Глава 10. Опыта у тебя, по взятию таких крепостей нет, это понятно. Придется менять тактику. (2/2)
Рык Наблюдателя прозвучал в ночи, как сирена боевой тревоги на «Добивающем». Охотники разом повернули головы. Хакс, уже прицелившись в капсулу энергомодуля, на выдохе, чтобы унять бешеный стук сердца, выстрелил и промазал. Стрела воткнулась в нескольких сантиметрах, бдительный криши тут же развернулся и выстрелил на звук. Луч лазера рассыпался искрами:
— Это не нексу! — заорал криши, — Это стрела арбалета!
Два модуля погасли, а два, за которые отвечал Хакс и младший сын Аннара, держали щит. Охотники мгновенно сорвались со своих мест, довутины поливали огнем кусты прямо над головой Хакса, высунувшись за границу разорванного энергополя, и он не мог двинуться, вжимаясь в землю. Скелетообразный дернулся, и рухнул вниз, на землю. Из его спины, точно из области сердца торчала стрела Аннара.
Охотники дружно развернулись, перемещаясь и направив огонь бластеров на шум в зарослях. Лес осветился, как фейерверком, вспышками лазерных лучей и россыпью искр, когда выстрел попадал в ствол дерева. Один криши, так и не оставив свой сектор обстрела, палил очень кучно, отсекая всякую возможность генералу хотя бы высунуться из кустов.
Армитаж перекатился за ствол дерева, в мозгу стучала молотком мысль, что он НЕ ВЫПОЛНИЛ задание… Алато! Пацан промахнулся. Успеет ли еще раз? Крифф! Теперь внезапность отпадает! Аннару не дадут выстрелить еще раз. У них шесть тяжелых бластеров, каждый по пятьсот выстрелов, а там сразу вторая обойма! Ускенов срежут еще в прыжке…
Второй из людей, и тот, что лежал в одеяле, бросились за лэнд, под защиту энергополя, еще державшегося на этом отрезке периметра, а криши так и не давали выстрелить никому, лазерные очереди полосовали темноту уже вкруговую. Армитаж перекатился еще вправо, заряжая арбалет. Сколько прошло времени? Хакс выглянул из-за своего укрытия, тут же луч ударил в ствол, чиркнув по его щеке по касательной, обожгло… Злость обрушилась шквалом…
«Если тетива перекошена, стрела полетит под углом, даже небольшой перекос в натяжении…», — голос Джавта Тубрика ясно и четко зазвучал в памяти,-«… затыльник арбалета прилегает к правому плечевому суставу, крюк затылка приклада — между подмышечной впадиной и туловищем, либо полуприлегает к грудной клетке… На меткость влияет и скорость, и глубина дыхания. Лучше всего дышать глубоко и стрелять на полувыдохе…»
На полувыдохе, Армитаж! Он ухватил траву рукой и дернул на себя, а потом, выдранный кусок, вместе с комьями земли бросил левее, прямо в энергополе. У него три секунды! И он выстрелил. Капсула подпрыгнула, заискрила, поле мигнуло и погасло. А вот теперь генерал скакал, как гуалама, от дерева к дереву, сужая сектор обстрела охотников. А там, за деревьями, уже видел в свете лучей, Аннара и старшего из его сыновей. Четвертый модуль погас! А вот теперь… пффаск! Тот, что у лэнда, лезет в кабину, а это… Это СВЯЗЬ! Хакс тут же упал вниз, Аннар отвлек на себя внимание, промелькнув между деревьями, а Армитаж, встав на колено, выстрелил в охотника. Для второго выстрела нужно время, и он вставлял стрелу, слыша только крики и команды охотников…
Ускены выпрыгнули из темноты все трое. Зозидор, сидя на Наблюдателе, с размаха всадил нож в шею довутина. Тот едва успел повернуть голову, кровь брызнула таким напором, что сапоги, бедра, рука Слайка и бок Наблюдателя в секунду окрасились красным. Секунды, вот то время, что требовалось ускенам. Прыгнуть, чтобы не быть сраженными бластерами. Двоих охотников, уже повернувшихся, сразили стрелы Аннара и его старшего сына, остальные не успели ничего сделать. Наблюдатель развернулся еще в воздухе, ударив поднятыми шипами на хвосте по руке криши, тот заорал хрипло и злобно… Ускены сбили свои намеченные жертвы лапами, придавливая весом, и рвали клыками довутина и второго, с глазами навыкате. Хруст дробящихся костей, летящие ошметки плоти, вместе с одеждой… В свете костра эта расправа ускенов выглядела страшно. Уже через несколько мгновений было не понять, что то, что с чавканьем давят их лапы, серо-сизые внутренности, и с утробным рычанием рвут клыки, бесформенные окровавленные обрубки, где проглядывали еще целые глаза на оставшейся целой половине головы, или кисть с предплечьем, все это месиво еще несколько секунд назад было живыми существами.
Слайк дунул в свой ксил, Наблюдатель мотнул головой, то, что там вылетело из его пасти, отливая влажной еще кровью, отлетело и шлепнулось за границей светового круга от костра. Хакс отвернулся, чувствуя, как дурнота подкатывает к горлу.
