Глава 7. Может у них задание, а мы не знаем, что творится на Калабе? (2/2)
Руди метнулся в одну из дверей, а Слайк, дернув Хакса опять за рукав, заставил его наклониться:
— Не надо включать субсветовую, генерал, пока ты точно не рассчитал курс, можно влететь в какой-нибудь астероид, или, например, в черную дыру… И еще… Тебе ли не знать, что инерционные демпферы должны защищать корабль, его команду и содержимое от воздействия этого ускорения, иначе вся система будет разрушена ускорением до того, как будут достигнуты значительные досветовые скорости. Вмешательство в инерционные демпферы космического корабля может привести к тому, что системы безопасности предотвратят прыжок в гиперпространство. Понял меня? Молчи и не вмешивайся, а старый Слайк будет думать, как бы так выкинуть вас за борт, чтобы вы живы остались, и мы не пострадали! — Зозидор отпустил рукав кителя Хакса, глянул хитро, с прищуром:
— Торчать тут нечего, идем, раз уж вы мне всю экспедицию зарубили, найдем, чем заняться. И не смотри на меня, как притарр на ти-мусса, когда собрался прыгнуть…
Старик повернулся и пошел к выходу, Армитаж двинулся за ним, кинув взгляд на плотно закрытые двери…
Собравшиеся обитатели поселка не расходились, ждали. Зозидор, встав у входа в модуль, заложил руки за пояс, повел головой, всматриваясь в настороженные глаза:
— Это генерал Хакс, — он придвинулся к командующему и очень тихо спросил, — а зовут как?
— Армитаж, — так же тихо ответил генерал, тоже рассматривая стоящих вокруг людей.
— Армитаж Хакс, — громко объявил Слайк, — нас не волнует, по какому поводу он генерал и как оказался в наших лесах. Если захочет, то расскажет вам. Но девушка ранена и слаба, Оди сейчас решает, что делать. Если кто недоволен, — тут он прямо посмотрел на возмутившегося мужчину в летах, — то оставьте свое недовольство при себе. Если я услышу или узнаю, что кто-то, неважно кто, будет баламутить воду, вы знаете, что вас ждет. Лучше вспомните, что скоро третья четверть восьмой луны. И еще один боец нам не помешает. За неделю должны собрать все! Иначе намаемся.
— Мы могли бы взять девушку к себе, — тихо сказала какая-то женщина с красивыми синими глазами, на невыразительном и длинном лице.
— И мы! — громко заявила тви'лек, держа под руку, видимо своего мужа, а девочка со смешными «тчун-тчин», топорщимися в разные стороны, смотрела, распахнув янтарного цвета глаза на Хакса, все так же обнимая колени отца.
Одеты они были, как и все, многослойная комбинация разного меха и холста, а вот зеленая кожа ее и синяя его, резко выделялась своим цветом. Кожа девочки была голубой, не слишком яркой.
Слайк приподнял одну бровь, думал:
— Пока они оба будут жить у меня. Потом решим. У нас есть дом Пикота и дом Вески, но это потом,- старик чуть склонил голову, точно ждал чего-то.
Позади них с генералом появилась Оди, заправляя седую прядь за ухо, она отодвинула Хакса, протиснувшись вперед:
— Все не так страшно, — сказала Оди, переводя взгляд с одного на другого из стоявших, — все гораздо лучше, чем мне показалось сначала. Девушку зовут Роуз Тико. Думаю дня три-четыре она побудет у меня. Знакомиться ходить нечего, мешать будете, так что расходитесь.
— А эта Роуз Тико ему кто? — вдруг раздался из толпы голос. Все повернулись, обернулись, посмотрев на пышную даму средних лет с ярким румянцем на щеках. Светлые волосы были убраны под холщовую шапочку, концы которой обвивали лоб жгутами.
— Э-э-э… - замялся Слайк, соображая, как бы так сгладить определение относительно отношений Тико и Хакса. Заявлять, что она преступница, по его мнению, а он, по ее выходит, тоже преступник, было крайне нежелательно…
— Никто, — резко ответил генерал, — мы случайно оказались в безвыходной ситуации…
Тут Оди вскинула на Армитажа насмешливый взгляд, и морщинки у глаз прорезались еще резче и глубже, она почти улыбалась:
— Да? Надо же…- сказала Оди, и, не дождавшись ответа Хакса, скрылась в своем модуле.
