Глава 1 (1/2)

Круцио. Империус. Авада Кедавра.

Достоверно не известно, кто был первым волшебником, придумавшим Непростительные. Упоминания подобных заклятий датируются вторым веком до нашей эры. Кельты и друиды, ацтеки и инки пытались создать магические формулы, которые могли бы принести пользу миру. Так, вероятно, думали все первооткрыватели, уверенные, что Фосген, Цианид и Сарин не станут оружием массового поражения.

Гермиона видела в этом нечто от злорадства судьбы, насмешки Вселенной, что раз за разом подбрасывает игральные кости, когда кто-то открывает свойства пороха, тротила или расщепления ядер урана. Мерлин явно был со Вселенной в сговоре. Он придумал свое стратегическое оружие. Очередное Непростительное, проклятие, если не против человечества, то против одного волшебника. Буквально против его воли. Чувств. Грязной и чистой крови.

Гермиона все еще думала, что это шутка. До сих пор не могла поверить, что у нее оказалось в руках что-то подобное. По весу ничем не отличающееся от магического портключа, только этот открывал ящик Пандоры. Давал возможность — переиграть. Передвинуть точки на насквозь пропахшей дымом военной карте.

Гермиона сжала ключ сильнее, чувствуя, как пульсирует в пальцах едва уловимое тепло, и остановилась перед обветшалой дверью из красного дерева. На удивление, сегодня было тихо, что совсем непривычно для суетливого Хакни — живого уголка Лондона, в котором кричало по ночам каждое здание, каждое граффити на закрытых рольставнях, маленькое зарево угольков сигарет в отражении окон кафе и неон на позолоченных вывесках типа той — «Слепой город», где она обедала в течение недели, наблюдая за маглами.

Выбор быстро пал на Хакни. Далеко от ведения боевых действий, неприметный и потерянный в своем маленьком хаосе. Много кирпичных фасадов. В центре города парк, где утром собираются птицы, подминая крыльями навалившийся на искусственный газон туман. Ей нравилось это место. Легко аппарировать, легко остаться незамеченным. Именно это просил Грюм — стать невидимкой в каждой замочной скважине, как секрет.

Городская ночь вполне подходила тому, чтобы затеряться. В узких улочках, заброшенных постройках или среди молодежи, мешающей запах травы с ароматом кофе из «Слепого города». Гермиона взяла навынос один стаканчик, расплескав горячие капли по блестящему мокрому асфальту, где плыли блики фонарей.

Согревающие чары спасали от холода, но все же ледяной ветер каким-то образом забрался внутрь магловской пятиэтажки, где с сочувствием горели лампы. И только на четвертом одна из них не бросала в лицо свет, рассыпавшись осколками под ногами. Это была очередная квартира Ордена — временное убежище для перебежчиков или лиц, просивших у Люпина защиты.

Не сказать, что подобными квартирами Орден мог гордиться. Финансирования хватало на небольших размеров кровать и старенький столик, за который платил в основном Грюм. Он еле выбил себе мебель для кабинета в Штаб-квартире Глазго, цвета темного шоколада, что вышел из моды еще в прошлом году. Гермиона не была поклонницей всех тех журналов, что читала Джиневра, но помнила ее комментарии про схожесть кабинетов и спасательных комнат Штаб-квартир, где безвкусие было второй проблемой после зеленых коридоров.

Квартиры и правда были как под копирку. Маленькие, неухоженные, три на три, словно допросные, где каждая деталь смотрит на тебя с подозрением. Все помещения, где Гермиона появлялась, имели схожую черту — давить на тебя, подчеркивать каждый скол, заставлять напряженно жмуриться. Как от хруста магического бича, назойливо разрезающего воздух.

Гермиона знала, с чем сравнить. Она видела тысячи подобных заклятий на поле боя, шедших зеленоватыми зигзагами. У Пожирателей была особая любовь к тому, что оставляло на коже шрамы, с которыми мадам Помфри была не в силах справиться. Дураку было понятно, что это месть. Выдержанная, металлическая, собранная. Он ей мстил другими. Так по-детски.

