Глава 8. Вы следите за нами? Приглядываю! (1/2)
Глава 8.
— Погоди, Оди, — старик подошел к ним, сложив руки на груди. Смотрел на Армитажа, тот взгляд не отвел.
— Ладно, — кивнул старик, в голубых глазах не веселые чертики, в них заледенело небо, — Думаешь, какое отношение я имею к Судебному Департаменту? Самое прямое. Я служил там. Командовал корветом «Алая транта». То, что Республике пришел конец, понимали многие. Знаешь на что она была похожа? На старую шлюху, обрюзгшую, потную, вонючую, но упрямо считающую, что она-то еще ничего, поэтому она приставала ко всем, требуя непомерную плату за свои услуги. Только всем уже было противно. И от нее шарахались кто куда. Но мы не знали ничего другого, кроме Республики, и нам вещали, что злобные сепаратисты подбивают миры, чтобы выйти из ее состава, а это само по себе было невозможным, как нам казалось. Только Сенат, как всегда, ничего не делал. Ничего, чтобы хоть что-то изменить. Все эти сытые говоруны, поставленные могущественными корпорациями, все эти королевские дома, старые династии, привыкшие к тому, что они владеют Галактикой, занимались тем, что делили сектора, свергали и ставили правительства, натравливали расы друг на друга, а потом посылали джедаев, чтобы, как-бы прекратить войну, но в пользу тех, кого надо было. И все продавалась. Под такими красивыми лозунгами процветала работорговля, преступность, коррупция всюду и во всем. И непомерные налоги. Потому что ненасытный Центр выжимал из миров все, что можно. Тогда те, кто держал в руках финансы, торговые пути, производства, решили, что хватит! Республика свое отжила и нужно новое. Галактика погружалась в хаос. Я знаю это, потому что силы Департамента много видели. То, о чем не говорили по Голонету. Когда пришел сигнал о помощи из сектора Слуис, Сенат, как всегда, замял это дело, а я решил, что тоже, хватит! И увел свой корабль, и крикнул на всю Галактику, чтобы пришли те, кто хотел хоть что-то сделать в защиту демократии, которая, как мы считали, у нас была. За мной пошли многие. И мы пришли на помощь здесь, в секторе Слуис, который, как и многих, Республика просто бросила. Ей не было дела до малых миров. А меня объявили врагом Республики, преступником! И послали джедаев меня убить, да вот и не удалось им... со своим колдовством и светящимися палками... Псы Сената... — даже сейчас, спустя столько лет, в голосе Слайка презрение, — Потом началась война клонов. Мы, ”Сыновья и дочери Свободы”, сражались. И тут тоже. На Прэстилине снова повторилось прошлое. Гарнизон бился насмерть, а Республика… — тут Слайк взглянул на Оди, едва кивнув.
— А Республика, как всегда, — грустно улыбнулась та, — все заседала, все не доверяла, все у нее были дела поважнее. Я и Эрк — единственные выжившие из всего гарнизона, — она отвела глаза, словно смотря в прошлое, — знаешь, к тому времени, когда не осталось никого, все заложники были убиты, помощь пришла… Клоны. Солдаты.— она опять замолчала, — Эрк был ранен, но его быстро поставили на ноги, к нам относились со вниманием, да… А вот к ним, к солдатам... Их бросали вперед эти генералы-джедаи, не считая потери. Армия рабов… Для Республики это была всего лишь армия рабов! А они были живые, понимаешь? Они влюблялись, мечтали, хотели жить! И семью, и дом, и дети рождались… Они лежали там, прямо на земле, тяжелораненые, и НИКТО не собирался их спасать. Никто! Я поила их водой, потому что солнце пекло страшно, и я помню, как жадно они пили… — Оди отвернулась, закрыв лицо руками.
— Эрк тогда увел ее, увез. Она решила стать врачом. — Слайк положил руку на плечо Оди, успокаивал.
Армитаж смотрел на двух этих очень пожилых людей, вслушиваясь в их слова и прислушиваясь к тому, что происходило с ним самим. Никогда с ним не говорили вот так, откровенно, тихо, искренне… Почему они рассказывают это?
