Глава 3 «А что дальше?» (1/2)

Приятное тепло разливалось по всему телу. Нежась в мягкой постели и совершенно ни о чем не тревожась, Александра перевернулась на спину. Солнце, как это обычно бывало по утрам, больше не беспокоило своими прямыми лучами, а легко рассеивалось по комнате. Осознание чего-то неправильного быстро достигло разум, от чего лежание в мягкой кровати больше не приносило такого небывалого удовольствия.

«Где я?»

Саше было страшно открыть глаза, но лежать в неведении было ещё страшнее. Немного приоткрыв один глаз, Саша увидела белый потолок с резными плинтусами своей же комнаты на Большой Садовой. Александра присела на край кровати и, спустив с неё ноги, огляделась вокруг — всё было тем же и одновременно другим. Кровать, на которой она находилась, стояла в совершенно противоположной от своего былого положения стороне. Теперь же на том месте, где она была раньше, стоял большой дубовый письменный стол, а окно было чуть завешано плотной красной шторой.

«Не помню, чтобы делала перестановку».

Девушка растерянно смотрела на стол, скрупулёзно пытаясь выудить из себя хоть какие-то воспоминания. Долго ждать не пришлось — вспомнился вчерашний (вчерашний ли?) вечер. У Александры создалось стойкое впечатление, что всё произошедшее было совершенно бредовым сном, ведь уже сегодня она не чувствовала себя ни убитой горем, ни страдающей, как-то могло бы быть после подобных событий. Наоборот, тело и душа были легки как никогда раньше, и ни о каких тревогах даже не хотелось думать. Соскочив с кровати, Саша босыми ногами подбежала к большому зеркалу, повернулась к нему полубоком, высоко задрала подол ночнушки, надетой на голое тело, и ужаснулась.

«Нет, это был не сон».

В своём же отражении Александра увидела красновато-синеватые отметины на ногах и бёдрах, поднимающиеся все выше и выше и заканчивающиеся на тонкой коже шеи. Опустив ночнушку, Александра вернулась обратно в кровать и, облокотившись о стену спиной, села, поджав колени к телу. Проигрывая в голове воспоминания того вечера, альтистка легко, почти невесомо, коснулась левой щеки, шеи, не почувствовав ожидаемой боли. Долгое время она воображала, как должна сейчас себя ощущать, какие чувства испытывать, какими словами должна проклинать директора театра Варьете, но то было лишь воображением, в действительности же, Александра ничего не ощущала, была пуста и наполнена одновременно. Вспомнился и удивительный незнакомец, спасший её из лап хищника Лиходеева.

«Почему я так легко ему доверилась? Без промедления ушла с ним и даже не помню, что произошло дальше!» — было ли дело в симпатии или чувстве стыда, но щеки Александры Ильиничны налились стеснительным румянцем.

Несмотря на занятость домашними делами, весь день на языке вертелись одни и те же вопросы: почему ей так безразлично? Почему в комнате произошла перестановка (о которой она не помнит)? Как незнакомец вошел в комнату в Грибоедове и кто он такой? После полудня из сдаваемых Александрой комнат выполз Михаил Александрович Берлиоз, явно утомленный вчерашним заседанием, о чём выразительно оповещал его потрёпанный вид. Вяло направляясь в ванную, он поздоровался на кухне с домовладелицей, виновато пряча глаза, из-за чего та, саркастически улыбнувшись, продолжила помешивать варящийся на примусе суп.

Выходные Александра Ильинична провела, как обычно, занимаясь мелкими домашними делами и разучивая новую партию на альте, подготавливаясь к первой репетиции. События в Грибоедове больше не интересовали её.

«Может меня уже уволили?»

Саша даже нашла в себе смелость потребовать с Берлиоза положенную ей квартплату за месяц, дав себе обещание, что больше не будет терпеть неуважительное отношение к себе. Только сдержит ли?..