Закутанная слоями магии дверь замерцала, пропустив ее внутрь. Разлитая мгла в коридоре не внушала ужас. У Гермионы были все козыри в рукаве. Их прошлый обладатель встретил ее хитрой улыбкой. Это было первым, на что она напоролась, оказавшись внутри зачарованной комнаты.

Призрак с поля битвы сидел на диване, закинув ногу на ногу, и смотрел на нее глазами такими же, как истончающийся от черной магии патронус, — тускло. Гермиона стерла ладонью вырезанное Беллой напоминание, натянула непринужденную улыбку и сделала шаг, ступив в переплетение теней на полу.

— Грейнджер, — протянул Малфой в своей манере, лениво повернув голову в ее сторону, как обычно, блефуя незаинтересованностью.

— Малфой, — коротко хмыкнула Гермиона, сложив руки на груди.

Он осмотрел ее с ног до головы с тем оскалом, что был в их роду наследственным, ткался серебряными нитками в ДНК. И он мутировал. Исчез за границей нормальности. Это и близко не имело ничего общего с любовью. Когда Гермиона узнала, расхохоталась в тон Беллатрисе — безумно, вонзив ногти себе в кожу, прямо в идеальный каллиграфический почерк.

— Неплохо выглядишь, — фыркнул Малфой после недолгой паузы.

— Не могу сказать о тебе того же, — насмешливо бросила Гермиона, стараясь держать осанку в медленно сужающейся комнате. — Любовь тебя не красит. Не думаешь?

Уличный фонарь за окном впился в его злобную полуулыбку. Малфой выглядел болезненно. Скулы стали острее, синева под глазами ярче. Любовь должна была разгладить его прищур, стеклянный взгляд, но она была, как и он сам, гадкой, отвратительной, искаженной идеологией о чистой крови.

От Малфоя несло токсичностью, которая сочилась из каждой поры запахом подожженного миндаля, что убивает за три секунды, когда ты раскусываешь на суде ампулу. Гермиона впервые его не боялась, потому что теперь была той, кто способен задавать собственные координаты. Тянуть за ниточки, чтобы распустить его солдатскую форму, — сантиметр за сантиметром — что была ему в пору.

— Ты осталась все той же сукой, — Малфой лениво поднялся, сделав несколько широких шагов в ее сторону. — Недостаточно Круцио, я полагаю, — это то, что он делал при встречах, — напоминал ей, будто она была в чем-то виновата. Наверное, Малфой так и думал. — Скажи мне, как можно быть такой ничтожной? Сколько бы тебя ни нагибали, ты все равно просишь еще. Это называется гриффиндорская отвага?

— Поэтому ты в меня влюбился? — выпалила Гермиона, успев остановить словами очередной его шаг. — Из-за моей гриффиндорской отваги?

Малфой насмешливо поднял брови вверх и достал из кармана палочку, прокрутив ее между пальцев. Он смотрел в ее глаза своими — ртутными. Откладываясь где-то в мозгу, в костях, чтобы не забыла его надменный вид. Гермиона иногда видела его в кошмарах.

— Это всего лишь болезнь, не обольщайся, Грейнджер, — пожал он плечами как ни в чем не бывало. Оправдываясь. Как глупо. Гермиона хотела бы узнать, насколько шокирован был Люпин, когда Малфой оказался у него на пороге, предложив сделку. — Кто-то проклял меня на поле боя. Не удивлюсь, если это был рыжий Уизли, перепутавший Аваду с какой-то хуйней. Такой тупой, — парень опустил глаза на кончик своей палочки, где мерцали смарагдовые искры. — Думает, что тебе нравится, когда он заталкивает свой язык в твой поганый рот.

Гермиона расширила глаза, моргнув.

— Что? — прыснул Малфой куда-то в пустоту маленькой комнатушки. Тихой на фоне хаотичной жизни Хакни. Пропахшей зачатками Авады Кедавры. — Все Пожиратели знают, что он тебя трахает. Это что-то типа мерзкого анекдота.

— Вам так нравится о нас говорить?

— Только когда речь заходит об ущербных, — Малфой скривился, испытывая отвращение. Какое-то искусственное, ненастоящее, выдуманное. Это как лишиться эмоций и делать вид, что они у тебя есть. — Вы вторые в списке после полоумной Лавгуд, — фыркнул он, выдержав паузу. — Точно. Забыл, что ее прирезали в Честере год назад, — и расплылся в ублюдской улыбке. — Получается, первые.