— Когда провозгласили Галактическую Империю, вся Галактика ликовала! — снова сказал Зозидор, — потому что была прекращена война. Потому что Император разобрался и с коррупцией, и с преступностью, и сотни тысяч миров, наконец, стали жить лучше! Мир и стабильность, что еще надо? Когда деньги не уходят на Корусант, когда столько всего понастроили, и работы было много! А это, значит, планеты выбирались из нищеты. Когда прикрутили гайки произволу корпораций, когда каждый мальчишка мечтал поступить в имперскую академию… Если бы… если бы… если бы человеческая раса не провозгласила себя выше всех… Если бы эти сытые, привыкшие к роскоши и пустобрехству сенаторы не устроили то, что они устроили, только бы снова влезть на вершину власти… Империя тоже поводов надавала немало. Жестокость порождает жестокость! Тот, кто на вершине власти… — Слайк сжал челюсти, — если б хоть у кого-то хватило сил понять, исправить хоть что-то! Моя армия… за пятнадцать лет до гражданской войны, до той бойни, что устроили имперцы и повстанцы… Каждый выбрал для себя. Я тоже выбрал. У меня оставалось всего шесть кораблей. И я решил уйти сюда, к Прэстилину. Формально мы подчинялись Империи, как планетарные силы обороны. Межгалактический коммуникационный центр. Сам знаешь, как важен. Альянсу было туго, все больше и больше миров видели и знали, на что они способны. Там, где они появлялись, только смерть. За то, что были против этой их Республики. Они искали союзников. И находили. Вплоть до самых жестоких преступников, убийц, вступали в сговор с самыми страшными криминальными организациями Галактики. Снова смерть. Потому что те, кто стоял у руля Альянса … Они вышли на меня. Мон Мотма… Слишком хорошо я знал и их семейку, и их аппетиты, и ее саму. Я отказался. Тогда… Эрк служил в разведке Альянса. Потому что считал, что Империя тоже оказалась не тем, что в его понимании, достойное государство. Они вон и с Оди расстались по идеологическим разногласиям. Только понял, пусть и поздновато, что из себя будет представлять то, что снова хотят вернуть эти повстанцы. Замкнутый круг. Эрк предупредил меня, нас. Альянс решил уничтожить мои корабли, но, как обычно, представить все, как преступление Империи. И тогда я решил, что хватит! Это никогда не кончится. Мы подали сигнал Имперскому патрулю и ушли. Сюда. Тут, знаешь когда-то целый флот пиратский уничтожили. Кладбище кораблей. Затеряться среди них не составило труда… Мы решили, что не нужно нам больше ни тех, ни других, ни демократии, ни императора. Просто жить. Ну а там, в Галактике, когда победили эти повстанцы, снова утопив Галактику в крови тех, кто был против этой их Республики, снова война? Это следовало ожидать. — Слайк смотрел сурово, наморщив лоб, — Мон Мотма, эта лживая змея с мертвыми глазами, она вам противостоит? Опять кровавая бойня, парень?
— Нет, нет уже никакой Мон Мотмы, — покачал головой Хакс, — слишком много у них там желающих было, среди этих повстанцев, которые по головам друг друга лезли. По трупам взбирались, чтобы порулить. Заговоры, заказные убийства, шантаж, взрывы Сената, клубок болотных гадюк, дорвавшихся до власти. Все делили Империю, кто больше хапнет… Потом Сенат разделился. Пополам. На тех, кто понял, что эта Новая Республика ничуть не лучше Старой, и на тех, кто, как вы говорите, пустобрехи, которые под красивыми лозунгами опять принялись за старое. Насаждать свою демократию. Если миры не хотели вступать в их Республику, а были нужны нужным людям или королевским домам…
— Блокады, угрозы, подкуп, а если ничего не помогает, то тактические бомбардировки? Код ”База-Дельта-Ноль”? — вдруг печально усмехнулся Слайк, — Смотри, Оди, ничего не поменялось. А ты-то откуда взялся, генерал? С этим… Орденом своим?
