Время свобод (1/1)

Зелёные ветви можжевельника на фоне остальных лысых и грязных кустов смотрелись как-то тускло. Не так, как зимой, когда яркие островки зелени бросались в глаза среди морозно белого снега. Сейчас же та пожухла — видимо, растения промёрзли. А может, цвет оттеняла голая кора соседних деревьев, обнажившаяся земля и равнодушно-серые бордюры. Удобства для Кирсы это не портило — телефон надёжно скрывался внизу пышных, плотных ветвей. Она достала тёмный полиэтиленовый свёрток, замотанный скотчем, быстро положила в рюкзак и торопливо пошла вдоль ряда вечнозелёных кустарников. Рейнард следил за ней через её телефон — эта мысль пульсировала с параноидальными оттенками. Подросток не смогла самостоятельно обнаружить какую-либо шпионскую программу, но знала, что подозрения правдивы. Какой-то особой частью разума. Дядя частенько угадывал её запросы, хоть никогда и не выдавал неестественности или особого знания о перемещениях девочки по Веллингтону. В любом случае, подросток разумно решила не рисковать, чтобы уж точно никак не обозначить свои дела и не позволить себя подкараулить, застать врасплох. И судя по тому, что за эти недели ничего дурного не случилось, ничто не мешало ей тайно кататься в Форт-Коллинс и там уж возиться с подработкой, её выводы и решения оказались чертовски правильными. Столь пристальное внимание родственника лишь сгущало краски к его поступкам.

Кирса мрачно усмехнулась и огляделась, осознавая и ощущая, что теперь смартфон выдаёт её путь, но не особо волнуясь. В этом месте отыскать её не так-то легко, да и направлялась она к автобусной остановке — ничего подозрительного, провоцирующего с её стороны. И тем не менее усталость в ногах несколько тревожила. Что если ей всё же придётся бежать? Вдоль этой прогулочной тропинки сажали спартанский можжевельник, летом за тем ухаживали и фигурно стригли. Сейчас же ряды закрывали её от взглядов с улицы густой стеной. Вообще возле школы старались поддерживать парковую зону, которая от заброшенной территории отгораживалась лишь сетчатым забором. Там же природа, предоставленная сама себе, теряла всякую форму и порядок — в этом девушка убедилась лично. Лучше места во время уроков для уединения, в коем боль ненадолго притуплялась, не могла найти. Это не парадный двор школы, где мог поджидать Рейнард, чтобы забрать после поздних кружков, и не парковка рядом с сетчатой оградой. С губ слетел судорожный выдох, и Кирса свернула к ближайшей скамье — телефон лучше размотать не у всех на виду. Пока с шелестом снимала тёмно-коричневую пластиковую защиту, прикидывала, что сегодня осталось самое сложное. Доехать от Веллингтона до Норфолка, а там прогуляться по просёлочной дороге и… снова отвечать перед родителями.

Домашняя нервозная обстановка не помогала от слова «совсем». Приходилось держаться ещё и перед ними, расходуя и без того подточенные силы. Она не могла им сказать, в чём проблема — всё слишком сложно. Те наверняка не услышат её чувство. Не дадут простой поддержки и помощи в том, чтобы самой разобраться — просто в испуге обрубят проблему, а её будут бескомпромиссно держать под контролем. Может, сводят к тому же психологу. Школьный уже пытался с ней поговорить, когда у неё ухудшилось поведение. И Кирса видела участие в той женщине. Как и привычку разделять на «правильно-неправильно». В её ситуации неправильно было изначально всё. Девушка без спешки проверила смартфон — несколько пропущенных от матери, поморщилась. Впереди ещё час дороги, и не стоило его омрачать заведомой истерикой. Она встала, выуживая из сумки наушники, надела их для вида, пошла в сторону автобусной остановки. Минут через двадцать уже стояла там, а ещё через пару минут поднималась в автобус. Подросток с февраля постоянно рассчитывала свой маршрут с тем, чтобы как можно меньше времени уходило на просветы, в какие её проще выхватить.

