Глава 8. Вы следите за нами? Приглядываю! (2/2)
— Ты страшный человек, генерал, там погибли миллионы…
— Да, — твердо ответил Хакс, — я знаю, но это был единственный выход избежать полномасштабной войны с Республиканским флотом. Тогда бы погибли миллиарды. Орбитальные бомбардировки еще никто не отменял…
Доктор ничего не ответила, закрыв за собой двери.
— Собирайся, — объявил Зозидор, пожевав морщинистым ртом, кинув на Хакса пасмурный взгляд.
Сегодня его седые волосы были прихвачены сзади в хвостик, мощная грудь перетянута ремнями, за спиной уже не лук, а самодельный арбалет и дополнительный колчан, набитый стрелами.
— Сейчас плотно поешь и поедем. Раз уж ты проснулся, нечего бездельничать! На вопрос «куда», сразу отвечу — на экскурсию, если ты, кроме своей войны, знаешь, что это такое.
Армитаж и Слайк поспорили, уже когда Хакс собирался взобраться на свое место позади Зозидора на спине Наблюдателя.
Всем довольный Бош, скалясь от удовольствия, что его покормили, да еще натрепали загривок, да еще почесали пузо, тарахтел своим урчанием, всячески демонстрируя, как он доволен. Хакс поднялся с травы, где валялся, растопырив лапы Бош, показывая, где именно надо еще погладить, и сказал строгим голосом:
— Остаешься тут, дома!
— Ничего он не остается, — не менее строго встрял Слайк, — с нами пойдет, мы сегодня не далеко, экскурсия обзорная, если ты знаешь, что это, а ему надо двигаться, а то жопа шире, чем башка.
— Да он маленький совсем! — возмутился Армитаж.
— И что? Ускены уже в месяц за мамкой ходят всюду, а этому почти два! Они до пяти такие вот… мелкие, зато потом в рост рванут, а у этого лапы слабые будут, и вообще… С нами идет! Наблюдатель никуда торопиться не станет, Бош побежит, как миленький!
Громадный ускен и правда, шел шагом, тут же свернув за дом, и осторожно спускаясь вниз, по склону этого вытянутого холма, на котором располагался поселок. Армитаж рассматривал лес, слушал, но постоянно оборачивался, потому что толстый Бош то бежал рядом, то отставал, заинтересовавшись каким-то цветочком на кустиках. Слайк рассказывал и показывал, махая рукой то вправо, то влево.
Гряда холмов тянулась почти на сотню километров, вдоль них, на восток и запад, располагалась территория поселенцев. В общей сложности примерно двадцать на пятнадцать километров. Там, за вот теми двумя холмами, равнина, где они выращивали фарин, из зерен которого делали муку, а стебли шли на производство ткани. Поселок — это только центральная часть их маленькой колонии. По периметру располагались аванпосты, где все время кто-то находится, как правило человек пять-шесть. Несколько домов еще в лесу, где пастбища и стада. Гурнасеты давали шкуры, пух, шерсть, их яйца шли в пищу, мясо ускенам, а гризмальтские нерфы снабжали молоком и мясом.
— Спросишь, откуда у нас нерфы? Да и все остальное? — усмехнулся Слайк, обернувшись к Хаксу, — Ладно. Вот эти заросшие кустарником и мелколесьем бугры в чаще — это все, что оставалось от кораблей пиратского флота, когда их сюда «Имперские» загнали и покромсали всех. Они тут всюду раскиданы были. Некоторые части крупные, хорошо так сохранились. Мы сели не здесь, дальше. Это место нашли позже. Сначала разведка была, приспосабливались. Нас было больше ста человек. Три корабля мы продали. На материке. На эти средства, да и на то, что было у каждого, хоть и немного, покупали то, что было необходимо. Как шпионы, летали на миры, в основном брали на черном рынке, хотя Империя уже трещала, но черный рынок жестоко карался, так же, как контрабанда, законы еще работали. Задаешь себе вопрос, откуда у нас топливо? Нету. А энергия есть! Для того, чтобы питать излучатели, для нужд — хватает. Но мы экономим, плюс солнечные батареи, которые были целые, поснимали с кораблей. Сейчас увидишь, вот спустимся со склона и увидишь…
Энергию они брали, построив электростанцию. Останки кораблей пиратского флота пошли на строительство водопровода, насосной станции, снятые приборы и устройства приспособили для жизни.
