Глава 2 (1/2)

Щелчок повернувшегося в замочной скважине ключа почему-то звучал, как полный злости хлопок аппарации, внезапный удар клюва совы об оконную раму, хруст записки, смятой в кулаке, и выведенное идеальным почерком «Я хочу неделю», — критически, фатально, чрезвычайно опасно.

Видимо, она растеряла остатки своего разума на поле боя, раз игнорировала предупреждения о надвигающейся на нее буре. Каждый билборд ночного Хакни, что кричал: «Впереди крутой поворот» или «Ожидается сильный ураган, просьба остаться дома». Все проскользнувшие мимо нее оповещения затерялись, как буклеты в почтовых ящиках о наводнениях или ядерной катастрофе. Вот бы ее не стерло в порошок это несчастье.

Густой мрак магловской комнатушки говорил об обратном. В прошлый раз в углу комнаты слабо горел магический огонек, теперь от света остались разве что блики хмурых уличных фонарей, подсвечивающие своей тусклостью отражение парня в окне и сигаретный дымок, поднимающийся куда-то в потолок, где его съедало скопление рыхлых теней.

— Ты куришь? — первое, что Гермиона спросила, осторожно прикрыв дверь, будто не хотела разбудить выдержанный в чем-то хладнокровном тайфун.

— На что это еще похоже, Грейнджер? — хмыкнул Малфой, не отрываясь от вида ночного Хакни.

Гермиона стянула пальто, оставив его на кресле, и прошлась по одежде парня оценивающим взглядом. Пепельно-серые штаны и футболка с коротким рукавом, позволяющая рассмотреть бледную кожу рук, не покрытую уродливыми молниями. Там было всего лишь одно уродство — темная метка, выпуклая змея, до которой не успела добраться болезнь. Как часто он принимал яд, если был похож на нормального человека? Почти.

— Курить опасно для здоровья, Малфой, — Гермиона отвела взгляд, посчитав, что пялится на него слишком долго. — Тем более ты не знаешь, на что способна твоя болезнь, — буркнула девушка, бросив на пол рюкзак.

Малфой выдохнул дым через нос и, подцепив сигарету, развернулся, указав ее кончиком в Гермиону. Серый хвост закрутился вокруг его запястья, оплетая пальцы, рассыпавшись рядом с мокрой прядью волос. Он был недавно в душе. Здесь есть еще одна комната?

— Это ты опасна для моего здоровья, Грейнджер, — процедил он ядовито, почти кислотно. Проведи лакмусовой палочкой по его языку, и та вмиг станет красной. — Эта хуйня из-за тебя.

Малфой стряхнул на пол пепел. Гермиона расширила глаза, посмотрев туда, где таяли искры. Вот же…

— Никогда не думал, что проблема в тебе? — возмутилась девушка.

— С хуя ли? — искренне удивился Малфой, подкинув больше пороха в эту чертову комнату.

С ним всегда было сложно вести диалог. Это как биться головой о стенку в надежде не получить сотрясение мозга. Гермиона покачала головой и, отмахнувшись от него, открыла рюкзак, где лежали зубная щетка, шампунь, гель для душа и баночки с ингредиентами для мадам Помфри. Люпин попросил отнести их ей в госпиталь и поговорить о Ханахаки после этой… ночи.

— Книжки? Серьезно, Грейнджер? — фыркнул Малфой, когда она достала ту самую, спасенную из Хогвартса, разместив ее на круглом столике, оставшемся в комнате после прошлой встречи. — Читать собралась?

Гермиона сделала вид, что не услышала, и кинула рюкзак на двуспальную кровать, где раньше стоял кожаный диван с подушкой, которую подмял кулак. Кто-то трансформировал диван или внес кровать в помещение.

— Это ты сделал? — вопрос получился не то чтобы нервным, но он заставил Малфоя расплыться в улыбке. Гермиона сначала почувствовала ее, потом увидела на его лице.

