Глава 4 «Новые жители квартиры №50» (1/2)
«Скройся с глаз моих!»
Грозный голос отца, смешавшийся с надоедливым будильником, заставил Александру вскочить с кровати. Лоб и спина были влажными и липкими от холодного пота. Саше часто снились кошмары, но этот был вдвойне страшным — это был день конца, день, когда пропали её родители.
«Успокойся, это всего лишь сон. Всё уже давно закончилось».
День как-то сразу не задался. Солнечные зайчики прыгали по поверхности дубового стола ослепляя. Июньское пекло окутало город. Наспех собравшись на репетицию, Александра вышла из дома и, не обнаружив сумку с нотами, вернулась обратно. Немного хмурая она вновь вышла из подъезда. Аллею достроили — в ней было много деревянных белых лавочек, прячущихся под густо насаженными деревьями, на ветках которых пели птицы. Яркий свет ударил в лицо, и, привыкнув к нему, Саша, совершенно того не ожидая, увидела перед собой силуэт Миши. Блондинистые, слегка взлохмаченные волосы покрывала серая кепка. Сам Миша был одет в легкую бежевую рубашку и штаны с подтяжками, из-за чего смотрелся в них очень забавно. В руках молодой человек держал ромашки. Его искристая улыбка светила ярче солнца.
От неожиданного визита Александра, как когда-то раньше его сестра, подбежала и обняла Мишу, обвив руками шею и немного повиснув. Миша несколько растеряно приобнял Сашу за талию.
— Ты почему не позвонил? — радостно отстраняясь, спросила альтистка.
— Вот… Сюрприз хотел устроить. Попросил Соню не рассказывать тебе, когда снова приеду обратно, — юноша нежно взял её руки и положил в них букет. Успокаивающее тепло разлилось по всему телу.
Миша был хорошим парнем, как Саше казалось. Он никогда не позволял себе большего, не убедившись в полном её согласии. Путь сейчас они не были парой, но и друзьями называть себя уже не могли.
— Сюрприз так сюрприз! Извини, пожалуйста, мне уже пора на репетицию. Если хочешь, можешь меня проводить до театра.
— Это даже не обсуждается, давай альт — я понесу, — как истинный джентльмен, Михаил освободил даму от «тяжести» новенького черного кейса.
Держась за руки, как влюбленная парочка, они проследовали к месту работы Александры. По пути Миша рассказал о своих выпускных экзаменах из консерватории, о том как профессор полифонии хотел «отрезать себе уши» от сочинений пианиста и о том, как сильно он соскучился по альтистке. Иногда сердце Саши трепетало от ласковых слов юноши. В знак прощания, перед ступенями театра Варьете Миша осмелился поцеловать Александру в щеку, краснея.
Репетировали сегодня вместе с актёрами. Сидя в оркестровой яме, музыканты изредка сопровождали реплики артистов, часто прерываемые криком режиссера. Обычно на таких репетициях присутствовал и сам директор театра, Степан Богданыч, но почему-то сегодня он отсутствовал. Из-за этого режиссер больше обычного нервно дергался в кресле, резко вскакивал и садился обратно. Конферансье, Жорж Бенгальский, пытался успокоить его принесенным граненым графином вина, но от алкоголя ситуация становилась ещё хуже. Атмосфера была напряженной даже для музыкантов.
— Нет, ну ты видела как он вскакивал! Визжал прямо как поросенок, — веселилась Софья Денисовна, выходя из здания театра с подругой. — И где Лиходеев? Опять в загуле?
— Видимо, — вяло улыбнулась Саша. Спускаясь по мраморной лестнице, девушка вспомнила утренний поцелуй, и щеки её налились румянцем, а на губах заиграла глупая улыбочка.
— Так вы сегодня виделись с Мишей? — заметив перемену в настроении подруги, ехидно поинтересовалась флейтистка. — Он как приехал, всё трещал о том, чтобы я тебе не рассказывала. И я не рассказала. Знаешь, что это значит? — многозначительно посмотрев на Александру, она остановилась и хитро прищурила карие глаза.
— Ну, и что же? Поведай мне.
— Это значит, что я надёжный друг, который никогда не разболтает твои секретики. Цени меня!
— Ты думаешь я не ценю тебя? Это очень обижает меня, — наигранно грустно Александра посмотрела на подругу и поджала чуть пухлые губки, от чего обе в скором времени рассмеялись.
Разговорившись, подруги отправились к Патриаршим Прудам. Шумно обсуждая репетицию, они прошлись по Малой Бронной и вышли в сквер. На большое удивление обычно наполненные людьми Пруды были пусты. Утомленные летним зноем девушки скрылись под тенью зеленых лип, присев на скамью.
— Странно как-то, — сказала Софья и, кладя рядом с собой кейс, внутри которого лежала флейта, достала из небольшой бежевой сумочки булку, посыпанную сахаром. — Обычно здесь так людно, а теперь никого.