— Не за год, конечно, — продолжал Слайк, — многие погибли… Хоркасы… драндуны, криффты, да много тут всякого… Пока мы не научились делать вытяжку из чешуи хораксов и охотиться на них. Раз в год приходится объезжать всю территорию и оставлять метки, для хораксов, уже лет десять их тут нет, но, когда у них брачные их дела начинаются, они переходят границы. Тогда большая охота. Два корабля, мой корвет CR90 и пинас S40K «Феникс-Ястреб» мы не разбирали, только выгрузили блоки с топливом, остальное законсервировали. Пока мы строили систему жизнеобеспечения, пока работали дроиды, топливо ушло. А вот остальное укрыли, потому что потомкам тоже надо что-то оставить. Из оборудования. Нам хватило того, что сняли с пиратских крейсеров. Связи нет, и не смотри так! Нет тут никакого Голонета. Да и кто платить будет за него, — Слайк рассмеялся, — все, что удалось собрать, записано на инфодисках, инфочипах, уложено в Большом доме. Там у нас и школа, и академия. Каждый учил детей тому, чем занимался сам. Оди, вот, например, пятерых обучила. А сама не только врач, но и талантище еще. Она такие свойства трав открыла! Изучала, синтезировала, теперь нам все заменяет. А связь…
Тут Слайк приподнялся в седле, указывая на некое подобие башни на вершине холма:
— Во-о-о-н, наша связь, горит быстро, видно далеко. Такая вот система, парень. Не нужна нам никакая политика, мы просто живем, трудимся, каждый знает свои обязанности и ответственность… Многие уже ушли… да. Это нам было по сорок и чуть больше, а остальные? Теперь вот новое поколение, и нам надо успеть научить их всему…
Наблюдатель снова пошел вниз, аккуратно ступая лапами по склону, а за густыми зарослями Армитаж слышал грохот водопада. Обернулся, Бош, выставив вперед передние лапы, съезжал вниз прямо на пузе, зарываясь в листву и траву. Когда движение вниз маленького ускена остановилось, он так и остался лежать, зарывшись носом в листья, а у Хакса екнуло в сердце острой занозой.
— Стойте! — воскликнул Армитаж, уже спрыгивая с седла, и бегом помчался обратно.
Бош признаков жизни не подавал. И эта уткнувшаяся в листья мордочка, растопыренные ушки с кисточками на кончиках, закрытые глаза с четырьмя парами мохнатых ресничек, распластанные задние лапы, как-то вывернутые подушечками вверх, откинутый в сторону хвост с мягкими еще шипами… Вся его поза говорила, что этот ничейный, а теперь генеральский ускеныш…
Внутри Армитажа зарыдал маленький Арми, потерявший своего единственного за всю жизнь друга, уткнувшись в подушку и закрывшись руками, чтобы никто, никто не слышал, как он ревел от горя, пусть детского, но самого горького горя во Вселенной… Что для него этот ничейный Бош, которого никто не брал? Рыжий маленький ускен, которого он, может, через несколько дней и не увидит никогда… Разве тебе, Хакс, не все равно? А он боялся притронуться, боялся, что вот сейчас поймет, что ничейный Бош…
— Все! — сказал Слайк, подъезжая на Наблюдателе, — Отбегался…
Хакс шумно выдохнул, опускаясь на колено рядом с телом Боша.
Наблюдатель фыркнул и рыкнул.
— Я вам говорил, что он еще маленький! — почти со злостью выдавил из себя Хакс, а сердце колотилось в груди сжимаемое забытой болью…
— А я о чем? — Зозидор спрыгнул с седла, — Выдохся, а они ж такие, бегают, бегают, а потом раз и все, завалились. Вот где накроет, там и падают. Теперь дрыхнуть будет, хоть из подфюзеляжных пали.
