Двое (1/2)
Он не приподнялся с её живота, не потянулся руками стянуть с неё свободные, спортивные штаны. Чтобы без особого и ненужного промедления перейти к сути. Простой, низкой и пустой, где не было их двоих по-настоящему. Мужчина, не отводя проницательного взора, снял с себя джинсовую куртку, и Кирса напряжённо следила за тем, с какой бережностью тот подкладывает чистую вещь под неё, чуть приподнимая одной рукой под спину. Физически стало чуточку комфортнее, но девушка ощущала, что внутренняя, холодная дрожь ожидания усиливает тремор тела. Оно против воли мелко содрогалось перед предстоящим, как не дрожало от вида первого в жизни нагого и жаждущего мужчины. Волна набегала, и когда казалось, что всё прошло, возвращалась откуда-то извне. Полы её серой куртки раскрыло, и она стала от этого более доступной, уязвимой. Ткань старого, зелёного джемпера местами запачкалась. Рейнард тем временем снял с себя чёрную бейсболку, бросил на грязную землю и наклонился к девушке, заглядывая в лицо с сожалеющей задумчивостью.
— Тебе не стоило убегать, — протянул он, коснувшись пальцами её щеки, огладил, — тогда бы я не догонял тебя так. Прости. Прости.
Парень, оставшийся в джинсах и белой водолазке, потянулся поцеловать её, но Кирса, сжав зубы в неприязни, отвернулась. Запылившуюся кожу огладили чужие огненные пряди, освобождённые от головного убора, в нос сквозь запах весенней земли просочился еле уловимый запах мужчины. Девушка скривилась в презрении и собственной муке, ведь ноты оставались родными. По-прежнему. Раздалось его хмыканье, потом касание губ к щеке. Нежное и трепетное. Он приник лбом к её виску и куда более очевидно потянул носом. Тогда племянница дёрнулась в попытке вырваться. Но сейчас сдвинуть его вес, скинуть с себя не хватало сил. Мужчина оставался взрослым, тогда как она была лишь подростком.
— Хватит, — сдавленно прошипела девушка, хотя хотелось кричать: — хватит. Тебе плевать на всё это. Ты делаешь мне больно.
Обманчивость его движений и мягкости выводили из себя. Лучше бы он не тянул и обошёлся без всего этого маскарада, который и так не налезал на учинённую слежку с погоней.
И за такой простенькой защитой удавалось скрывать особую боль сердца. Избавить себя от лишнего унижения. Рейнард обхватил её лицо двумя руками, всё же вынуждая вновь взглянуть на него. Прямо и открыто. Серые глаза смотрели вовсе не зло, не раздражённо, не самодовольно. В них читался прежний голод, но и мягкость, и серьёзность. Глубокая. Почти что философская.
— Я люблю тебя, Кирса, — внезапно сказал ей парень, будто отстранёно, будто и самому себе.
Сказанное больно ужалило. Слишком глубоко. Кирса видела в родственнике нечто, дававшее понять, что он не лжёт. Не сейчас. Он никогда так ни о чём не говорил. И ей бы хотелось поверить в это. На секундочку, пускай и не сходилось ничего. На душе стала набирать силы буря подавляемых эмоций. Она не могла позволить себе так обмануться. Не второй раз.
— Я не игрушка для твоего секса, слышишь? — с гневом ощерилась девушка, ощутив новую волну бессознательной дрожи где-то в ногах. — Найди другое развлечение. У тебя их достаточно.
Собственное бессилие начало ощущаться острее под чужим весом, в этих зарослях. На душе становилось хуже. Больше от мыслей, что Рейнард опять лжёт, лишь бы удовлетворить свою извращённую тягу. Если бы любил, то не обращался бы с ней так.
Подросток повернула лицо, чтобы выскользнуть из чужих широких и горячих ладоней. Что держали и гладили так приятно и мягко. Парень медленно покачал головой в отрицании, не позволил ей отвернуться, и уголок его губ дёрнулся в нервной усмешке. В серых глазах полыхнуло огнями, его аккуратное лицо внезапно исказило в выстраданной эмоции, что заставила Кирсу испугаться и вжаться назад в его куртку.
— Я всегда тебя любил и всегда ждал, когда ты вырастешь. Достаточно, чтобы понять меня, — он отпустил руки к её плечами, сжал крепко, словно боялся, что застывшая девушка утечёт сквозь его пальцы в землю. — И я дождался, Кирса. Я ни разу не сделал ничего плохого и видел, что ты тянешься ко мне, что ты тоже любишь меня. И боишься этого. Я видел это тогда, — уточнять не пришлось, девушка поняла, о чём он не просто говорил, а выплёскивал потаённое. — Скажи я тебе тогда всё это, что мечтал, что всегда любил не только как ребёнка, ты бы испугалась ещё больше. Что дядя, который тебя на руках младенцем качал, любит тебя как женщину, — Рейнард сжал зубы, тихонько прорычав в досаде на себя: — Я лишь хотел дать тебе время успокоиться, пространство, сказать немного позже, когда будешь готова. Я думал, так будет лучше, но слишком хотел тебя. Даже сейчас хочу. Прямо здесь. Я не смог всё сделать правильно, — смотрел не мигая, оторвал одну руку и раздражённо потёр кривившееся лицо, — и ты подумала всё со своей стороны. Решила, что я просто воспользовался тобой.