— Мы вернулись, — тихо сказал Хакс, обдумывая свой ответ, — Да, мы придерживаемся убеждений, что сильная власть, сильные армия и флот, жесткий контроль во всех сферах и единые законы для всех миров помогут установить мир и порядок. И у нас есть поддержка большей части Галактики. А это уже немало…
— Немало, — согласился Слайк,- но вот судя по твоим отметинам, есть те, кто против?
— Есть, — Армитаж сел, потому что Оди придвинула маленький столик, на котором стоял генератор исцеляющего поля, довольно старой модели. Кинула взгляд на выданный меддроидом целый список того, что он нашел неправильного в Хаксе, переключила режимы и поднесла устройство к груди генерала:
— Все будет хорошо, — мягко сказала она, включая генератор.
Еле слышное гудение и тепло по коже… Хакс прикрыл глаза, подумав, как этот допотопный прибор еще работает?
— Конечно, есть, — вновь повторил Хакс, — Лея Органа, как всегда, оказалась бдительной. Переполошила всех. Сорвалась блестящая операция… Первый Орден планировал взять власть, арестовав сенаторов и захватив Сенат. Для этого были подготовлены несколько отрядов… Да что я тут буду рассказывать, — с досадой добавил Армитаж, — все пошло не так.
— Погоди… - Слайк наклонился к Оди, — а эта не та ли Органа, которая все заседала со своим папашей в Имперском Сенате? Приемы у Императора, балы, роскошные апартаменты, а сами в это время готовили отряды диверсантов и террористов на Альдераане? Эта не та Органа, что в ваш медицинский центр с этими головорезами нагрянула? Самоуверенная такая, дерзкая командирша?
— Я не знаю, какая она была в молодости, — сказал Армитаж, — но то, что она не способна увидеть и услышать ничего, кроме своего личного мнения, потому что считает, что только она имеет право на правду, это точно. И она ненавидит даже само упоминание об Империи.
— Похоже на нее, — вздохнула Оди, — им сказали, что в нашем центре разрабатывается какое-то страшное оружие, и мы все для них были врачами-убийцами, работающими на Империю. Нас под прицелом оружия согнали в зал, потребовали перейти на сторону Альянса, а тех, кто отказался, посадили на корабль… Не знаю, куда они собирались нас доставить и что делать…
Оди выключила прибор, отложила, и стала намазывать жирную желтую мазь на ровные тканевые прямоугольники:
— Нам повезло, просто повезло, что этот транспорт выдернули из гипера… Так я осталась жива. А потом меня нашел Эрк. И мы поклялись больше никогда не ссориться из-за этой проклятой политики. Потому что половина нашей жизни уже прошла. А мы все воевали и воевали. То за Республику, то за Империю…. Поэтому мы здесь.
— Сопротивление, — упрямо сказал Хакс, — практически уничтожено, осталась жалкая кучка. Пока мы их не нашли, впрочем, и искать смысла нет. Мы предприняли все меры. У них нет ни флота, ни финансирования. Зато они решили, что, устроив мне ловушку, будут иметь кое-какие козыри. Это я.., — тут Армитаж повел челюстью, вспомнив свое решение пойти на переговоры с Органой, — решил, что генерал Органа будет говорить о гарантиях жизни при сдаче… Ошибся. У них был приказ взять меня в плен. Они выполнили его. Потом решили, что неплохо бы получить нужную информацию прямо здесь, на Калабе. Конечно, я был против того, чтобы поделиться той информацией, что у меня есть. Потом появились охотники. Нашли по маяку в моем пальто. Они стали спорить, кому меня убить, а эта... Тико… освободила меня. Не знаю почему… Я ушел. Но я не мог оставить столь ценного свидетеля и разыскиваемую террористку, поэтому забрал ее собой. Охотников, как я понял, ее друзья убили, погнались за мной. Топлива не было, поэтому я решил лететь в ближайший космопорт. Они выстрелили, повредили двигатели, пришлось садиться. Надо было что-то придумать... Я открыл топливные люки, корабль взорвался и сгорел. Они решили, что мы погибли, и убрались. Так что вам ничего не угрожает. А мне... нам... надо добраться туда, где есть связь. Потому что мне надо вернуться, — Хакс помолчал, — чего бы мне это не стоило.