Гермиона прикрыла глаза, концентрируясь на злости, что мазала лицо, обжигая щеки темно-красными пятнами. Мерлин, он ничуть не изменился с последней встречи в Хогвартсе. Смеет открывать рот, пока медленно умирает от неразделенной любви. Сколько ему осталось? Ей стоило отказаться от задания и позволить ему подыхать медленно. Так они бы были в расчете. Баш на баш.

— Я пришла не за тем, чтобы выслушивать это от тебя, Малфой, — рявкнула Гермиона, вспыхнув. — Свои оскорбления можешь…

— Зачем тогда пришла? — резко оборвал ее парень.

Он шутит? Нет, правда. Шутит?

— Ты хочешь жить, мне нужно устранение целей. Ты обсуждал это с Люпином. Не делай вид, что ты не заключил с ним контракт, — она ткнула в него пальцем, куда-то, где не было сердца. — Я здесь, чтобы помочь выиграть войну, и не собираюсь…

— В Ордене это так теперь называется? — нарочито громко перебил ее Малфой, прыснув. — Ситуация настолько безысходна, что тебя понизили до личной шлюхи? Отрицательный взлет по карьерной лестнице, Грейнджер, — двусмысленно хмыкнул он.

Натянутая улыбка Гермионы не дрогнула. Она прекрасно понимала, что Малфой собирался плеваться ядом до последнего. Ему не хватало безумного блеска в глазах, чтобы стать похожим на свою тетку. Гермиона постоянно сравнивала его с Беллой. Она все еще не могла простить ему то, как он тогда на нее смотрел — высокомерно, наслаждаясь криками, разбитыми о стены Мэнора.

— Это сделка, — твердо произнесла девушка, бросив взгляд в сторону окна, где машины сигналили навалившейся на Хакни ночи. Город обязательно запомнит эту ночь. — Ты принял условия Ордена.

Малфой взмахнул палочкой, закрыв магией шторы — винтажные бары и ночные рынки. Крупинки света, которые исчезли, дав мраку возможность полакомиться маленькой комнатой. Сделать ее привлекательной для аппетитных зеленых искр, беспомощно срывающихся с кончика палочки, как бракованные римские свечи.

— За это тебе потом дадут золотую медальку? — парень изогнул бровь. — За то, что ты стала подстилкой для Пожирателя Смерти?

— Это твои фантазии, Малфой, — покачала головой девушка.

Гермиона знала, как это выглядело. Диван, закрытое помещение, свет, который становился тусклее, будто подстраивался под их игру. Люпин предупреждал ее о его нападках. О том, что это может показаться странным. Сама же Гермиона так не считала. Наверное, поэтому вцепилась в кольцо на безымянном пальце в подтверждение, что это всего лишь задание со скрытыми мотивами. Личной местью.

— Побрякушки? — Малфой заметил, просто не мог по-другому. — Рыжий сделал заучке предложение?

— Ревнуешь? — парировала она.

— Как я уже сказал, эта хуйня во мне не более чем болезнь. Ты временное лекарство, — парень указал палочкой ей в лоб.

— Ханахаки не об этом.

— О чем тогда, Грейнджер? — спросил он и сделал шаг.

— Ты не подходишь близко, Малфой. Это первое правило, — пригрозила она, выставив руку. Не показывай свой страх — тогда его не увидят. Но, видимо, у него был какой-то дар, потому что осознание того, что Гермиона боится, отразилось у него на поднявшихся вверх уголках губ. — Только я имею право это делать. Все по контракту. Одна минута — один Пожиратель.

Это был план Грюма — выторговывать у Малфоя несколько жизней, чтобы напасть, когда шатры будут менее защищены. У Люпина было свое видение ситуации, но он продолжал молчать, что-то обдумывая.

— Скольких мне нужно убить, чтобы ты отсосала мне? — насмешливо фыркнул он.

Это оказалось намного тяжелее, чем должно было быть.