Протянутая к рыжей макушке рука Хакса застыла, он посмотрел ошеломленно на старика, а в голубых глазах Зозидора прыгали веселые чертики…
— Он… спит? — Армитаж снова посмотрел на Боша, только сейчас, успокоившись, заметив, как едва заметно вздымается грудка…
— А что ж еще? — кивнул Слайк, — Ну, притомился, с непривычки-то… Бери вот его теперь, с тобой поедет.
Генерал поднял абсолютно расслабленное тело Боша, он вообще не реагировал, мордочка откинулась назад, лапы висели, как отстегнутые страховочные ремни, хвост болтался веревкой…
Наблюдатель присел на лапы, пока Хакс взбирался в седло, неожиданно для себя обнаружив, что мнимая смерть Боша всколыхнула глубинное, покрытое толстым слоя вязкого ила-памяти, прошлое в душе, снова заставив его почувствовать то, что он давным-давно забыл… Сначала Тико, там, у реки, и ее рана на спине, и он, Арми, в джунглях Иркаллы, совсем один… Теперь маленький толстый обжора Бош… Что-то происходило в душе Хакса, и это происходящее он никак не мог определить. Оно не было болезненным, оно не звучало тревогой, только вот эта звенящая тоской струна… То тише, то сильнее… И только когда Наблюдатель тронулся в обратный путь, и Хакс прижал к себе теплое пушистое тельце, как выстрелом бластера обожгла мысль… Это ощущение… НЕОДИНОЧЕСТВА…
Поселок, еще вчера вполне людный, словно вымер. Даже дети не бегали, не кричали, не играли с котятами ускенов. Хакс осматривался, но так никого и не увидел.
— На полях все. Там пока будут. В этом году холодновато было, фарин созрел позже, а тут уже брачующиеся хораксы в стаи сбиваются, успеть надо, — вдруг сказал, чуть обернувшись, Слайк, — разведка доносит, что там, откуда мы пришли, больше тридцати рептилий ревут, значит, скоро явятся. Вот сколько лет тут, а все никак не могу понять, чего их сюда прет драки свои устраивать? Первые годы тяжело было, они бешеные становятся, идут, как солдаты в строю, останавливаются, дерутся, рвут друг друга, опять идут, так до самой излучины реки, потом возвращаются, а по пути убивают и съедают все, что видят. Вот увидишь, как зверье побежит, полетит, поползет… Нам-то, конечно, хорошо, в этот момент и дичи набиваем, и пушного, потому как зимы здесь снежные и суровые, меха много надо…
Уже поздно ночью старый Зозидор не выдержал, потому что генерал вышагивал то по своей комнате, то по гостиной, мотаясь туда-сюда… Когда Слайк возник на пороге комнаты с дымящейся кружкой и сказал: — Спецсредство, — указав глазами на свой «чай». Армитаж был даже рад…
Все, что он сегодня увидел, услышал, выстраивалось в стройную цепь деталей, пригодных для вариативности выработки плана… Только… Только мелкая дрянь, которую он не видел больше суток, которая шипела и ненавидела, и рыдала там, в медмодуле, влезала в процесс планирования операции, разрушая все выстроенные логические выкладки… И Хакс начинал заново. Эта нудная маета, что ему чего-то не хватает, что он должен что-то сделать, чтобы, наконец, избавиться от этих проклятых мыслей о ней, долбили в сознании, не давая сосредоточиться…
Оди пришла на следующее утро, почти не разговаривала, держалась сухо. Хаксу было все равно. Он знал, что, наверняка, доктор уже переговорила с Тико, и, тут и гадать нечего, мелкая дрянь… Армитаж оборвал свои мысли. Он хотел ее увидеть! Он просто хотел ее увидеть и все! От этого признания самому себе, как от некоего постыдного факта, краска залила лицо генерала, а доктор тревожно всматривалась в его глаза, снимая повязки:
— Что-то не так? — спросила тихо она.
— Все не так, — почему-то без своего обычного решительного апломба ответил Хакс.
Крепкая ладошка легла на его лоб, Оди посмотрела на Слайка:
— Зозидор! Я ничего не понимаю!
— Да и не надо, — буркнул старик, собирая полоски повязки, — у тебя все? Нам ехать надо!