Ускен поднял окровавленную морду вверх и издал мощный рык, только теперь явно победный.
Аннар и Акар успокаивали зверей, отведя их к деревьям, как вдруг откуда-то издалека раздался писклявое «уа-уа-а-а».
Самка ускена зашипела, присев на задние лапы, дернулась из рук Акара, державших ремни. Наблюдатель зарычал, повернув голову и четыре желтых глаза сверкнули в ночи отраженным светом костра.
— Отпусти, — кивнул Зозидор, хлопнув Наблюдателя по корпусу.
Ускены тут же скрылись в зарослях, а Слайк, переступая останки охотников, отодвинув сапогом половину головы довутина, смотревшей в небо стеклянным глазом, повернулся:
— Давай, генерал, хватит там пытаться избавиться от ужина, это тебе не в космосе по крейсерам палить. Тут все, как положено — смерть есть смерть, это кровь и грязь, а не красивый взрыв посреди звезд.
Хакс отлепился от ствола, утянув свой невидимый ошейник так туго, как смог, и заливая свои щели в душе, все то густое и теплое, квадниевой сталью.
— Вы правы, Слайк, зрелище для меня… непривычное, - Армитаж старался дышать ртом, потому что запах крови, выдавленных их кишечника продуктов жизнедеятельности по крайней мере трех охотников, перемешиваясь, били по сознанию непереносимым сочетанием смерти.
— Когда я тебя увидел, — усмехнулся Зозидор, заглядывая за борта платформы, — ты вполне себе спокойно потрошил смухта, а он пахнет… как смухт. И его кишки тебя не впечатляли…
Слайк потрогал бока спящих ускенов, кивнул Аннару. Тот, взобравшись на платформу, осмотрел зверей, отстегнул специальные ремни и ограничители, освободил, щелкнув зажимами, морды.
Хакс, посмотрев, как Акар собирает бластеры, Зозидор вытряхивает из ранцев содержимое, Алато, отвернувшись, вглядывался в темноту леса, прислушиваясь к звукам, доносившимся оттуда. На то, что комлинки трех охотников остались целы, надежды мало, те трупы, что на виду, не годятся, а вот сам лэнд, куда так стремился убитый им охотник…
Армитаж медленно, переступая через вещи и через отлетевшие куски окровавленной плоти, двинулся к спидеру. Там должен быть не только навигатор, но и коммуникатор голосвязи. Сейчас генерал Хакс точно знал, что использует эту возможность, потому что в его системе координат был только один курс — на свой флагман, потому что его непредвиденное отсутствие поломало несколько важных планов, потому что ждать… можно уже и не ждать, крифф возьми! И выбраться отсюда уже завтра! Да раньше! Несколько часов, пока пройдет команда и первый же крейсер от Слуис-Вана…
Зозидор оказался у кабины лэнда быстрее Хакса, он просто выстрелил в панель управления, попав лучом бластера точно в коммуникатор:
— Ты думаешь о себе, а мне приходится думать обо всех. Поправь меня, если я ошибся, этот трансляционный комм имеет маяк. И его координаты кто-то видит. Ты говорил, что видел девятерых. Но их могло быть и больше. Этих мы уложили, но в лагере-то кто-то остался! Сигнал шел, шел и пропал. До утра они точно не сунутся, если сунутся вообще. Они прибудут сюда, а мы их тут будем ждать. Аннар, ребята и ускены.
Хакс вспыхнул мгновенно, он смотрел на старика заревом того пожара, что лизал языками пламени его сердце, и отражался во взгляде почти угрозой.
— Вы могли бы дать мне возможность вызвать помощь! И уже завтра бы я забыл о вашем существовании, — слега хриплым от возмущения голосом твердо высказался Хакс.
Зозидор сделал к нему несколько шагов, оглянулся, все были заняты, и, понизив свой голос, но не менее твердо ответил:
— Нет! Твои корабли с введенными координатами, которые автоматически уходят в главный навикомп, ТУТ не появятся. И твои офицеры не будут знать, что ТУТ, внизу, живут те, кто проклял и республику, и империю уже давно! И мои люди не увидят, как над нашими домами нависают тени военных крейсеров! Конечно, ты можешь потом просто ударить с орбиты и уничтожить нас, просто из мести, только я думаю, что ты этого не сделаешь, генерал. Хотя бы потому, что Роуз здесь… И я почему-то уверен, что эта девушка наша гарантия. А ее ты сможешь забрать только при условии, что она сама пойдет с тобой, добровольно, без угроз или шантажа. Примерно через две с половиной недели, возможно раньше, я доставлю тебя на побережье. И останусь с тобой до тех пор, пока не увижу, что кто-то примет твой сигнал и тебя не заберет какой-то корабль. Ты прав, там, пусть и не так часто, но транспортники заходят по приводным на континент. Мы натаскаем тебе столько сушняка, сколько нужно, чтобы твой знак был виден и день, и ночь. Но не сейчас! Что-то мне подсказывает, что ты умеешь ждать. Вот и жди! И еще… — Слайк подошел совсем близко, его взгляд, такой темный в ночи, обежал лицо Хакса, уголки губ старика едва растянулись в улыбку, — У тебя будет время сбросить свою шкуру оборотня, Армитаж. Ты не думал, что теперь она тебе не нужна? Чтобы ты захотел вернуться не из мести мне, за то, что я сейчас не дал тебе возможности добраться до связи, а чтобы увидеть, каким вырос Бош. А он будет тебя ждать, сколько бы времени ни прошло, и помнить.