Малфой прикусил зубами сигарету и толкнул ее языком в уголок губ, склонив голову. Он смотрел на нее, как на кролика в клетке, которому дали бета-блокатор на ранней стадии его производства. По статистике, каждый год в Англии около трех миллионов животных подвергаются экспериментам. Каждые восемь секунд умирает один из них. Интересно, сколько она продержится?

— Ты трансформировал диван? — повторила Гермиона свой вопрос.

— Это сделал Орден, — поцокал языком Малфой, намереваясь добавить то, что ей не понравится. Она была уверена в этом. — Люпин хотел, чтобы мне было удобно тебя здесь трахать, — двусмысленно солгал парень и выпустил дымок в потолок вместе со смешком. — Премиум-пакет.

Гермиона в раздражении прикрыла глаза. Они не договаривались о чем-то подобном. Это даже и неделей назвать было трудно. Малфой потребовал ее присутствия в квартире с девяти до семи утра с понедельника по пятницу. Только прикосновение к плечу поверх одежды, сон, не перебитый болями, и ничего больше. Тогда он достанет ей палочку Беллатрисы, и они смогут уничтожить крестраж. Все просто, да?

— Меня от тебя тошнит, — скривилась Гермиона, обтерев руки о джинсы.

— Это взаимно, Грейнджер.

Щелчок его пальцев уничтожил окурок и пепел на полу. Запах табака остался и, кажется, вплелся в ее волосы и мурашки на коже. Малфой чувствовался как головная боль, что-то травмоопасное. Прыжки с большой высоты без страховки или экстремальный голод. Гермиона подумала, что было бы, если бы она была Носителем Ханахаки. Чем бы это закончилось? Пистолетом у виска, как в «Ритме 0»? Он бы ее не пощадил.

— В кровать давай, — приказным тоном бросил Малфой, вложив в свое выражение лица всю хмурость, что скопилась за два месяца холодной осени. В каждой нитке его военной формы. — Мне вставать рано. Хочу выспаться перед тем, как подорву в лесу очередной шатер Ордена.

— Ты отвратительный.

Малфой разместился на постели, хлопнув рукой по ее правой части — пустой части, предназначавшейся ей, откинул голову на холодную стенку и шумно выдохнул, будто сдерживал что-то в легких. Гермиона надеялась, что ему плохо. Его бледность вполне сочеталась с облезшей краской на стенах комнаты, которая с присутствием кровати и маленького столика в углу не стала лучше. Панорамные окна с приоткрытыми шторами, пропускающие шум и брызги пушистых огоньков уличных ламп, не помогали тоже. Может, всему виной он?

— Ты ждешь приглашения? — парень хрустнул костяшками пальцев, вглядываясь в скачущую по стенке тень за ее спиной. Он правда смог бы ее убить, если бы не болезнь? — Время идет, Грейнджер. Иди ко мне, — в этом явно читался скрытый смысл, подтекст, который впервые в своей жизни она решила пропустить, перепрыгнув абзацы.

Гермиона сжала в кулак руку и подошла ближе, ступая по полу, куда он смотрел, отмеряя каждый шаг. Всего лишь неделя. С понедельника по пятницу. С девяти до семи утра. И только прикосновение к плечу, поверх одежды, чтобы ему дышалось лучше, а ей с напряжением.

— Ты собираешься спать в этом? — остановил ее Малфой, нахмурившись. От его взгляда хотелось укрыться, отвернуться, чтобы тот не колол ей щеки, впрыскивая в кожу яд.

Гермиона замерла. Она не взяла с собой сменную одежду. Свитера и джинсов вполне хватит, чтобы не замерзнуть, устроившись на краю кровати. Это же просто сделка. Ничего такого.

— Да, в этом.

— Спать в этом ты не будешь, — Малфой отбросил ее руку, пригладившую атлас постели. Такой мягкой и теплой. Гермиона только сейчас осознала, что в комнате разлились пьяные согревающие чары. — В ванной пижама. Иди переоденься, — в приказном тоне обратился он к ней.