— Одна минута — один Пожиратель, — тверже повторила Гермиона, выдерживая расстояние и его взгляд. Малфой прокрутил между пальцев древко. В школе на шестом курсе он часто так делал. — Я прихожу два раза в неделю. Если ты не сможешь никого убрать, считай, останешься ни с чем. Корчись, задыхайся, я не подойду к тебе. Поэтому постарайся хорошенько, если хочешь жить.

Малфой прыснул, когда ее каблук раздраженно чиркнул по полу. По брошенному на него «сука». Гермиона направилась к выходу, стянув лопатки под издевательским цоканьем. Оно думало, что у него есть власть.

— Приди в следующий раз в юбке, — бросил он ей вдогонку, намекая на кожаный черный диван. — Мне нравится покороче.

Гермиона остановилась у двери, не успев щелкнуть магическим ключом. Она развернулась, задержав на нем долгий взгляд, перебирая в голове гадости, что напрашивались слететь с языка, и выдала самое примитивное, оттого болючее:

— Каково это — любить меня, Малфой?

На этот раз город Хакни молчал. Был спокойным, почти стерильным. Никакого визга колес. Город будто взял передышку, затих, чтобы перевести дух, пока парень, стоящий перед ней, размышлял о чем-то, что было готово слететь с его губ, как проклятие. И это действительно было им — отравленное «Циклоном Б» признание:

— Все равно что жрать яд ложками, Грейнджер.

Тусклый свет лампы прилип к приподнятому уголку его губы, оставшись там какими-то недосказанностями, секретами, что прятались за тяжелыми дверями пабов и намеренно потушенными уличными фонариками.

— Что же, — Гермиона улыбнулась, склонив голову в его манере, — тогда приятного аппетита.

И вышла, оставив заразу в магловской комнатушке, как секрет, что замкнулся после двух поворотов ключа в скважине, превратив магловскую квартиру в очередную пороховую бочку.

***

Кончик пера сломался от сильного нажатия на пергамент. Гермиона царапнула ногтем тонкую линию под словом «Носитель» в надежде ее убрать. Мадам Помфри выслала ей спасенные из Хогвартса свитки и фолианты. Их Фред и Джордж успели спрятать в Бисерной Сумочке во время эвакуации, прихватив учебники по Защите от темных искусств и старинные свитки из Запретной секции.

Среди того, что удалось сохранить, была книга, которая Гермионе показалась больше художественным произведением, нежели справочником. В любом случае она изучила и ее и не нашла ничего из того, что знала о болезни сама. Удивительно, но там не было ничего о щелкающей усмешке или обо всем том, что вылетало изо рта Драко Малфоя.

— Как ты? — мужские руки легли ей на плечи. Гермиона напряглась на секунду, выдохнув. Прошло столько времени, а она так и не привыкла к этому чувству.

Рон обнял девушку со спины, поцеловав ее в макушку. От него пахло недавним побегом по лесу, грязью, следами сражений и мелкой моросью. Обычные будни для тех, кто пытался освободить членов Ордена, захваченных в плен, или выманить Пожирателей с картами, набитыми в карманы формы.

— Более или менее, — буркнула девушка, прикрыв ладонью заголовок: «Сто удивительных магических болезней и способы их лечения». Гермиона изучила все: путающихся в кишках бабочек, цветы, что рвут на куски кожу, заставляя тебя подыхать, или что-то похуже — соулмейтов. И близко никакой романтики. И близко не Ханахаки. — Вас не было больше недели. Почему вы задержались?

— Пришлось отсидеться в Солсбери несколько дней, — скомканно объяснил Рон, зевнув. — Мы вышли на след Беллатрисы. Хотели поймать ее, но не получилось.

Сложенные тени от пальцев опустились на пергамент, где появилась клякса. Гермиона развернулась к парню лицом, задевая кончиком носа веснушчатую щеку. Рон выглядел уставшим, с растрепанными волосами, темными кругами под глазами и пересохшими губами. Они редко возвращались так поздно или оставались в засаде подолгу, но упоминание Лестрейндж все объясняло.

Беллатриса была проблемой номер один. Она открыто вступала в схватки, устраивала шоу, нападала на местных и сжигала дома. От одного ее упоминания по спине пробегал холодок, особенно там, где болело в плохую погоду. Гермиона машинально потянулась к руке, бросив короткий взгляд на тумбу, внутри которой стояли оборотное зелье и баночка с двумя черными волосками внутри.

