Глава 7 «Шоу должно продолжаться» (2/2)

Далее на сцене послышалось оживление, какой-то шелест, после чего Фагот насмешливо прогнал со сцены обезглавленного или уже нет Бенгальского, который с ужасом требовал свою голову назад, скрываясь за кулисами. Всё, что происходило потом, напоминало странный сон, возникший при высокой температуре. Видимо, Коровьеву было мало денежных фокусов, и чтобы сильнее раззадорить толпу, он решил устроить модный магазин по типу бутика. Томный голос Геллы, вызывающий в Саше рвотные позывы, без запинок и остановок объявлял различные популярные бренды.

Сначала неуверенно, а затем массово на сцену повалили сотни женщин, желающих обновить свой гардероб. Крики, топот ног и неслыханная суматоха вновь наполнили Варьете, а клетчатый Фагот руководил ими, словно дирижёр оркестром, подогревая образовавшийся интерес. Но когда он объявил, что магазин скоро закроется, женщины наспех ломанулись, хватая всё, даже самое ненужное, но главное бесплатное, и довольные возвращались на свои места.

Раздался ещё один выстрел, и народ окончательно угомонился.

— Всё-таки желательно, гражданин артист, чтобы вы незамедлительно разоблачили перед нами, зрителями, технику ваших фокусов, — раздался настойчивый приятный и достаточно громкий баритон, — в особенности фокус с денежными бумажками.

Александра напрягла зрение в попытках разглядеть говорящего, но тут со стороны послышалось:

— Ах, это же Семплеяров, — взволнованно прошептала скрипачка. Фамилия та была известна всем музыкантам Москвы, а может даже всей страны, ведь принадлежала она председателю акустической комиссии московских театров — Аркадию Аполлоновичу.

После этого, казавшегося, невинного вопроса начался полнейший сюр. Вместо рассекречивания техник Коровьев начал рассекречивать самого вопрошающего. Выяснилось много пикантных подробностей, о которых никто не должен был знать, например: о лжи и изменах, а также о «ценности» родственных связей. Две женщины нещадно ругали председателя: одна из них поколачивала его зонтиком, другая же её пыталась остановить. Вся эта нелепая ситуация казалась Александре до жути забавной, будто она стала зрителем, пришедшим посмотреть комическую оперу, потому альтистка позабыла о всех своих проблемах и невзгодах, искренне смеясь от происходящего.

Тут послышался грохот, чьи-то тяжёлые карабканья, и вскоре взору всех музыкантов, сидящих в яме, предстал огромных размеров чёрный кот, забравшийся на рампу.

— Сеанс окончен! — крикнул Бегемот, приводя всех в замешательство своим человеческим голосом. — Маэстро! Урежьте марш!

Как только им было произнесено последнее слово, руки Александры перестали её слушаться. Словно имея свою волю, левая рука положила альт на плечо, а правая рука взяла смычок и неистово провела им по струнам. Ища взглядом поддержки в остальных, девушка поняла, что все они сейчас играют не по своей воле. Музыка складывалась какая-то развязная, отчасти даже пошлая. Народ хохотал и истерический смех поднимался изнутри альтистки. Это чувство, чувство потери контроля над своим же телом, приводило её в леденящий ужас. Конец мучениям ознаменовали звонкий удар тарелок и остинатная дробь литавр — воля вновь вернулась оркестру.

Восхищенные сеансом зрители, вытекая из театра, обсуждали увиденное на сцене. Среди них шла ошалевшая Александра, переполняемая эмоциями: ей было и весело, и страшно, и тревожно. Нервно раскачивая кейс с инструментом, она с любопытством осматривала толпу. Где-то послышался удивленный возглас, а затем показался и источник этого удивления: недалеко от Саши, окруженная в полукруг людьми, стояла босая женщина, одетая лишь в нижнее бельё. Затем ещё и ещё слышались крики мужчин, заискивающих приятного любовного тепла, и женщин, обнаруживших себя раздетыми. Поднялась суета. Не в состоянии более сдерживаться, альтистка раздалась горьким смехом, а из глаз её полились слезы.

— Веселитесь, Александра Ильинична? — послышался спокойный низкий голос. Посмотрев налево, она обнаружила рядом с собой рыжего мужчину.