— Меня устраивает…

— Меня нет, — Малфой указал на дверь комнаты, которую кто-то встроил, поменяв планировку. — Это типа блох? Тупые привычки семьи Уизли передаются? — выплюнул он со злобой. — Вы жрете хотя бы ложками?

— Я тебе говорила, чтобы ты не смел упоминать…

— Твоего тупого женишка? — Малфой стрельнул в нее если не порохом, то чем-то, что имело подобный эффект, если поджечь. — Иди переоденься. Время идет. Или хочешь отрабатывать потом?

От заразы не избавляются переглядками. Нужно оружие помощнее. Гермиона решила подумать об этом позже и, подхватив рюкзак, хлопнула дверью ванной, услышав издевательский смешок в спальне. Ханахаки вскрыло Малфою мозг, поменяло что-то, но точно не его характер.

В навесном зеркале показалось ее хмурое выражение лица. Гермиона отбросила волосы за плечо, разместив тяжелый рюкзак в умывальнике, и вытянула зелье для сна, горячей рукой сжимая холодное стекло. Она сварила его несколько месяцев назад, перед тем как они с мальчиками отправились в одну из точек, где шли бои. Гермиона часто не могла заснуть и берегла его для подобных случаев. Малфой был хуже зон боевых действий, где не было укрытия. Один бесконечный хаос и свистящие над головой заклинания.

Гермиона умылась, осушив бутылочку в несколько глотков, и стянула с корзины для белья атласную пижаму черного цвета: штаны и рубашку с длинными рукавами. Он сам ее купил? Да какая разница. Гермиона переоделась, вылетев из ванной, и упала на самый край кровати, дернув на себя одеяло — мягкое по сравнению с шерстяным в комнате Ордена, которое кололо голую кожу.

— Пойдет, — фыркнул Малфой, не посмотрев на нее. — Давай за работу.

Гермиона шлепнула рукой по его плечу, царапнув ноготками открытую шею. Он не подал и виду, сосредотачиваясь то ли на ощущениях, то ли на шуме за окном. Заглушка слетела при аппарации, и никто не удосужился ее поставить. Теперь ночную жизнь Хакни было слышно. Гермионе нравилась тихая громкость города, которая обтекала стены квартиры, совсем не делая ее чужой.

— Полегчало? — хмыкнула девушка, решив его уколоть или себя, чтобы прийти в чувства.

— Помолчи, — неестественно тихо ответил Малфой. — Мне больше нравится, когда ты молчишь. Ты раздражающая. В школе я всегда ненавидел тебя.

Плотный шум стал ощутимее, пробравшись под одеяло к самым кончикам пальцев ее ног, зарывшись в дыхание парня, печатающееся на ладони в мельчайших деталях, передавая каждую мурашку, что касался ноготок на открытой шее, и шумный вздох. Гермиона совсем не понимала, как это работало.

— Ты ненавидел меня, потому что был последним?

Гермиона приподнялась, чтобы получше рассмотреть его лицо. Он так изменился с последней их встречи. Стал выше, плечи шире. Она заметила это, оказавшись на расстоянии атомов, от которых хотелось вымыть руки до скрипа. Может, это было самовнушение, но какая разница, если эта мысль станет естественной привычкой после стольких напоминаний себе о том, что он Пожиратель Смерти.

— Потому что не мог терпеть убогость твоих детских травм, — Малфой накрыл ее ладонь своей, почувствовав, что та съехала вниз, и сжал ее пальцы до хруста костяшек. — На место верни, — процедил он, — мы договаривались.

— Я не…

— Помолчи, Грейнджер, — покачал головой Малфой.

Гермиона впилась ногтями в его ключицу, надеясь оставить там напоминание о себе — самое плохое из всех. Малфой что-то проговорил под нос, девушка не разобрала что и прилегла на подушку, игнорируя покалывания в затекшей правой руке.

— Зачем тебе это? — зачем-то спросила Гермиона так, будто он никогда над ней не издевался, не был Пожирателем Смерти или убийцей. Не улыбался, смотря на нее, пока Белла била тело Круцио. И вот как оно все повернулось. — Я не понимаю, зачем ты просишь неделю, если это все равно тебе не поможет, — проговорила она в остатках ясности, которую топило сонное зелье.