В ночь с воскресенья на понедельник альтистке снился престраннейший сон:

«Александра в сопровождении иностранца вышла из дома Грибоедова, скромно держа того под руку. Тишину ночной улицы нарушали мерные удары тростью об асфальтированную поверхность и дробь каблуков девушки. Возле припаркованной недалеко от ресторана машины стоял интересного вида мужчина-шофёр: маленький, с пламенно-рыжими волосами, виднеющимися из-под котелка и в добротном полосатом костюме. Подойдя к автомобилю ближе, иностранец обратился к мужчине:

— Азазелло, нужно сопроводить Александру Ильиничну домой. Вы закончили? — многозначительно посмотрев, иностранный незнакомец открыл заднюю дверь, жестом приглашая спутницу сесть в неё.

— Всё сделано в лучшем виде, мессир, — ответил Азазелло, демонстрируя в кривой ухмылке блестящий белый клык.

Азазелло обошел транспорт, садясь на водительское сиденье, а Александра так и продолжала стоять, смотря то на мессира, то на машину.

— Ну же, Александра Ильинична, мы не кусаемся, — мессир мягко улыбнулся, взывая к доверию, но глаза, поблескивающие в лунном свете, говорили совершенно иное: они словно смеялись. Но над кем?

«Неужели надо мной?»

— Вам известно моё имя, — утвердительно начала альтистка, — но вашего я так и не услышала. Как же зовут моего спасителя?

— Мое имя Во…

Произнесенное имя вдруг испарилось, будто поглощаясь в бездне. Удовлетворенная ответом Александра приняла протянутую руку и села в машину. В ней оказалось крайне тесно, от чего колени Во… и Саши интимно соприкасались, вызывая приятные покалывания в местах, где те входили в контакт. Гул мотора раздался в салоне, и машина сдвинулась с места. Иногда альтистке казалось, что они и не едут вовсе, а парят над ночной Москвой. Мессир внимательно наблюдал за ней и, склонив голову чуть вправо, улыбался своим мыслям. Александра смущённо поёрзала на сидении и разгладила юбку платья. Взгляд иностранца следовал за каждым движением её рук, глубокими вдохами и выдохами, биением артерии на прозрачной, с алеющими кровоподтеками, коже шеи.

<s>Не оставлял без внимание каждую ее мысль.</s>

Воздуха в салоне перестало хватать.

— Вы из Германии? — полюбопытствовала Александра Ильинична, пытаясь хоть как-то отвлечься от пронзительного взгляда мужчины.

— Можно сказать и так, — он загадочно улыбнулся и посмотрел в лукавые глаза Азазелло, что отражались в окошке заднего вида.

Во… повернул голову к окну рядом с собой и будто совсем потерял интерес к спутнице. Такое его поведение вызвало в Александре недоумение, со временем переросшее в небывалый гнев. Больше всего на свете она ненавидела быть игнорируемой. Ей хотелось, чтобы он снова смотрел на неё, заполнял своим вниманием образовавшуюся пустоту. Несвойственно для себя девушка зло наблюдала за иностранцем, пока тот, в свою очередь, продолжал смотреть на сменяющие друг друга виды за окном. Атмосфера в транспорте, и без того напряжённая, накалялась. Обиженно Александра Ильинична скрестила руки на груди и последовала тому же примеру, изредка, косо поглядывая вправо. Постепенно гнев начал уступать место усталости, тяжестью взвалившейся на веки, и девушка не заметила как уснула».

Резко открыв глаза, альтистка обнаружила себя лежащей в постели. Стояла глубокая ночь. По стёклам окон били маленькие капли дождя. Отголоски сна все ещё напоминали о себе. Воздух всколыхнулся от чьего-то присутствия. Александра, лежащая на спине, приподнялась на локти и с прищуром начала рассматривать темноту комнаты, немного освещённой луной. В небе раздался гром.

Страха не было. Сердце затрепетало, как только глаза, привыкшие к темноте, зацепились за фигуру, сидящую за дубовым столом.

«Это он».