Они смотрели настороженно, недоверчиво, внимательно, пытливо… столько глаз и столько вопросов в этих глазах. Но в них не было злости! Маленькая кудрявая девочка, с трудом подняв пузатого толстого котенка ускена, потащила его к генералу. Задние ноги звереныша тащились по траве, но он только муркнул что-то, четыре зеленых глаза мигали удивленно и попарно, а красный язык высунулся из зубастенькой пасти. Девчонка, кряхтя, толкнула толстяка вперед, к Хаксу:
— На вот, забирай Боша, он все равно ничейный. И он, смотри, рыжий же!
Армитаж хлопал пушистыми ресницами, беспомощно взглянув на Слайка. Общество молча ждало результата эксперимента кудрявой малявки, а Хакс совершенно не знал, что ему делать.
10 ПБЯ. Неизведанные регионы. Система Иркалла.
С самого его проклятого судьбой детства ему всегда было неловко в обществе, он казался себе лишним и несуразным, когда оказывался среди людей, и не знал, что и как делать. Изолированность его от сверстников, сначала отцом, потом он сам дистанцировался, закрываясь в своей защитной раковине, выпуская колючки, потому что дети дразнили его за то, что был худой и бледный, за то, что всегда наглухо застегивал ворот мундирчика и рукава, даже в летнюю жару. А он не мог… Потому что скрывал синяки. Мачеха так хватала его за тонкую шею и так крутила запястья, что эти синие следы не сходили… Дразнили, потому что он не принимал участия в играх, избегал драк… Он не хотел драться, просто уходил… Он был похож на бродячую собаку, которую все долго-долго пинали, пока в какой-то момент этот пес может взять и цапнуть в ответ на все обиды. И Хакс цапнул…
Ему было лет десять… Та самая ярость, никак не проявлявшаяся в воспитательном процессе Хакса-старшего, хотя тот очень старался, очень… Эта ярость вдруг накрыла громадным валом. Арми видел только цель. Две цели. Больше ничего. В нем словно ревел свирепый и страшный зверь внутри, которому было все равно, сколько противников перед ним, он атаковал свою добычу, пытаясь разорвать ее зубами, когтями… И он ХОТЕЛ, чтобы последнее, что они увидели, был он, Арми! Ему было все равно, сколько ударов они наносили, он не чувствовал боли, потому что привык… Вся его паскудная, короткая жизнь — сплошная боль. И трудно сказать, какая страшнее, физическая или душевная.
Потом был разговор с гранд-адмиралом. Как она узнала? Узнала. Он видел ее сердитые глаза, словно окаменевшее лицо, и она говорила резким, командным тоном. Он, Армитаж Хакс, не имел права терять контроль над своими чувствами и эмоциями, он не имеет права не просчитывать все варианты последствий. Только при полном контроле самого себя можно говорить, что принятые решения будут верными. И он всегда должен помнить, что лично он отвечает за каждое свое решение, действие и их последствия. Как для него самого, так и для тех, кто будет в его подчинении.
Гранд-адмирал говорила с ним так, точно ему было не десять лет, а пятнадцать. Тогда Арми казалось, что пятнадцать, это уже очень много, совсем взрослый… Впрочем, к пятнадцати он уже научился и контролировать, и скрывать, и просчитывать.
Снова стояла промозглая осень, черный плащ Рей Слоун, мокрый от дождя, отливал серебром, с капюшона стекали капли воды, но она не обращала на это внимание. Замолчала, когда поняла, что Арми смотрит не на нее, а в сторону. В серо-свинцовых сумерках, под поникшим кустом ваулли, в темноте сгустившейся холодной тени, сидело нечто и дрожало…
Гранд-адмирал думала несколько мгновений, потом решительно направилась к этому кусту, наклонилась и вытащила за шкимок худющего, мокрого, трясущегося тука. Он вроде бы даже пищал поначалу, а потом лишь беззвучно открывал крохотный алый рот.