Только заняв место, девушка испытала слабую тень облегчения. Теперь ничто не могло пойти не так. Автобус приедет из одной точки в другую. Наверняка и точно, как дважды два. Последняя возможность относительного, остро-необходимого покоя. Кирса включила себе музыку, прислонилась лбом к прохладному окну под гитарные аккорды Джонни Кэша. Ни одной знакомой машины, ни одной знакомой фигуры. Из-за дневных воспоминаний о начале поездки растревоженная душа металась, и разум настойчиво просил, назидательно советовал выжать максимум громкости из наушников и заглушить всё вокруг. Буквально всё и ноющее сердце. Но всё же девушка осталась недвижима. Знала, что воспоминания всё равно пробьются. Автобус наконец тронулся — минуты шаткого покоя стали истекать как песок сквозь пальцы. Обратный отсчёт пошёл, неизбежно запуская в голове тот зимний вечер.

***

Выставка прошла великолепно, принесла массу положительных впечатлений и пользы, и радостная Кирса ни секунды не жалела, что поехала. Её проект приняли вместе с прочими дисками, оставалось только ждать ответа. Она даже не волновалась насчёт того, как её работу примет опытный дизайнер. То, что вместе с Рейнардом и только с ним прошло три дня, всему придало красок, вкуса, сил, некой особой реальности. Словно его присутствие занимало специальное место в её душе, дополняя идеально, и та, замкнув некий круг или цепь, лучилась энергией. Не говоря уже о том, что они вдвоём провели хорошее время. Он не только сопровождал её в музее, в нужные для внимания моменты не мешаясь. После первого дня выставки перевёл из здания Мартина, напоминавшего стеклянную панораму, присоединённую к какому-то серому замку с прорезями-бойницами, в корпус Фредерика Гамильтона посмотреть на коллекцию искусства коренных индейцев. На следующий день они пошли в зоопарк, и дядя обещал летом привезти её сюда взглянуть на ботанические сады. А ещё они гуляли по городу на высоте мили. Капитолий, многоэтажки с неоновыми подсветками. На съёмной двухкомнатной квартире, из окон которой открывался вид на город, дядя с племянницей очень гармонично проводили и вечера. Рейнард работал на своём ноутбуке, а Кирса самостоятельно нагоняла уроки и задания, чтобы не отстать от программы. И ей казалось, словно они всегда так жили, так были. Ладно, уютно. Словно это временное жильё было подлинным домом. То и дело всплывающие мысли о скором завершении поездки вызывали тоску, и девушка старалась отгонять это.

Но вечер перед отъездом обратно на север отличался — все дела были сделаны, сумки собраны, и они безмятежно смотрели спагетти-вестерны, с живостью и бодростью разговаривали. Когда родич во время всего этого небрежно достал из холодильника бутылку шампанского, подросток удивилась. Дядя обычно не пил при ней, хотя она знала, что тот не против выпить пива или эля с братом, друзьями, что за ужином у себя дома иногда открывает вино. А тут при ней, ещё и игристое. Которое, заметив чужое удивление, он предложил попробовать. Самым естественным и необременительным образом. И Кирса из любопытства осторожно пригубила новый для себя напиток, поскольку дома ей бы так точно не разрешили. Допивать поданный стакан она не стала, честно сказав, что сок или тот же лимонад ей больше по душе, на что Рейнард рассмеялся и кивнул. Вечер продолжился, долларовая трилогия на экране не спешила заканчиваться, вдвоём они сидели на мягком диване, и девушке показалось, что и сам взрослый не особо пьёт открытое шампанское. Подносит ко рту и больше цедит игристый напиток. Но обстановка расслабляла, размягчала, хотелось просто наслаждаться последним зимним вечером в Денвере.

Кирса даже не заметила, как они сблизились на диване и уже сидели в обнимку. Как сама прижалась к нему и устроила голову на надёжной груди, как его рука начала оглаживать ей предплечье, локоть, плечо, спустилась к животу и талии, где легла почти по-хозяйски. И девушка не придала этому особого значения — всё воспринималось правильным, приятным. Просто осязала его тепло, дыхание, не задумываясь ни о чём — всё было хорошо. Но когда его губы легонько коснулись шеи, девушка замерла в напряжении. Жест слишком неоднозначный, с известной подоплёкой. Излишний и пугающий той взрослостью. Однако она не отпрянула — просто… растерялась. Прекрасно понимала и отдавала себе отчёт в том, что сейчас как раз нужно выпутаться, но на деле не ощутила никакой действительной угрозы или же потребности разорвать контакт. Даже наоборот — было приятно, хоть и немного страшно. Не перед ним — перед взрослым действом. Внутри заворочался лёгкий трепет. И всё же Кирса пыталась обдумать происходящее.