— Куда ты собрался опять? — воскликнула Оди, — И парня с собой потащишь? Ему надо побыть дома! Просто побыть дома!
— Не надо, — сказал Хакс, надевая рубашку.
Весь день они со Слайком провели в поездке. Армитаж узнал, что примыкавшая к поселку гора, с которой падал водопад, на самом деле целое хранилище. И это хранилище имело сквозной ход на ту сторону холмов.
Тоннель тянулся на сотню метров, а в проходах были устроены склады. Отдельный широкий ход с вырезанными лазером ступенями, вел к леднику. Так сказал старик. На полях Армитаж увидел не только почти все население поселка, но и дроидов-уборщиков, около десятка взрослых ускенов и четыре дряхлых краулера.
С той стороны, в склоне холма, отчетливо зияли распахнутые ворота, куда эти краулеры, ползя со скоростью слизня, тащили убранный фарин. Нагруженные все тем же фарином, ускены делали это в три раза быстрее.
Армитаж обернулся, отсюда, снизу, укрытый маскировочными сетями вход в громадную пещеру был почти не виден.
— Там наше прошлое, — Слайк тоже посмотрел, — Все, что осталось от той, другой жизни… Дроиды, спидеры, то, что мы сняли с кораблей… Нерабочее уже.
— Спидеры? — Хакс кинул короткий взгляд на Зозидора.
— Если ты насчет того, чтобы махнуть на спидере через лес, то зря. Во-первых, термоядерные генераторы мы сняли, они работают на насосной и питают ионные излучатели. Мы перенаправили энергию, так что о репульсорах можно забыть, а, значит, и о спидерах. Мы уже забыли. А на краулере ты далеко не уедешь. Платы питания совсем плохие, их приходится заряжать каждый день. Да как ты на этом краулере по такой местности? Никак. Все равно придется тут сидеть, генерал, недели три точно. Сначала хораксы. Потом ураганы пройдут, а там крены мигрировать начнут. Только сначала в стаи соберутся, попасть под их проход — это верная смерть…
— Я знаю, — сказал Армитаж, — под одну маленькую стаю мы попали, — вспомнив, как еле успел упасть за валун, накрыв собой мелкую дрянь. Это ОЩУЩЕНИЕ затихшей Тико, кончиков волос, щекотавших его щеку, ее ладошек на своей груди, ее спины под руками и плотно прижатых бедер…
Его рационально расставленные приоритеты, его многолетняя, надежная, залитая квадниевой сталью защита самого себя, где не было места чувствам… Он просто ХОТЕЛ ее увидеть! Да что ж за черт!
— Вот! А их там сотни миллионов собирается, только потом они отправятся на север… Вот тогда можно будет и подумать, — вполне добродушно закончил Зозидор и скосил на нахмурившегося Хакса глаза, — ну, чего застыл? Дальше поехали!
Вернулись они только вечером.
Когда совсем стемнело и поселок угомонился, Хакс вышел из дома, осмотрелся, подхватил на руки сонного и сытого Боша, тут же заурчавшего, и пошел по тропинке к медицинскому модулю.
Зозидор Слайк, стоявший на пороге и провожавший спину Хакса, прищурив голубые глаза, пригладил седые волосы, вытянул губы в трубочку, снова втянул, посмотрел на Наблюдателя, четыре глаза которого светились в темноте, как аварийные маячки, и задумчиво сказал:
— Ф-ф-ф-ух… Вот как бы там опять чего не вышло… Как думаешь?
Наблюдатель беззлобно рыкнул, не спеша поднялся и пошел в темноту, подергивая хвостом. Видимо, волновался за Боша, которого этот непонятный генерал потащил куда-то на ночь глядя.
Слайк отлепился от косяка двери, покачался с пятки на носок, раздумывая, а потом двинулся по тропинке.
Оди пыталась успокоить рыдающую Роуз, отчего-то так близко восприняв эти горячие слезы, словно она выплакивала что-то, как нарыв накопившееся в душе. И ничего не говорила! Доктор видела и подзатянувшуюся рану, и знала, что девушка ослаблена, пусть и не слишком большой, но потерей крови, а еще истощена эмоционально и физически, очень сильно простыла. Но это никак не отменяло того, что было — что он, что она, словно два оголенных провода под напряжением.