— Зозидор! — воскликнул Аннар , — Урла!
Ускены к свету не пошли, разлеглись между деревьями, вылизывая шерсть. Самка ускена опустила на траву из пасти шипящий, дрожащий, но уже пытавшийся поднять свои мягкие еще шипы, комочек. Четыре голубых глаза смотрели на страшных людей, на огонь, черный сморщенный нос и торчащие вибриссы, поднимали бархатные брыли, открывая маленькие острые зубки. Цвет шерсти найденыша был темно-коричневый, и черные полоски были не слишком заметны.
Урла удерживала его лапами, вылизывая широким шершавым языком. Он был почти не виден, но шипел и пытался рычать, то есть пищать. То, что он рычит, видимо, казалось ему самому.
— Жрать хочет, — сказал Акор, сузив серые глаза, — сколько он там прятался-то? А кормить его чем? Еще и месяца нет.
Аннар повернулся к платформе, снова посмотрел на малыша:
— Покормить-то есть чем. Мамка хоть и спит, но молоко-то не пропало. Вот кто его возьмет, грозного такого…
— Я возьму! — вдруг сказал Армитаж.
Все это время он не отрываясь смотрел на этого крошечного котенка ускена, едва тоже не оставшегося сиротой, злость рассеивалась, растворялась в чем-то другом. Он почему-то воспринял слова Зозидора не так, как еще бы позволил кому-то ТАК говорить с собой. Здесь Слайк на своей территории, и он, со своей точки зрения, прав. Хакс ВСЕГДА думал только о себе. Но слова старика, что Роуз останется тут, не просто задели, полоснули, как лезвием по сердцу, тонко и очень болезненно… «Если она сама пойдет с тобой»… Да НИКОГДА она не пойдет с ним! Потому что… Потому что никогда! Отчаяние хлестнуло, рассекая его выстроенную броню, как виброкнут рассекает любую поверхность, даже квадниевую сталь… «Бош будет тебя ждать…»
А тут этот шипяще-пищащий комок, ему страшно, он боится, он еще не знает, что ждет его в этом мире, и его никто не выбрал… Пока. И что-то толкнулось внутри Хакса, и он пошел к Урле, которая перестала вылизывать малыша и смотрела настороженно. Две пары глаз, в которых… вопрос?
Акор двинулся следом, успокаивая своего ускена:
— Все будет с ним хорошо, там его родители…
Армитаж осторожно взял котенка из лап Урлы, который тут же впился коготками и зубками в перчатку. Хакс, прижав его к груди, гладил шерстку, неся к платформе.
— Значит так, — Зозидор, удовлетворенно кивнув, когда котенок начал есть, устроившись под боком спящей родительницы, — повернулся к Аннару, переводил взгляд с одного на другого, — вы остаетесь здесь, Аннар, знаешь что делать. Бластеры оставляем не все. Два я заберу. Мы прихватим Боша и направимся в поселок, Оди должна посмотреть.
— А малыш как же? — спросил Армитаж, совершенно непостижимым образом чувствуя сострадание к этому ускенышу, и совершенно хладнокровно констатируя, что густое и теплое в душе таким же непостижимым образом сочится сквозь всю его выстроенную защиту, обволакивая и гася и злость, и негодование, и раздражение, и карябающую в сознании мысль о мести. Ведь никогда генерал Хакс не оставлял безнаказанными тех, кто посмел не просто противоречить ему, а вот так открыто препятствовать исполнению задуманного им.
Но тут что-то происходит. Одна половина Армитажа злится на Слайка так, что дребезжит внутри почти яростью, ледяной, ядовитостью, способной рассчитать удар, а вторая половина восхищается им, уважает и шепчет, что этот человек не случайно появился в его судьбе. Что то, что произошло, словно ведет Хакса к чему-то, чего он еще не знает, но что должно изменить и его жизнь, и его восприятие этого мира.
— Сейчас наестся и спать будет. Угреется, думаю, не вывалится. А ты, генерал, поведешь лэнд. Аккуратно поведешь, ты справишься лучше, чем я, — Зозидор подмигнул Армитажу, — оказывается, ты можешь не только по мостику вышагивать, да, генерал?
