Часть 4 (1/2)
Суббота, «...Зацелованный жарою душной,
Сдал позиции свои июль...».
После отсыпной ночи пятницы, когда мы с женой доползли до постели, не сговариваясь, пожелав друг другу спокойной ночи, отключились до звонка будильника, утро субботы обещало очередной праздник в виде работы в Склифе.
Конец месяца был жарким по всем фронтам.
Дома стояла жара из-за сломанного кондиционера, но выматывающие сутки в отделении способствовали нашему безмятежному сну после прохладного душа и приготовленного на скорую руку ужина, состоящего из овощного салата и отварного картофеля.
На работе стояла парилка из-за месячных отчётов, которых у Ирины Алексеевны скопилось более чем достаточно. Мне же нужно было срочно дописать и сдать пачку историй выписных и переведённых пациентов. За импровизированным ужином мы пришли к выводу, что выходным будет только воскресенье.
Я мысленно радовался лишь одному, с моей подачи Ира стала препоручать Жорика семейству Нины и её дети с удовольствием возились с нашим питомцем. Месяц назад Дубровская взяла отпуск и укатила со всем своим табором на дачу, прихватив наше кучерявое чудо. Чтобы сейчас делал пёсик в адовом пекле закрытой квартиры, я не представлял. Мучилась бы животинка и мне был искренне было его жаль, но вряд ли бы я смог ему помочь. Да и супруга тоже не смогла уделить своему любимцу должного внимания. Отчего-то, больше чем уверен, виноват был бы именно я.
Но Джорджа в жаркой московской квартире не было, и утро у моей прекрасной второй половины задалось. Настроению жены можно было позавидовать. Она буквально порхала по кухне в полупрозрачном неглиже, который я подарил ей на день семьи. На что она сказала, что подобное никогда не оденет и это был худший подарок в её жизни, который она получила от меня. Сейчас же она была в моём подарке и, готовя нам завтрак из оставшихся продуктов, мурлыкала какую-то милую песенку. Я застыл в дверях кухни. Подпирая косяк, я скользил взглядом по шёлковой ткани с глубоким декольте. Нижнего белья под полупрозрачной тканью не наблюдалось. Я видел её округлые груди, соски которых не были возбуждены, мягкий животик, без которого не мог представить свою жену, бёдра, которые при каждом её движении манили и возбуждали. Фантазия моего сексуального голода начала бурлить и лихорадить, рисуя в перегретом сознании эротические картинки. Ещё парочка проходов мимо меня в таком виде и я за себя не ручался!
«Егорова! Нельзя так издеваться над мужиком, а над своим старым мужем тем более!».
Упорно делая вид, что она не замечает моего скромного присутствия, жена буквально пропела моё имя:
— Гена, Гена. Давай завтракать. — И оторвавшись от сковородки с омлетом, она, наконец, взглянула на меня и просияла, — сегодня можно не торопиться, а спокойно поесть. Тебе омлет с ветчиной или овощами?
Я сглотнул полный рот слюны, то ли от вожделения, то ли от голода и как полный идиот выдавил:
— Мне без разницы. Я просто голоден, — не уточняя природу своего голода. Не мог же я, усаживаясь за накрытый стол, заявить, что я голоден сексуально и готов съесть её саму вместо омлета, настолько возбуждающе она выглядела в это субботнее утро.
Через считаные минуты меня посетила мысль, что Ира мстит мне за вчерашнюю выходку в кабинете, подключив весь арсенал женского обольщения. Я молчаливо поглощал свою порцию белкового омлета, пытаясь не смотреть на жену, когда она встала со стула и, обойдя стол, подошла ко мне. Погладив мои обнажённые плечи, она обняла мою шею, губами припала к моей свежевыбритой щеке и ласково спросила:
— Вкусно?
Её груди коснулись моей спины. Прикосновение наших тел разделяло лишь невесомое полотно её шёлковой рубашки. Её пальцы заскользили по моим плечам, спине и шеи. Меня пробило током, по всему телу волной прокатило тепло, которое усиливалось, с каждым её прикосновением. Психогенное возбуждение начинало цвести буйным цветом. Я отложил вилку и хотел повернуться к ней, чтобы прижаться к такому желанному телу жены, уткнуться в прохладные складки своего подарка и осыпать поцелуями каждый сантиметр кожи, постепенно обнажая её. Но ничего этого я не успел. Она отстранилась от меня также резко, как я сделал это вчера в её кабинете, и спокойно вернулась на место. Мне ничего не оставалось, как проглотить недожёванный омлет и выдавать:
— Очень! Спасибо, дорогая.
Вид мой, кажется, был настолько жалким, что Егорова удовлетворённо усмехнулась и снисходительно ответила:
— На здоровье, дорогой! — и тут же поинтересовалась: — Кофе будешь? Если будешь, я сварю.
— Нет, жарко. Воду с лимоном выпью. — Я старался не смотреть на неё, но чувствовал на себе взгляд её изумрудных глаз. Ощущаать себя побитой собакой, было неприятно. Вдобавок к этому с бешеной скоростью развивался комплекс вины и за вчерашнее, и за всё то, что должен был сделать, но не сделал.
Тем временем Ира закинула ногу на ногу, и разрез на рубашке, который доходил до середины бедра, взлетел на максимальную высоту, обнажив не только ноги жены. Лёгкая ткань сползла с оголённой ноги и приоткрыла нижнюю часть живота. Ирина подала мне стакан с водой, где отталкивались друг от друга кубики льда и кусочки лимона. Я залпом выпил воду, поблагодарил жену и, оставив недоеденный завтрак, ушёл в спальню, одеваться.
Ласки жены настигли и здесь. Я почувствовал, как сердце начинает учащённо биться, и кожа покрывается капельками пота, как только она подошла сзади и, обнимая, прижалась ко мне всем своим полуобнажённым горячим телом. Коснувшись кончиком языка ушной раковины и прикусив своими ровными зубками мочку моего уха, она попыталась напомнить своему идиоту мужу о супружеском долге:
— Кажется, ты мне что-то обещал.
— Опоздала, дорогая. Поезд ушёл, — я убрал от себя её руки и, застегнув молнию на брюках, потянулся за футболкой.
— Я не поняла. Ты ещё и обиженного из себя корчишь? Да, это я должна обижаться на тебя, а ты вокруг меня прыгать! Не думай, что я буду чувствовать себя виноватой. Не дождёшься! — Она резко сдёрнула с себя мой подарок, раскрыв свою наготу, и бросила его мне в лицо. — Ненавижу!
Ощутив на лице шелковистую струящуюся ткань, я подхватил рубашку, скомкал её и отбросил на кровать. Вид неприкрытого тела жены не вызывал уже тех сладких фантазий, хитросплетения которых были в моей голове полчаса назад. Мне стало жалко свою любимую женщину, я предвидел, что сейчас начнётся поток слёз и обвинений в том, какой я бездушный болван и тому подобные эпитеты. Мне захотелось вовсе не секса с ней, а простого человеческого прикосновения. Я попытался обнять её, погладить по волосам, сказать что-то успокаивающее и нежное. Но меня оттолкнули, испепелили взглядом, полным злобы и неприязни. И вытирая мокрые от слёз глаза, жена вышла из спальни.
В Склиф наша чета приехали порознь.
Весь день мы не пересекались. Я был занят своими пациентами, консультациями и историями. Она сидела, закрывшись в кабинете, разгребала отчёты. На душе было так тошно, что хотелось выть волком. Но моё вытьё не принесло бы мне морального и физического удовлетворения. Задумавшись над сложившейся ситуацией, я всё больше и больше осознавал, извиняться придётся мне. Ира не пойдёт на это никогда и ни под каким предлогом. Попытка помириться с её стороны была, и я её бездарно прошляпил, погрузившись в своё эго и мужские обиды.
Мои долги за месяц по работе были закрыты, и я решил попробовать закрыть ещё один долг, оттягивая встречу и вымаливания прощения у жены. Кондиционер, вот что волновало меня так же, как и обида жены. А, возможно, и больше. Без него можно было не начинать ползать на коленях и клясться Егоровой, что я так больше не буду. Что я безумно её люблю и хочу. Что я по достоинству оценил её соблазнения. Что она восхитительна в моём подарке и ещё более прекрасна без него. Что я теряю остатки разума от желания обладать ей.