Рейнард тем временем, не видя внешнего возражения, углубил поцелуй, огладил её руками уже сильнее, явнее, приподнял, чтобы развернуть к себе лицом в более удобную позу. Девушка настороженно взглянула ему в лицо, отметив, что он тоже с особой чуткостью всматривается в неё. Словно хочет прочесть ответ на пока ещё не заданный вслух вопрос. В его серых глазах светилось обожание и любовь, всепоглощающее желание. Внезапно она с притихшим на доли секунды сердцем распознала в этом, что для него кроме неё никого нет. Что он ни на кого так не смотрит. И столь же внезапно оно нашло будоражащий отклик внутри, ведь для неё он тоже был самым важным человеком. Словно два последних кусочка мозаики сцепились и легли в общее полотно. Кирса тоже любила. Тоже больше, чем близкого родственника. И это всегда было между ними. Отчего-то нахлынуло и радостное волнение с этим пониманием. Из дяди перед ней представал мужчина: любящий, заботливый и сильный. Теперь она взглянула на него глазами девушки, признавая за ним и ту красоту. Лица, фигуры. Но самым главным оставалось то, что её ласкал сквозь одежду он. Хотелось податься навстречу и самой коснуться его, впрочем неопытность и тяжесть такого открытия притормаживали.

Она ещё не до конца осмыслила и осознала это всё, а на сердце уже бурлил коктейль взывающих, волнующих чувств. Рейнард же чуть улыбнулся тому, что увидел в лице подростка, не мешкая прижал её к себе, его ладони стали касаться и поясницы, и ягодиц. Он поцеловал её в губы, не давая разуму очень уж загрузиться над тем, что творилось. И девушка ощущала по телу искры лёгкого возбуждения, приятность этих ласк. Дядя не останавливался, его пальцы гладили всё новые участки тела, а поцелуи становились всё жарче. Кирсе даже показалось, что у неё кружится голова от этих новых действ, от него самого, его запаха, который, кажется, усилился. Потому что в какой-то момент в движения взрослого скользнула более ярая настойчивость или же нетерпение, и она не заметила, как тот подхватил её на руки, чтобы унести в свою комнату на более удобную кровать. Только коснувшись спиной холодного покрывала, оказавшись лёжа под ним, она взяла разомлевший разум в кулак, потому что действо шло к тому самому, о чём она знала из самых разных источников.

Некоторые в школе уже занимались этим. Да и она последние два месяца начала хоть и очень примерно, но всё же оценивать парней, приглядываться. Дядя стягивал с неё домашний жёлтый джемпер и когда приник к ней сам нагим, обжигающим торсом, девушка выгнулась от приятности, но всё же разлепила губы, преодолевая наконец тот ступор:

— Рейнард, — позвала она негромко, пока он языком ласкал, губами посасывал её ключицу. — Рей, — дождалась его вопрошающего, голодного взора. — Я… У меня никого не было.

Тот замер на несколько секунд, а веки дёрнулись в каком-то колебании. Потом он аккуратно навис над ней, с улыбкой касаясь лбом лба. Глаза смотрели нежно, проницательно и с той открытостью, с какой они всегда общались. Её не смутило даже твёрдое ощущение его члена сквозь одежду у бёдер и сама суть ситуации.

— Хочешь остановиться? — тихо спросил Рейнард, потом чуть покачал головой. — Поверь, Кирса, я буду лучше любого старшеклассника. Где-нибудь в парке после выпускного, — он приник к её шее, поцеловал, принялся шептать на ухо, не то уговаривая, не то заверяя: — Я сделаю всё аккуратно, не бойся, моя маленькая. Тебе будет приятно, поверь мне. И у меня уж точно не упадёт от волнения в середине процесса как у прыщавого юнца.