Снова оказаться за управлением привычного транспортного средства для Хакса откликнулось почти радостью, он направлял лэнд точно за Наблюдателем, который бежал обратно в поселок. На отдыхе Бош, сам спрыгнул с рук Зозидора, бросившись к Армитажу, тарахтел громко, прикрыв все четыре глаза, мял лапами бедро генерала, чуть выпуская когти, пока тот гладил рыжую шкурку, всем своим видом показывая, что он соскучился. Это трогательное доверие, счастливое мурчание и тепло маленького ускена, отозвались в душе генерала тихим солнечным утром на Арканисе, тем самым, крошечным всплеском памяти, когда еще был Арми…
Оди командовала с завидной решительностью. Роуз, прижавшись к бревнам стены дома Слайка, испытывала то ли трепет, то ли страх, потому что доктор, принеся одежду и кивнув на нее, сказала:
— Твой комбинезон совсем не пойдет. Сейчас пока это, потом наши женщины, вот увидишь, задарят тебя всякими нужными вещами, — тут Оди улыбнулась, — представляешь, женщины всегда остаются женщинами, где бы они ни были, хоть на балу в императорском дворце, хоть в этих лесах Калаба. А потом пойдем домой. Старый Слайк все продумал, — доктор рассмеялась теперь весело, — считай, у тебя роскошные апартаменты будут! Но только давай договоримся сразу. На ваш корабль напали бандиты, поэтому вы здесь. Ты не будешь рассказывать о своих идеологических предпочтениях, и уж тем более не станешь убеждать никого, что генерал преступник. Ваши разборки здесь неуместны и вредны. Пока вы здесь — перемирие. И еще…
Оди подошла совсем близко, положила руку на плечо Роуз, заглядывая в глаза:
— Зозидор чует людей, да и не только людей, любого разумного, просто живого, не знаю, сердцем или душой видит… — доктор улыбнулась, увидев, ка взволнованно и как будто с надеждой смотрит на нее Роуз, — если бы он чувствовал, что этот генерал совсем плохой, опасен, будь уверена, вы бы Зозидора не увидели и не услышали. Но он не просто помог вам, он привел вас СЮДА! Я знаю Слайка с девятнадцати лет… И то время страшное было… Но мы всегда верили ему, и он никогда нас не подводил. Если уж он забрал вас с генералом, то, значит, так нужно.
К удивлению Тико, у дома Слайка собрались жительницы поселка от мала до велика. Такие разные, по возрасту, характерам, лицам… Три девочки от шести до десяти, бегали друг за дружкой и хохотали. Роуз остановилась в нерешительности, но Оди чуть подтолкнула ее вперед:
— Смелее, Роуз, здесь тебя никто не обидит!
Они знакомились, называли имена, Роуз запомнила только три или четыре. Каждая что-то принесла с собой, как потом оказалось, не только одежда, но и разные домашние вкусности, а также выделанные из дерева шкатулки для всяких женских штучек. Объяснения были откровенными и спокойными, но Роуз покраснела, хотя и приняла с большой благодарностью.
— У нас тут никаких магазинов нет, — сказала одна из пожилых женщин, — а нас вон сколько, так что мы сами о себе заботимся.
В глаза бросалось не только различие в одежде, фасонах, цветовой гамме и более тонкие ткани, украшенные вышивкой и какими-то блестящими камешками, наличие ниток бус, браслетов, и изящных кружев, но и то, что среди них были и представительницы рас, близких к людям, врунианки с узорными татуировками на лице, памарийки с медным цветом кожи и даже тви,леки.
Оди открыла двери дома, и вся компания тут же внедрилась в святая святых Зозидора Слайка.
— У нас двери не закрываются, — объяснила доктор, — конечно, такую толпу Зозидор бы не вынес и погнал нас сразу, но его-то нет, а мы пока тут похозяйничаем немного. Надо же тебе рассказать, что здесь и как. Ты вот готовить умеешь? — спросила Оди, распахивая двери в кухню.
— Я? Немного… - Роуз снова засмущалась.
В Сопротивлении готовили те, кто умел, но в основном на Ди,Куаре были пайки. А на Калабе с провизией стало плохо, поэтому охотились, и еще…
— Научим! — решительно сказала какая-то дама средних лет, рассматривая то, что было в кухонных шкафах, а потом открыла дверку.
— Ба! Запасливый какой! — воскликнула рядом высокая стройная дама в красном платье, — А мы-то думали у него и нет ничего…
А дальше день полетел, как ветер над равниной — не встречая препятствий. Роуз показали ее «апартаменты», и она узнала, что эту часть дома строили все вместе, готовились к свадьбе сына Слайка, но в то лето и он, и его мать погибли… А тут все так и осталось, словно ждало своих хозяев. А рефрешер перенесли из почти целого корабля… Смотри, совсем как новенький! Их тут много, кораблей, обязательно покажем! А это выход в сад, ну, вернее, что от него осталось, зарос весь, зато тут красиво, тихо, и Зозидор тоже сюда не ходит…
Еще Роуз научилась разбираться в здешних продуктах. Полный курс изучения еще впереди, но основы были заложены и даже кое-что показано, как готовить. Тут главным было — научить Роуз, как правильно разводить огонь в очаге… Тико от такого потока информации, вопросов и ответов устала, словно она шла целый день по лесу… По лесу!
Роуз смотрела на разложенные продукты, но не видела их. Она видела совсем другое, в своей памяти… «Разбегаемся и прыгаем, как можно дальше толкайся, ты слышишь, Тико? И не отпускай мою руку, как бы тебя ни крутило в воде».
— Понабежало их тут! У нас три дня максимум! Не успеем — осыплется все, потом только ючики фарн наш клевать будут! А вы будете по домам сидеть, пока хораксы пройдут! — ворчливый голос Эрка выдернул Роуз из воспоминаний. Женщины сразу же засуетились и как-то так быстренько скользнули за входную дверь. Оди, вздохнув, улыбнулась и сказала:
— Все? Доволен? Разогнал?