— Азазелло? — перестав смеяться, удивилась Александра и вытерла влагу с лица. — Что вы здесь делаете?

— Мессир приказал сопроводить вас до дома, — несколько недовольно отозвался он, потянув девушку за собой, — время позднее.

— Неужели мессир так переживает? — ехидно поинтересовалась Саша, криво улыбаясь и идя вслед за мужчиной.

— Вы так думаете? — также ехидно ответил он вопросом на вопрос. Подведя Александру Ильиничну к знакомой ей чёрной машине, он галантно открыл ей дверь, пропуская на заднее сиденье.

Поездка шла в полной тишине, что вскоре наскучило раззадоренной и взвинченной Саше:

— Почему победитель может не играть в игру? — вопрос был понятен для рыжего мужчины, ведь речь шла о вчерашнем ужине.

— Потому что победитель может пожелать всё, что захочет, — нехотя ответил он.

— И вы пожелали больше не участвовать в ней?

— Да.

В салоне машины снова стало тихо. Александра задумчиво смотрела в окно. Отчего-то стало так грустно и тоскливо, что на глазах девушки вновь навернулись слёзы.

— Вы упомянули вчера, что многое знаете…

— Это факт.

— Может, вы тогда знаете, что случилось с моими родителями? — Саша умоляюще посмотрела в окно заднего вида, в котором виднелся непроницаемый взгляд Азазелло.

— Такие знания мне не подвластны, — сухо проговорил он, возвращая внимание к дороге.

— А кому они подвластны? — не унималась альтистка.

— А вы как думаете? — легкий смешок вырвался из уст рыжего мужчины.

«Конечно же, всё сводится к нему. Чего я вообще ожидала услышать? Что мне дадут ответы на все мои вопросы? Как глупо».

***

Огни свечей, расставленных буквально на каждых поверхностях квартиры, отбрасывали причудливые тени. Пройдя мимо приоткрытой двери ванной комнаты, Александре померещилось, что в ней двое любовников страстно целуются, прижавшись к стене, но наваждение это исчезло также быстро, как и возникло.

«Я не смогу здесь жить».

Оглушительно шурша длинным подолом платья в полной тишине, Саша дошла до гостиной. В ней было всё как всегда, пожалуй, за исключением стола и стульев, стоящих здесь прошлой ночью и отсутствующих сейчас. Теперь в комнате были больших размеров синий диван, два кресла такого же цвета, стоящих перед горящим камином, граммофон и куча зажженных, уже подплавившихся свечей.

Перед огнём сидел Воланд, на коленях его лежали сотни страниц, собранных в потёртый переплёт, а в его руках, одетых в серые кожаные перчатки, находился полупустой стакан с тёмной жидкостью. Выглядел он ещё страннее и причудливее, чем обычно: серая рубашка, застегнутая до последней пуговички, тёмно-фиолетовый жилет и плащ, чёрные брюки и высокие сапоги такого же цвета. Но самым любопытным являлась угольного цвета полумаска, надетая на сторону лица с бездонным чёрным глазом. Делал ли он вид, что не заметил Александру, либо действительно был увлечен чтением, альтистка не понимала. Положив голову на выступающие части дверного проема, девушка задала вопрос:

— Что читаете?

Воланд молчал, перелистывая жёлтые листы.

— Вы ведь знаете, что игнорирование — это неизбежная дорога к ещё более сильному любопытству?

— Знаю, — всё-таки отозвался Воланд, не поднимая взгляда. Александра прошла в глубь комнаты и шумно села на диван.

«Никакой реакции. Так много разговаривал со сцены, а сейчас нем как рыба».

Стопы, скованные весь день узкими туфлями, заныли, прося скорее их освободить. Нагнувшись, Саша расстегнула застежку сначала на одной ноге, затем на другой и освободила их из капкана обуви, ощущая небывалое наслаждение, из-за чего лицо её расплылось в счастливой улыбке. Не замечая пристального взгляда, альтистка закинула ноги на диван, пряча их под тёмной юбкой и поджимая к телу, словно эмбрион.