— А… девушка? — спросила Оди, накладывая мазь на гематомы и стягивая лентами полотна, обматывая Хакса, — Что будет с ней? Ведь она спасла тебе жизнь!
Слайк задумчиво поглаживал пальцами подбородок, смотря на генерала. Старый бунтарь Зозидор, спустя тридцать два года снова столкнулся с тем же, отчего принял решение уйти в леса… Эти двое, так неожиданно возникшие на его пути, как эхо прошлого…
Оди остановила свою руку, всматриваясь в глаза Армитажа. И вот тут он отвел взгляд. Потому что в эту минуту озвучить свой, как ему казалось, четкий и мотивированный план, не смог. Простой вопрос доктора поставил его в тупик. Он не чувствовал той холодной ярости, торжества своей ненависти, когда решил, что Тико — трофей, который он предоставит Рену, исправляя ошибки. Четкая и ясная картинка: Тико на коленях, ровный строй солдат в белой броне, и тот штурмовик, с черным наплечником и лазерным топором, готовый привести приговор в исполнение, мелькнувшая в памяти, вдруг отдалась в груди глухой болью.
Армитаж сжал губы, потому что, словно кипятком изнутри обдало, обжигая. Потому что он видел другую картинку в памяти: Тико, метнувшаяся за погасшее энергополе и схватившая ранец, Тико, которая, оставшись одна, прижимала ткань комбинезона к ране, все равно цепляясь за жизнь, Тико, которая улыбнулась ему так растеряно и так…
— Я… не знаю, — сказал Хакс, — пока нет четкого ответа на этот вопрос… Но ее нельзя отпускать! Она лично взорвала двенадцать кораблей. Погибли экипажи… Это только капля… Мы потеряли больше четырех миллионов человек за короткий период… Они будут взрывать шахты, корабли, верфи, города… И она погибнет, пожертвовав собой, чтобы уничтожить какой-нибудь завод, или любое другое производство… и им все равно, сколько живых существ погибнет при этом! Для них жизни тех, кто не восхищается Республикой, не значат ничего! Они даже не задумываются над этим! Вы даже не представляете, что эти фанатики…
— Ну, почему же, — тихо ответила Оди, — мы-то как раз очень хорошо ЗНАЕМ, на что они способны, но, наверное, и ты, генерал, с чистой совестью отдашь приказ, чтобы уничтожить что-то, что посчитаешь нужным…
А вот тут внутри взорвалось снова, только теперь уверенностью и непоколебимой убежденностью:
— Да! — резко ответил генерал, — Отдам! И вы, Слайк, не хуже меня знаете, что нужно сделать, чтобы установить закон. Сотни миров и десятки секторов принадлежат работорговцам, пиратам и преступным кланам. А еще на тысячах — бесконечные войны местных царьков между собой, и десятки тысяч миров, где нет никакого закона вообще…
— Галактика вернулась в прошлое? — с горькой усмешкой спросила Оди, — Хотя… что еще можно было ожидать? Опять те же правила, опять сплоченные ряды королевских домов, опять пафосные размышления о высоком, союзники из преступников всех мастей, и опять наплевать на тех, кто просит о помощи…
— А Сенат? — спросил Зозидор.
— Сената больше нет! — воскликнул Хакс, — Республики больше нет! Институт моффов оправдал себя, поэтому он будет восстановлен!
— Ш-ш-ш-ш, — крепкая ладонь Оди надавила на плечо Армитажа, — нам все понятно, генерал. Только это ваша война, но пока вы здесь, свой идеологический пыл придется придержать, — она обернулась к Слайку, — Ему нужен отдых, хороший и полноценный отдых. И, самое главное, он должен выспаться.
Армитаж усмехнулся. Доктор заметила, Слайк тоже, голубые чертики снова запрыгали во взгляде старика.
Доктор приподняла одну бровь:
— Надеюсь, ты знаешь, что делать, Зозидор…
Армитаж резко сел прямо, отчего доктор Оди посмотрела с нескрываемым удивлением, и повернулся к прикрытой двери. Да нет же! Ему точно не показалось!