Слоун повертела его перед своим лицом так и сяк, рассматривая, потом опустила взгляд на Арми. Он молчал, только в глазах, казавшихся такими огромными на худом лице, зелеными искрами вспыхивало упрямое желание.
— Ну, вы с ним чем-то похожи, — сказала гранд-адмирал, — на, держи, — и она всунула трясущегося тука в руки Хакса, — идем, я знаю, отчего ты сейчас дрожишь… МЕНЯ они ослушаться не посмеют!
Так у Арми появился друг. Он назвал его Гарван, в честь адмирала имперского флота.
Всю осень и зиму пушистый друг жил у Армитажа в комнате. Хакс не выпускал его дальше, все равно боялся. Открывал окно и тот, даже по выпавшему снегу, пробирался в сад. Всегда возвращался. Не вернулся весной. Арми искал его неделю. Только потом, когда мачеха в своей злости хлестала его желчными словами, с торжеством рассказав, что котенка убили из мести ему, Арми. Те самые двое. Марателле хохотала, глядя, как по щекам Армитажа катятся слезы…
Он вспомнил, что ему говорила Рэй Слоун. Молчал. Он не отомстил тогда, держа все в себе. Отомстил потом, через много лет. Но с тех пор никогда больше он никого не подпускал к себе. Потому что помнил, КАК ему было больно. Гарван был его уязвимым местом. И по нему ударили.
А у Армитажа Хакса не может быть уязвимых мест!
Сектор Слуис. Система Калаб.
Девчонке было тяжело держать маленького ускена, но она упрямо держала, поджав губки, смотрела исподлобья, хмурилась, сопела…
Вариантов было немного, тут и просчитывать нечего. Генерал не дрогнул, когда взял в руки это пузатое, толстолапое, разевающее пасть с острыми молочными зубками существо, четыре зеленых глаза которого таращились на Армитажа. Обхватив лапами предплечье Хакса, ускен устроился, видимо, дети таскали его по рукам, привык.
— Раз ничей, то заберу, — сказал Армитаж.
Девчонка подпрыгнула и поскакала к своим:
— Он Боша забрал! Забрал Боша!
Общество одобрительно загудело и стало расходиться.
Слайк крякнул и тихо выругался. Генерал посмотрел на него свысока и демонстративно потрепал пузатого Боша по рыжему загривку. Вместо бивней на затылке едва проклевывались маленькие рожки.
— Оно тебе надо? — спросил Зозидор, когда они свернули за модуль и шли по узкой тропе вдоль гладких стволов деревьев, — Ты хоть бы мигнул мне, что ли. Я б тебе сказал, что этого,- Слайк остановился, смотря на маленького ускена, — брать нельзя! Нет же, — проворчал с досадой Зозидор, совсем по-стариковски, — полез в мешок сам. Вот ты хоть знаешь, что ускены умные? Умнее многих, между прочим. И каждый при хозяине. То есть это мы считаем, что мы вроде хозяева, а они считают, что друг. Что ты уставился, генерал? Если у ускена есть дом и друг, то он считает себя на службе. А раз на службе, то ответственный. Куда ты, туда и он. А раз ты этого толстого взял, никто вот не брал, ленивый потому что, жрет много, играет мало, а это неправильно. А ты забрал! Все теперь, теперь они все, — Слайк кивнул за свое плечо,- считают, что ты уже наш, раз ускена взял. С одной стороны ход грамотный, для тебя, а с другой… Что я потом с этим рыжим делать буду? У меня Наблюдатель есть. Он уже староват, конечно, да и мне сколько осталось, неясно… Только ускены друзей-то не меняют. Дикие далеко отсюда, тут только наши уже. Охраняют территорию. А этого кто воспитывать будет, а? Кто из него боевого товарища делать будет?
Армитаж молчал. Пушистое горячее тело, устроившись на его руках, урчало! Хакс боялся заглянуть сам в себя, потому что ему неожиданно стало спокойно, словно разом он сбросил нечто, давившее на сознание, что-то неимоверно тяжелое. Это умиротворенное урчание, разомкнувшее его строгий ошейник, надетый собственноручно, мысленно, не дававший ничему, что жило когда-то в Армитаже, даже во сне постучаться в его скованное квадниевой сталью сердце.