— Шоу было впечатляющим, — продолжила она, шевеля освободившимися пальцами, тем самым разгоняя по ним кровь, — особенно сильно мне понравился фокус с маршем — небывалые ощущения, — последнее было произнесено с сарказмом.

— Я рад, что вам понравилось, Александра Ильинична, — безразлично произнес Воланд, вернувшись к чтению. Делал он это намеренно, зная какой эффект производит на девушку.

— Да, разоблачение вышло грандиозным. Я заметила, что вы любите заниматься этим и вне представлений, — Саша хотела хоть как-то вывести мужчину на эмоции. — Знаете, на самом деле, вчерашнее выступление мне понравилось намного больше… — сатана поднял глаза, отрываясь от прочтения, посмотрел на альтистку, снисходительно улыбнувшись.

— Вам не идет это платье.

— При чём здесь…

Воланд встал с кресла и, оставляя на небольшом столике рукописи и стакан, в два шага приблизился к дивану, присаживаясь на него уж слишком близко к Александре. Девушка опешила, ощущая как предательски быстро начало биться её сердце, но, заёрзав, немного отодвинулась.

— Вам больше подойдет что-то… — Воланд задумчиво прервался, подпирая висок положенной на спинку дивана рукой, — что-то из шёлка, не как ваш халат, естественно. Ваши плечи слишком хрупкие, чтобы носить что-то вроде этого, — он окинул взглядом сжавшуюся Александру. Она недоуменно хлопала глазами, не понимая, что ответить на данное заявление. Тишина вновь наполнила пространство. — Собственно, вам удалось привлечь моё внимание. Что вы намерены делать?

— Я тоже хочу показать вам фокус, — сорвалось с её уст быстрее, чем она могла подумать. Бровь, что скрывалась под маской, удивленно поползла вверх. Саша сразу же дала себе мысленную оплеуху: «Какой ещё фокус?!»

Александре Ильиничне стало страшно, но страх этот был уже другого рода — это был страх сделать что-то неправильно, что-то, о чём она могла в дальнейшем пожалеть.

«Мне нечего терять, так чего я боюсь?»

По мнению Александры терять ей и правда было нечего — вся жизнь превратилась в сущий кошмар. Рамки приличия, тонной лежащие на её плечах, испарились, позволяя действовать так, как заблагорассудится.

Немного поддавшись вперёд на колени, опёршись правой рукой о спинку, левая дрожащая рука медленно потянулась к лицу мужчины. Воланд скептически наблюдал за её продвижением, наблюдал, как дрожащие пальцы остановились в сантиметре от маски. Но несмотря на скепсис, он был заинтригован возникшей решимостью Саши. Она робко посмотрела ему в глаза, как бы спрашивая разрешения на свою «маленькую шалость», на что также безмолвно получила легкий одобрительный кивок. Разгоряченные пальцы коснулись холодного незнакомого материала, прикрывающего часть лица. Сомнения, до этого терзающие её мысли, пропали.

Пришлось немного поразмыслить, чтобы понять, как именно снимается предмет, ведь никаких веревок или лент не было видно. Александра сосредоточено выглядывала спрятанный механизм, но всё оказалось куда проще — немного поддев маску снизу, она без каких-либо проблем поддалась и поползла вверх.

«Как символично вышло. Хотела снять с него маску и сняла же».

Девушка криво улыбнулась этой мысли, несмотря на бушующие внутри неё страх и предвкушение. То, чего она так сильно хотела, могло сбыться прямо здесь и сейчас, от чего становилось ещё страшнее. Пальцы коснулись оголенной кожи щеки, на ощупь такой же обжигающе холодной, как и тот необычный материал. Сердце замерло, а легкие забыли о кислороде. Весь мир сошёлся в единую точку — точку соприкосновения резонирующей кожи к коже. Александра закусила нижнюю губу и продолжила своё исследование.

Сатана ощущал себя юнцом, мальчишкой, что впервые вкусил плод тепла и нежности от девушки. Он смотрел, как она заинтересована, как ей хочется большего и как это большее она берет сполна. Некогда робкие пальцы стали более настойчивыми, им было мало простых прикосновений, они хотели гладить щеку, переходя к крыльям носа и обратно, хотели подняться выше, к бровям, лбу, виску, хотели ощутить текстуру уложенных гелем волос.

Сердце Александры трепетало от каждого ощущения, получаемого от сие действия. Всё, что ей когда-то хотелось, было у неё прямо тут, перед ней. Воланд закрыл глаза, лицо его расслабилось и выражало умиротворение. Как ребёнок, через тактильные соприкосновения Саша познавала для себя новый мир. Для неё это были не просто касания, не просто подтверждение своих же давних мыслей — это было интимнее, чем поцелуи или секс, ведь перед ней сейчас был не загадочный, мистический фокусник не от мира сего, а обычный мужчина, желающий ласки. Наконец-то он становился понятен.

Альтистка передвинулась ещё вперед, упираясь коленками в ногу сидящего, и тот открыл глаза. Рука её покоилась в глубинах волос Воланда, где-то на затылке. Саша также нервно покусывала губу, неизбежно привлекая этим взгляд напротив. Чувство ребячества было похоронено под слоем нового возникшего чувства. Желание овладеть Александрой, такой податливой в данный момент, закипело по ледяным венам. Сдерживаться становилось всё сложнее.

Саша заметила смену настроения у мужчины, но отступать не планировала, наоборот, ей хотелось выяснить новые его грани, познать разные эмоции. Комната постепенно погружалась в полумрак.

— Вам совсем меня не жалко? — с придыханием спросила она, заранее зная ответ: «Нет, ему меня не жаль».

Глаза Воланда стали мутными. Он с силой схватил за запястье лежащую на его голове руку и с силой потянул на себя. От неожиданности девушка чуть не распласталась на его коленях, но Воланд быстро сменил хватку на её бедро, закидывая всё тело на свои ноги, тем самым позволив оседлать их. В попытках ухватиться, Саша вцепилась в его плечи, быстро осознавая в какой позе они сейчас находятся. Дьявол поднял правую руку, цепляя подбородок Саши, и стремительно впился в губы. Внезапное «ох» даже не успело раздаться, так как сразу же было прервано поцелуем. Теперь сатана был требовательным, теперь ему хотелось воплощать свои фантазии.

Сильное биение, в несколько раз сильнее того, что было когда-либо, наполнило грудную клетку альтистки, а внутренности сжались в единый тугой узел. Большой палец, до этого держащий подбородок, настойчиво гладил нижнюю губу, оттягивая её вниз. Левая рука мужчины пробралась сквозь ткань платья и сжала бедро, от чего Саша удивленно взвизгнула ему в рот. Оцепеневшие пальцы Александры сжали ворот плотного плаща. Их поцелуй не был похож на поцелуй двух любящих душ, нет, он больше напоминал извращённые ласки тех, кто долго сдерживал свои желания. На удивление, такой хрупкой натуре как Саша, нравился этот звериный напор. Ей нравилось, как пальцы, одетые в кожу, переместились с её лица на затылок, то прижимая к себе ещё ближе, то оттягивая за волосы до приятной боли, от которой по телу бежал табун мурашек. Альтистка с упоением отвечала на каждую ласку, на каждое граничащее с болью поглаживание, как нектар впитывала в себя аромат свежести и отголоски алкоголя, выпитого недавно.

Разорвав поцелуй, Воланд сильнее сжал её волосы на затылке и сильнее оттянул их вниз, открывая вид на очерченные скулы и закрытое воротником горло. Теперь всё внутри него трепетало от покладистости Александры, от её раскрасневшихся губ, от того, как она пылала и плавилась от его прикосновений, принимая нужную для него форму. Та близость, возникшая между ними, когда альтистка сняла маску, была непонятна для него, пугала и приводила в замешательство. Сейчас же всё стало предельно ясно: сатана понимал свои эмоции, свои действия, свои мысли.

Саша словно задыхалась в чувствах, как ливень обрушившихся на слабое тело. Воланд приблизился к её уху, обдавая горячим дыханием.

— Мне вас совсем не жаль, — раздался томный хриплый шепот, из-за чего пальцы альтистки ещё сильнее вжались в ткань плаща, — Всё, чего я хочу, чтобы вы сняли это отвратительное платье и возлегли со мной прямо здесь, — мужчина нежно прикоснулся губами к мочке и слегка прикусил её.