Словно в ответ на его мысленный вопрос донесся тревожный зуммер меддроида… Оди и Зозидор посмотрели друг на друга, она вскочила, совершенно не понимая ПОЧЕМУ?, но Хакс метнулся раньше, влетев в соседнюю комнату-палату…
Она не спала, просто плавала в уютной полудреме. Запах трав, таких разных, пряных, душистых, витал вокруг, и Роуз казалось, что вокруг нее зелено-цветущее море… Так много зелени и солнца! Солнца? Или это вечер? Почему ей кажется, что да? Свет солнца в этой полудреме так похож на тот, что запутался в его волосах… И она слышала его голос. Роуз улыбнулась в полусне… Голосов стало больше, цветуще-зеленое море стало рассеиваться… Она открыла глаза. Голоса стали четче, Тико чуть приподняла голову от плоской подушки. Она все также лежала здесь, куда Оди привела ее после странной ванны из вязкой оранжево-желтой субстанции, резко пахнущей чем-то древесным… Потом она вкусно и сытно поела. Потом пришел Руди, принес какие-то препараты, потом старенький меддроид ввел это в систему, которую Оди подключила к Роуз, уложив в постель, накрыв теплым термоодеялом:
— А теперь спать! Тебе надо много спать сейчас, Рози, все у нас будет хорошо…
И она почти спала… Теперь Роуз слушала, что говорили в соседней комнате, и вместо уютной полудремы в сознании кто-то включил фильм ужасов… Ее личный фильм. Снова, и снова, и снова она видела родителей, сестру, взрывы кораблей, там, на Хейпсе! Она видела, как взрывы вспыхивали в Космосе, и перед ее глазами проносилось все, что она пережила за то время, когда они с Пейдж улетели сражаться с Первым Орденом… Она как будто заново проживала все это… Потому что этот старик и доктор говорили страшные вещи, они говорили о прошлом, но Роуз казалось, что это с ней, вот только что… Финн и По, навалившись на генерала, ожог на его груди с треснувшей кожей, и как Хакс стонал от боли… Зачем они так?
Сначала слезы просто бежали из глаз, а страшные картинки войны и смерти все кружили, кружили в памяти… «Но ее нельзя отпускать…», «Сената больше нет! Республики больше нет!» О! Как хорошо она знала этот его тон! Генерал Хакс!
Роуз всхлипнула от жгучей боли в душе, от чего-то горестного и такого мучительного, потому что… Потому что он враг! Удрученность затопила ее вместе со слезами, такими горячими, и столько в них было странного, тоскливого отчаяния, что она закрыла лицо руками, словно хотела спрятаться от того, что сейчас душевной болью терзало сердце…
Вместе с руками дернулись прозрачные провода системы, нарушив поступление препаратов, меддроид, висевший в углу комнаты, тут же очнулся и подал сигнал…
— Тико! — словно сквозь зубы процедил Хакс, распахнув двери, он почему-то тяжело дышал…
Роуз сильнее прижала ладони к лицу и разрыдалась, наконец, уже не сдерживая то, что рвалось наружу. Доктор Оди совершенно бесцеремонно оттолкнула генерала, тут же обежав взглядом приборы, потом кинулась к Роуз, обняв ее:
— Что случилось? Страшный сон? Не должно быть! Роуз!
— Пусть… он… уйдет! Пусть… убирается! Он… он… Хосниан… - сквозь приглушенные рыдания пыталась сказать Тико.
Оди сердито махнула рукой, обнимая девушку, гладила вздрагивающие плечи.
Слайк ухватив за локоть Хакса, потянул его обратно, а генерал, скривив губы, все смотрел на нее, сжавшуюся, как от удара, в какой-то свободной тунике из тонкого холста, черные волосы рассыпались по плечам, снова шипевшую ненавистью и презрением, и в глазах Армитажа полыхало зеленым пламенем ущемленное самолюбие пополам с обидой…
-Куда тебя вот понесло? — спросил Зозидор, прикрыв плотно двери, — И кроме тебя есть, кому присмотреть за ней! Ну, вот не хочет она тебя видеть!