Это всего лишь уходило напряжение, решил Хакс. Он добрался, пусть и непредвиденно, до некой промежуточной точки своего пути. Остановка. Передышка. Не более.
Дом Слайка был полностью сложен из гладких, светло-серых стволов каких-то деревьев. Слабый узор древесины был едва приметен, а между бревнами плотно уложен то ли мох, то ли еще что, не разобрать. И он был довольно большой. Массивные двери вели непонятно куда, а вот просторный холл залит солнечным светом, лившимся из тех самых «окон» в покатой крыше.
Обстановка совершенно аскетичная. Шкафы, стулья, стол, грубоватые, они не выглядели громоздкими. Никаких удобных и мягких диванов в этой вроде бы гостиной не было. Вместо них на скамьях с высокими спинками были уложены стеганые подушки, покрытые пятнистыми шкурами с очень светлой шестью, а на полу вместо вродианских ковров, все те же шкуры, но аккуратно обрезанные, сшитые, до правильной геометрической формы.
Хакс стоял у входной двери, осматривая комнату, а Слайк, коротко призывно свистнув, сказал:
— Лентяя этого отпусти, пусть пройдется, понюхает, запомнит. А потом его Наблюдатель заберет. Нечего этому обжоре в доме околачиваться. Не зима.
Бош ходил крадучись, принюхиваясь, вслед за генералом и стариком, путаясь под ногами, пока Зозидор показывал Армитажу свое, а теперь, пусть на короткое (так решил Армитаж) время, и его жилище. Комнат было три, большая кухня, рефрешер, как ни странно, перенесенный явно из какой-то каюты какого-то корабля, а вот еще одно помещение, со странным сооружением в виде спаянного дюрасталевого бака и горы камней, заставило Армитажа застыть. Странный запах…
— Травы. Это вроде… вроде медотсека. Оди научила. Потом покажу, как это работает. Нечто подобное мы сооружали на мирах, но там сложнее было, приходилось тратить термоткань из спас пакетов…
Тут в памяти Хакса словно кто-то включил голопроектор, и голос Джавта Тубрика, инструктора по выживанию, сказал: «Берем термоткань. Плотно натягиваем над собой… Жар от камней не оставит шанса никаким насекомым, это раз, заменяет штатный санатор, основательный прогрев и восстановление организма в случае переохлаждения — это два…»
Потом Слайк выволок уже разлегшегося на подушках дивана Боша на улицу и поставил перед Наблюдателем, который смотрел на пузатого маленького ускена с высоты своего роста почти удивленно, как показалось Армитажу.
— Да я знаю, что не твое, — проворчал Слайк, — а что с ним делать? Вот скажи? Не знаешь? И я не знаю! Если он один остался, куда ж его девать? Балованный, вот, бери теперь, перевоспитывай. Больше некому. Генерала самого бы кто перевоспитал…
— Позвольте, — вдруг включился Хакс, сообразив, что как-то непозволительно расслабился.
Зозидор прошел мимо генерала, не обратив внимания на его возмущение, и скрылся в одной из комнат.
Армитаж так и стоял на пороге, смотря, как Наблюдатель кругами ходит вокруг развалившегося на траве Боша, нагнув башку и шумно вдыхая воздух. Две пары глаз с широкого плоского лба взирали, не мигая. Видимо, прикидывал, с чего начать воспитательный процесс.
Воспитательный процесс самого Хакса начался с того, что старик вынес из комнаты целую стопу одежды, положил ее на диван в гостиной и сказал:
— Сейчас пойдешь в рефрешер, горячей воды не жди, летом мы энергию не тратим, греем сколько надо и все. Сейчас греть некогда, поэтому помоешься и холодной. Свое это все снять, это, — он указал на кучу из меха и полотна, — надеть!
Тут Сайк подошел к несколько оторопевшему от приказов Хаксу, и поставил свою стопу в кожаном мягком сапоге рядом с ногой генерала.
— Вроде подойдет, — пробормотал старик.
— Что подойдет? — не понял Хакс.