— Нечего им тут делать, — буркнул Эрк и кинул на Тико быстрый взгляд из под сведенных бровей, — что она, сама не разберется, что ли? Зозидора еще дня два точно не будет, потому как они сначала к Аннару, а оттуда сразу к Толоту и Плиму поедут, — тут грозный Эрк повернулся к Роуз:
— А ты тут осваивайся. Завтра с утра пришлю к тебе Гвиллин, будет учить тебя… на кухне тут, — он обвел рукой помещение, просканировав взглядом наваленные продукты, — вон, понанесли всего, как будто у Зозидора голодно! Да он им всем фору даст! Ладно, пойду я, поздно уже…
— Эрк! — окликнула его доктор, — Подожди, — мягко и с теплотой сказала Оди, — мне ведь тоже пора… — потом обернулась к Роуз, взяв ее за руку, — ну, ничего не бойся, осваивайся, теперь это твой дом…
В глазах Роуз мелькнуло бликом и осталось отсветом почти отчаяние, а Оди, наклонившись к ней, прошептала:
— Даже если не насовсем, все равно должен быть дом, правда? А чтобы никто не беспокоил, ты веточку у двери положи, у нас так принято.
Роуз побродила по дому, поглаживая деревянные стены, осматривая то, что не успела, долго смотрела на камни и очаг за дверью, даже глаза прикрыла, вдыхая запах трав, которые были развешаны в маленькой дальней комнатке. А вот в комнату Слайка она не заходила, и в ту, где, как указала Оди, теперь генерал — тоже, хотя ее тянуло открыть дверь и войти так, что Роуз даже рассердилась на себя.
Ей казалось что тут, в этом месте, где он совсем рядом, ей будет… ей будет плохо! Вот что она думала, когда в двери постучали, и на пороге возникла красивая, с каштановыми густыми волосами, заплетенными в длинную косу, девушка. Волнистые локоны обрамляли румяные щечки, от нее так и веяло свежестью и обаятельностью молодости.
— А я Тумра, — улыбнулась девушка, входя и ставя на покрытые мехами подушки скамьи в гостиной большую корзину, — А ты — Роуз, уже все знают. Меня уже даже кое-кто спрашивал про тебя, но я сама не знаю, но ты ведь расскажешь? Потом, а то сейчас Эрк сказал, если я через пять минут не выйду… Я принесла вот… — она кивнула на корзину, откинув край светлого полотнища. Роуз перевела взгляд. Ворот кителя Хакса она бы узнала из тысячи.
- Ты ему кто? — вдруг спросила Тумра, так и не отрывая рук от ручки корзины.
— Никто, — тихо ответила Роуз, — колокольчик внутри печально и жалобно зазвенел, и отчего-то так сжалось в сердце…
— Вот! Этот генерал тоже сказал, что ты — никто. Значит, мама права, — почему-то тяжело вздохнула девушка, — знаешь, она мне сразу сказала, что мне надо отсюда выбираться. Что там, — Тумра кивнула в потолок, — в Галактике, наверное, уже никакой войны нет, а у нас, между прочим, так мама сказала, кое-что есть, в банке. Этого папа не знал, но сейчас мама решила, что мне обязательно нужно как-то улететь отсюда. Раз он генерал, значит важная персона. Нет, не останется он тут…
— И что? — внутри Роуз задрожало, и эта дрожь покатилась, подпрыгивая под кожей, точно иголочками покалывая от плеч до кончиков пальцев, от шеи по спине…
Тумра посмотрела на Тико, откинула косу за спину и кивнула на корзину:
— Ничего, тут вот… Все чистое. В санаторе. Знаешь, от его рубашки так пахнет… Руди вот столько духов нам понаделал, но мне именно этот запах понравился, теперь бы еще и генералу как-то понравиться… Мама говорит, что эти рыжие… Ой, — она приложила ладошку к губам, — что же я наделала-то, ты же ему не скажешь, правда?
— Нет, — выдавила из себя Роуз, — он со мной и разговаривать-то не будет, да и зачем мне это…
— Все! Я побежала, а то Эрк накажет, а еще и Зозидору нажалуется, а он и так … Я завтра приду, после обеда, поболтаем, я тебе покажу тут все, погуляем, Оди разрешила, тогда и поговорим!
Роуз, оставшись одна, вышла через заднюю дверь в бывший сад. Присела на сложенные бревна, кутаясь в меховую накидку. Ночи здесь были прохладные, хотя и лето. Она смотрела на звезды над головой, пытаясь представить, что там, на неизвестной ей планете, где сейчас ее друзья, Лея… Вот По говорит, что Роуз больше нет… Ее нет! Потому что гадкий Хакс взорвал корабль, а потом навалился на нее, едва не придушив, чтобы она не крикнула им, По и Финну, что она ЖИВА!