— Да и я б ее не видел никогда! — совершенно пылко воскликнул Хакс, натягивая рубашку. Плотно обернутый лентами из ткани, он раздраженно дергал завернувшийся на спине край рубашки, — И не должен был видеть! Потому что ее должны были казнить! Не казнили! Не успели! И теперь я здесь! А эта бешеная фанатичка, погодите, еще вас всех будет тут агитировать вступать в это их гребанное Сопротивление, чтобы вести непримиримую борьбу с Первым Орденом! Чертова мелкая дрянь! Рыдает она! Умотала со своего куска дерьма, этого Хейпса, воевать! За Республику! Двенадцать кораблей и сотни тысяч погибших потом, а все из-за двух дурковатых, которые решили, что таким образом они продемонстрируют эту свою борьбу!
— А, ну! — грозно сказал Зозидор, подходя к Армитажу и дергая край ткани рубашки на его спине, расправляя, — Замолчи! Хватит тут мне ваших войн! Что-то я подумал, что ты, генерал, способен хладнокровно воспринимать и более страшные вещи, чем всплеск эмоций девочки, которая столько пережила… Не ожидал, что потеряешь самообладание… Неужели я ошибся? — Слайк свел седые брови, смотря на Хакса с вопросом.
Армитаж расправил рубашку, молчал, потянулся за жилетом, оставленном на спинке полукресла, давая себе время…
— Вы правы, Слайк, — сказал генерал совершенно другим тоном, тем самым холодным, сухим, точно он сейчас стоял на мостике «Добивающего», а за ним, как всегда, наблюдали десятки внимательных глаз, — сложившаяся ситуация не способствует правильному анализу происходящего… Ситуация будет взята под контроль, вам не о чем беспокоиться…
— Вот и отлично! — как-то весело воскликнул Слайк, — И мы договоримся, что пока вы тут, сколько бы вы тут у нас не были, кто ж знает, вы точно не поубиваете друг друга. Так как?
Хакс опустил голову, рассматривая свои сапоги, потом поднял взгляд на старика:
— У меня была сотня возможностей убить ее, Слайк… Но она, я уверен, использует и одну, как только она представится. Все наши шаткие договоренности с ней, как я понял, аннулируются, потому что мы теперь не одни в этих опасных лесах, и она, как только поправится…
— Вот когда поправится, тогда и говорить будем, — вздохнул Зозидор.
Сквозь сомкнутые кроны деревьев, свет солнца пробивал косыми лучистыми дорожками, отчего казалось, что все вокруг в каком-то перекрестном огне этого золотистого света. Армитаж шел вслед за Зозидором, погруженный в свои мысли, а Слайк молчал, только поглядывая из-под седых ресниц на генерала.
На полянке перед домом дрых развалившийся Бош, рядом валялись останки какой-то птицы, недоеденной котенком, пара ярких синих перьев торчала из пасти. Над ним, песочно-полосатой громадой возвышался Наблюдатель, положив башку на передние лапы, а у входной двери, прислонившись спиной к теплым бревнам стены, стояла девушка, держа в руках плетеную корзину, накрытую белым полотном.
Девушка была хороша собой, ладненькая, крепкая, румяная. Широкий пояс охватывал тонкую талию, длинное платье, все из того же светлого холста, было расшито по вороту и низу широких рукавов незатейливым узором синего цвета, поверх сюркотты, более темного оттенка, чем платье, перекинутая на грудь коса, и каштановые локоны спускались по вискам.
Завидев Зозидора, она оторвалась от стены, улыбнулась, румяные щечки стали еще румянее, а серые глаза, засмущавшиеся от пристального взгляда Хакса, стрельнули взглядом в сторону:
— Вот, — сказала девушка, протягивая корзину, видно было, что она наполнена и довольно тяжела, — мама сказала, что у Слайка все равно, кроме мяса ничего нет, велела приготовить горячего, я приготовила.
— Горячее, это кстати, — проворчал Слайк, пытаясь взять из ее рук корзину, но девушка чуть отвела руки в сторону и протянула свои дары непосредственно генералу:
— Это вам!