— Ох… — глухой стон сорвался с уст Александры Ильиничны, пробуждая в теле более яркую волну возбуждения.

Горячее дыхание, а затем и властный поцелуй, коснулись оголенного участка шеи Александры, едва задевая кожу зубами. Она отчего-то доверяла Воланду, не перечила, не вырывалась, даже больше — ей нравилось следовать его воле. Только он один знал, какие силы приходилось прикладывать, чтобы сдержаться от воплощения своих же слов. Воланд сильнее сжал руку на бедре, не позволяя себе подняться к желанной округлости ягодиц. Кожаные перчатки неприятно терли разгоряченное тело.

— Снимите их… — Саше хотелось ощутить больше, стать ещё ближе друг к другу.

От произнесенных слов, сатана был готов повиноваться ей, снять не только эти чёртовы перчатки, но и оголить её полностью, разорвав в клочья чёрную ткань. Сделай он это, пути назад бы не было. Не было бы той услады, доставляемой от страданий девушки, мучений от того, чего она не может заполучить. Подчинив всю свою волю, Воланд остановился, убрал руки на сиденье и бессильно уткнулся макушкой в грудь Александры.

— Не сегодня, — в его голосе всё ещё можно услышать отголоски возбуждения, но вопреки этому слова послужили невидимой пощечиной. Саша съежилась, словно ёжик, и быстро соскочила с колен мужчины, босыми ногами отступая от дивана.

«Я такая глупая! Глупая! Глупая!»

Распалённая ласками кожа горела, требовала вернуть всё обратно, но мозг кричал о том, как она могла так безнравственно запрыгнуть на колени к малознакомому мужчине, который то и дело провоцировал её на подобные поступки. Старая Александра никогда бы не позволила себе такого, но новая Александра была не прочь насладиться его обществом.

— Полагаю, сегодня вы устали, и мне бы не хотелось становиться причиной её усиления, — Воланд разгладил складки на плечах и встал, из-за чего Саша ещё больше отступила назад.

— Надеюсь, вы насладились шоу! — злость кольнула её сердце. Подняв тяжелую юбку, альтистка выбежала из гостиной, скрываясь за дверью своей спальни, оставляя мужчину в полном одиночестве.

«Он просто играет с тобой, а ты поддаешься! Хотела расставить ловушки, но сама же в них и попалась, — говорила она сама себе, — какая я глупая!»

***

Ночное небо никогда не было настолько красивым, как сегодня. Сотни тысяч, а может даже миллионов маленьких звезд усыпали тёмно-синее полотно. Гордая луна своим ярким холодным светом освещала лицо Мастера. Эта ночь была беспокойной для него. Стоя на небольшом балкончике он размышлял о ней, о той, кто так страстно любила его. Мастер знал, что в соседнюю палату кого-то завезли, возможно, кого-то интересного. Находясь в своих мыслях, он провернул ключом в замке и прокрался к новичку. Им оказался молодой юноша, представившийся поэтом. Всё внутри Мастера испуганно передёрнулось, ведь именно литература погубила его и их любовь. А, быть может, литература была тут совершенно не при чем, и он сам оказался виноват в том, что рассудок его помутнел. Мастер скучал по ней, по своей музе, но знал, что так для неё будет лучше. Для них двоих.

Иван, как он представился, рассказал Мастеру невероятную историю о приезжем иностранном консультанте, о том, как он предсказал смерть его товарища, о говорящем коте и чудаковатом мужчине в треснувшем пенсне. Мастер слышал здесь много безумных историй, но эта была до жути правдивой — не возникало сомнений, что была она реальна.

Мастер не заметил, как и сам начал рассказывать свою историю, делясь только тем, чем было приемлемо поделиться с незнакомым человеком. Ему хотелось высказаться, передать все краски их бурного с Маргаритой романа, но быстро себя обрывал, впадая в смятение. В это время в стенах учреждения слышались крики бедного, почти обезглавленного Бенгальского, приводящие в ужас беспокойные души.

На другом конце города в это же самое звёздное небо смотрела она, Маргарита. Скупая слеза стекала по исхудалому лицу женщины, а в мыслях вертелись одни и те же строчки: «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней… Пропал Ершалаим, великий город, как будто не существовал на свете…»