Глава 2. Честно и порядочно (1/2)

— Как же я боялась, даже во сне боялась, что проснусь, а вас нет! Как же хорошо, до чего чудесно, что вы остались! — залепетала Лизочка, толком даже не пробудившись, — сколько же мы лежим? Неужели вы всё время тут были? Я боялась, что очнусь, а это всё сон, всё сон и туман…

— И правда, сколько мы здесь? Почему мы вообще упали замертво? — потихоньку поднималась Пери, оправляя платьице и волосы.

— Всего пару часиков. Не мог же я без присмотра оставить спящих крохоток.

И еще как мог. И даже с трудом нашел тропинку обратно. Только девочки прильнули к земле, как он ловко подскочил, забыл о ране и твердой поступью двинулся в темную чащу за садом. Через десять минут он окончательно признался себе, что мало того, что ни цели, ни смысла идти куда-либо у него не было ни малейшего, так еще и жестоко смалодушничал. Уморил двух беззащитных детей и бросил одних под дикими кустами. И плевать хотел, кто еще мог найти в этой зачарованной, кружевной зеленце двух слабеньких нимф. Он уныло и раздраженно повернул обратно. Подвернул ногу. Выругался. А когда наконец-то нашел их вновь (тепленьких и невинных), злобно сверлил их спящие тела своими надменными, черными глазами, будто это они были виноваты и в его безвыходном одиночестве. А потом снова угрелся в рассеянном солнце, пригляделся и даже прихмыкнул: «Как два крольчонка. Надо бы подкормить их только, совсем ветром сдувает». Исполненный довольства своим щедрым рыцарством, он сам ненадолго задремал, а теперь елейно скалился, изображая сердобольного душку.

— Лизочка, где твои часики? Солнце уже садится, если мы снова опоздаем, нас точно выпорют.

Та начала рассеянно охлопывать карманы, то и дело на Мела поглядывая, проверяя, не исчез ли.

— Вас что, правда бьют? — Мел настороженно сдвинул брови.

— Лизочку на той неделе мадемуазель так приложила палкой — у нее специальная палка для нас, так и называет ее «ваша палка» — что у нее до сих пор синячище на спине пунцовый, только растет и растет, как бы не растекся на перед, а то ее и за это накажут, за «нетоварный вид».

У Мела даже голова назад отъехала от изумления:

— Как это? За что?

— А что вы так шею вытянули? Эка невидаль. А Лизочку мадемуазель пуще всех ненавидит, ей всегда больше всех достается. Говорят, женишок ее, мадемуазели-то, пристрастился к нянечке нашей, та тоже была блондиночка. Сначала мадемуазель ее палкой побила, ещё и клок в придачу выдрала, а потом и женишка своего отходила. И это при всех. Чтобы неповадно было.

— Пери, без восьми минут! Ох, побьют нас, побьют! — Лизочка переминалась с ноги на ногу, теребя в ладошках небольшие, позолоченные часики. Личико ее жалостливо и суетливо обращалось то к Пери, то к Мелу, который в недоумении нависал угольной тенью над крольчатами. — Умоляю, господин Мелеагр, задержитесь еще, мы совсем скоро, мы только на ужине показаться, а потом сразу в окно и к вам. Умоляю, задержитесь, я так хочу вас расспросить, я же никогда энкеров не видела, я и не подозревала, что вы вот такие. У нас всё говорят, что энкеры злые и подлые, важные такие, ненавидят нас и брезгуют, а я вижу, что вы вовсе не такой. Вы благородный и добрый, такой светлый, пожалуйста, останьтесь еще, расскажите хоть капельку…

— Лизочка! — сквозь зубы шикнула на нее снова рассерженная Пери.

— Пожалуйста, — не обращая внимания на суровый прищур подружки, Лизочка вся повернулась к нему, сложив на груди ручки, совсем по-зверушечьи и так же жалобно, по-зверушечьи заглядывала в его лицо, — вам же ничего не стоит, у вас столько времени впереди, хотя бы на минутку задержитесь, дождитесь…

— Лизочка, живо, пойдем! — Пери грубо схватила ее под локоть и уже потащила на ту же тропинку, по которой не так давно Мел нехотя плелся обратно.