— Да, странно, — отозвалась Саша, ставя музыкальный инструмент на каменную плитку возле себя.
Впрочем, ждать людей долго не пришлось — в метрах ста от подруг прошли двое мужчин и тоже сели, бурно обсуждая что-то. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был сразу узнан Александрой — это был никто иной, как Михаил Александрович Берлиоз. Второй — рыжеватый, молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке не сразу узнался, но вспомнив вечер в «Доме Грибоедова», Саша произнесла:
— Берлиоз и Бездомный.
— Ты это о чем? На солнце перегрелась? — недоумевая, поинтересовалась флейтистка, смотря на подругу и жуя булку.
— Смотри, — альтистка указала пальцем на Берлиоза, — тот, что в огромных очках — мой сосед, Михаил Александрович Берлиоз, снимает у меня две комнаты. А тот, что рядом, — переводя палец, Александра продолжила: — поэт, Иван Бездомный.
— Тот самый Иван Бездомный? — воодушевленно и чересчур громко спросила Софья, из-за чего Саша одернула её и укоризненно глянула. — Тот самый из газет? — уже тише закончила флейтистка.
— Да, тот самый из газет.
— Надо срочно подойти к нему и познакомиться. Мне нравятся его стихи, ты же знаешь, — одна бровь Софьи Денисовны приподнялась, а глаза стали словно стеклянные, показывая озадаченность. Почти съеденная выпечка покоилась на коленях подруги. Так Соня вела себя, когда что-то серьёзно обдумывала. Она, немедля, развернулась к подруге, взяла ту за руки и умоляюще посмотрела. Саша знала этот взгляд — ничего хорошего от него не жди. — Саша, вы же знакомы с этим Берлиозом! Может, подойдем?.. Ты что-то спросишь у него, а я ненароком познакомлюсь с поэтом.
— Нет, нет и нет. Насколько ты знаешь, с Михаилом Александровичем мы — не друзья. И просто так на улице подходить к нему я не хочу и не буду, — отрезала альтистка, сжимая ладони подруги.
— Ладно, — грустно протянула флейтистка и, убирав свои руки, снова начала жевать. — Тогда мы обязательно должны наведаться в «Грибоедов» — надо же мне где-то найти достойную пару. Ты-то себе уже нашла, — сказала Софья с набитым ртом и подтолкнула плечом Сашино.
— Достойных там не найти, — сухо проговорила Александра, на что Софья театрально закатила глаза.
Александра Ильинична молча сидела на раскаленной скамье, смотря в абсолютно безоблачное небо. Что-то в этом месте было не так и начинало напрягать. События прошлого лета вновь настигли Александру, заставляя вспоминать не самые лучшие дни. Из раздумий её вырвал шепот Сони у самого уха:
— Смотри, кто это к ним подошёл? Сидел, сидел и подошёл.
Сердце альтистки словно остановилось. Всё казалось нереальным, голова начала кружиться, будто от солнечного удара. Мужчина, что подошел к Берлиозу и Бездомному, тоже был ей знаком. Весь его вид был странным, причудливым и совершенно обычным для неё.
— Видимо, он — какой-то иностранец, — не замечая смену настроения подруги, предположила Софья и обтерла губы от крошек.
— Немец, — коротко сказала Саша.
— Ты и его знаешь? — Софья с изумлением посмотрела на Александру, пожалуй, удивляясь ещё сильнее, когда та кивнула. — Ну, ты даёшь, подруга! Ты только посмотри какие у него сапоги! Летом! Чудак! Кто он такой? Как зовут? — не унималась она.
Мысли кружили в беспросветном вихре. Сначала спасение, а затем странные сны с участием таинственного незнакомца — всё это наталкивало на осознание того, что Александра Ильинична не знала ровным счётом ничего о том, кто её спас. Не знала ни то, кто он, ни то, чем занимался. Нехорошее предчувствие засело в груди.
— Я не знаю… Мы столкнулись с ним прошлым летом, когда я бежала устраиваться в театр. Потом ещё пару раз пообщались и больше не виделись.
«Недоговаривать — не означает врать, верно?»
Александра не рассказывала подруге о событиях в Грибоедове, поэтому уточнять, где именно они разговаривали с иностранцем, не стала, как и упоминать о её спасении им.
— Тогда мы тем более должны подойти! — уговаривала флейтистка, чуть ли не вскакивая с места и готовясь прямо сейчас рвануть к сидящим поодаль мужчинам.
— Нет, не должны. И вообще, пойдём отсюда.
— Ещё пару минут… Дай насладиться прекрасным видом, — мечтательно произнесла Софья Денисовна, завороженно смотря то на Ивана, то на подошедшего иностранца.