Армитаж уставился на белое полотнище, прикрывавшее что-то, и пытался сообразить, что он должен ответить… Неожиданная гостья своими действиями нарушила структуру уложения полученной информации в сознании Хакса. Его мозг, анализирующий факты и проводящий детализацию происходящего, еще не успел сделать выводы, а тут эта румяная сбивает программу! Армитаж, собственно, слышал, но практически ее не видел, поэтому впал в ступор, не сумев сразу выключить свой процесс соединения всех звеньев уже выстроенной цепочки деталей и фактов самоанализа.
Зозидор дернул корзину из рук гостьи:
— Тумра, скажи своей матери, что у Слайка, кроме мяса еще много чего есть, и что готовить ты будешь исключительно для своей семьи, а нам тут нечего таскать ни горячего, ни холодного!
Девушка обиженно надула губки, откинула косу за спину:
— И скажу! Не очень-то и хотелось! — и она кинулась по тропе между деревьев.
Хакс смотрел на двери перед собой, а Зозидор и Наблюдатель проводили Тумру одинаковыми недовольными взглядами.
— Вот, генерал, уже началось. Тебя уже как цель определили…
— Что? — Армитаж снова вынырнул из своего аналитического процесса.
— Ничего, — проворчал Слайк, проходя в дом.
То, что мыслительный процесс шел в автоматическом режиме, Хакса не удивляло, а вот то, что творилось в нем самом, требовало не просто усилий, чтобы хотя бы попытаться понять, но и определенных действий. Эти самые действия он научился инициировать еще в юности, чтобы блокировать любые проявления эмоций и чувств, не связанных с поставленной задачей. И преуспел. В принципе, процесс тоже полностью автоматизированный в сознании, и сбоев не было. Теперь же аналитика и детализация шли отдельно от того, что он ЧУВСТВОВАЛ. Он — чувствовал! Причем такое количество этих самых разных чувств было похоже на кашу, и кто-то утрамбовывал ее, не позволяя самому Хаксу вычленить составляющие, чтобы принять меры. Этот неведомый «кто-то», как пилот «Дроха», запускал в эту кашу из чувств и ощущений абордажный крюк-манипулятор, способный разрезать обшивку кораблей. Сейчас острый крюк вспарывал душу Хакса, смешивая все, что там было. Прошлое и настоящее. Мозг явно подавал сигнал, что щит из ненависти и морозного равнодушия должен быть немедленно выставлен и укреплен, строгий ошейник самоконтроля утянут до удушья, но ни того, ни другого не получалось. Пока. Пока только ноющая боль, странная и непонятная, от того, что мелкая дрянь снова его ненавидела? А разве было по другому? Было, крифф возьми! И это «было» до сих пор отдавалось жаркими какими-то волнами, накатывающими каждый раз, когда он вспоминал, как она обнимала его, прижимаясь горячим телом… Он пытался ЗАСТАВИТЬ себя ненавидеть и… не мог. Поэтому злился отчаянно-яростно. На себя, на то, что он сорвался, на то, что в этой каше из его чувств, как натянутая струна, звенела тревогой безотчетная тоска. Все его расчеты и планы были разрушены, а, значит, придется провести разведку, сделать выводы и снова все рассчитать, исходя из новых вводных. Это время! Что делать с Тико? Этот впивавшийся раскаленным прутом вопрос, оставил открытым. Сначала — решение проблемы, как отсюда выбраться. Слайк, похоже, не поторопится, а ждать Армитаж не будет! Тико… Тико… Хакс ЗАПРЕТИЛ себе думать о ней, отчетливо осознавая, что бешеная ксава и есть причина и нарушения всех планов, и опасности, и его неадекватного восприятия реальности.
Армитаж машинально ел все, что подкладывал в керамическую миску Зозидор, хлебал какую-то похлебку, совершенно не чувствуя вкуса. Потом Слайк налил душистый чай, пододвинув кружку к Хаксу:
— Ну, сейчас спецсредство, и будешь отдыхать… Генерал, ты хоть меня слышишь?
— Да, — механически ответил Хакс, глотая горячий напиток.
