми имел знакомства, вот, кстати, сейчас он здесь с Ференцом Листом, что за роялем, — Бегемот показал лапой на спину сидящего поодаль справа худощавого мужчину. — Лучших собрал! И, прошу заметить, никто не заболел, — тут он усмехнулся собственному юмору — многие из музыкантов уже давным-давно почили, — никто не опоздал.

«Ну естественно, как же иначе… На балу у сатаны должны быть всё и все самыми лучшими».

В следующем зале не было колонн, но вместо них были две неимоверно красивых стены: правая усеяна молочно-белыми, красными и розовыми розами, а левая японскими махровыми камелиями. Каждая из них заставляла упиваться их прелестью и наслаждаться душистым ароматом, чуть щекочущим нос. Между ними били высокими шпилями фонтаны, а в трёх бассейнах: прозрачно-фиолетовом, рубиновом и хрустальном, бурлило, шипело и пузырилось шампанское. В розовой стене виднелся арочный проём, в котором находилась сцена, на которой также, как и до этого, сидели музыканты и дирижёр, но эти, несмотря на доносившийся из прошлого зала вальс, старались исполнять современный джаз. Однако их перепалку было тяжело назвать музыкой — уж очень она была резкой, отрывистой, с нестабильной гармонией и абсолютно не имеющей мелодию, из-за чего больше напоминала простой набор случайно воспроизведенных нот. От возникшей звуковой какофонии, у альтистки начали пульсировать виски, а уши были готовы свернуться в трубочку и отвалиться, дабы более никогда не слышать подобное месиво.

Тем временем Маргарита со свитой достигли края площадки, со спускающейся вниз грандиозной по своим масштабам лестницей, покрытой ковром, и остановились. «Призрак» Александры наконец их нагнал, пугливо прячась за спинами. Здесь было ещё светлее, чем вначале, из-за свисающей гроздьями с потолка люстры, потому приходилось щуриться, чтобы привыкнуть. Из ниоткуда появилось несколько высоких мужчин в тёмных очках, что отдаленно напоминали того самого Абадонну, что призвал Воланд, и до дрожи в коленях напугали своим возникновением не только Сашу, но и саму королеву. Один из них положил ей под левую ногу в изящной туфле красную, обитую бархатом подушку, другие же стояли молча, не выказывая никаких услуг. Альтистка обошла всех, стараясь не обращать внимание на боль в ступнях, поравнялась с Маргаритой и посмотрела вниз, куда вела будто бы бесконечная лестница, в пропасти которой виднелся колоссальных размеров камин. Стало тихо, ничего не происходило.

— Где же гости? — прервала тишину королева, одновременно озвучивая волнующие мысли Александры.

— Будут, королева, сейчас будут. И недостатка в их количестве вы не заметите, — ответил встревоженный, но очень учтивый Фагот. — По правде говоря, я бы предпочел рубить дрова, чем принимать их здесь на площадке.

— Вот-вот, — подхватил кот, — я бы лучше служил кондуктором в трамвае… Уж точно хуже этой работёнки не будет.

Один взгляд на лестницу вселял в Сашу ужас не только от пережитых ранее травм, связанных с предыдущим подъёмом, но и из-за самого своего вида, напоминающего спуск в саму преисподнюю. Александра Ильинична ещё раз осмотрелась и, боясь быть замеченной, осторожно ступила одной ногой на гладкий ковролин, устилающий ступени, но её тут же обожгло незримым пламенем, как могло бы быть при хождении по раскалённым углям, заставив Сашу мгновенно ретироваться обратно на площадку. Она кое-как сдержала крик, резко прикрыв иссохшие губы двумя руками. К закрытым глазам подступили слёзы. Было страшно смотреть на стопы — вероятно, ничего хорошего с ними не произошло после экстремальных перепадов температур — но, на удивление, внешне всё было в порядке, хоть и внутренне их словно разрывало на части от нанесенных ожогов.

«Дура! Ничему жизнь не учит! Вместо того, что нельзя есть и пить, лучше бы предупредил о том, что нельзя подниматься по лестницам», — злясь, Александра присела на корточки, трогая щиколотки, поврежденные пальцы и ноющие пятки и стараясь хоть как-то их успокоить.