— Обувь подойдет. В твоих этих щегольских, знаешь, по нашим лесам трудновато, не заметил что ли? Твои эти щегольские на ровные гладкие полы крейсеров рассчитаны, а у нас тут такого нет. Так что наденешь то, в чем удобно. Иди давай. Мыла у нас нет. Зато есть кое-что другое, там разберешься.
Армитаж рассматривал рефрешер, раздеваясь, думая о том, что эти странные поселенцы по максимуму использовали все, что было возможно. Судя по всему, они тут давно, приспособились, обжились, и как-то, как непонятно, но получают энергию, чтобы обеспечить жизнедеятельность всех механизмов. Не менее странное сочетание примитивного оружия, транспорта в виде ускенов, ионные отражатели, шкуры эти, звериные всюду, и меддроидов, поставило много вопросов. И на эти вопросы генерал желал получить ответы как можно скорее. Только старик Слайк не слишком спешил рассказывать…
Вода была холодной, но не ледяной, для Хакса вполне комфортно. Вместо мыла в грубоватой глиняной плошке была налита некая субстанция, напоминавшая густой кисель. Пахла приятно. Армитаж осторожно размазывал этот кисель по телу, стараясь не задеть пальцами покрасневшую и немного вспухшую область лазерного ожога. Видимо, ткани, все же, были задеты глубоко, и бакта-пластырь, сделав свое дело в заживлении наружного покрова, не успел добраться так глубоко. Намечалась проблема. Остальное мелочи… Теперь отключиться и несколько минут не думать ни о чем. Это отдых…
Поразительная работоспособность и выносливость Хакса вызывала удивление даже у доктора Юдрега. Он никак не мог сопоставить, как организм генерала, при хроническом недосыпании и усталости, в глобальном, можно сказать, смысле, показывал довольно сносные результаты медсканирования? Применение спецпрепаратов не превышало допустимых норм! Можно сказать, что Хакс практически не спал, мог оставаться на ногах и успевать контролировать такое количество подотчетных ему подразделений. От научных центров и строительства флота и техники для армии, инспекции всех баз, поставок вооружения и тылового обеспечения, до многоуровневой машины подготовки штурмовиков и анализа разведданных. Но пробить хоть как-то закрытую наглухо для всех абсолютно, психологическую защиту Хакса, чтобы хоть как-то, задавая нужные вопросы, составить мнение о быте и досуге генерала, Юдрег не смог, несмотря на ученые степени, долгие годы службы и жизненный опыт.
Сам Армитаж не обращал внимания на составляющие его жизни. Для него не было ничего, кроме его цели. У него были присяга, долг и служба. Совсем недавно у него было все, чтобы считать, что этап закрепления своего положения был пройден, что он доказал Сноуку степень своей значимости и незаменимости, а это немаловажно, потому что Сноук не доверял никому! Но вот в Хакса, в его собачью преданность и почитание Сноука, как бога, тот ДОЛЖЕН был уверовать. И этот этап путем нечеловеческих усилий, потому что приходилось тщательно следить даже за своим взглядом и постоянно контролировать себя, был пройден! Старкиллер, его детище, его гордость, его главный козырь, символ роста и прогресса, был уничтожен… Почему? Этот вопрос Хакс хотел бы задать Рену, как-нибудь… Потому что все началось с того дня, когда Кайло отправился на Джакку. Эта одержимость погоней за Скайуокером, которую Сноук ставил во главу угла, приводила генерала в бешенство. Они теряли время, а, значит, преимущество, давая Органе и той же полусонно-полудохлой Республике возможность разведки и концентрации сил. Пока это ее Сопротивление насчитывало два десятка древних кораблей и несколько эскадрилий старых крестокрылов, пока ее последователей не набиралось даже на экипаж корвета CR90, а Галактике уже было наплевать на эту самую Республику, и она выживала, как могла, надо было действовать! И действовать так, чтобы одним ударом поразить главные цели. Вместо этого… Рен отчего-то знавший, кто именно освободил Дэмерона, Рен, который НИЧЕГО не предпринял ещё на Джакку, прекрасно чувствуя, что этот самый FN-2187 из себя представляет — трус и подонок, умудрился провалить плевую операцию по поимке не только, чтоб его, дроида, но и уничтожения этого самого труса и предателя. Потому что (тут Армитаж каждый раз задыхался от возмущения и негодования), вместо того, чтобы раз и навсегда разобраться с изменником, забрать дроида и вернуться, скакал по лесам Такоданы за этой грязной девкой! Результат? Девку приволок на ЕГО, Армитажа, корабль, а потом на Старкиллер, а трус и подонок привел Сопротивление на базу. И ВСЕ!
