Часть 5 (2/2)
Девушка взглянула на Итачи, её дыхание всё ещё было прерывистым, а сердце бешено колотилось. Однако его спокойное лицо и лёгкая полуулыбка мгновенно успокоили её. Она почувствовала, как гнев медленно сходит на нет, и, наконец, опустила руку, позволив ему удерживать её.
Лютик, всё ещё лежавший на полу, постепенно приходил в себя. Он слабо пошевелился, раскрыв один глаз и попытался приподняться. Боль в щеке и слабость после удара лишили его всякой бравады, и он лишь тихо прохрипел:
— Как... как приятно, когда женщины столь... напористы… — Голос его дрожал, и он ослабленно рассмеялся, едва сохраняя остатки гордости.
***В тусклом свете трактира Сакура сидела за грубо сколоченным деревянным столом, время от времени оглядывая помещение, ловила частые взгляды Лютика, который после её крепкого удара, наконец-то, немного угомонился. Он, однако, не переставал бросать на неё заинтересованные взгляды, словно обдумывал, не стоит ли попробовать заговорить с ней снова, несмотря на все полученные тумаки. Сакура, заметив очередной взгляд со стороны болтливого барда, лишь устало закатила глаза, чувствуя, как ей начинает надоедать это бесконечное внимание.
Воздух в трактире был насыщен запахом жареного мяса, пряностей и дешёвого напитка, что звали элем, который Геральт потягивал из своей кружки. В углу тихо потрескивал камин, и тени от огня играли на стенах, придавая обстановке уютный, но слегка угрюмый оттенок. За столом царила едва уловимая напряжённость, сквозь которую проскальзывала усталость — усталость, которая навалилась на Сакуру всем своим весом за дни, проведённые в этом мире.
Она потёрла виски, чувствуя, как постепенно выпитый эль накрывает её приятной, но тяжёлой пеленой. Усталость сквозила в каждом движении, в каждом взгляде, словно до неё начали доходить последствия этого непрерывного напряжения. Мельком она взглянула на Лютика, который снова украдкой посмотрел на неё, будто не решаясь нарушить молчание, но и не желая упускать возможность бросить ещё один любопытный взгляд.
— Совсем как Наруто, — тихо, почти шёпотом, пробормотала Сакура, глядя куда-то сквозь стол. Она сказала это, не думая, и лишь затем поняла, насколько сильно тосковала по шумному блондину, который всегда был рядом. Лёгкая улыбка мелькнула на её лице, но тут же сменилась грустью.
Мысли тут же подкинули образ Наруто, чётко вырисовывая его силуэт и её сердце сжалось от тоски. Он был для неё чем-то большим, чем просто напарник. Наруто стал тем, кто, несмотря на все трудности, никогда её не оставлял, не отворачивался, даже когда ей самой хотелось сбежать. Она часто думала, как бы она справилась, если бы не его непреклонная вера, не его постоянная поддержка, которая была столь тёплой и естественной. Он был её светом в темноте — тем, кто с детской наивностью и верой протягивал руку, несмотря ни на что, вытаскивал из самых глубоких бездн.
Каждый раз, когда ей казалось, что её мир рушится, Наруто был рядом, хоть и не всегда понимал её боль до конца. Он смеялся, кричал, упорствовал, терял терпение, но никогда не сдавался. Наруто верил в неё, когда она сама в себя не верила. Он защищал её, не потому что считал слабой, а потому что это было для него естественным, как дышать.
Эти воспоминания обжигали её сердце, словно самые яркие, теплые искры прошлого, которым она не знала, найдёт ли замену в новом мире. Она вспомнила его голос — звонкий, тянущийся у неё в голове, как будто Наруто мог прийти и в этот мир, пробежать мимо всех преград и обнять её, шумно смеясь, наполняя её пустоту своим неистовым светом, прокричать: « Сакура-чан!»
Сакура понимала, что скучает по нему настолько, что это чувство стало невыносимым. Её жизнь, наполненная поисками правды и борьбы, стала мрачной, и только он был единственной звездой, которую она не хотела терять из виду. С Наруто она чувствовала себя настоящей, той самой Сакурой, которая не боялась быть уязвимой и даже смешной. В присутствии Наруто ей не нужно было скрывать свои страхи или строить стены, потому что он принимал её такой, какой она была — со всеми слабостями и сомнениями.
Теперь, когда он был так далеко, она ощущала, как сильно ей не хватает его слов поддержки, его искреннего смеха, его неподдельной, детской радости, с которой он воспринимал этот мир. Ей не хватало его рядом — не просто как воина или напарника, но как человека, который был ей верен, как никто другой. Сакура закрыла глаза, и в её воображении он снова стоял перед ней, улыбаясь, такой яркий и живой.
Лютик слегка вздрогнул, поймав на себе её задумчивый, пустой взгляд. Он нахмурился, не понимая смысла её слов, но отчётливо заметив внезапную печаль, отразившуюся в потускневших, зелёных глазах.
— Наруто? Это, должно быть, ваш друг, — Лютик не удержался от очередного вопроса, мягко, но с явным любопытством интересуясь.
Сакура вздрогнула от упоминания знакомого имени, но не ответила. В глазах защипало. Девушке показалось, что её собственные мысли стали громче окружающих голосов, и от этого стало ещё тяжелее. Она с трудом сдержала комок, подступивший к горлу. Слёзы, непрошенные и обжигающие, навернулись на её глаза, и она быстро прикусила губу, стараясь сдержать их, но одна слезинка всё-таки вырвалась, скатываясь по щеке.
— О, дева, неужели с ним что-то случилось? — не унимался Лютик, сильнее накаляя обстановку.
— Замолчи, Лютик, — прошипел Геральт, понимая, что нервы у девчонки, какой бы сильной она не была, сдали. Терпеть слёзы он не мог. Ведьмак сильнее нахмурился. Он был не из тех, кто привык утешать, но что-то в этой картине заставило его замереть, словно от неожиданности. Лютик, напротив, был смущён и не знал, что сказать, только виновато отвёл глаза, едва осознавая, что своей болтливостью затронул что-то важное для неё.
— Сакура… — осторожно начал Геральт, но её слегка дрожащий взгляд заставил его замолкнуть.
В трактире стало вдруг особенно тихо, даже гул голосов посетителей и треск дров в камине отступили, чтобы дать ей мгновение побыть наедине с самой собой. Она снова тяжело вздохнула, стирая слезу с щеки. Её руки едва заметно дрожали, Сакура заставила себя собраться с мыслями. Навязчивые вспоминания о тех, кого она оставила по ту сторону портала, лезли в голову, не желая отступать.
Геральт нарушил её тишину, сухо, но насколько это было возможно, мягко заговорил:
— Ты должна держаться, — проговорил он, и в его голосе было больше тепла, чем обычно.
Сакура медленно кивнула, чувствуя, что ей сложно подобрать слова, да и не хотелось что-либо говорить. Слёзы предательски покатились по её щекам. Она попыталась отвернуться, чтобы никто не видел её слабости, но плечи предательски дрожали, и это не укрылось от внимательных глаз, сидящих за столом.
Геральт, привыкший видеть всё, от гнева до слёз, молча отвёл взгляд в сторону, предоставив ей право на этот момент не говоря больше ни слова. Лютик замер, осознавая, что причинил ей боль своими расспросами, хотя до конца не понимал, что опять не так сделал. Его лицо приобрело непривычно серьёзное выражение, он чуть подался вперёд, собираясь что-то сказать, но затем просто замолк, чувствуя, что не в силах подобрать нужные слова, наткнулся на взгляд Золтана, который глазами говорил, что лучше сейчас закрыть рот. Бард так и поступил.
Итачи молча следил за тем, как Сакура плакала, его внутренний мир, дал трещину, и в эту трещину ворвались противоречивые, чуждые ему эмоции. Он, который с детства учился подавлять чувства, скрывать их за непроницаемой маской, вдруг ощутил странное, болезненное волнение — и не мог понять, почему.
Скованность проникла в тело, как холод, как будто собственные чувства внезапно стали чем-то чуждым, навязанным. Он не привык к этому. Годы тренировок и жизни в тени сделали его отстранённым и хладнокровным; ему давно казалось, что эмоции — это слабость, что их нужно держать в узде. Но сейчас, когда он смотрел на Сакуру, его спокойствие трещало по швам. Даже слёзы родного брата не имели на него такого эффекта.
Она сидела рядом, дрожащая от тихих всхлипов, хрупкая, как цветок под тяжестью росы. Он заметил, как её плечи чуть вздрагивают, как её рука инстинктивно сжалась, сжимая грязную ткань одежды, стараясь сдержать боль. Итачи не знал, что с этим делать. Ему казалось, что её боль каким-то образом отозвалась в нём, но как? Почему? Ведь это не его боль, не его чувства.
Ему хотелось уйти, чтобы снова обрести контроль, чтобы избавиться от этого неловкого, почти болезненного ощущения. Но ноги просто приросли к полу, не позволяя двигатся. В его голове боролись два голоса: один твердил, что это чужое ему, что эта слабость ему не нужна, а другой — незнакомый, едва слышный — говорил, что он должен остаться, что сейчас она нуждается в нём.
Эти мысли были для него слишком странными, почти пугающими. В его жизни не было места для подобных привязанностей, а тем более — для чужих слёз. Он привык быть одиноким, не зависеть ни от кого, и уж тем более не ощущать на себе чужое страдание. Но сейчас он вдруг осознал, что её слёзы влияли на него.
Глядя на неё, Итачи внезапно осознал, что его сердце бьётся быстрее. Он пытался успокоить себя, подавить это ощущение, как он делал всю свою жизнь, но вдруг ощутил, что не может. Её горе пробудило в нём что-то давно забытое, что-то, что он похоронил в себе с детства. За свою жизнь он слишком хорошо научился подавлять свои эмоции. Этому учили всех ниндзя. И Сакура не исключение. Она боец, воин, что безжалостно крушит врагов, а ещё она девушка. Маленькая, ранимая и такая отважная девушка, что пытается справится со всеми проблемами навалившимися на них. Итачи не выдержал. Не смог. Мозг его сейчас отказывался анализировать ситуацию. Брюнет протянул руку, и, почти не думая, мягко обнял розоволосую за плечи, позволяя её голове склониться к его груди.
— Сакура, — тихо позвал он, склонившись к ней и шёпотом произнеся её имя с такой нежностью, которая, казалось, могла унять любую боль. — Уверен, Наруто уже ищет способы вернуть тебя. Вы ещё встретитесь, и всё будет как прежде. Всё пройдёт, как страшный сон.
Его голос был слишком тихим, как шелест листвы в тишине леса, его могла слышать только она. Сакура, чувствуя, как крепкие руки Итачи обвили её плечи, позволила себе раскиснуть полностью. Она закрыла глаза, упираясь в его грудь, и всхлипы становились громче, будто теперь, в этом спокойном, защищённом месте, вся накопившаяся боль, наконец, могла выйти наружу. Она обхватила его за плечи, её пальцы дрожали, сжимая ткань его одежды, так, как утопающий хватается за спасательный круг.
Итачи больше не говорил, лишь продолжал держать её, осторожно поглаживая. Он понимал, что иногда самые сложные раны невозможно исцелить словами, но можно облегчить их, просто находясь рядом. Откуда он это знал? Учиха понятия не имел.
Девушка продолжала плакать, сильное вжимаясь в его крепкое плечо. Позже ей будет стыдно за свою слабость, но это будет позже. Сейчас она дала волю слезам, что душили её, не давая спокойно дышать.
Лютик, наблюдавший за ними, выглядел тронутым, его лицо теперь выражало тёплое сочувствие. Он тихо вздохнул, осознавая, что даже самые сильные души нуждаются в опоре.
В трактире продолжали слышаться приглушённые разговоры, скрип деревянных половиц и треск дров в камине, но для Сакуры в этот момент всё исчезло. Был только Итачи — тепло его рук и его голос, который шёпотом, словно заклинание, повторял, что всё пройдёт, что её ждёт будущее, где она вновь обретёт тех, кого потеряла.
Нежный звук коснулся ушей.
Лютик мягко провёл пальцами по струнам лютни, глядя на девушку со смесью понимания и легкой грусти. Его голос, обычно весёлый и громкий, сейчас был мягким и тёплым, почти шепчущим, как будто он пытался коснуться самых глубин её души.
Бард тронул струны своей лютни, посылая нежный мелодичный звук, как весенний ветер, что касался Сакуры, даря ей надежду. Его голос звучал мягко, с той искренностью, которую он обычно прятал под легкомысленной улыбкой:
«Сквозь дальние дали, где горы и степи,
Там, где листья, как звёзды, мерцают во мгле,
Ты знай, что с тобою тот, кто был рядом,
И снова вернётся, вернётся к тебе»
Сакура, вслушиваясь в слова, заметила, как Лютик подмигнул ей, добавив лёгкую улыбку в слова, обещавшую свет в конце пути:
« Тот, кто бежал по утру на рассвете,
Не зная преград на пути и опять
Наруто вернётся, как солнце в начале,
Как счастье вернётся и мир, и закат.»
Песня лилась, словно спокойная речная вода, и её ритм заставил Сакуру вернуться в мысли о доме. Она представила себя снова в окружении знакомых лиц, и Лютик подхватил эту мысль:
«Не будет вечно сиреневый вечер,
Не вечно разлука, не вечно печаль.
Сквозь бурю и вьюгу, в свой час встретишь друга,
И снова сойдутся, сойдутся опять, »
Каждый аккорд звучал, как обещание, как тихий, но твердый клятвенный обет, и Сакура почувствовала, что вера в возвращение начала согревать её сердце. Лютик, ловя её взгляд, улыбнулся, придавая последние штрихи в свою песню:
«Так знай же, Сакура, скоро ты встретишь
Того, кто был рядом и был вдалеке.
Вновь сбудется это — под звёздным венцом
Ты снова найдёшь свой любимый родной дом.»
Когда последний аккорд отзвучал, Лютик поклонился, радуясь, что смог отвлечь девушку от грустных мыслей.
Сакура замерла, её глаза вновь наполнились новыми слезами. Только обрадовавшись тому, что девушка успокоилась, Геральт яростно выдохнул, направляя грозный взгляд на Лютика, что застыл в недоумении.
— Лютик, блядь!
— Чтооо?! Я хотел помочь! — взвизгнул бард, не понимая, что опять сделал не так.
Сакура внезапно рассмеялась, утирая последние слезинки. Такая смена настроения у девушки пугала. Переглянувшись друг с другом, мужчины лишь пожали плечами, а девушка заметно повеселев, склонила голову на бок.
— Спасибо, Лютик. Красивая песня.
Бард тут же просиял, оголяя свою безупречную улыбку.
Вечер продолжился в более спокойной обстановке. Слёз больше не было, что не могло не радовать мужскую половину. Каждый переговаривался о чем-то друг с другом. Сакура продолжила пить эль, изредка закусывая. Один Итачи сидел молча, наблюдая за всеми своим привычным взглядом. Со стороны казалось, что ему нет ни до кого дела. Один лишь Учиха знал, что у него в голове.
В трактире повисла долгожданная тишина. Посетителей практически не осталось, что не могло не радовать. Вот уже несколько минут, Сакура пристально глядела на Итачи — её взгляд был столь пронзительным, что мужчина ощутил это его прежде, чем поднял свои чёрные, бездонные глаза. Бровь его дёрнулась, он перевёл на неё холодный, выжидательный взгляд, не выдержав, коротко спросил:
— Чего ты хочешь?
Но Сакура молчала, продолжая смотреть, как будто искала в его глазах что-то, что он тщательно скрывал. Её губы слегка поджались, руки — сжались в кулаки. Тишина затянулась, но вдруг, словно решившись, она придвинулась ближе. Движение было плавным и уверенным, почти бесшумным. Спустя мгновение, Итачи ощутил её дыхание — тёплое, мягкое, касающееся его кожи. Она была так близко, что запах её волос, туманный и едва уловимый, с привкусом свежих трав и полевых цветов в перемешку с пылью и кровью, которые до сих пор не были смыты, коснулся его обоняния.
— Почему ты так поступил? — прошептала она, так тихо, что это мог услышать лишь он.
Итачи посмотрел на неё, не сразу поняв, к чему она ведёт. Холодный свет свечей озарял его лицо, глаза сузились в недоумении, тень пробежала по мягким чертам его бледного лица. Но Сакура, словно не ожидая ответа, вновь приблизилась, сокращая расстояние между ними до предела, почти касаясь его. Она склонилась, чтобы прошептать ему прямо на ухо, голос её звучал как мягкий шелест, притягивая к себе .
— Почему ты не сказал Саске правду… с самого начала?
Эти слова, тихие, но острые, словно удар холодного клинка, заставили его вздрогнуть. Ледяной укол пронзил его, словно внезапный порыв ветра из ночного леса. Он отстранился так резко, будто она его обожгла, отскочил, вскочив на ноги, словно ожог был слишком сильным, чтобы его вынести.
— Не твоё дело, — голос его прозвучал жёстко, с едва сдерживаемым раздражением. Его взгляд стал холоден, как зимний лёд, и в нём не осталось ни капли прежней мягкости.
Сакура, не дрогнув, тоже встала, не сводя глаз с Итачи. В её зелёных глазах мелькали искры негодования и горечи, и даже усталость, навалившаяся после всего пережитого, не могла потушить эту вспышку.
— Ты… даже не пытался объясниться с ним. Ты сделал его своим врагом, зная, что он ищет ответы. Зная, что он потеряет себя, если не узнает правду, — её голос был низким и твёрдым, но в нём чувствовалось глубокое сожаление, боль, исходившая из самой глубины её души.
— Замолчи, — отрывистым, севшим голосом, перебил он. В его глазах вспыхнуло раздражение, а может, и нечто большее — тень, которой он не хотел, чтобы кто-либо касался. — Ты ничего не знаешь о том, что было. Твои суждения ничего не стоят.
— Это ты не знаешь! — она почти выкрикнула это, отрываясь от прежнего спокойного тона. Её глаза были полны обиды, и голос её дрожал от едва сдерживаемых слёз. — Ты сделал выбор за него. Ты лишил его права знать и решать!
Итачи тяжело дышал, глядя на неё так, словно каждое её слово было ложью, которую он не собирался принимать. Он отвернулся, будто пытался заглушить внутри себя боль и гнев, что рвались наружу.
Сакура сжала кулаки, чувствуя, как её горечь и злость испаряются, оставляя лишь разочарование. Она взглянула на него последний раз, в её взгляде было всё — сожаление, понимание и усталость.
— В первую очередь, ты лишил себя жизни! Это так ты себя наказал? Что ты .....
— Заткнись, Харуно, — слишком громко, слишком яростно произнёс Итачи, глаза вспыхнули красным, привлекая внимание окружающих.
Девушка хмыкнула, но ничего не ответила. Обернувшись к Геральту, сидящему чуть поодаль и наблюдающему за ними в полной тишине, она одними губами выдохнула:
— Проводишь меня в комнату?
Геральт, поднявшись, кивнул, не произнеся ни слова, и направился к выходу, бросив на Итачи короткий, изучающий взгляд. Сакура, не оборачиваясь, последовала за ним.