Слезы нахлынули волной, сорвались вниз, катясь по щекам, но тут колокольчик в ней зазвенел, а память воспроизвела другую картинку, как генерал пытаться вырваться, лежа на полу, а По держал его… И луч лазера, на самый малый, выжигает на его груди кожу… И лицо Финна… Сквозь прошлое Роуз услышала, как рычал-стонал от боли гадкий Хакс… Она опустила голову, признавшись самой себе, что Хакс просто спасал себя, не дав ей ни крикнуть, ни даже прошептать… Что было бы с ним тогда? Наверное, он бы не сдался в плен, и Финн бы его убил. Легко, он всегда убивал легко, даже с презрительной ухмылкой, потому что считал, что это ПРАВИЛЬНО. Только то, что в самой Роуз теперь уже не звенело, теперь гудело тревогой… Они бы убили его… и все… И она бы никогда не узнала, как он может вот так прижимать ее к себе и шептать ей, чтобы она держалась…
Она ворочалась на широкой постели в своей комнате, одна в чужом доме, и ей было совсем непонятно, что же будет дальше? Мысли, разные, атаковали с упорством код,ека, таранившего препятствие, и все они, как ни странно, были связаны именно с Хаксом. Уже потом, снова измученная и раздираемыми противоречиями, Роуз, наконец, уснула.
В поселок они вернулись почти на рассвете. Зозидор, остановив Наблюдателя и опустив Боша на землю, направился к дому Оди, а Хакс, подойдя к платформе и заглянув за борта, успокоился. Звери спали, малыш, свернувшийся между лап мамаши, даже не отреагировал на то, что рука Хакса погладила коричневые ушки.
Зозидор пошел дальше, вглубь поселка, махнув генералу рукой. Оди выбежала через несколько минут, кинувшись к медмодулю, а за ней тот самый недовольный, который смотрел тогда на Хакса совсем недобро. Сейчас он подошел к платформе, кинул внимательный и острый взгляд на ускенов, потом на Армитажа:
— Давай, за нами, пока все еще спят, к дому Виска, там их устроим.
Наблюдатель пошел домой, а Бош поплелся следом, потому что тряска и неудобство быть пристегнутым к Слайку его утомили. Он еще оглянулся, уставившись четырьмя глазами на Армитажа, но Наблюдатель тихо рыкнул, и маленький ускен потрусил за большим. Домой.
Пока ждали Оди, Армитаж рассматривал дом Виска, стоявший пустым уже пять лет. Ползучие лианы н,вора заплели стены и почти весь двор. Две жизни, прервавшиеся потому, что преступники-контрабандисты облюбовали Калаб для своей базы… На скольких мирах еще творится такое, Хакс имел представление, но почему-то именно здесь сухие цифры рапортов аналитиков и разведки материализовались в конкретные последствия.
Зозидор тихо говорил с Эрком, они посматривали на генерала, а Хакс не сомневался, что Слайк рассказывал о том, что произошло.
— Думаю, что когда они проснутся, — сказала Оди, осмотрев зверей, — еще некоторое время им понадобится для восстановления. Это хорошо, что малыш с ними. Эрк останется тут, присмотрит за ним, еще час-полтора и они придут в себя. Лучше, чтобы Дримго и Шунгу увидели именно Эрка. Это их успокоит. Но, — тут она посмотрела на Слайка, снова заправив седую прядь в свой наспех закрученный узел на затылке, — Наблюдатель пусть тоже тут побудет. На всякий случай. Я не знаю, какой препарат им ввели и какая реакция возможна. Так что подстраховаться надо.
— Сколько времени Наблюдатель будет тут? — недовольно спросил Слайк.
— Вот ты, Зозидор, — с досадой воскликнула Оди, — что тебе стоит посидеть дома один день? Хоть бы раз меня послушал, просто вспомни, сколько тебе лет!
— А не хочу! — вдруг пылко ответил старик, кивнув головой Армитажу, — Пошли.
— Девочку там не разбудите, — крикнула им в спины Оди.
Зозидор и Хакс одновременно развернулись.
— Ты же сказала еще дня два… — пробормотал Слайк.
— Нечего ей в медотсеке сидеть, пусть осваивается. И, Зозидор, месяц, конечно еще не прошел, но мы там у тебя убрались!
— Мууз лук, Оди! Я же просил — позже!
— Хватит, Зозидор! — сказала Оди, — Ты становишься похож на Эрка.
— А я, значит, — вдруг встрял Эрк, — в твоем понимании, старый брюзга?
— Пошли, — буркнул старик и дернул Армитжа за рукав, — чего застыл? Это у них надолго, всю жизнь вот… препираются, а дня друг без друга не могут.
Хакс застыл, потому что кровь из сердца сначала рванула, как ему показалось, вся, вверх, заливая щеки румянцем, а потом вниз, снова вверх, будоража в нем все сразу. Уже, было успокоившееся, уже, как ему казалось, взятое под жесткий контроль, уже залитое сталью, фобиумом и дюранием.
Роуз проснулась, сама не зная отчего. Села на постели и кинула взгляд за окно, которое здесь было не вверху, а как положено. Никто ставни не закрывал, а она просто забыла, теперь сидела на кровати и смотрела на роскошь зелени за этим окном, уже освещаемую ранними лучами солнца. Сердце почему-то взволнованно и часто стучало, она даже приложила руку к груди, ей приснился страшный сон? Нет. Не помнит, но тревога не проходила. Роуз снова попыталась заснуть, но не смогла. Эта новая ее жизнь, обрушившаяся так внезапно, неизвестность будущего, не давали покоя.
Она вышла в сад, с облегчением каким-то, вдыхая запах леса, свежести, лета, как вдруг рык, раздавшийся совсем рядом, заставил ее отпрыгнуть в сторону, к стене и вжаться в холодные бревна, кутаясь в накидку и не отрывая взгляда от Наблюдателя, который, обогнув дом, медленно приближался, втягивая носом воздух. Роуз зажмурилась, почти в панике пытаясь решить, куда бежать…
Ускен фыркнул, остановился, нагнув огромную плосколобую голову, словно размышлял, а потом развернулся и пошел обратно, за дом. Не успела Роуз выдохнуть, как из открытой двери донесся голос Слайка, и его тон, да, собственно и содержание, заставили Тико снова прижаться к стене:
— Ты посмотри, что они тут натворили! Шит до! Нанесли всякую ерунду свою! Это вот что? Это они тут у меня опять хозяйничали? Сапоги мои куда засунули, а? Если они стоят тут, значит должны стоять тут! И что в этом бардаке в кладовой можно разобрать? Порядок они навели! Нужен мне их порядок…
Армитаж, зайдя в дом, сразу увидел приоткрытую дверь во вторую половину дома, с каждым шагом к ней, в висках стучало все сильнее и сильнее, все произошедшее за день и ночь, вдруг отодвинулось за серую какую-то завесу, и ни усталость, ни адреналин, вспрыснутый в кровь во время стычки с браконьерами, ни даже неудачная попытка по-тихому вызвать своих, до сих пор пикой тыкавшая в самолюбие, стали не важны в секунду. Потому что он точно знал, что мелкая дрянь…
Генерал остановился перед дверью, пережидая в себе самом прокатившийся по сознанию вал из огня, но этот не исчез, остановился, поглощая его мысли, оставив нетронутой только одну- он хотел ее увидеть, прямо сейчас! И жар этот был таким нестерпимым, что Хакс толкнул двери с такой силой, что они врезались в стену, распахнувшись.
Зозидор за спиной обходил свои владения, возмущаясь и негодуя, но Армитаж его почти не слышал, так шумела кровь в ушах. Он только бросил взгляд в комнату, но уже знал, что ее там нет, выход в сад манил хлынувшим утром…
Он остановился у начала тропинки туда, в гущу заросшего сада. Роуз смотрела в его спину, она хотела броситься обратно, в комнату, закрыть дверь и… «Обернись…», — стучало ее сердце, но прошлое рвало душу, и она закрыла глаза, потому что эта война в себе самой в который раз терзала ее болью. Она чувствовала то, что никогда не должна была чувствовать, потому что он враг, потому что он…
— Тико! — резко сказал враг, обернувшись…,
Огненный вал загудел сильнее, а навстречу ему кинулось нечто, сердито-отвергающее, клацающее клыками, пытающее раскромсать этот огонь, уничтожить… Только ничего не получалось… Мелкая дрянь точно светилась изнутри, словно озаряемая лучами… Ах, да, это солнце встает… Солнце? Откуда этот свет в обисидановой черноте ее глаз? Не холодный отблеск игл далеких звезд, пронзающий насквозь, а теплый и бархатистый… Она смотрит так, как будто видит его в первый раз, и она сейчас совсем не похожа на ту Тико, которая бы с легкостью впилась ему в горло… Она стояла, облитая этим утренним светом, а его окутывало густым и каким-то сладостным туманом в душе.
Огненный вал покатил сквозь этот туман, когда взгляд Хакса скользнул по ее лицу, по губам, по рукам, которые сжимали края накидки на груди, ринулся вниз, прилипнув к голым коленкам, а потом упал на точеные щиколотки , которые не прикрывали меховые сапожки, снова взлетел вверх, к ее лицу. Черные локоны укрывали шею, а ему сейчас хотелось откинуть их за плечи, чтобы… вдохнуть ее!
Разве это Хакс? От лощеного и надменного хлыща, утянутого в мундир, обернутый в кокон чванливости, который с таким наслаждением унижал ее, там, на «Господстве», ничего не осталось.
Сейчас он казался ей еще выше, и был похож то ли на разбойника, то ли на пирата… Ни тех, ни других Роуз не видела, но эта кожаная лента (зачем?), рыжие пряди спадали на лоб, и она точно видела, что лучи восходящего солнца запутались в его волосах. Тогда, в прошлом, в его взгляде насмешка, сейчас… Солнечные лучи падали сбоку, а там, из оттененной ресницами глубины в его глазах поднималось что-то, вспыхивая зеленым свечением. И в Роуз вдруг, совсем волшебно зазвучал колокольчик в душе и разливалось в душе такое хмельное-душистое, и ей почудилось, что пахнет медом… Она смотрела в распахнутый ворот рубашки, открывавший его шею, и ей так захотелось… обнять его!
— Тико, — процедил Хакс, ненавидя сам себя от невозможности справиться с этим своим желанием вдохнуть ее запах, там, где линия скулы соединяется с шеей, с этим огненным валом, затмившим сознание, и с густым туманом в душе. Она была так близко, и…
Роуз подняла руку и коснулась кончиками пальчиков его щеки, надо же, а щетина совсем не колется, мягкая… Только у нее внутри звучит колокольчик и дрожит внутри что-то… и так томительно и жарко засаднило внизу...