Александра ощущала себя непрошенным зрителем. Она надеялась найти в подруге поддержку, надеялась, что та тоже согласится уйти и что ей не придётся наблюдать за ним, за его мимикой, жестами, поглощёнными разговором глазами. Смотреть на его фигуру, облаченную в тёмный с багровым оттенком костюм, чёрные сапоги, трость, было мучительно и в тоже время невероятно приятно. Почему-то всё в иностранце было таким родным и чужим одновременно. Александра не знала, чего она хочет больше: подойти и надавать негодяю пощечин или рассыпаться перед ним в словах благодарности и вожделения.
Подруги не могли оторвать взгляда от воодушевлённой беседы. Загадочный иностранец зачем-то встал, пожал руку Михаилу Александровичу и снова сел, продолжая разговор.
«Что происходит? Что они так оживленно обсуждают?»
Берлиоз то и дело одергивал Ивана, сидящего по другую сторону от внезапно появившегося мужчины и него самого, что-то шептал на ухо и снова вливался в беседу. Спаситель же во время этих перешептываний сидел мирно, о том говорило его расслабленное лицо, и поглядывал на небо, изредка криво ухмыляясь.
«Интересно, заметил ли он меня?» — тревожащий вопрос не давал Александре покоя, из-за чего та нервно заёрзала на скамье.
Подобно услышав её мысли, мужчина, имени которого она так и не вспомнила, вальяжно восседая, повернул голову в их с Соней сторону и, смотря прямо в глаза, подмигнул искристым глазом, хитро улыбнувшись. Дыхание сбилось. Кровь от головы отлила в ноги, от чего те стали как ватные.
«Заметил».
— Ну всё, пойдём, — резко вскочив, Саша взяла кейс с инструментом и потащила за собой подругу подальше отсюда. Непонимающе Соня схватила футляр с флейтой и, спотыкаясь, пошла за Александрой, попутно выкидывая в мусорный бак бумагу, в которую некогда была завернута булка. Альтистке не нравилось, как её тело реагирует на этого мужчину.
«Так не должно быть! У меня есть Миша. Почему я сейчас думаю только о том, как хотелось коснуться Во… Чёрт! Как же его звать?! Хотелось коснуться его во сне, когда должна мечтать о прикосновениях от того, кому я так небезразлична. Думай о поцелуе Миши! Не думай о нём».
Через несколько минут на Патриарших Прудах, всё также разогретых дневным солнцем, остались только трое что-то оживленно обсуждающих мужчин.
***
«Как меня может не существовать?! Вздор! Придумали себе атеизм и творят непросветную чушь, прикрывая им свои грешки. Дураки даже не задумываются, что в конце их полного греха пути, буду ждать только Я».
Поначалу беседа забавляла Воланда, он даже пытался поддержать мысль о том, что «Его» (Бога) не существует. Воланду, несомненно, мысль о том, что он единственный и неповторимый, была как бальзам на тёмную душу. Ему нравилось представлять, что в мире нет того вечного света, который неизбежно создает тени. Но когда эти двое начали утверждать, что и дьявола тоже нет, терпение вскипело. Всё естество тёмного властителя бурлило в негодовании, однако всё, что выдавало его состояние, это резкие фразы, отрывистые движения и яростный огонь в глазах, в тоже время контрастирующие с натянутой доброжелательной улыбкой, из-за которой нижняя челюсть чуть съезжала в бок.
«Совсем скоро они всё поймут, а эта трусливая мелочь (Берлиоз) станет вещественным доказательством своих же заблуждений. Ручаюсь головой…»
Сатана ждал развязки всей драмы, и когда та неизбежно случилась, ликование наполнило его душу. Паника, поднявшаяся со стороны Малой Бронной, была усладой для ушей Воланда. Где-то недалеко мелькнула тень длинного мужчины, Коровьева (как он назвал себя), скрывающаяся в тени зелёных лип, а с другой стороны появился огромных размеров чёрный кот, с не менее интересным именем Бегемот, почему-то идущий, как человек, на задних лапах.
Иван, не понимающий что произошло и из-за чего поднялся такой шум, вскочил и побежал в сторону толпы. Случилось всё так, как предсказывал иностранный консультант: Аннушка купила и разлила масло, Михаилу Александровичу Берлиозу действительно отрезала голову комсомолка, машинистка трамвая. События эти были невозможными для обычного человека, коим являлся Иван Бездомный, и сознание его неизбежно пошатнулось.
Воланд, неторопливо уходящий со своей свитой, вспомнил об Александре, что так беззастенчиво наблюдала за ним в сквере. Болтовня с атеистами, конечно, была увлекательна, но более любопытным было ощущать её трепет, неловкость, следить за её прячущимися в смущении глазами. Смешило и то, как она пыталась отогнать то желание, что испытывала лишь от его появления, заставляя себя думать о каком-то поцелуе мальчишки. Воланд знал, что может дать ей намного больше, если она решится. Невинная душа с большим потенциалом, больше не принадлежавшая свету, найдёт приют в его тьме.
— Что же, пора готовиться к новоселью, а пока можете ещё немного развлечься. Только без излишних разрушений, — обратился Воланд к Коровьеву и Бегемоту, растворяясь в тени переулка.
***