— Хочу, чтобы эта херня исчезла, я тебе говорил, — наравне с Хакни произнес Малфой.

Тишина разложила по местам звуки. Им под стать разлился в воздухе запах табака. Гермиона приоткрыла глаза, заметив сигарету в его пальцах, и в них же блеснул крошечный огонек на самых кончиках фаланг. Рон однажды попытался закурить, но это было что-то, что он выпросил у ребят из Когтеврана в «Кабаньей Голове». Тот запах щипал ей нос, этот же не сказать, что был ужасным. Он просто был Малфоевским. Слишком Малфоевским.

— Думаешь, за неделю я в тебя влюблюсь?

— Нет, — он затянулся, медленно подняв на вдохе грудную клетку. — Думаю, меньше, — и выдохнул, стряхнув куда-то хлопья пепла.

Сонное зелье дало эффект. Левая часть лица Малфоя исчезла перед глазами, как навязчивый сон.

— Я тебя никогда не полюблю, — она замолчала, не добавив это «больше». — Это невозможно. Ты знаешь.

— Я тебя заставлю.

Наверное, Хакни был милостив сегодня. Потому что после этих слов город быстро потушил рой огоньков на улицах, не давая им впиваться в ее лицо, а только подбадривал сонливость закрывать веки быстрее, проваливаться куда-то под действием зелий.

— Я тебя ненавижу, — призналась Гермиона, чиркнув носом по мягкой подушке, собирая запах вечерних гроз.

— Я тебя сильнее, Грейнджер.

И это звучало как признание. Оставшееся на кончиках теплых пальцев, которые дотронулись до ее виска, убрав с лица спадающий шоколадный локон.

***

Пустая постель показалась ей чертовски холодной. Гермиона провела по ней рукой в попытке нащупать жесткие рыжие волосы и хлопковую футболку, в которой осталось несколько прожженных магией дыр. Ее должно было насторожить отсутствие громкого сопения и наличие одеяла между ног, которое каким-то образом каждое утро оказывалось у Рона в руках, а сейчас она была той, кто обнимал его, зарывшись носом в мягкую ткань. Такую теплую.

Что совсем нетипично для квартиры в Уилтшире, где согревающие чары слетали каждые несколько часов при перемещениях. Как только холод становился невыносимым, приходилось подскакивать среди ночи в поисках магических свечей или горелок из магазинчика «Всевозможные волшебные вредилки», переставшего функционировать около двух лет назад или вроде того. Но даже они не шли ни в какое сравнение с температурой помещения, подкрученной, как печка.

Гермиона краешком своего сознания обратила на это внимание, решив остаться в постели еще на несколько минут. Совсем немного. Вот так: вытянуться в кровати, пошевелить пальцами ног под одеялом, сделать все то, что в лесу в палатках не получается. Если честно, Гермиона сдалась легко и быстро. Спустя десять месяцев после начала войны у нее опустились руки, и все, чего она хотела, — это выхватить у жизни одно такое теплое, спокойное утро. И оно пахло свежестью затерявшихся в облаках серых туч с нотками каких-то дорогих сигарет.

Так пах Драко Малфой и его парфюм. Мерлин.

Эта мысль заставила ее подняться, открыв глаза. В комнате его не было. Хакни отозвался легким шумом, стряхнув остатки сна мягким шелестом шин и редким голосом прохожих. Он давно ушел? Который час?

Гермиона неспешно поднялась, выглянув на улицу, где дымок от тумана испарился так же стремительно, как тот, что ласкал ночью запотевшие окна. Она помнила: Малфой стоял у тумбы, раскуривал одну за другой, бросая бычки в магическую пепельницу. Он будил ее щелчками пальцев, эфемерным хождением по комнате и прогнувшимся матрасом кровати.