Подросток слушала его, боясь как-либо прервать. Искренний гнев в его голосе и существе проступал как никогда. Сила чувства, всю жизнь скрытая от неё. Впрочем, и слова в самом деле не успокоили. Сознание как-то обмякло, распадаясь на отдельные островки.
Кирса пыталась зацепиться хоть за один из них. Признание действительно шокировало, но многое и становилось яснее. Его поведение все эти года. Оно не было прикрытием для банальной, низкой и извращённой похоти. Часть поведения в той январской поездке обосновалась, обретая наконец логичный каркас, как и та менее приятная часть с его голодом в машине. Девушка ощутила облегчение в своих чувствах — ей тогда не показалось, и её чувство откликалось на реальный зов. Всё было взаправду. Но облегчение не накатило, не смыло волной дурного. Просто отметилось, скромно заявив себе. Вероятно с тем, чтобы развернуться позже, когда разум и душа выйдут из нервного потрясения, в которое их загнали. Очень слабая радость в том, что она не одинока в этом неправильном влечении, что оно взаимно; не смогла подточить усталости и не уходящей опаски перед фигурой, сидящей поверх неё в этом заброшенном подлеске. Несмотря на то, что она не сомневалась в такой его искренности. Ему это давалось тоже не столь легко. Рейнард измученно выдохнул и приподнял безвольную девушку, обнял в попытке унять чужую дрожь. Хоть как-то.
— Прости, я не должен был оставлять тебя одну. Так долго. Я был нужен тебе ещё тогда. Сразу же, — зашептал он с горьким раскаянием, прижал племянницу к себе крепче, — но ты мучилась одна. Я оставил тебя. Прости. Больше не допущу такого. Ты заставила меня изводиться эти месяцы, грызть локти, на стены лезть. Я так скучал. Так переживал за тебя. Ничего не случилось плохого, пока ты сбегала от меня?
— Нет, — без особых эмоций прошелестела Кирса, у которой голова кружилась от такой резкой смены, от взгляда на всё в столь новом ракурсе.
Ракурса, где они оба были не совсем нормальными, раз всё это произошло, но они оба были друг у друга.
Точка отсчёта, призванная всё вернуть на свои места. Пусть и не сразу, пусть и нелегко. Девушка тихо приникла лбом к его плечу. Нервный тремор ослабевал, а воспалённые мысли замирали с тем, чтобы наконец за эти месяцы отдохнуть. Мужчина гладил её успокаивающе, но она чувствовала его вставший член. Она попыталась подумать над тем, что делать дальше, однако не получилось. Хотелось дрейфовать. Рейнард уложил её обратно на свою куртку, поцеловал в губы.
— Я бы не простил себе, если бы с тобой что-то случилось, — покачал головой он и наконец пересел между её ног. — Я хочу тебя, Кирса, но переживаю за тебя. Я все эти недели терпел и сегодня, на этот раз хочу довезти тебя до дома без происшествий. Ты не против?
Девушка вымученно сощурила брови в попытке раздумья. Он спрашивал. Она могла сказать — да, могла сказать — нет. Состояние не самое подходящее — ей было тяжело. Всё слишком обрушилось на и без того подточенную систему. И неожиданное раскрытие, и подлинное, и начавшееся единение. Никуда не делась и та боль. И Кирса подозревала, что та ещё долго будет клубиться тёмным облаком. Но она видела, что Рейнард тоже это понимает. И ей хотелось сильнее его ощутить, явнее, настоящее. Убедиться, что он рядом. Целиком.
— Я хочу, — сказала девушка и легонько коснулась рукой его ладони — не хватило сил поднять к его лицу.
Мужчина это точно уловил и снова склонился к ней, и пока она заново исследовала пальцами его лицо, сам гладил девушку, упивался этими касаниями и прерывался на поцелуи.
Потихоньку ласки становились всё взрослее, всё сокровеннее. Кирса не ощущала сильного возбуждения, но успокоение усиливалось. Становилось лучше. День выдался тёплым, и когда Рейнард оголил её бёдра — не сделалось холоднее. Наоборот захотелось снять с себя всё остальное и вдохнуть грудью, заполниться чистотой весны. Природы, где они находились вдвоём. Девушка ощущала себя больше сухой, однако мужчина выудил из кармана своей куртки презервативы и смазку прежде, чем приступить к проникновению. Словно всегда таскал с собой, как жвачку. Сейчас такой предусмотрительности оставалось лишь радоваться. И когда она ощутила, как он заполняет её внутри, сделалось в самом деле лучше. Парень задал осторожный темп, и Кирса понимала, что в этот раз не будет чувствовать того возбуждения, чтобы выгибаться и тянуться навстречу. Несмотря на то, что тот был аккуратен и ласкал её. Не сегодня. Через какое-то время она движением бёдер подбодрила его к более сильным движениям. Отчасти даже грубым, в одно мгновение и неприятно глубоким. И хоть того удовольствия всё не приходило — приходило другое. Более спокойное и какое-то душевное. Словно она разрешала себе встретить, взглянуть, принять его чувство и страсть. Какой та была. Рейнард отстранился, выпрямляясь, но и не выходя из неё до конца. Немного приподнял её таз на своих ногах, наклонил. Лёгкие движения, и его пальцы легли ей на клитор.