Оди прожила долгую жизнь, и видела многое. Еще в первое мгновение, когда Зозидор забирал девушку из рук этого рыжего генерала, Оди сразу бросилось в глаза, насколько он взволнован и с какой тревогой он смотрел на Роуз. И тут же, мгновенно, менялось выражение его лица, словно кто-то невидимый надевал маску холодного безразличия. Он так старался выглядеть статусно, с неким бесстрастием, держался прямо, взгляд цепкий, внимательный. Чуждая для него обстановка, сразу видно.
То, что произошло потом, когда девушка ударила Руди, Оди почти удивило. Не то, что настолько казавшейся слабой и уставшей Роуз вдруг так повела себя, тут как раз объяснимо — незнакомые люди, и тут какой-то парень хватает ее за ткань на груди… Хм-м-м, да, как-то Оди не подумала в тот момент… а вот с каким ехидством этот рыжий посоветовал ее «вырубить», а сам смотрел с восторгом… Но и не это поразило старую Оди!
Они смотрели друг на друга, буквально пылая взглядами, так ярко и так… больно? Там, в обоих металась боль. Почему? Оди на какие-то мгновения вернулась в свое прошлое, когда им с Эрком пришлось выживать… Пекло днем и ледяные ночи, без воды… И только спустя несколько дней они нашли убежище. Они спасали друг друга, потому что выхода не было. Или вместе, или они погибнут поодиночке… Даже когда их накрыло той плитой, сдвинуть которую они не могли, и им казалось, что выхода нет, они все равно цеплялись за жизнь, страшась, что порвется тонкая нить, связавшая их, таких разных…
Эти двое… Да нет, Оди не ошиблась! Они жалили друг друга словами, а глазами говорили совсем другое. Отчего же так горько плакала Рози? Потом Оди еще несколько раз подходила к ней, ночью. Она металась во сне, словно пойманная птичка пыталась выбраться из клетки…
Удрученность девушки бросалась в глаза и на следующий день. И… она все время оборачивалась на дверь…
Оди пошепталась с Руди, попросив сына просто говорить с Роуз, рассказывая что-то о… о чем? ну, хотя бы о том, как они тут живут, вот про ускенов, наверное, можно, про то, что он так увлекся химией, что уже в детстве помогал Оди в лаборатории, да про что угодно! Условие одно — не спрашивать ее о том, что там, за границей Калаба… Руди был не слишком доволен, потому что у него намечалась серия экспериментов, но матери отказать не смог.
Роуз смотрела в серые панели стены палаты, отвернувшись, вспоминала…
До самого Крэйта она была отчаянно уверена, что все, что происходит — это и есть правильно! Потому что это ее личная война с Первым Орденом, за ее мир, за небо, которое он отнял у нее и у Пейдж. И она была готова вместе с сестрой пожертвовать собой, чтобы уничтожить хоть что-то в Первом Ордене, не важно, корабль, базу, да что угодно! Потом… Потом они эвакуировались с Ди,Куара, потом она потеряла Пейдж… потому что… Потому что По Дэмерон решил, что уничтожить дредноут, несмотря на то, что Кобальтовая эскадрилья практически осталась один на один с истребителями. Что может тяжелый бомбер против лучших истребителей превосходства в космосе? Практически беззащитный… По сделал невозможное, но Орден успел выпустить два крыла! И сколько пилотов крестокрылов погибло, прикрывая Кобальтовую эскадрилью?
То, что Лея отдала приказ уходить, Роуз узнала из перепалки Джесс и По, услышанной уже на Калабе. Погорячился, потому что и так ему было неприятно все вспоминать. Они все погибли, потому что Дэмерон решил в азарте уничтожить дредноут? Его аргументы были железные — там сгорело почти двести тысяч человек! Так что жертвы Сопротивления по сравнению с жертвами Первого Ордена — это просто мизер!