— У тебя тут кровь…, — прошептала мелкая дрянь, прикладывая ладошку к его щеке, чуть насупила брови, коснувшись второй, осторожно, кожи у полоски ожога:
— В вас… стреляли? Это же… бластер?
Хакс не сразу сообразил, какая кровь? Ветки… да, не успел пригнуться… Но не это заставило его просто замереть… Ее взгляд, бархатом ночи… Она обводила им его лицо, не отнимая руки, словно этим бархатом по его душе, и огненный вал рассыпался на миллионы огоньков, заскакавшими по венам…
Он ошалел от этого ее прикосновения, не смея поверить в то, что она, эта бешеная ксава, гладит его по щеке, а на самом деле… Там, очень далеко, очень глубоко, сорвало замки с той запертой в его душе двери, много лет назад, где остался крошечный осколок от того мира, который был у него когда-то, где еще светило солнце, и он еще не знал, что совсем скоро ничего кроме Тьмы, жестокости, подлости и боли не будет. И он сам станет таким, потому что иначе он бы не выжил…
— В вас стреляли… — словно издалека он услышал ее голос…
Только глаза. Он видел ее глаза, никто и никогда не смотрел на него этим бархатом и никто не никогда не смел вот так коснуться его… Мелкая дрянь, которая шарахнула его шокером… Сейчас обнимала его лицо ладошками… Щемяще заныло в паху, защекотало неведомым предвкушением, а миллионы огоньков вдруг рванули разрывом протонных бомб все разом. Генерал дернул ее за плечи к себе, сгребая в охапку так, что Тико вскрикнула. Его губы ударились о ее зубы и он прикусил губу, мелкая дрянь зашипела, как бешеная ксава, давя руками ему в грудь, а Хакс вжал ее в себя так, что между ними не осталось ни миллиметра, сминая ее руками, которые рыскали по ее телу, словно голодные звери, выслеживая добычу. Он едва не застонал от этого ощущения ее в своих руках. Сейчас, сканируя изгиб ее спины, опускаясь и гладя бедра, скользя от талии вверх...
— От-тпуст-и-и, — прорычала Тико, пытаясь вырваться, но он сжал ее волосы на затылке, уткнувшись ей в шею:
— Ты что творишь, Тико? — и вдохнул, наконец своего солнца.
Это соприкосновение, как разряд тока между ними, когда мужское рванулось выпущенным ураганом, ощущая ее всю, от упругой и горячей груди до живота, до лонного бугорка, который он чувствовал так, что темнело в глазах, до ее бедер.
Она испугалась! Так, что хотела закричать, только ее женское естество, так долго спавшее и то самое, неясное, невидимое, неслышное, что жило в ней, вдруг взметнулось распрямившейся пружиной, лихорадочным жаром внизу живота, волной чувственного желания, и ей стало страшно. Этого не должно быть! Никогда!
Роуз изо всех сил толкнула Хакса, так, что он покачнулся и взмахнул руками. Маленькая дрянь вложила в этот удар в его грудь какую-ту невероятную силу!
Она бросилась к бревнам, по пути схватив какую-то тяжеленную ветку, еле подняв ее, как дубину над головой:
— Не подходи! — крикнула Роуз, — А-а-ах! — замахнулась и бахнула свое оружие буквально с нескольких сантиметрах от Хакса.
Они оба дышали, точно снова только что выбрались из реки.
— Ты первая начала! — хрипло сказал Хакс, он не желал отступать! Огонь в нем бушевал с удвоенной силой.
— Я не хочу, чтобы так! А-а-ах!— Роуз бахнула дубиной еще раз, но опять не попала.
— Как ты не хочешь? — рявкнул генерал, который вообще уже не соображал, только понимал, он что-то сделал не так, но не желал ее отпускать!
Зозидор Слайк стоял, привалившись к стене дома и сложив руки на груди, наблюдал, как Роуз пыталась огреть Хакса дубиной, а Хакс, уворачиваясь, кружил, как пртиарр вокруг добычи, выбирая момент для броска… Она вся пылала всем сразу, и негодованием, и досадой, и что-то еще в ней, искрило так, что можно было зажмуриваться, а он кипел и от огня в нем, и от изумления, и от уязвленного самолюбия…
Роуз замахнулась еще раз...
— Генерал, — сказал Зозидор, и оба остановились, обернувшись, смотря на Слайка какими-то очумелыми взглядами, и дыша как загнанные банты.
— Я тебе сказал, что девушка пойдет с тобой, только если сама захочет. Но я не думал, что ты попрешь напролом, в лобовую атаку...
Роуз бросила свою дубину, и она покатилась вниз по бревнам, упав в траву у ног Хакса.
Он обернулся, Тико смотрела с такой отчаянной болью, что Армитаж рванулся к ней, но она спрыгнула вниз и, промчавшись мимо Слайка, закрылась в комнате.
Зозидор подошел к растерянному и озадаченному генералу, положил ему руку на плечо и тихо сказал:
— Опыта у тебя, по взятию таких крепостей нет, это понятно. Придется менять тактику.