Тут же в громадном камине зажглось алое пламя, со вздымающимися вверх золотыми языками, со временем поглотившими всё пространство и образующими однородный пульсирующий портал. Затем что-то резко грохнуло, упало, и из камина выскочила обгоревшая виселица с полурассыпавшимся на ней скелетом. Альтистка от столь неожиданного появления вскочила, словно её ошпарили, и во все глаза удивлённо таращилась, позабыв обо всех тревожащих проблемах. Скелет сорвался с верёвки, ударился о пол и сразу же преобразился в черноволосого молодого красавца во фраке и сверкающих лакированных туфлях. Скоро камин выплюнул полуистлевший гроб, с грохотом ударившимся о пол. Красавец, сверкая белоснежной улыбкой, подлетел к нему, крышка открылась, и из деревянного ящика вылезла суетливая полуголая светловолосая женщина в чёрных туфлях и перьями на голове. Кавалер подал даме руку, и уже вместе они зашагали по адской лестнице вверх, туда, где ожидала королева.

«Невероятно! Это действительно происходит?..»

— Господин Жак с супругой, — достаточно тихо заговорил Коровьев, чтобы гости его не услышали. — Рекомендую вам, королева, один из интереснейших мужчин! — Саша выпала из ступора и подошла к разговаривающим поближе. — Убежденный фальшивомонетчик, государственный изменник, но, стоит отметить, очень недурной алхимик. Прославился тем, — тут он наклонился к уху Маргариты, вынуждая любопытную Сашу подойти чуть ближе, чтобы услышать секретную информацию, — что отравил королевскую любовницу. А ведь не каждый на это способен! Посмотрите на него, как красив!

Александра, находившаяся сейчас по левую руку от Маргариты Николаевны, посмотрела на её побледневшее лицо. Губы королевы раскрылись в немом вопросе.

«Бедная Маргарита, — жалела женщину Александра, — ради чего ты согласилась на эту роль?»

Между тем первые гости уже поднялись на возвышающуюся площадку.

— Я в восхищении! — заорал кот, заставляя Сашу дернуться в сторону и чуть не задеть стоящую рядом королеву.

«Боже… Ещё немного и случилась бы катастрофа!»

— Reine, — господин Жак поцеловал вытянутую правую руку.

— Reine… — супруга Жака припала к выставленному колену Маргариты.

— La reine est ravie! — вскрикнул высоким тенором Коровьев, но в этот раз альтистка уже была наготове и не удивилась громкому возгласу.

— Мы в восхищении! — учтиво завывал Бегемот.

Из камина начало вырываться всё больше и больше приветливо улыбающихся мертвыми улыбками пар. Александра Ильинична поразилась бесчисленному количеству убийц, насильников, висельников, сатанистов и отравителей, выглядевших на первый взгляд как обычные люди, не считая мертвенно-бледной кожи и причудливых бальных нарядов. Хотя лицо Александры, вероятнее всего, было такого же нездорового оттенка. Каждый из гостей считал за честь припасть к колену королевы, либо к её руке, приветствуя, а затем, уходя в роскошные залы, держали в руках бокалы шампанского, выданные им безмолвными слугами. Голова шла кругом от количества лиц и фигур, одетых в чёрное и белое, от перьев на головах дам и их искристых бриллиантовых украшений, пускающих яркие, ослепляющие лучи, от отражающегося в них света ламп и гула голосов, смешавшихся с одновременно звучащей из двух залов музыкой.

— Die Königin ist entzückt! — восклицал Коровьев-Фагот.

— Sono felicissimo! — подхватывал волну восторга Бегемот. — Nous sommes ravis!

«А как еще они должны выглядеть? Все они в прошлом были людьми — ели, пили, спали, быть может, даже любили. Не будут же у них на голове рога, а вместо ног копыта, — Саша вновь огляделась по сторонам, криво улыбаясь собственным мыслям. — Ну уж нет… я бы ни за что не согласилась на подобную должность. Где Воланд? Почему сам не встречает своих гостей? — девушку пробрал озноб, и она обняла голые плечи, стараясь согреться. — И каждый из них преступник… Боже, на что я сама подписалась? Безумна! Явно безумна…» — Александра начала переминаться с ноги на ногу, утомленная затянувшимся приходом гостей. Фагот, не унимаясь, рассказывал о каждом, не забывая посвятить чуть ли не во все подробности их преступной деятельности в прошлом. Все истории смешались в одну общую кашу.

— Regina delectatur!

— Le vagyok nyűgözve!

Всепоглощающий свет на площадке пробирал чуть ли не до черепа, центр лба начал пульсировать, заставляя скорее вернуться в более тёмные залы. Смешавшиеся в общую массу чёрно-белого гости больше не вызывали ни интереса, ни эмоций. По ступеням начала подниматься одинокая с обеспокоенным взглядом девушка в длинном пышном чёрном платье с глубоким декольте и такого же цвета узорчатой фате, прикрывающей лицо, чем сразу же привлекла внимание рассеянной альтистки. Эта девушка была белой вороной среди чёрных одинаковых тел и лиц, напоминая своим внешним видом сбежавшую со свадьбы невесту. Собиравшаяся уже уходить Саша всё же остановилась и, подойдя поближе к Маргарите, прищурилась, стараясь лучше разглядеть заинтересовавшую её гостью.

— А вот это — скучная женщина, — уже громко и не стесняясь говорил Коровьев, — обожает балы и всё мечтает пожаловаться на свой платок.

«Какой платок?»

— Какой платок? — спросила Маргарита.

— С синей каёмочкой платок. Дело в том, что, когда она служила в кафе, хозяин как-то зазвал её в кладовую, а через девять месяцев она родила мальчика, унесла его в лес и засунула ему в рот тот самый платок, а потом… — Фагот сделал многозначительную паузу, давая королеве усвоить услышанную информацию, и продолжил с низкой заговорческой интонацией, совершенно несвойственной ему, — закопала мальчика в земле, — далее он как ни в чем не бывало весело произнес: — На суде она говорила, что ей нечем кормить ребенка.

— А где же хозяин этого кафе? — растерявшись спросила Маргарита, поднимая и опуская правую руку.

— Королева, — неожиданно встрял в разговор кот, — разрешите поинтересоваться: при чём здесь хозяин? Он ведь не душил младенца в лесу!

Александра изумленно смотрела на тихо поднимающуюся девушку, печаль и искреннее раскаяние в глазах которой не давали покоя взволнованной душе. Темноволосая королева разозлилась на столь неуместное высказывания кота и с силой оттянула ему левое ухо, угрожая, от чего тот заскулил, словно пёс, обещаясь больше не давать своих комментариев.

«Достаточно с меня историй», — Саша развернулась в сторону залов, но идти не торопилась.

— Ich bin glücklich, o Königin, daß ich die Einladung erhielt für den großen Vollmondball!

— Und ich freue mich, Sie zu sehen, ich freue mich sehr. Trinken Sie gern Champagner? — доброжелательно поинтересовалась Маргарита, как могла бы поинтересоваться у своей подруги, если бы она у неё была.

— Sehr gern… — отозвалась та, но тут же начала повторять: — Frida, Frida, Frida! Ich heiße Frida, o Königin!

— Betrinken Sie sich heute, Frida, und denken Sie an nichts.

«Маргарита очень сильная женщина, — тут Александре вспомнилось, как королева пугливо прильнула к колену Воланда. На душе стало тяжко от этого воспоминания. — Поистине королева, практически равна по силе духа…»

Цветочный зал встретил альтистку безудержным гулянием, «людей» было настолько много, что создавалось впечатление, будто в нём собралась половина Москвы, а сложившийся антураж пьянки, танцев и веселья напоминал небезызвестный «Дом Грибоедова» в лучшие его вечера. Гнусавый саксофон вёл прихотливую мелодию под сопровождение контрабаса и тромбона, а барабан чуть слышно отмерял сбивчивые с двух на три и обратно доли. Саша, не чувствуя ног, пробралась сквозь толпу, со всех сторон окруживших бассейн с бурлящим шампанским, из которого без лишних стеснений гостями, попутно разливающим содержимое не только на светлый пол, но и на свои одежды, если таковые присутствовали, наполнялись вытянутые прозрачные бокалы.

— Любовь моя, за что ты так жестока ко мне? — чуть поодаль томно лепетал одноглазый коренастый мужчина, стоя на коленях перед удивительной красоты голой женщиной с длинными чёрными распущенными волосами, волнами ниспадающими на округлые бедра, некоторые пряди которых были заплетены в мелкие косички с вплетёнными в них сверкающими бриллиантовыми камушками. — Прошло уже сто лет, а ты так и злишься на мою глупость…

— Как я могу тебя простить?! — раздался утробно низкий голос красотки, никак не вязавшийся с её внешностью. — Ты променял меня на какую-то жалкую отравительницу, а как только надоел ей, решил вернуться ко мне, поджав хвост. Трус! Уходи!

«Сто лет?.. Страсти тут не хуже, чем в Грибоедове», — Александра осторожно маневрировала в массе, стараясь как можно более подробно запомнить эту ночь.

Счёт времени окончательно потерялся. Казалось, что прошло не более пяти минут, хоть то было не так, но вновь прибывшие гости, неустанно сочившиеся из клокочущего камина, поредели в своих рядах, и со временем, вовсе истощились. Найдя более укромное и свободное место практически рядом со сценой в розовой стене, Саша, словно опять опьянев, беззаботно закружилась на месте, расставила руки по обе стороны, смотря в светящийся потолок и отдаваясь душой, и телом царившему здесь безумию. Недалеко от неё, высокий широкоплечий мужчина во фраке и женщина с высокой прической, украшенной яркими сапфирами, в порванной на плечах и коленах ночнушке и туфлях на большом каблуке, отдались страстному танцу, цепляясь друг за друга, как за спасательные плоты. Они кружили, словно в вальсе, хоть он сейчас не звучал, но их движения не требовали музыку вовсе. В порывах ветра у женщины мелькал большой ровный красный шрам, обрамлявший всё горло, из которого, стекая по острым ключицам, время от времени мелкими струйками сочилась тёмно-бордовая, почти коричневая кровь. В правой руке, что женщина держала за спиной кавалера, был сложенный в несколько раз чёрный кнут.

— Дарья, Дарья, будьте моей… — удивительно нежно заклинал танцующий на ломаном русском. — Всё отдам за вас…

— Ты знаешь, что мне нужно… — властно произнесла женщина, кружась и обхватив одной рукой обе щеки фрачника. — Сто душ и я твоя, Фридрих.

— Даже миллион не будет стоить твоей красы, — как мог сквозь стиснутые челюсти, произнес тот.

Шампанское пузырилось и пенилось. Тонкими струями выливались из пасти Нептуна красные и белые вина, вливаясь двумя буйными реками в глотки гостей. Цветочные стены также дивно благоухали, от чего в зале создавался свой неописуемо противный аромат. У Саши начала кружиться голова, вместе с тем, как кружилась она сама, а запах цветов и алкоголя, так щедро разливаемого повсюду, вызывал рвотные позывы.

Александра замедлила кружение, затем вовсе остановилась, приходя в себя. Достаточно напившись, некоторые гостьи, отдав кавалерам сумочки и туфли, ныряли в бассейны, кувыркаясь, бултыхаясь и брызгаясь в них, как дети в лягушатнике. У Александры всё также кружило голову, а перед глазами появилась белая пелена. Найдя опору в стене с белыми колючими розами, она массировала пальцами прикрытые веки, пока не стало лучше. Однако противная подступающая к горлу желчь не давала более покоя. Тяжело дыша, альтистка одним только глазом отрешённо посмотрела на кровоточащую от безжалостных уколов шипов ладонь и почти наощупь двинулась в сторону менее наполненного зала.

На горизонте замаячила Маргарита Николаевна в сопровождении не менее веселого, чем прежде, Фагота. Пусть во взгляде королевы читалась усталость, она, приветливо улыбаясь, проносилась по забитому гостями залу, лишь на миг остановившись возле Нептуна, на которого залез радостный Бегемот. Галстук бабочкой его съехал с положенного места в бок. Кот наколдовал что-то у пасти статуи, и из неё перестала биться струя, а из бассейна каким-то чудом ушло всё шампанское.

— Коньяк! — вскрикнул Бегемот, и в ту же секунду из пасти с неимоверным напором полилась янтарная жидкость, с легкостью заполняя ёмкость до краев.

