Глава 19. Поиски и опасения (2/2)
— Допустим, но кто ты такой? — такой же, как и взгляд, усталый и недоброжелательный тон. — Если кто-то из соседей снизу, я вас не заливала. В последний раз это случилось года два назад. И вообще, я сегодня работала в ночную смену.
— Нет, я Маурисио<span class="footnote" id="fn_37803344_0"></span> Вальверде, адвокат вашей дочери Режины, — Сесеу продемонстрировал удостоверение, пытаясь сохранять самообладание, и решил приукрасить, чтобы все-таки перетянуть эту женщину на сторону дочери. — Ее обвиняют в нападении с ножом на человека, но мне удалось выяснить, что это клевета. Судебное заседание будет открытым, и я хотел бы, чтобы вы присутствовали на нем. Вряд ли я могу попросить вас дать свидетельские показания, потому что знаю, что вы не общались с дочерью, но прийти на заседание вам стоит.
— Что, ты серьезно?! — воскликнула Лурдес. — Я буду только рада, если эту бессовестную и неблагодарную девку посадят в тюрьму, может, вправят ей там мозги. Кстати, я слышала, что в тюрьмах жесткие порядки, и там плохо относятся к наркоманам. Я надеюсь, что их там избивают, а то я могу сказать, что мало порола ее в детстве. Подумать только, я буду свидетельствовать в пользу той, от кого отказалась! А ты лучше бы шел работать на завод, чем защищал всякую дрянь.
— Вообще-то я учился на адвоката, и не вам посылать меня на завод. А Режине нужна не тюрьма, а лечение, и я буду настаивать на этом, — твердым и холодным голосом отчеканил Сесеу. Конечно, он ожидал от Лурдес примерно такого поведения, но ему казалось, что ни одна мать не стала бы говорить такое про своего ребенка, каким бы он ни был. «Хотя, — мысленно усмехнулся Сесеу, — не удивлюсь, если и про меня отец думает, что я неблагодарный сын».
— И на слушание я тоже не пойду, натерпелась и от моей так называемой дочери, и от бывшего мужа, и от полиции. Что же подумают соседи, если увидят меня в суде? Скажут, что я бегаю за неблагодарной, как вшивая собачонка. Свое слово я сказала, а теперь уходи, — и, отпихнув Сесеу (откуда только силы взялись?), Лурдес скрылась в квартире, закрывшись на цепочку. Махнув рукой и еле скрывая гримасу досады и отвращения, Сесеу сел в машину и поехал в другой район, где жили отец и брат Режининьи. Там его встретил чуть более приличный дом, и открыли ему сразу.
— Вы кто? — опередил Сесеу худощавый, гладко выбритый мужчина, выглядевший куда более дружелюбно, чем бывшая жена. — Если по вопросу наследства, то проходите, не на лестничной клетке же нам беседовать, — и синьор Эдуардо да Коста затащил Сесеу в тесную прихожую, закрыв за ним дверь. — Хотя вы не похожи на нотариуса, слишком молодой. Наверное, вы стажер?
— Нет, я адвокат по уголовным делам, и уже не просто стажер, — Сесеу протянул отцу Режининьи удостоверение. — Ваша дочь — моя подзащитная, и я хотел бы пригласить вас в суд на открытое слушание.
— Что она натворила? — Эдуардо изменился в лице. — Хотя мне даже неинтересно. Послушайте, что скажу вам: я ушел из семьи, потому что не смог терпеть постоянной ругани жены и дочери. Она мешала спать своему брату Мартину перед школой и била его, опозорила меня перед гостями, когда вывалилась из комнаты, пьяная вусмерть. Вы сейчас попытаетесь оправдать ее, но мой вам совет: не нужно. Пусть посидит в тюрьме, исправится, тогда и поговорим.
— Но я буду настаивать на лечении. Тюрьма не помогает наркоманам, — попробовал привести последний аргумент Сесеу, но синьор да Коста, очевидно, был умнее бывшей жены:
— Лурдес пыталась положить ее в клинику, и она сбежала оттуда. Все, лучше уходите, иначе я вызову полицию. Мой сын, Мартин, готовится к экзамену в университете, — и мужчина выпроводил Сесеу за дверь. Ему ничего не оставалось, как пойти к машине, однако его окликнул юношеский голос.
— Синьор адвокат, подождите! — к нему спешил невысокий парень лет двадцати в спортивных шортах и футболке. Ничуть не запыхавшись, он догнал Сесеу и зачастил. — Вот, возьмите, здесь две тысячи реалов. Я подрабатывал помощником тренера, хотел съездить в США на каникулах, но Режининье эти деньги нужнее. Кстати, а почему вы решились ее защищать?
— Мои друзья были наркоманами, да и я чуть было не втянулся. Поэтому и стал адвокатом, защищающим, в основном, зависимых людей, — честно ответил Сесеу, и тут же ему пришла в голову еще одна мысль. — Ты Мартин, верно? Вижу, ты более здравомыслящий, чем твои родители. Может, хотя бы ты придешь на заседание? Мне кажется, Режининья будет рада видеть тебя.