Потом… потом, он словно из-под толщи воды слышал голос Слайка, который что-то говорил, заводя Хакса в одну из комнат. Сложенный из крупных камней очаг, огороженный железными щитками, и лежащие рядом на полу сухие поленья, расплывались пред глазами. Армитаж безропотно поднимал руки, давая Слайку снять с себя рубашку, сапоги, потом штаны, а потом он провалился в пустоту. В этой пустоте не было ничего, кроме мерцающего сполохами золотистых искр тумана.
Очнулся генерал от того, что ему нужно было в рефрешер. И он, как ни странно, помнил путь. Только этот путь он вроде видел, но опять-таки, сквозь эту искрящуюся дымку. Зозидор возник на обратном пути, неся большую кружку… Душистый чай… вкусный и очень хотелось пить… И он выпил, жадными большими глотками. И снова ничего вокруг…
Она сидела на коленях перед костром, освещенная теплым мягким светом, среди серебристых пушистых листьев наломанных веток, и причудливые тени от пламени скакали по каменным сводам грота…
«Вот…», — сказала мелкая дрянь, держа палочку, которой мешала рыбу в располовиненном цилиндре, и виновато улыбнулась.
Светошумовая граната от ее улыбки снова взорвалась в сознании, ослепив Армитажа, он крепко зажмурил глаза, но свет все равно прорезал темноту…
Генерал открыл глаза, обвел взглядом плотно пригнанные доски потолка…
— Зозидор! — сказал голос доктора Оди из-за приоткрытой двери, — я же просила тебя!
— Ты просила, чтобы он выспался. Он спал почти сутки, поэтому твои рекомендации выполнены! Еще пару часов…
Армитаж снова закрыл глаза. Натянутая струна звенела в центре его души, нудной тоскливостью и неясной маетой…
Доктор Оди заглянула в комнату:
— Он УЖЕ проснулся! Зозидор! Неси воду!
Дальше она разматывала свои полотняные повязки, смывала жирную мазь теплой водой, осторожно потрогала область ожога. Больно не было. Кивнула удовлетворенно:
— Еще раз наложим, думаю будет достаточно, — карие глаза в сеточке морщин смотрели добродушно, а Хаксу мучительно хотелось спросить… Спросить…
— Чем ты ее так ранил, генерал? — вдруг сама спросила старый доктор, — Я ее вчера еле успокоила… Она все твердила про Хосниан… Это ее мир?
Хакс опустил взгляд, сжал губы, выдохнув с досадой:
— Нет. Ее мир Малый Хейпс.
— А причем здесь Хосниан? — снова спросила Оди, накладывая на область ожога мазь из баночки, принесенной с собой, — Почему именно эта система?
Карие глаза снова взглянули в глаза Хакса, и ее взгляд менялся, потому что снова в его глазах поднималось ледяное зеленое пламя:
— Потому что мы ее уничтожили! — бесстрастно-категорично ответил генерал, а на его лице проявилось некая ожесточенность, — Вместе с той половиной Сената, что занималась вместе с канцлером словоблудием и решением выгодных торговых сделок с нейтральными мирами. Их роскошными особняками в отдельном Республиканском городе, всеми подразделениями раздутого аппарата чиновников, флотом, сосредоточенным по орбитам остальных планет, и почти стометровой статуей Бейла Органы, которому они поклонялись и почитали, как героя.
Тон Хакса леденел с каждым словом… Доктор замерла с повязкой в руках, ровные брови почти сошлись на переносице… Она хотела что-то сказать, но тут резкий окрик Слайка прервал ее:
— Оди! Нас не касается то, что происходит там! Я еще помню Кьюпа Фаргелла, и только его совесть не позволила этим борцам за угнетенных, Органе и Мон Мотме взорвать Билбриджи! И я еще помню, как этот, весь из себя праведный Органа со своей дочерью, которая затыкала всем рот в Имперском Сенате, ратовали за легализацию именно баррадиевого оружия, способного уничтожать целые системы! Хватит с нас! Это никогда не закончится!
— Закончится, — с каким-то яростным убеждением сказал вдруг Армитаж, — Счет равный. И больше никакого счета не будет!
Доктор закончила перевязку, направилась к двери, обернулась: