Глава 6 «Ужин у Сатаны» (1/2)

Александра сама не верила в свои слова. Стены комнаты, освещенные только огнём свечей, начали давить, уменьшая и без того маленькое пространство. Ей абсолютно не была понятна реакция стоявшего совершенно спокойно Миши, не задающего никаких вопросов, из-за чего вопросы возникали уже у неё самой. Впервые увидев в своей квартире компанию незнакомых, странных и пугающих людей, она не знала, что ей с этим делать, но для пианиста их присутствие казалось данностью.

«Его даже не удивил говорящий кот!»

Рядом со столом стояло семь стульев с резными спинками: два из них по краям (друг напротив друга), два слева (возле окна), и три справа (со стороны двери). На одно из мест, возле пары, уселся Бегемот, расстилая белую кружевную салфеточку на «колени». Гелла вернулась, неся несколько бутылок из темного стекла, вероятно, вина или шампанского.

— Присаживайтесь, Михаил Денисович. С этого места вам будет очень хорошо меня видно, — томно произнесла она, указывая на место рядом с котом. Словно под гипнозом, юноша послушался её, идя к указанному стулу. Довольная послушностью рыжая бестия коварно улыбнулась и облизнула красные губы, словно в предвкушении, а зелёные глаза её засветились.

Пианист долго, бесстыдно рассматривал женщину, как будто раздевая практически голое тело. Она грациозно наклонялась, расставляя блюда, демонстрировала округлость чуть прикрытых бедер, задевая ими руку юноши. Затем, развернувшись, рыжая облокотилась о край стола, заигрывая пуговицей пиджака: то расстёгивая её, то застегивая. Миша, не моргая, наблюдал за всеми её действиями, как голодный пёс истекая слюной.

— Гелла, перестань! — не выдержала Александра Ильинична, грозно смотря на женщину. Та же лишь мимолетно улыбнулась и вышла из комнаты, «случайно» задев плечом Сашу.

«Вот же дрянь!»

— Александра Ильинична, вы чего стоите? — обратился к ней Бегемот, раскачивающий в лапе вилку, а-ля дирижерской палочкой, и пытающийся хоть как-то сгладить образовавшиеся углы неловкости.

— Я, пожалуй, подожду хозяина вечера, — скупо ответила девушка, отходя вперёд, к старинному граммофону. Громкая мелодия казалась искаженной, намеренно изуродованной, где ритм прихрамывал на вторую долю.

«Зачем ему этот ужин? Что происходит?»

Долго ждать не пришлось — в коридоре раздались шаги, приближающиеся со стороны входной двери. Характерного стука трости об пол не было. Воланд словно родился из тьмы, заходя в плохо освещенную гостиную. За ним вошли Коровьев и Азазелло. Последнего же теперь удалось лучше разглядеть: дорогой модный чёрный костюм, кипельно-белую рубашку и лакированные туфли; рыжие волосы его были забраны гелем назад, придавая важности, только вот белое бельмо на глазу и ужасный клык немного уродовали его вид.

— Садитесь, — властно сказал Воланд, присаживаясь на крайний стул со стороны разожжённого камина, смотря прямо в душу Александры, благодаря чему она, не задумываясь, послушалась и тоже села на стул с другого края, недалеко от воспроизводимой музыки.

Одет Воланд был также, как с утра, только теперь на голове отсутствовал берет, а идеально уложенные утром волосы слегка спускались прядями на лоб. Находясь напротив друг друга, Саша пыталась распознать эмоции мужчины, подмечала каждую морщинку на суровом лице, каждый брошенный на неё взгляд, совсем позабыв про сидящего поодаль Мишу.

Стоит отметить, что послушалась мужчину не только альтистка, но и вошедшие за ним. Коровьев присел на оставшийся стул справа, возле камина, а Азазелло сел слева, ближе к девушке. Оставшийся там же стул, рядом с Воландом, вскоре был занят веселой Геллой.

— Я очень рад, что вы приняли мое приглашение… — начал сатана, но был прерван:

— Будто у нас был выбор? — неосознанно вырвалось у Александры. Шесть пар глаз устремились на неё. В панике альтистка осмотрела всех присутствующих, подмечая, что многие стали напряжены, а в глазах Коровьева и Бегемота читалась… жалость? Голова альтистки непроизвольно вжалась в плечи.

— Да, тут вы правы, — усмехнулся Воланд, кривя один уголок губ и блестя глазами, переливающихся жёлтым и красным, от отражающихся в них огоньков свечей. Злости в голосе не слышалось. Саша немного расслабилась, а вот свита его напряглась ещё сильнее. — Было бы ошибкой, если мы как следует не поблагодарили вас за столь радушный прием, — дьявол перевел взгляд на пианиста, сидящего между Коровьевым и котом. — А с вами, Михаил Денисович, мы бы хотели познакомиться поближе. Меня зовут Воланд, — зачем-то вновь заговорил он с более ярким немецким акцентом, будто отыгрывая роль иностранца. — Я — профессор чёрной магии. Меня всегда привлекал ваш удивительный город, поэтому решил дать тут несколько выступлений. А это мои ассистенты, — мужчина показал на остальных присутствующих.

Гелла встала из-за стола, взяла бутылку шампанского, лежащую до этого в небольшом ведерке со льдом, зашелестела фольгой, воткнула в пробку длинный уродливый ноготь указательного пальца, скрипя о стекло, прокрутила им и с хлопком, раздавшимся на всю гостиную, вытащила её. Воланд взял шампанское и стал ходить по гостям, разливая золотистое пенистое содержимое по бокалам. И делал он это насколько изящно, будто всю жизнь проработал официантом. Саша невольно залюбовалась им и не заметила, как мужчина уже подошел к ней.

— Насколько мне известно, — начал он, понизив голос, пуская волну мурашек по спине альтистки, из-за которых невольно дёрнулось плечо, — вы не любите алкоголь?

— Верно, — в душной комнате стало катастрофически не хватать воздуха. На лбу Александры начал проступать пот.

— Тогда предлагаю сыграть в игру, — Воланд театрально взмахнул руками, из-за чего шампанское немного разлилось на пол, и каким-то совершенно безумным взглядом окинул присутствующих.

— Может не стоит, мессир? — как-то уж очень жалобно обратилась к нему Гелла. Лицо её больше не было надменным и глумящимся. Мужчина пристально посмотрел на альтистку, ожидая ответа.

«Не знаю, что это за игра, но все его приспешники выглядят обеспокоенно, особенно эта рыжая стерва».

— Какие правила? — раздались тихие слова, чего было достаточно для начала.

— Ох, ё… — протянул Бегемот. Он не любил эту игру.

— Всё просто, — размеренно, даже спокойно, произнес дьявол, занимая своё место, — каждый расскажет что-то из своей жизни, либо, например, из сегодняшнего дня, но один факт может быть неправдивым. Цель — рассекретить лжеца или лжецов. Каждый может задавать бесчисленное количество вопросов. Победитель загадывает желание у любого проигравшего.

— И при чем здесь моя нелюбовь к алкоголю? — не понимала Александра, однако заинтригованная предложением. Сама того не замечая, она нервно покусывала губы и дергала ногой под столом.

— Если выиграю я, то заставлю вас выпить, — беззаботно сказал сатана. — Но для начала нужно поесть. Вы в последнее время плохо питаетесь, Александра Ильинична.

Больше никто не говорил. Комнату наполнил скрежет ножей и вилок о тарелки и стук бокалов о дерево под сопровождение ярко-акцентированной музыки мазурки Шопена. Некоторые свечи начали потухать, образуя ещё более невыносимую атмосферу. Внимание Александры вновь привлекло странное поведение пианиста, смотрящего на рыжую женщину. Он почти не ел, а только смотрел и смотрел перед собой, на неё. Сначала Гелла делала вид, что не замечает взгляда, намеренно его игнорируя, но со временем пришла к выводу, что общему ходу дела её дальнейшие действия не помешают, а, возможно, даже помогут.

Выставляя всё имеющееся женское обаяние, коего было более чем достаточно, Гелла медленно проводила вилкой по губам, облизывала каждый её зубчик, закрывала глаза, округляя рот в неслышном стоне, будто вилка была самым небывалым источником наслаждения. Щёки молодого человека залились румянцем, он заерзал на стуле и тихо прочищал горло в кулак, пытаясь отвлечься.

Воланд неустанно следил за каждым движением хозяйки квартиры. Интерес к игре, в которой ему не было равных, усиливался тем, что в ней будет участвовать она. Представление, которое устроила вампирша, его мало интересовало, но последствия её заигрываний могли быть крайне полезны. Сатана решил сохранить для себя интригу и не считывать мысли Александры, от чего сильнее забурлило забытое чувство предвкушения в его теле, посылая резкие импульсы к действию. Мужчина размышлял: стоило ли поддаваться или нет? Ведь как таковое желание заставить выпить было лишь предлогом, в действительности же ему хотелось, чтобы девушка наконец прозрела.

«Зачем Гелле соблазнять Мишу? Почему её никто не останавливает? Почему я её не останавливаю?» — размышляла Саша, заканчивая с предложенной едой. Вскоре мысли альтистки были уже далеки от ужина.

В своих мечтах она представляла, как могла бы наказать Воланда за бесчувственные издевательства и манипуляции, посадив его где-то у себя в комнате, и нарочно испытывать нервы мужчины на прочность. Да, она точно бы придумала что делать. Почему-то всплыл образ Воланда, сидящего на стуле возле письменного стола в её спальне, с широко расставленными ногами. Его тело было оголено по пояс, а руки связаны за спинкой стула. В этой фантазии он был совсем беззащитным и неспособным дать отпор. Александра могла бы делать с ним что угодно: могла ощущать холодную кожу, могла коснуться тех мест, которых никогда не видно под слоем одежды, могла поцарапать ногтем артерию на шее, проверяя наличие в ней крови; могла вырвать из уст не только ехидство, но и, возможно, стоны. Воображение увело её настолько далеко, что она не могла не испугаться.

«Это не мои желания, нет…»

Как бы не хотелось признавать, но Воланд волновал её, как мужчина, и отрицание этого факта приравнивалось откровенной глупости. Возбуждение распространялось по всем нервным окончаниям, соединяясь в пульсацию между ног и перемешиваясь с чувствами стыда и вины.

«Я не достойна такого хорошего парня. Он лишь поддался на её чары… Кто бы на его месте не поддался? Мне нет оправдания. Не думала, что настолько испорчена».

Александра Ильинична совсем раскраснелась, но не из-за жара камина или огня свечей, а от небывалого животного желания, съедающего страстной истомой изнутри. Из раздумий Сашу выдернул бой курантов часов, висящих на стене в коридоре и оповестивших о полуночи. Стол оказался практически пуст — кроме нескольких бутылок с тёмной янтарной жидкостью, вероятно коньяка, и стеклянных бокалов, напоминающих по форме бутон тюльпана и стоящих возле каждого человека, более ничего не было. Как давно убрали со стола и убирали ли вообще? На удивление уже не оставалось сил.

— Фагот, начни, — почему-то так обратился Воланд к мужчине в пенсне, прервав долгое молчание. Коровьев-Фагот непривычно грустно улыбнулся.

— Есть у меня такая история:

«Очень давно, можно сказать в прошлой жизни, я участвовал в рыцарском турнире, посвященного пятнадцатилетию принцессы. Будет хвастовством, но оружием я владел превосходно, а лошадь моя, Тэфи — серая кобылка — как сейчас помню, понимала меня с полушпоры. Надели на меня кольчугу, тяжеленные доспехи, шлем, через щель которого ослеплял свет треклятого солнца, поднявшегося в зенит, из-за чего ничерта не было видно. Также традиционно дали огромный деревянный щит с гербом и притупленное копье. Да, день был жарким. Противников было около сотни и все как на подбор — лучшие из лучших… — мужчина замолчал. — Возможно, моя самоуверенность подвела меня в тот день, а накануне подставила моя беззаботность.

Шутить я, конечно, любил, да и сейчас люблю, но воин из меня был куда лучше. Многие с трибун кричали моё имя, дамы кидали платки и розы в знак своей симпатии. Они верили в меня, поэтому я ощущал себя непобедимым. Перед турниром мой оруженосец, будь неладен этот предатель, поправлял на мне латы, шлем, проверил копье и щит — всё было идеально, как мне казалось.

Во время боя крики толпы усилились в миллион раз, оглушая, отвлекая, смешиваясь в общую кашу. Каждый считал нужным донести до «тупого рыцаря»: как ему лучше сбросить противника с лошади или как лучше пробить щит. Такое злачное на ругательство место было точно не для ушей прелестной принцессы Софии. Со временем участников турнира становилось всё меньше и меньше, до тех пор, пока на поле не остались я и совершенно незнакомый мне рыцарь. Он был огромным, я клянусь, огромным, как белый медведь. Я даже и подумать не успел, как он уже стремительно скакал на меня, целясь копьем. Может, усталость дала о себе знать, может, летняя духота одурманила мой разум, но среагировать я, как следует, не успел, от чего был сразу же повержен. Кто бы мог подумать, что этот злодей будет использовать наточенное копье, а не положенное тупое? Сейчас-то я понимаю, что это было убийство, но тогда было крайне обидно».

— Ну, это совсем выдумка, — внезапно для всех фыркнул Миша, скептически щуря глаза на соседа. То было настолько неожиданным, что Александра пододвинулась вперед, рассматривая молодого человека. Он выглядел обычным, спокойным, что удивительно, только его взгляд выражал недоверие. — Ври, да не завирайся.

— Самая, что ни на есть правда. Мессир же тоже помнит эту историю?

— Помню. У этого рассказа даже есть поучительный финал: никогда не шутите над теми, кто не понимает шуток или кто сильнее вас. И не нужно быть таким самоуверенным, — Воланд серьезно посмотрел на Коровьева, а затем перевел сосредоточенный взгляд в окно, за которым виднелось безлунное ночное небо, словно пытаясь в нём что-то разглядеть.

«О чём он думает?»

— У меня тоже есть поучительный рассказ, — неожиданно раздался голос Геллы, повернувшей голову вправо и обнажающей взору большой рубчатый шрам. Альтистка могла поклясться всеми богами, что никогда не видела его до этого момента на теле рыжей женщины.

Облизнув губы, Гелла начала свой рассказ:

«Женской дружбы для меня больше не существует. Иметь верную подругу — значит иметь самого близкого человека, человека, которому можешь доверить даже свою жизнь. Но иметь завистливую подругу — значит держать рядом с собой злейшего врага, готового предать тебя в любой момент. Я искренне не знала, что друзья могут быть такими. И могут ли тогда они называть себя друзьями? Думаю, нет.

Моя лучшая подруга считала себя менее красивой. Я и подумать не могла, что она менее привлекательна — многие мужчины ухаживали за ней, несмотря на то, что к многим из них она оставалась холодна. Так я находилась в неведении до тех пор, пока её не начали интересовать мои яркие рыжие волосы, из-за которых она начала называть меня ведьмой. Ей захотелось иметь такое же тело, увиденное ей в одном из походов в баню. Мои зелёные глаза она хотела выколоть. Было наивно полагать, что говорила она всё это в шутку.

Однажды в придорожной таверне мы встретили компанию путешественников, один из которых ей сильно понравился. Они рассказывали нам о жарких землях, о племенах людей, кожа которых похожа на крону дуба, о причудливых деревьях, на которых растут съедобные жёлтые плоды. Этот путешественник, что так сильно понравился моей подруге, был совершенно неинтересен для меня, невзирая на его активные знаки внимания. Порой мне казалось, что делает он это намеренно, чтобы подруга больше не приставала к нему. Но она не унималась, пыталась найти встречи, пыталась рассекретить наши несуществующие с ним отношения, стала ненавидеть и распускать сплетни о моей распутности. Чувство боли и обиды преследовало меня долгое время.

Даже не верится, что любовь может настолько вскружить человеку голову. Моя лучшая подруга, сгоравшая от ревности, безжалостно, не сожалея, подкараулила меня в подворотне и воткнула нож в шею, и оставила умирать. Она отрезала мои волосы, вымочила их в моей крови и отхлестала ими лицо с выколотыми ногтями глазами, ругая и злорадствуя. Я умирала медленно, мучительно, задыхаясь и проклиная всех, кто проходил мимо, кто бежал, увидев моё тело. Я проклинала себя за то, что посмела родиться такой.

Ничего хорошего из-за этой красоты нет… Только мужики глазеют, да бабы завидуют, — рыжая клацнула зубами. — Теперь я свободна и могу делать, что мне заблагорассудится, не задумываясь о последствиях. Теперь моя вечная жизнь — это спасение и адские пытки».

Александра Ильинична, чувствуя как сожаление пронизывает каждую клеточку мозга, была изумлена историей.

«Она всех ненавидит. Поэтому так ведет себя? Я понимала, что все они необычные люди, но чтобы настолько… Кто они на самом деле?»

— Был я как-то на балу, — сразу начал Бегемот, размахивая пушистым хвостом и не давая шанса хоть что-либо произнести.

«Дело было в веку так шестнадцатом. Вы же помните, как сильно я люблю балы и этот пропустить, ну, никак не мог. Было, конечно, время… Так вот, на этом балу я повстречался с невероятной красоткой. Я пришел при полном параде: в новеньком расшитом золотом кафтане, в берете с пером, с хорошим настроением, но увидев её, чуть ли не плачущую от одиночества в углу зала, всё моё настроение стремительно упало. На этой клумбе было много прекрасных цветов, но не заметить этот было бы кощунством. Платье на ней было такое пышное, как облако, и тяжелое, как грозовая туча, а корсет затянут так сильно, что бедняжка не могла толком ходить. И знаете что? Никто не разговаривал с ней, никто не приглашал её на танец!

Сердце моё разбивалось от их безразличия, поэтому я, как джентльмен, сопровождал её везде: ко всем закускам, ко всему алкоголю, был кавалером во всех танцах. Эх, мы так хорошо повеселились… Она так аппетитно ела того жареного гуся… — Бегемот мечтательно прикрыл глаза. — Вот я вспомнил и мне самому захотелось… Так аппетитно, как она, не ел никто ни до неё, ни после. Можете мне не верить, но это была любовь с первого взгляда. Как жаль, что она просуществовала так мало и разрушилась, как роза на оледеневшей от морозов клумбе… Она навсегда теперь со мной, тут, — он указал лапой на левую сторону «груди» — в моем сердце».

— Что произошло? — поинтересовалась Александра, искренне увлеченная историей, от чего локти её уже лежали на столе.

— Она умерла от чахотки той же зимой.

— Ох…

«О каком таком шестнадцатом веке может идти речь? Хотя, сам факт, что кот рассказал эту историю, полное сумасшествие».

Тишина вновь наполнила комнату, разбавляемая шуршанием иглы о музыкальную пластинку.

— Сегодня я… — послышался тихий, осипший голос Миши. Александра Ильинична незамедлительно переключила на него свое внимание, — сегодня я помогал родителям, а затем, вечером, мы с Сашей пошли на свидание, которое провели просто великолепно, — более оживленно закончил он, залпом выпивая налитый ему бокал.