Вся долгая, длиною в жизнь, выстроенная стратегия и тактика, все, через что ему пришлось пройти, все полетело к сарлакку в задницу! База уничтожена, информация не получена, Сноук возил Хакса, как щенка, носом по полу, Дэмерон… Потеря дредноута, шушуканье за спиной Армитажа, катастрофа «Господства» и потеря еще шести крейсеров и экипажей, побег кучки оставшихся с Крэйта… Теперь речь шла не о противостоянии с Реном, а о выживании… И он выжил! Предъявить Рену было что. Но не сейчас. А потом снова… провал. Оглушительный и едва не закончившийся смертью… Если бы… Если бы не мелкая дрянь! И он снова выжил!
Армитаж давал струям воды, пусть и не сильным напором, пробежать своим холодом по коже, по закрытым глазам, по горящему ожогу, по ноющим мышцам… Становилось легче…
Стук в двери он не расслышал, зато грохот выдвигаемой переборки — отчетливо, мысленно выругался, сдергивая белое широкое полотнище, которое заменяло полотенце. Армитаж выключил воду, собираясь высказать старику, что есть же какие-то пределы…
Зозидор Слайк, шагнув в рефрешер, громко сказал:
— А белье-то я и забыл! — кладя что-то сложенное на стопу одежды сверху, — И вот, — старик поставил пару не новых сапог, таких же, как и на нем. Только цвет меха был темно-коричневый и очень короткий.
Замолчал, разглядывая полуголого и злого Хакса:
— Послушайте, Слайк! — Армитаж вложил, насколько смог, свое негодование…
— Та-ак, — игнорируя тон генерала, протянул Зозидор, подходя ближе, Хакс еле сдерживался. Точнее уже не сдерживался, собираясь расставить рамки дозволенного в этой ситуации. Потому что НИКТО и НИКОГДА не смел разглядывать Хакса! В сознании взорвалось сразу всем: гневом, ожесточенным протестом, каким-то неистовым отрицанием того, что этот старик позволяет себе вот так поступать, вторгаясь в его мир, на его личную территорию, на которую никогда и никто не допускался!
— И кто так тебя отделал? — почему-то глухо спросил Слайк, окинув взглядом торс Хакса, и остановив его на розово-красной припухлости на груди.
Хакс сделал шаг к одежде. Слайк тут же метнул взгляд вниз, скривил узкие губы, заметив то, что на бедре. Седые ресницы почти исчезли, так он сузил глаза.
Гематомы от ударов Финна и Дэмерона расползлись сине-фиолетовым, ребра, конечно болели, но терпимо. На спине и бедрах, туда, куда попадал сапог предателя, следы этого сапога были в более темной гамме. Но Зозидор снова уставился на затянувшийся под бакта-пластырем ожог:
— Я спрашиваю, кто тебя так, ты слышишь плохо?
— Это не ваше дело, Слайк, — подавив свое «все», ответил генерал, рассматривая с некоторым недоумением то, что Слайк назвал «бельем». Какие-то молочного цвета штаны до колен и рубашку с коротким рукавом из более тонкого холста, чем верхние камизы, — вы сами сказали, что вас не волнует то, что происходит в Галактике, у вас тут свои законы и своя жизнь. А у нас там — своя.
— Ну, в то, что это девочка тебя так отделала, я не поверю, — снова пропустив мимо ответ Армитажа, сказал Слайк, — но тебе придется кое-что рассказать. Потому что мы тут, как ты говоришь, живем по своим законам, и тех, кто может нарушить течение нашей жизни, не жалуем. Поэтому мы сейчас возвращаемся к Оди, только потом кормить тебя буду, а ты голодный, давно голодный, так что поторопись. И думай, что говорить будешь, чтобы мы представление имели, чего нам ждать, если вдруг эти самые твои друзья придут за вами…
— Не придут, — сказал Хакс, не уточняя почему, и не спеша одеваться. Расчеты показали, что решить проблему с воспалившимся ожогом следует сразу…
— Я сейчас выйду,- начал было Армитаж, желая как-то намекнуть Слайку, чтобы он оставил генерала одного, с ужасом понимая, что ему НЕЛОВКО, стоять тут полуголым и босиком перед этим стариком, который так беззастенчиво разглядывал Хакса…
Только его фраза полетела запоздалым недовольством в спину Слайка, который молча развернулся и вышел.