— Вам удалось подойти близко? — почти шепотом спросила Гермиона, прикусив внутреннюю часть щеки.

— Нет. У Беллы много охраны. Пожиратели постоянно за ней ходят. Мы не можем рисковать Гарри. На других она не выйдет. А обезоружить ее — не так просто.

— Что сказал Грюм? У него есть план, как достать ее палочку?

Рон рухнул на маленькую кровать. На ней было тесно даже одному, как и в квартирах на окраинах города, где жили Члены Ордена. Это было трехэтажное здание типа Норы, с длинными коридорами и комнатами с простой мебелью: несколько стульев, стол, старенькие шкафы. На первом этаже кухня, где Невилл ночами гремел посудой, и общая ванная комната.

— Хочет собрать очередную группу. — Рон приложил руки к лицу, растирая его до красных пятен. На его безымянном пальце блеснуло кольцо. Они не были первой парой, решившей обменяться кольцами: Невилл и Ханна, Билл и Флер, Гарри и Джинни — все в какой-то момент посходили с ума. И они тоже. — Будем отвлекать остальных, может, Гарри удастся забрать палочку. Часть отправится в Ноттингем, чтобы открыть коридор. Дальше разберемся.

— Думаешь, она подозревает о том, что мы ищем?

— Я не уверен, — парень пожал плечами, сонными глазами блуждая по трясущемуся от бега потолку. Над ними жили братья Уизли, и это был какой-то кошмар.

Гермиона отбросила плечом локон, обняв себя руками. Они нашли все подсказки благодаря одной из групп Ордена, которая служила Волан-де-Морту двадцать лет назад. Они узнали про местоположение оставшихся крестражей. Диадема — в оккупированном Пожирателями Хогвартсе, и Чаша Пуффендуй из коллекции Хепзибы Смит — в одной из ячеек семьи Блэк в Гринготтсе.

Грюм настоял на том, чтобы уничтожение крестражей шло последовательно. Так они смогут загнать Волан-де-Морта в ловушку, вернуть замок и уничтожить оставшиеся крестражи. Кингсли в это время вел переговоры с Гринготтсом, однако они отказывались вмешиваться в дела магического мира, аргументируя это политикой нейтралитета банка. Грюм настоял на том, что палочку Беллы стоит выкрасть.

— Когда вы опять уезжаете? — Гермиона нервно пожевала губу.

Рон еще раз зевнул, подложив под голову подушку. Гермиона скользнула по своему отражению в зеркале на двери приоткрытого шкафа, заметив бледность на своем лице. Она почти не спала прошлой ночью, собирая по крупицам информацию о Ханахаки и его носителе, скрупулезно вчитываясь в каждое слово и рассматривая изгибы стеблей на рисунках. Гермиона уделяла этому слишком много времени.

— Тонкс сказала, что послезавтра. С нами будут Фред и Джордж, — парень стянул ботинки и двинулся ближе к изголовью кровати. — Невилл, кстати, тоже, — прыснул он.

— Невилл? — переспросила Гермиона, подняв брови вверх. — Разве он не должен оставаться в Штаб-квартире с Биллом?

— Сам напросился. Устал сидеть и ничего не делать, — буркнул парень. — Грюм добавил его в списки.

Невилл редко отправлялся с ними на выезды. Грюм отстранил его, когда на пороге появился Ксенофилиус. После смерти Полумны тот был не в лучшем состоянии, но у него было что-то вроде видения. Он попросил отдать Невиллу наследие Хогвартса — распределяющую шляпу Годрика Гриффиндора. Все с осторожностью отнеслись к этим словам, но все же передали ее Лонгботтому.

— Иди, полежим вместе, — подозвал к себе Рон, вытянув руки к потолку.

Гермиона несмело поднялась, устроившись на краешке кровати, и придвинулась к парню ближе, уткнувшись носом в его плечо. Свет в комнате колыхнулся. Снаружи послышался мягкий скрип половиц. В коридоре забегали голоса. Стены квартиры были как из картона. Хакни ей нравился больше. Гермиона хотела зарыться в тишине этого маленького города, свернувшись калачиком, чтобы ее никто больше не трогал. Война ее вымотала, лишила взаимных чувств.