Прицелившись, Бегемот, выставив передние лапы вперёд, нырнул в бассейн щучкой, пустив по поверхности небольшую рябь. Не многие решились последовать его примеру, но некоторые всё же нашлись. Простенькая на вид женщинам с чуть заметным румянцем, разгоряченная за ночь легким алкоголем, не задумываясь повторила тот манёвр за котом и, цепляя за собой удивлённого молодого мулата, нелепо упала в коньяк, разбрызгивая капли на метр вокруг бассейна. Бегемот же деловито, но фыркая, вынырнул, поправил съехавший и разбухший от влаги галстук и огорчённо провёл лапами по усам, более не обнаруживая на них ни праздничной позолоты, ни затерявшегося где-то на дне бинокля. Не став больше медлить, королева со свитой поплыла в какое-то тёмное, но на вид тихое помещение.

Биение сердца гулом отдавалось в ушах, тревога сковала всё тело, заставляя бежать, скрыться от наполненного бушующей нечистью зала. Стрельчатая арка, в которую не так давно влетели Маргарита, Фагот и Бегемот, вела в длинный извилистый коридор, на первый взгляд выглядевший бесконечным. Доверившись осязанию и острому слуху, Саша нащупывала каждый метр своего пути, время от времени хватаясь за стены, от подступающего страха неизвестности и замкнутости пространства старалась успокоить участившееся дыхание, глубоко вдыхая и выдыхая через нос. В какой-то момент девушке показалось, что у коридора и правда нет конца, и что блуждает она в кромешной тьме уже несчитанное количество времени.

«Зачем я только пошла сюда? — альтистка коснулась мокрой стены. — Как же здесь сыро… И пахнет гнилью».

Впереди возник маленький трепетный огонёк света, вселивший своим появлением чувства надежды и безопасности, будто он был не просто огоньком, а долгожданным маяком, освещающим своими яркими лучами стихийные солёные воды. Александра Ильинична ускорила шаг. Вскоре жёлтый огонёк разросся до неприличия в большую плохо освещенную комнату, из которой поначалу разило крепким алкоголем, потом морепродуктами. Место это чем-то напомнило Саше её гостиную. Здесь были отделанные деревом стены такого же отдающего в бордо цвета, десятки столиков и стульев уж очень сильно похожих на те, что стояли в тот знаменательный ужин, а затем и сегодня днем; на каждой поверхности стола стояли медные канделябры с полуистаившими и еле горящими тонкими свечами, огромные тарелки вскрытых устриц, источавших запах моря и лимонного сока, чаши с разнообразными фруктами и бутылки алкоголя.

Было ошибкой уповать на то, что здесь окажется тише и спокойнее. Альтистке даже пришлось виться угрем, чтобы хоть как-то протиснуться сквозь потные тела гостей, боясь их задеть. В этой части бала царила полная анархия: мужчины и женщины предавались чревоугодию, закидывая в себя друг за другом, как конвейер, склизкие лимонные устрицы, попутно запивая их прозрачным алкоголем, напоминающий своим ароматом медицинский спирт. Один из столов вовсе был полностью посвящен какой-то карточной игре [покеру], в которой участвовали только сосредоточенные напряженные мужчины. За другим столиком, сверкая беззубым ртом, истерически смеялась пожилая голая женщина. Зелёный платок, что был повязан на её морщинистую шею, яростно впивался в бледную кожу, образуя сверху и снизу две большие свисающие складки. Сидящая рядом миловидная девушка в туго затянутом красном корсете, от чего её груди были готовы вывалиться наружу, на певучем итальянском языке ругала и таскала за ухо бедного карлика. После очередного крепкого словца к смеху пожилой женщины добавились сбивчивые удары дамского сапожка о ножку стула.

В более тёмных углах, куда не доставали жёлтые лучи, ютились откровенно целующиеся парочки, хрипло постанывающие и смотрящие друг на друга горящими наполненными желанием и похотью глазами. Они, как никто другой, упивались своеволием и вседозволенностью бала полной луны. Александра Ильинична невольно загляделась на стоящего на коленях мужчину. Пока мышцы его гипнотически перекатывались валуном под белой рубашкой, он с жадностью ласкал ртом опершего о стену худощавого, закатывающего глаза от наслаждения парня.