Как ни странно, но одежда не просто подошла генералу, он почему-то чувствовал себя в ней комфортно, несмотря на то, что никогда не носил подобного, презирал меха в любом виде, а уж это самое «белье» было столь непривычным, однако мягко и приятно холодило кожу.
Оди была в холле своего модуля, что-то рассматривала на листе флимсипласта, повернула голову, заслышав шаги. Седая длинная прядь снова упала вниз, выбившись из тугого пучка на затылке. Снова блеснуло в темно-карих глазах, снова тревога на темнокожем лице, и снова Армитажа, как в ледяную ванну окунули: она так похожа на Рей Слоун!
Именно в этот момент ударила вспышкой мысль, что впервые за столько лет он не чувствует этой гнетущей ежеминутной потребности постоянно держать себя в напряжении, потому что опасность была всюду. Он не чувствовал сейчас опасности, хотя настороженность не отпускала, а вот этого давящего, душащего ощущения, что малейшая оплошность может привести его к гибели — не было!
И снова почему-то так взволнованно забилось сердце, когда он кинул взгляд на ту дверь, где в последний раз видел Тико. Прошло каких-то два часа, масса событий, сменявшихся одно другим, но часть сознания самого Хакса точно билась отдельным пульсом от всего происходящего, потому что он видел ее глаза, а потом она отвернулась…
— Я же сказала! — грозно начала строгая доктор Оди, распрямившись, — Нечего сюда шляться, ничего страшного с ней нет! Дайте ей просто покоя!
— Не шуми, — вздохнул Слайк, — этого вот глянь, - и он вполне себе запросто подтолкнул Хакса вперед.
Армитаж меховой жилет не надевал, держал в руках, не зная теперь, что сказать. НЕ ЗНАЯ, ЧТО СКАЗАТЬ?
Оди молча подошла и открыла двери:
— Заходите.
Второй раз за день Армитаж раздевался. Дверь в соседнее помещение была прикрыта, но неплотно, и оттуда пробивался приглушенный свет…
— Она спит, — сказала Оди, стоя за спиной Хакса и смотря на сидящего генерала сверху вниз. Внимательный взгляд задерживался на каждой отметине выражения чувств Финна, потом она обошла Армитажа, наклонилась и рассматривала место применения лазера. Потом осторожно пальпировала едва затянувшуюся рану, ребра… потом включила меддроида и тот, подлетев, выпустил свои манипуляторы, завис, ожидая команды.
— Значит так, молодой человек, смертельного, конечно, ничего нет, ты и сам это знаешь. Но придется тебе кое-что уколоть и кое-что подлечить. Поэтому сейчас ложимся и лежим тихо, смирно, ждем результаты сканирования и отвечаем на мои вопросы. Возражений я не принимаю, так что, давай!
Теперь Армитаж лежал на этом модульном медицинском столе, а меддроид деловито суетился вокруг.
Слайк уселся в какое-то полукресло у освещенного стола, заставленного склянками и пробирками, а Оди, пододвинув еще одно полу кресло, села рядом с Хаксом, смотря в глаза, пронзительно, требовательно:
— Кто те люди, что били тебя? И эта рана… Это след от ожога и очень глубокого. Судя по тому бакта-пластырю, что я сняла со спины Роуз, он явно был один на двоих. Я прекрасно вижу, что ожогу максимум два дня. Кто эти люди?
Хакс молчал.
— Так, — Оди вздохнула, повернулась к Слайку, — Зозидор, девочка тоже молчала, только слушала, что я ей рассказывала. Они секретные агенты какие-то? У них, может задание какое? А мы в неведении, что творится на Калабе?