— Я соскучился, — Рон пригладил ее волосы, зарывшись в них пальцами. С ним было легко убегать, спасаться и не тонуть. Интересно, так было у всех или только у нее? — Тебя, кстати, в списках нет. У тебя особое задание, да?

Ее тут же обдало холодком. Задание пряталось между строк эвакуированной книги, которая ничего не знала о Носителе Ханахаки, но утверждала, что он способен любить. Способен. Не всему, что написано, стоит верить, особенно если речь идет о неизученных болезнях, о ком-то, кто был похож на Драко Малфоя.

— Откуда ты знаешь? — тихо проговорила Гермиона, не решившись прикоснуться к парню, не решившись сказать «я тоже».

— Люпин проговорился, — сонно пробормотал Рон, чмокнув ее в висок несколько раз. Он пробрался руками ей под футболку, водя пальцами по невидимым трещинам, развалинам, в которых она потерялась. — Так что там? Что-то важное?

— Не то чтобы, — просипела девушка, не позволяя себе прикрыть глаза.

— Расскажешь? Я послушаю.

Гермиона пожала плечами, оказавшись лицом к лицу с ним. Они договорились с Люпином, что это останется между ними, в стенах дряхлой комнаты живого уголка Хакни. Ее секретом в округлых тенях городского парка, где девушка проводила время, поглядывая на окно на четвертом этаже, перед тем как войти.

— Задание как задание. Ничего особенного, если честно, — пробурчала она, получив в ответ слабое сопение и размеренное дыхание.

Грудная клетка парня медленно поднималась, пока Гермиона смотрела на спящего Рона, отсчитывая минуты в своей голове, и через какое-то время выбралась из кольца его рук, укрыв парня персиковым пледом. Кто-то продолжал бегать, смеяться, греметь посудой, отбивая свой ритм. Ей опять пришла в голову глупая мысль. Может, они поспешили?

***

Хлопки аппарации ее никогда не пугали, но этот если не разрезал воздух, то расколол, колыхнув квартиру. Гермиона прижала ладони к холодным стенам комнаты, ковыряя ногтем краску. Она его не боялась. Если только себя.

— Иди сюда! — рявкнул Малфой, оказавшись на расстоянии вытянутой руки.

Тяжелый портключ приземлился на пол. В напряженной тишине чувствовались какие-то неисправности. Гермиона не стала концентрироваться на них слишком сильно, потому что та была похожа на смесь, которая вот-вот полыхнет. Малфой явно был раздражен. У него ходили желваки. Он вернулся с боевых, пропитав запахом Непростительных маленькую комнату.

— Скольких ты убил? — Гермиона не сдвинулась с места, прилипнув к стене рядом с окном, выходившим на туманный парк. Ночь почти съела все его очертания, оставив лишь гуляющие необыкновенно четкие тени под фонарем.

— Подойди, — процедил Малфой, расположившись на кожаном черном диване.

Магический огонек в углу комнаты неуверенно задрожал, добираясь до ее ног тусклыми лентами. Этой квартирке с одной лишь комнатой стоило добавить побольше красок. Присутствие Малфоя превращало все вокруг в рыхлый пепел, который кто-то пнул ботинком, разбросав вокруг себя пыль.

— Сколько, Малфой? — надавила на него Гермиона.

— Троих.

— Так мало? — подняла бровь девушка, переступив с ноги на ногу.

Малфой зыркнул на Гермиону, выливая из своих глаз злость. Беззвучно пока что. Как при взрыве, когда воздушная ударная волна распространяется от эпицентра, готовая вот-вот толкнуть тебя невидимой стеной и повалить на пол. Он ничего не мог сделать. Эта мысль грела клокочущее от нервозности сердце.

— Ты… — процедил он, не успев закончить.

— Ладно, трое так трое, — пожала она плечами, двинувшись в его сторону.

Палочка оказалась в руках Гермионы. Кончик древка чиркнул по джинсам, пустив небольшой огонек. Она вывела руну — песочные часы, тот импровизированный счетчик, который принял форму, повиснув в воздухе, и встала за спиной Малфоя, наблюдая за бликом магического огонька, лизнувшего его белую макушку.