«Я этого не видела, я этого не видела, я этого не видела», — убеждала себя Саша, стыдливо ускорившись. Лицо её наконец стало пунцово-красным, приобретя живой вид.

В конце комнаты шуты, одетые в традиционные пёстрые колпак с ослиными ушами, жилет и штаны-чулки, размахивая маротом, рассказывали на разных языках о глупцах-королях и их изменяющих с конюхами жёнах, о колесе фортуны, что стало благосклонно к обычному кузнечному подмастерье, сделав из него князя, имеющего в своих владениях треть королевства, и о многих других не выдуманных историях. С другой стороны комнаты собрались фокусники, как один, синхронно показывающих один и тот же фокус с исчезновением.

Где поистине сейчас было спокойно, так это в первом зале с большим витражным окном, в который Александра вошла с левой стороны. В нём было чуть больше тридцати человек — ничто, по сравнению с предыдущими местами. Оркестр исполнял торжественный полонез, и его звуки эхом отскакивали от тонких колонн, рассеиваясь лёгким туманом в высоких сводах. Чёрно-белые пары величественно и грациозно вышагивали: дамы приседали в нежных неглубоких реверансах, держа руки пластичными и изящными, а мужчины галантно кивали. Пары сходились и расходились, образовывали круги и вновь, вставая друг напротив друга, возвращались в шеренги. Смотреть на танцующих было подобно медитации.

«Не думала, что балы такие утомительные, — Саша устало облокотилась правым плечом о ближайшую жилистую колонну. — Ног вообще не чувствую».

— Чего стоишь? Помоги старухе встать, — слева раздался кряхтящий женский голос.

Сердце пропустило удар, а затем забилось в темпе венского вальса, готовясь выпрыгнуть из груди. Александре стало трудно дышать, по коже пронёсся холод, подгоняя за собой табун мурашек. Мозг лихорадочно задавался сначала одним вопросом: «Это она мне?», а затем другим: «Она меня видит?». Насколько возможно медленно Александра повернула голову в сторону, откуда донёсся голос, и увидела сидящую на светлом блестящем полу скрюченную фигуру, облаченную в чёрные лохмотья. Голова фигуры была покрыта рваным капюшоном, с виднеющимися через дырки серебристо-седыми, похожими на проволоку, волосами. Лицо скрыто.

— Еще и уставилась… — претенциозно буркнула старуха, подняла выше головы морщинистую руку, похожую на иссохшую ветвь, с длинными желтоватыми когтями, и повернула голову в сторону девушки, буравя её слепым, но очень проницательным, с бельмом на оба глаза, взором. Кожа, местами покрытая пигментными пятнами, под воздействием лет сморщилась и была дряхлой, от чего-то вызывая своим видом чувство брезгливости.

«Она обращается ко мне, ошибки быть не может, — альтистке стало жутко, и она принялась суетливо рассматривать себя, но так и ничего не увидела — всё так же прозрачна и невидима. — Я могу пожалеть об этом».

Александра оторвалась от колонны, робко подошла к старухе, всё ещё протягивающую вверх когтистую руку, и осторожно вложила в ледяную ладонь свою. Пальцы старухи, как лианы, обвили костяшки. Приложив не мало усилий, Саша помогла той встать.

— Ну спасибо, — неискренне поблагодарила слепая, не торопясь отпускать.

— Как вы меня увидели? — шёпотом спросила Александра, трусливо оглядываясь по сторонам и боясь, что их разговор будет замечен. Но разгорячённые балом пары приступили к следующему танцу, польке, двигаясь в припрыжку и звонко стуча каблуками под оживленный мотив скрипок, заглушая тем самым и без того неслышные голоса.

— Не велика задача, — кряхтела старуха, обнажая беззубый рот. — Как могла заметить твоя глупая голова, может, я чего-то не вижу, но не значит, что не могу видеть кого-то. Тебе здесь не место. Зачем пришла?

— Вы — ведьма?

— Ишь ты, какая любопытная, только и успевай ей ответы давать! — пальцы седой разжались. — Только и знаешь, как задавать вопросы: «Как?» да «Почему?». Теперь я поняла.

— Я здесь за ответами, — набравшись уверенности проговорила Саша.

— Ты и части их тут не найдёшь.

Предыдущая глава Список Следущая страница