Малфой ее ненавидел, но сдавался на какой-то из минут. Гермиона не стала зацикливаться на нем чересчур долго, чтобы не очеловечить его слизеринскую натуру, и, приняв быстрый душ, подхватила рюкзак с шерстяным пальто, аппарировав в «Слепой город», прямиком в Дорсет — заброшенный город-призрак у моря, куда мадам Помфри перенесла Лондонский госпиталь.

Гермиона добежала по каменной тропе до церкви, оглядываясь по сторонам в поисках непрошеных гостей. Люпин просил навестить мадам Помфри и передать ей ингредиенты. Это был неплохой предлог для того, чтобы выпросить у целительницы те сведения о Ханахаки, которые женщина случайным образом нашла в библиотеке деревушки Дорсет, служившей пристанищем для паломников, магистров и астральных путников.

Волшебники из разных уголков Земли останавливались здесь, чтобы найти уединение и поделиться знаниями, которые прятали в тайниках каменных стен во время Первой Магической войны. Со времен Гриндевальда многие города превратились в заброшенные точки на карте, своеобразные магические убежища. Одно из них встретило ее затуманенными стеклами витражей каменной церкви, где едва-едва просматривались силуэты.

Гермиона отперла дверь магическим ключом и прошла внутрь, оказавшись в трансформированном коридоре, похожем на подземелье в Хогвартсе: длинный коридор с тонкой вуалью темно-зеленой растительности, магические свечи под потолком, высокие своды и железная дверь, ведущая в общий зал, где были установлены кровати с перегородками. Мадам Помфри и ее помощники превратили его в больничное крыло.

Гермиона быстро проскочила мимо него, задержав дыхание. Запах сырости, смешавшийся с запахом гнили и крови, все равно ударил в нос. Им посчастливилось здесь оказаться вместе с Роном. В тот день ему разорвало магией руку. Он пробыл несколько часов в Дорсет, вернувшись в Уилтшир вечером.

Потому что был в приоритете. Они все были. Членам Ордена или тем, кто был близок к Гарри, лекарства выделялись в первую очередь. Остальные оставались неделями на сохранении у мадам Помфри, поддерживая организм магловскими таблетками.

Волшебники на поле боя страдали от проклятий Пожирателей. Темная магия заставляла организм гнить, вырабатывать вещества, разрушающие клетки. Мадам Помфри нашла способ замедлять действие болезни, но чтобы избавиться от нее, необходимы были зелья и эликсиры.

Ингредиентов в Косом Переулке или подпольных кафешках, где под стол кидали монетку, призывая домашних эльфов, не хватало. В конце концов Люпин и Грюм приняли решение создать специальные отряды. В них входили члены Ордена и волшебники седьмого и восьмого курсов Хогвартса. Они грабили шатры Пожирателей, доставали карты и зелья. Это давало им отсрочку.

Гермиона остановилась у кабинета целительницы, постучав по простым деревянным перекладинам. Легкий звук эха разнесся по коридору. Девушка не дождалась обычного «входите», легко толкнув дверь.

В комнате, в которой обосновалась целительница, царила особая тишина, наполненная тусклым светом, таявшим внутри из-за затянутых прозрачных тканей на окнах. Мадам Помфри шуршала бумагами, скопившимися на столе, разбирая бардак. Гермиона подметила керамическую вазу с пышными цветами в форме кувшинок — Сирены, меняющие цвет в зависимости от настроения пациента. Они стояли в прозрачных вазах почти на каждой тумбе.

— Мисс Грейнджер, — мягко улыбнулась целительница. — Вы немного опоздали, дорогая.

— Простите, — Гермиона поджала губы, глянув на огромный шкаф, набитый пузырьками, пергаментами и книгами, — пришлось задержаться, — солгала она, надеясь, что Сирены не выдадут ее состояние. Катастрофически висящее на волоске.

Мадам Помфри поправила фартук поверх темно-красного платья и подозвала Гермиону к себе. Девушка сделала шаг и, открыв рюкзак, выстроила в ряд на столе десять пузырьков. Прытко пишущее перо сорвалось с места, где до этого преспокойно лежало со всеми остальными, отметив галочкой почти каждую из надписей на парящем в воздухе пергаменте.