Малфой заерзал на диване, устраиваясь поудобнее, и щелкнул кнопками на военной куртке, оголив бледную шею. На нем сегодня не было плаща. Гермиона заметила только руки в перчатках, сжимающие серебряную маску. Ее хотелось разбить о пол. Уничтожить.

— И что ты хочешь, чтобы я делала? — устало выдохнула Гермиона, закусив кусочек мертвой кожи на губе. Они обветрились на холоде за несколько часов нахождения в парке. — Подержать тебя за руку?

— Просто… — Малфой ругнулся себе под нос и прикрыл глаза, — дотронься до меня, — он сглотнул с усилием, словно заставил себя это сказать.

Это то, о чем она читала. Носителям Ханахаки становится лучше при прикосновениях к коже. Любовь, оказывается, была тем еще проклятием, добирающимся до самых отвратительных людей.

Гермиона скользнула по обивке дивана, немного наклонившись, чтобы рассмотреть его шею, что-то, что говорило бы о боли и выбитых цветами ранках. Она совсем не понимала, где могут скрываться признаки болезни. Под одеждой?

— Где нужно? — переспросила девушка, думая, что не услышала.

Малфой щелкнул пальцами, побарабанив ими по подлокотнику. Его напряженность быстро спала, злость, кажется, тоже растопилась. Гермиона не помнила, чтобы в записях фигурировало что-то о скачках эмоций, может, это так работало, когда она подходила к нему близко?

— Малфой, — прошипела Гермиона, когда поняла, что он делал это специально — тянул время. — Где нужно? Я не буду стоять здесь часами и…

— Уверена? — поцокал языком Малфой и, не дожидаясь, когда она скажет что-то еще, лениво достал палочку, наметив кончиком древка место, где билась венка. — Можешь здесь, — хмыкнул он, склонив голову, чтобы открыть ей доступ. — Ублажи, как тебя учили.

Гермиона провела левой рукой по шее, впившись в нее ногтями. Малфой шикнул. Его слегка тряхнуло от… смеха? Он умел быть человеком?

— Грейнджер, — Малфой закинул по-хозяйски локоть на спинку дивана, смотря на падающие во вторую половину груши крупинки. Ее касания дали сигнал времени начать свой отсчет. — Ты хотя бы зубы прячешь? Давай нежнее! — рявкнул парень, наверное, усмехнувшись.

Какой же он… Гермиона прикрыла глаза, расслабив пальцы руки, и просто прижала их к нагревающейся под ладонью коже. Малфой ощущался как закипающий чайник или вода с негашеной известью в химической емкости. Вот бы не обжечься.

— Вторую давай, — в приказном тоне обратился к ней Малфой, борясь с чем-то внутри себя. Люпин обмолвился на одном из собраний, что Малфой страдает от острых болей, как будто его пинает толпа, ломая ребра и сращивая их наживую, но это было что-то другое. — И в следующий раз сними эту побрякушку. Меня тошнит от этой хуйни, — тихо фыркнул парень, говоря о кольце, что терлось сейчас о пульсирующую венку на его шее.

Гермиона не ответила, сосредоточившись на вибрации, дрожи его тела. Это было похоже на облегчение или удовольствие, чувство, раскалывающее одним махом что-то между ненавистью и любовью. Кто бы мог подумать, что боль и смерть будут измеряться минутами касаний ее рук. Малфой сам виноват. Сам выпестовал своего палача и попался в его петлю. Гермиона могла ее затянуть, оказывается.

Время перевалило за две минуты. Не похоже, что ему было больно. По крайней мере, не сейчас. Когда они встретились, он вполне мог дышать ровно, стоять на двух ногах, не сгибаясь и не выплевывая — ее любимые — розы. Они бы разорвали его внутренности за несколько месяцев, а она не видела Малфоя почти год. Его бы скосила болезнь.

— Когда ты в меня влюбился? — в шепот падающего песка спросила Гермиона.

— Помолчи, Грейнджер, — выдохнул он сбито, будто кто-то расстроил его ядовитые механизмы, превратив в желе.