Колокольчик зазвенел… Ее Пейдж… просто мизер… Двести тысяч… А ведь когда-то она увидела По Дэмерона, и ее сердце забилось в волнении, вот же он, ее герой! Потом так же сердце забилось, когда она встретила Финна… Вот же он, ее герой! Все закончилось уже на Калабе.
Когда Роуз поправилась, она видела, как Финн не отходил от Рей, потом он познакомился с теми, кто остался, поближе, потом прилетела Черная эскадрилья, потом… Потом Роуз вспоминала, что видела там, на «Господстве», когда они бежали к ангарам, чтобы забрать шаттл…. Огонь, взрывы и трупы трупы, столько крови, криков боли, человеческих криков! Злорадное «так вам и надо!» взметнулось в душе, но колокольчик в сердце, почти неслышно, но тренькнул… Это все… люди… живые, а ведь Финн только- только был среди них…
Она глушила громкость того, что бабушка Этту назвала ее маячком, только… Он все равно звенел! А потом… Потом Роуз стала больше слушать, смотреть, думать… По Дэмерон… Герой! Герой?
Совсем недавно он выговаривал Джесс, когда она увела три крестокрыла от прямого столкновения с истребителями Первого Ордена, которые вылетели им навстречу с наземной базы на Луптуме.
Лея отправила их в соседний сектор Сесвенна, где на маленькой планетке Луптум была перевалочная база контрабандистов, с которыми еще до побега с Ди,Куара Органа договорилась о том, что заберет протонные торпеды, которые пираты вывезли с захваченного военного транспорта. Цепочка покупки была отработана, поэтому желаемое доставлялось на эту удаленную планету, где контрабандисты зачастую прятались от республиканских патрулей. С началом действия Сопротивления все законные пути получения оружия и многого необходимого стали практически невозможны, потому что Сенат на действия Сопротивления своего разрешения не давал, но закрывал глаза на незаконный оборот оружия, а так же на то, что богатые сенаторы от фракции популистов почти в открытую давали средства на войну с Первым Орденом. Поэтому, по старой памяти, Лея снова скооперировалась со старыми знакомыми и убедила их, что помочь борьбе с Первым Орденом в их же интересах.
Но, как оказалось, пока они прятались, Первый Орден их опередил, захватив Луптум и расположив там свою базу слежения, перекрыв сразу несколько гиперпространственных маршрутов, а приданные базе две эскадрильи TIE быстро определили, кто именно пожаловал на орбиту.
Джессика дала команду уходить, на что Дэмерон, когда она доложила о неудаче миссии, язвительно заметил, что такими осторожными налетами и драпаньем, много не навоюешь. Джесс почему-то вспыхнула и ответила, что терять последнее, что есть, чтобы сбить несколько вражеских истребителей - это верх глупости. По снисходительно улыбнулся и сказал, что обычно он сбивает всех, кто есть в поле зрения. Лея покачала головой:
— По! В данном случае Джесс выполнила мой приказ, так что остынь, у нас слишком мало сил, чтобы бросаться вчетвером на две эскадрильи!
Дэмерон считал, что он прав. Он считал, что он прав, когда они решили с Финном сами получить информацию о новых кораблях Первого Ордена? Наверное… наверное, да. Или нет? Только тот порыв, что заставил Тико сделать то, что она сделала… Она НЕ ЖАЛЕЛА! Потому что это было правильно! Да она ненавидела Хакса, но переговоры Финна и Дэмерона с охотниками не оставили ей выбора… Потом… Потом он спасал ее, ненавистный генерал, тащил за собой, злился, она видела. Только было что-то еще! Теперь было что-то еще! В ней самой! Невнятное, такое тонкое, почти прозрачное, словно ее обволакивало шелком, гася ее прошлое. Словно кто-то в ее душе легкими шажками, неслышно, невидимо, шел, закрывая двери в гнев, ярость, ожесточенность, звенел и звенел ее колокольчик, так тихо и так… радостно? Это там, в той, другой жизни осталось что-то страшное, душное, что мешало дышать. И она видела в его глазах, мягкий отсвет костра, и серебристые пушистые листья укрывают его… Он вернулся за ней! «Ты вот так вез меня?»