— Нет жала веретенницы, — мадам Помфри коснулась каждого из пузырьков. — И рябинового отвара.

— Будет на следующей неделе, — Гермиона хрустнула от нервозности пальцами. — Люпин попросил принести все, что удалось достать несколько дней назад. Возможно, это пригодится для других зелий. Мы получили список, но пока что…

— Не переживайте, мисс Грейнджер, — мадам Помфри оборвала ее поднятой рукой в попытке успокоить, наверное, заметив бегающие по комнате глаза, — ситуация не настолько ужасна. Мы протянем еще неделю, — заверила женщина, улыбнувшись. — Передайте Ремусу новый список. Я думаю, что стоит обратить внимание именно на него.

Гермиона забрала кусочек протянутой ей бумаги, скользнув взглядом по написанному. Мадам Помфри редко что-то требовала, а если это и происходило, то значит, кто-то умирал, и их на данный момент было семь. Эти люди находились в зале, думая, что Орден делает все возможное, чтобы сохранить их жизни. И они делали. Но иногда так бывает, что этого недостаточно.

— Мадам Помфри, это все, что вам нужно… сейчас? — уточнила Гермиона, комкая бумагу дрожащими руками. Она представила Грюма, пожимающего постоянно плечами на ее просьбы. — Следующая доставка будет в воскресенье. Лично я не смогу прийти, но меня подменит Джинни.

— Мисс Грейнджер, — целительница обошла стол и перехватила ее руки своими, что-то рассматривая на ее лице. — Вы выглядите уставшей, — это правда было так заметно? — Вам стоит отдохнуть. Хотите, я дам вам зелий для лучших сновидений?

Зелий для лучших сновидений? У нее было два пузырька, оставалось найти или сварить еще три, чтобы лучше спать в одной комнате с кошмарами. Гермиона решила не обременять целительницу своими просьбами и покачала на ее вопрос головой. У нее бы нашлось что-то от подмерзших чувств?

— Вы уверены?

— Да, но… — Гермиона закусила губу. Мадам Помфри, должно быть, забыла, о чем говорила с Ремусом по телеграмме, — Люпин сказал, что вы нашли сведения о Ханахаки. Я надеялась, что смогу взять или хотя бы увидеть книгу, свитки, — она помолчала секунд пять, давая ей время на то, чтобы вспомнить. — Если это возможно.

— Я совсем забыла, мисс Грейнджер, — целительница округлила глаза, приложив ладонь к своему рту в форме «о», — сейчас, сейчас.

Мадам Помфри забегала по комнате, роясь в беспорядке, который никогда не наблюдался со времен Хогвартса. Покойный Дамблдор расхохотался бы и отпустил пару добродушных шуток. От воспоминаний о нем ей всегда становилось легче.

— Держите, — целительница вручила ей ветхую книгу, небольшую коробку с кассетой и магловский плеер. — Это все, что есть.

Гермиона посмотрела на то, что было в ее руках, подняв брови вверх.

— Откуда это у вас?

— Мои помощники оказались проворнее, чем я. Они находят то, что найти никто не может, мисс Грейнджер. Моя старость не позволяет мне изучить данную вещь. Уверена, вы с этим справитесь самостоятельно.

Гермиона надеялась, что сможет. Справиться, пережить, хлебнуть побольше горя и сделать вид, что сладко. Какой яд употреблял Малфой? Такой же, как и он сам, — горький?

— Мисс Грейнджер, откуда у вас такой интерес к Ханахаки? — внезапно спросила мадам Помфри, щелкнув голосом, как замок рюкзака. — Ремус засыпал меня вопросами и письмами. У вас кто-то болеет?