Она рассмеялась словно они не лежали на кровати, где всё прямым ходом шло к сексу, а потом стихла, в полной мере ощущая, что то доверие, никуда не делось между ними, и коснулась его щеки пальцами. Сделала крошечный шажок на этом пути, бесповоротно закрывая дверь назад.

— Я просто хотела тебе сказать об этом, — Кирса улыбнулась, любуясь им: — Не остановить.

И парень расплылся в умилительном довольстве, поцеловал — на этот раз, получая её исследующий ответ. Время обратилось в играющее волнами блаженство. Мужчина раздевал её, гладя везде, словно упиваясь этими моментами.

И девушка ощущала те разгорающиеся угли желания, предвкушения, сама робко тянулась навстречу и гладила его. К тому моменту, когда она лежала нагая и готовая под ним, возбуждение уже напрочь перекрывало разумный страх перед грядущим моментом. Не сковывал и обнажённый вид мужчины, но всё же исследовать дальше ей не хватало храбрости. Рейнард мягко лёг на неё, его участившееся дыхание сливалось с её, и девушка ощутила, как он проникает. Закусила губу от неприятных, тянущих ощущений в ожидании большей боли, но той не пришло. Мужчина как и всегда сдержал слово, данное ей. Больно не было. Он действовал очень терпеливо и мягко. Иногда подавался назад, чтобы прерваться на поцелуи, огладить юную грудь. И в итоге он оказался внутри неё целиком. Девушка жадно хватала ртом воздух, разгоняя остатки неприятных, вяжущих ощущений, а Рейнард, сухо выдохнув, крепко прижал её к себе. Плотно, так что запахи пор перемешивались напрочь.

Мужчина начал плавно двигаться, давая Кирсе войти больше во вкус и таинство соития. У неё не поворачивался язык назвать это просто сексом. Постепенно она начала ощущать и то удовольствие, что сгущалось, пульсировало и концентрировалось внутри. Даже изменилось дыхание — в нём появилось больше голоса, а тело стало реагировать острее. Она больше выгибалась, тянулась и неожиданно сама подстраивалась под нужный темп и глубину, храбро подсказывала любовнику без особого смущения. Тогда он перехватил её руку и направил к низу её же живота. Девушка поняла, что требуется, и от собственной, привычной ласки всё стало ещё приятней. Разрядка приближалась, и перед самым пиком к губ слетел тихий вскрик, смешавшийся с шёпотом Рейнарда: «Любимая. Моя». Удовольствие грянуло заполняющим взрывом. Началось где-то глубоко в теле, одновременно в голове и волной хлынуло по всему естеству. От этой силы ощущений заслезились глаза и на какие мгновения Кирса потеряла ощущение реальности. Она вся тонула в любви, в оргазме. Когда пришла в себя, перво-наперво увидела, что Рейнард ещё продолжает в ней двигаться, только потом ощутила толчки. Более напористые и глубокие, небольшую боль глушила нега блаженства.

Она распознала, что тот успел в какой-то момент надеть презерватив. Но это замечала просто отстранёно, ведь он тоже должен был получить удовольствие — радостно потянулась к нему, обнимая за шею. И он, поняв приглашение, всё же лёг на неё, губы изогнулись в довольной улыбке, пока он вбивался в неё, чтобы получить и своё завершение. Но особо долго это не продлилось — Кирса почувствовала, как движение становится несдержанным, природным и как член внутри пульсирует. Они оба замедлялись, разгорячённая кровь, уставшая нести столько блаженства, начинала остывать. Рейнард явно нехотя вышел из неё, снял заполненный спермой презерватив. Не глядя скинул на пол и снова приник к девушке. Обнимал, легонько зацеловывал, укрывал их двоих одеялом. Сейчас с ним она ощущала прежнюю, немного уставшую радость и надёжность. Она не сомневалась в чьих руках засыпает. И улыбалась, ощущая как и он наслаждается ею. Они оба были счастливы в этот моменте. Свободны от всего — только они друг с другом. И сон служил лишь продолжением этого необычного вечера.