Благородный и добрый старательно уворачивался от влажных, удаляющихся, дымчатых глазок Лизочки, а когда бездействие его стало совсем уж жалким, он вяло, невнятно промычал: «В сущности, я ведь и правда не тороплюсь…».

Если хорошенечко отмотать ленту истории вперед, то станет вполне очевидно, что именно в ту минуту произошел фундаментальный поворот, благодаря которому (из-за которого) линия жизни Мела причудливо накренилась, но это осознание пришло к нему сильно позже, тогда же он, стоило лишь девочкам сгинуть в сумрачной бирюзе, проскрежетал напряженными челюстями: «Да кто же меня постоянно за язык тащит, теперь придется торчать здесь. Обещал ведь».

Он теперь не испытывал ни малейшего рвения проходить очередное дознание. Ему было лень, ему хотелось переодеться. Он уже бегло набросал свои гипотетические перспективы и варианты на ближайшие сутки, в них входила горячая ванна, плотный обед, но никак не две въедливые, дотошные маленькие инженю. Сделав пару сердитых кружков между осуждающих яблонь, он подобрал три спелых, краснобоких плода, символически обтер о рукав и быстренько, с мокрым потрескиванием прикончил. «Не повезло малышкам. А может их не так уж и лупят? Дети часто воображают…». И все-таки пакостливо было в груди, он списал это на изжогу и принялся избавляться от следов трапезы на белых, острых зубах. Основательно обработав их языком и шипами боярышника, он снова завалился под дерево. Солнце почти село, а ему даже нечем было себя занять, утром в припадке бешеной злобы он вышвырнул коннектор в тихий, безвредный ручей. Он частенько бывал непрактичен и поспешен, но пенять на свои пороки ему пришлось недолго, не прошло, наверное, и получаса, как вдалеке захрустели сонные ветки.

Даже издали было видно, что девочки совсем сникли, они хоть и шустро, но понуро и безрадостно пробирались к нему по тайной, только им ведомой тропке. В смятении он поднялся им навстречу. Не нужно было приглядываться, чтобы заметить крупный, свежий синяк на худенькой голени Пери, да ссадину под губой. «Всё-таки бьют. Безобразно».

— Вы дождались, господин, вы дождались, не передать словами, как я счастлива, как добры вы, как великодушны, — задохнувшись от бега, подлетела к нему Лизочка, почему-то придерживая волосы у левого уха. Правая же ручка ее тянулась к его груди, — Это вам, господин, скудно, но что смогли. Пожалуйста, возьмите. Вам следует подкрепить силы. Берите же, прошу.

Два худосочных, невзрачных апельсина были всучены ему в растерянные ладони. Лизочка глядела на него мокрыми, собачьим глазами, был бы у нее хвост, он бы настегал ей по маленьким ягодицам.

— А что же у тебя там? — кивнул Мел в сторону ее уха.

— Лизочка апельсины стащила. Нам положено по одному, а Лизочка прихватила второй из вазы, пока мадемуазель отошла. Мы кисель только выпили и почти уже выбрались из столовой, но карманчик совсем прохудился, они и выскочи, а как назло мадемуазель воротилась, они ей под ноги прям и покатились. Ох, что потом было! — качала головой Пери. — Та ей сначала приказала подобрать и на место вернуть. Лизочка отказалась апельсины возвращать… Как она Лизочку за волосы таскала! Это первый раз такое, уж и не знаю, что на нее нашло, но так мадемуазель еще не расходилась. Я вступилась, конечно, но и мне быстро влетело, а потом я гляжу, а мадемуазель уже снова клок в руках трясет. И кричит на нее — воровка, воровка — а Лизочка всё апельсины не дает. Хорошо, что кухарка на крик прибежала, а то я и не знаю, она бы ее всю ощипала.

Лизочка молча глядела на его красивые сапоги с золотыми нашлепками на пятках, ей было ужасно стыдно за свой побитый, ничтожный вид. Волосы, да позолоченные часики — это были ее единственные сокровища, а сейчас и того недостача.

— Дай-ка я посмотрю, — Мел осторожно потянулся к розовому ушку, но Лизочка тут же смущенно отпрянула:

— Что вы, господин! Не глядите на меня теперь, я не стою. Я гадко теперь смотрюсь, не вздумайте, — она даже отпрыгнула на шаг.

— Что еще за вздор? Пери, ну-ка, почисть апельсины, а ты иди сюда и прекрати называть меня господин. Ты же помнишь, что я Мел? То-то же, — строго передав Пери преступные дары, он двинулся на маленькую Лизочку, которая в лучшем случае до груди ему доставала (и то на пальчиках). А затем мягче прибавил, — Какая же ты гадкая? Ты сама как фарфоровая куколка.

Лизочка от неожиданности забылась и закрыла рот ладошками:

— Неужели вы слышали?

Мел лишь заблестел начищенными зубами, пока его глазам не показался незащищенный кусочек нежного темени, уже подсохшего, подмалеванного бордовым:

— И совсем не страшно, маленькая ссадина, нужно только обработать, — бережно перебирал золотистый шелк он, чтобы лишний раз не трогать ни ранку, ни девочку. Его деланный оптимизм едва не разбился о шумный, яростный выдох. Он был до того возмущен, что только кулаки не хрустели. Здоровое негодование выступило впереди его услужливой безучастности.

— И что же теперь? Как вы вернетесь? — обратился он к Пери, которая уже выполнила указание и разглядывала его даже более подозрительно, чем раньше. Лизочка всё это время не сделала ни единого вдоха и теперь, когда он руки убрал, часто всхлипывала, всасывая влажный, синеющий воздух.

— Так и вернемся.

— А забрать оттуда вас совсем некому?

— А вы разве здесь не для этого оказались? — тщательно прищурилась Пери.

Мел совсем уж удивленно нахмурился:

— Для чего для этого? И здесь, это где? Я даже толком не знаю, где я оказался конкретно.

— Для того, чтобы в гарем нас забрать.

— Пери! — ахнула потрясенная Лизочка, которая только того и боялась, что подруга не сдержится и брякнет. Как бы она не уговаривала, не умасливала Пери по дороге сюда быть с господином поласковее, да поучтивее, не лезть и не обвинять напрасно, Лизочка нутром чуяла беду, но остановить Пери было невозможно.

У Мела мало того, что глаза округлились, он сам чуть не ахнул:

— А вы точно понимаете, что означает слово гарем? — приглядываясь к ним внимательнее, тихо переспросил он.

— Мы не трехлетки, — злобно хмыкнула Пери.

— Пожалуйста, простите нашу невоспитанность, господин Мелеагр, мы не….

Он остановил испуганные сожаления Лизочки, выставив ладонь:

— О каком таком гареме вы говорите? Кто вас должен туда забрать?

— А то вы не знаете, — язвила Пери, с трудом удерживаясь от того, чтобы не раздавить освежеванные апельсины.

— По-вашему я пришел, чтобы забрать вас в некий гарем, назовем это так? — он до конца не был уверен, что девочки действительно понимали, что это слово подразумевает.

— Вы же энкер.

— У энкеров нет гаремов.

— Ну как же.

— Господин, умоляю, не слушайте ее, не слушайте!

— А я как раз очень хочу послушать, — раздраженно перебил он Лизочку снова. Его обуяло возмущение и недоумение. — Что у вас в этом притоне вообще происходит? У вас там есть нормальные взрослые?

Девочки замерли. Ему следовало следить за интонацией, они были не его подчиненные, а маленькие, напуганные дети. Они боялись его теперь, даже Пери, как бы она ни храбрилась. Он мог обеих одним пальцем прихлопнуть и девочки это отлично понимали.

— Малышки, я не знаю, кто вам и что наплел, но я не желаю вам зла. Наоборот, теперь я хочу разобраться. Я уверяю вас, у энкеров нет гаремов, чтобы это ни значило. Я сам энкер, и гарема у меня никакого нет. Тем более из детей…

— А как же помощники? — не выдержала Пери.

— Но это не гарем. И есть элементарный закон. Детей привлекать запрещено. Это как минимум отвратительно.