— Нет, просто… решила отвлечься и изучить что-то новое, — улыбнулась Гермиона, став цвета пунцовых Сирен, повернувших кувшинки в ее сторону. Они что-то знают? — Болезнь странная. Те случаи, о которых я читала, не поддаются логике. Поэтому…

— Любовь редко поддается логике, — хохотнула добродушно целительница, слабо махнув рукой, будто встречала тысячи таких случаев в реальной жизни. Гермиона была уверена, что если и так, то Малфой бы и в них стал пятью сотыми процента. Исключением из правил. Чем-то в корне неправильным и невозможным. — В темные времена это единственное, на что стоит полагаться. Любовь дает жизнь. А жизнь, как мы знаем, побеждает смерть, а свет — тьму.

Едва ли так можно говорить, если в любовных делах замешан Драко Малфой.

— Может быть, — кивнула Гермиона, решив, что сегодня задержится ненадолго в Дорсет. Ей было о чем помолчать у моря, — может быть.

***

Кассета в магловском плеере щелкнула. Гермиона слизала с губ соленые капли, наколдовав магические наушники и устроившись на гладком камне. Она наблюдала за волнами, накатывающими на берег. Холодный ветер путал ее волосы, развевая шарфик. Осень в этом году никого не щадила. Что тогда говорить о ноющем сердце?

Гермиона вытянула ноги, повертев в пальцах один из немногих ответов, которые, она была уверена, не внесут никакой ясности. В этом всем не было необходимости, но ей действительно хотелось разобраться в том, как это работает. Как это произошло с ним.

Гермиона нажала на кнопку проигрывателя. Плеер зачерпнул шипящего воздуха, оживив запись.

— Ну что же, Джеймс, вы считаете, что Ханахаки — это о чем-то большем, — протянул женский голос, постепенно наполняя тишину еле различимым шумом. — Вы изучили сколько случаев? Восемь?

— Десять, — прочистил горло Джеймс. Чьи-то смешки пробили завесу какой-то мелодии на фоне. — Я понимаю, что этого недостаточно. Невозможно опираться на столь ограниченное количество данных, но... — мужчина замялся, подбирая подходящие слова, чтобы описать ситуацию, — все эти случаи, как мне показалось, объединяет одна деталь.

— Расскажите нам поподробнее.

Звук потонул в шепоте, характерном царапанье ноготками по микрофону. Шипение стало глубже, превратившись в мягкий гул. Гермиона положила руку на влажный песок, рисуя на нем бессмысленные узоры, пока запись приходила в себя.

— Мы всегда думаем о том, что чувствуют Носители, никогда не обращая внимания на Адресатов, — в ее голове Джеймс развел руками и поправил галстук. Гермиона представляла его сидящим в маленькой студии в коричневом костюме. — Мы кромсаем Носителей Ханахаки, пытаемся найти корень болезни, но с ней, как и с душой, трудно отыскать что-то конкретное. Я думаю, что проблема кроется в Адресатах. Уверен, они не могут отрицать присутствие хоть и минимальной, но связи.

— Вы хотите сказать, что эта связь как у соулмейтов?

— Я этого не говорил, — добродушно хохотнул Джеймс, подводя к чему-то, что никто, включая Гермиону, не понимал.

Над головой пролетели чайки. Гермиона проводила их взглядом, уткнувшись в полосы темных валов. Низкие тучи придавливали к горизонту свою темноту, окрашивая все вокруг в серо-свинцовый.

— Нет, подождите, — продолжала смеяться женщина. — Вы сказали именно это.

— Не стоит путать соулмейтов и Ханахаки, Клэр, — настоял Джеймс. — Однако как вы объясните тот факт, что у Носителя прорастают в легких любимые цветы Адресата? Вы никогда не задумывались над этим? То есть, если Носитель не знает Адресата, как знает он себя сам, почему физическая оболочка больного на каком-то интуитивном уровне понимает, что…

Мужской голос прервался, сменившись хрипловатыми потрескиваниями. Гермиона шикнула от боли в центре ладони, наткнувшись на что-то острое, зарытое в песке. Она потянулась за вещью, точнее, за двумя детскими фигурками — сожженными деревянными пирамидками, чьи грани подсвечивал слабый луч солнца.

— Вы занимаетесь антинаукой, Джеймс, — вскрикнула женщина, возвращая к себе внимание аудитории, что успела заскучать.