А потом она услышала то, о чем говорили Оди, Слайк и Хакс… Это сначала ее ударило болью. Тон его голоса, тот, страшный, который она помнила… Но все услышанное взрывало и взрывало ее мысли, ее сомнения, ее вопросы себе… И они… Они говорили ТАК о Лее? Которую она боготворила? И Роуз не выдержала больше…
А он ушел, и больше не возвращался. День, второй… Только Руди часто заходил, рассказывал какие-то смешные истории, Роуз слушала плохо… Она… Почему-то она ждала! Считала себя слабой, злилась и твердила себе, что она ненавидит Хакса! Закрывала глаза и вспоминала, не того, там, на ”Господстве”, а этого, когда он… «Держись, Тико, тебе еще надо постараться убить меня…»
Невозможно ненавидеть вечно, невозможно питаться ненавистью. Месть не приведет к успокоению, лишь добавит в этот жестокий мир еще больше ненависти…
Руди засиделся допоздна, подробно рассказав ей, что он нашел новый способ, более простой, обрабатывать чешую этих хораксов… Потом опомнился и рассказал, как в детстве свалился с ускена, попав ногой в нору смухтов, а они облепили его сапог всем семейством. Смухты пугаются так, что могут застыть. Так вот со смухтами вприлипку домой и явился, а их потом отдирали, а они смешно падали, как будто истуканчики. Отошли только через час где-то… И Роуз впервые рассмеялась, представив, как маленькие смешные смухты едут на сапоге Руди…
Армитаж, останавливался несколько раз. Бош замолкал, тараща в темноте все четыре глаза, генерал скрипел зубами, и снова шел. Потому что это желание ее увидеть стало пыткой! И он совершенно не мог думать! В конце концов, кто может ему ЗАПРЕЩАТЬ? Ему! Боша взял для обоснования, потому что просто явиться к ней… Хакс снова остановился. Просто так явиться к ней считал НЕВОЗМОЖНЫМ!
Он решительно распахнул входную дверь, Бош выпустил когти, вцепившись в рукав рубашки, потому что командующий прижал его к себе, а это тревожно! И пахнет… фр-р-р. Бош чихнул.
Только Армитаж услышал ее смех, заливистый, звонкий, и что-то бубнил этот… Руди…
Этот смех пробил Хакса насквозь, дробя внутри все, как измельчитель в мусоросборнике, сдавливая, кромсая и трамбуя… Она хохотала! А он, как дурак тут… Взорвалось, понеслось, покатилось в пропасть сердце…
Руди появился спустя минуту, в течение которой генерал стоял, смотря в стену, ошалелый от того, что сейчас в нем самом происходит. Бош висел у него подмышкой, вертя башкой. Ему все это не нравилось, а уж когда Руди возник на пороге комнаты, четыре глаза ускена уставились на него, и Бош зашипел…
Хакс отмер, а Руди строго спросил:
— А вы что тут делаете?
— Мы? — Хакс посмотрел на Боша, Бош на Хакса, четыре зеленых глаза ускена синхронно мигнули, два зеленых глаза Хакса зажглись нехорошим огнем.
Дальше произошло то, чего бы Армитаж не позволил себе никогда, но произошло.
Он шагнул к Руди, точным ударом прямыми пальцами ткнул в солнечное сплетение, Руди охнул, согнулся пополам, пытаясь вздохнуть и хрипя, а Армитаж надавив ему на шею, заставил того упасть на колени. Знал, да, больно, а как он хотел? И совершенно свирепо прошептал доктору в ухо:
— Только останься еще, хоть на минуту, с ней наедине, и тебя никто никогда не найдет.
Роуз стояла в темном проеме двери, с ужасом смотря на Руди, не в силах ничего сказать. А в глазах крайт-дракона плясали золотые сполохи, но ее он не видел.
Позади Хакса стоял Зозидор Слайк, тоже, смотря на Руди. Он почесал переносицу, цмыкнул и сказал:
— Генерал, доктора отпусти, у нас тут, знаешь, с докторами не слишком, мы их бережем.
Армитаж, с Бошем под мышкой, обернулся и резко спросил:
— Вы что, следите за мной?
— Приглядываю, — вздохнул Слайк.