— Не думаю, — усмехнулся Мартин. — Она меня никогда не любила, ревновала, наверное, родителей ко мне. Знаете, я не пойду на заседание, потому что родители меня не поймут. Но я буду навещать Режининью, неважно, в тюрьме или в реабилитационном центре. Все-таки я благодарен ей, она заботилась обо мне в детстве.
— Спасибо, Мартин, — ответил Сесеу, понимая, что парень сделал и сделает для сестры все, что в его силах. Его ведь тоже, как и Режининью, не приняли родители. Отец, по словам Телминьи, выглядит так, будто избавился от внешнего раздражителя в лице сына, а мать ни разу не звонила и не приходила после того, как всплыла правда о Маркусе. Наверняка боится смотреть в глаза Нанду, которого ее слова о наркоманах могли обидеть (пусть он и говорил, что ничего страшного не произошло). Одна Телминья не отвернулась от Сесеу, точно так же, как Мартин от одинокой, брошенной всеми Режининьи. Сесеу поймал себя на мысли, что скучает по родителям и хочет возобновить общение, вот только не уверен, сможет ли подступиться к ним сам.
***— Найдено достаточно свидетелей, получено заключение эксперта о характере нанесенных ран. Пока все складывается в нашу пользу, — докладывал Сесеу, сидя напротив Режининьи в комнате для свиданий. — Я не буду настаивать даже на небольшом тюремном сроке, а сразу буду требовать твоего лечения в реабилитационном центре. Главное, говори правду и стой на том, что признаешь вину. Единственной проблемой остается Тука, хотел привлечь ее в качестве свидетельницы, но она была накачанная и ни на один вопрос не ответила вразумительно.
— Тука глупа, как пробка, она и в трезвом состоянии ничего не соображает, — хрипло усмехнулась Режининья. Она сидела, сгорбившись из-за странных болей в груди, которые, кажется, были одним из последствий длительного приема наркотиков. Хорошо, хотя бы симптомы ломки удалось снять в больнице изолятора с помощью детокс-терапии, иначе было бы совсем паршиво. — А Нанду или Мэл будут нашими свидетелями?
— Мне любые свидетели нужны, необязательно они должны быть интеллектуалами, — парировал Сесеу. — А насчет Нанду и Мэл я пока не знаю, в принципе, мне достаточно доказательств и без их показаний, тем более их могут отозвать, — ответил он и подумал: «Хотя, можно рискнуть и призвать в свидетели хотя бы Мэл, но лучше не стоит. Она — заинтересованное лицо, а на заседании явно будут журналисты. Интересно, почему же судья настаивает на открытом процессе»?
— Мэл приходила недавно и согласилась помочь мне деньгами на реабилитацию, говорила что-то про заглаживание вины, — произнесла Режининья. — Она такой светлый человек, жалко, что не пыталась искать меня раньше. Возможно, не было бы этого преступления.
— Ты ошибаешься, Мэл искала тебя вместе с Нанду, пусть и безуспешно, — проговорил Сесеу. — Режининья, а ты вообще хотела бы пройти реабилитацию? — Сесеу спросил об этом не зря. Он помнил побег Режининьи из клиники, а еще не видел в ее глазах того огня, который был у Нанду во время его лечения.
— Хочу, конечно, — не слишком уверенно и с тем самым потухшим взглядом ответила Режининья и вдруг спросила. — Сесеу, скажи, почему ты решил защищать меня? Ну, села бы я в тюрьму или сгинула бы на улице, от меня было бы меньше проблем. Ты решил это сделать из-за Нанду?
— Н-нет, у нас в офисе многие специализируются на защите наркоманов, а я еще не брал такие дела. Хочу попробовать, это мое первое важное дело, кроме того, я вижу во многих из вас жертвы обстоятельств. Как в Нанду, например: у него были проблемы дома, поэтому он и обратился к наркотикам, — Сесеу был не слишком уверен в том, что отношения с Нанду никак не повлияли на его решение. Режининья застала его врасплох. В глубине души Сесеу все также продолжал бояться срыва Нанду, а помещение Режининьи в клинику могло бы стать для Нанду стимулом не возвращаться больше к наркотикам. Не зря же Нанду так боялся встреч с бывшей девушкой, как будто она оставалась для него якорем, который тянул его на дно зависимости.
— Я понимаю, почему ты так влюблен в него. Нанду умеет быть обаятельным, с ним есть, о чем поговорить. Иногда мне кажется, что я тоже до сих пор влюблена в него, — протянула Режининья и, увидев, как вытянулось лицо Сесеу, поспешила успокоить его. — Не бойся, Нанду, прошедшему лечение, вряд ли нужна законченная наркоманка. Вот только не обольщайся насчет Нанду, он не идеал, как ты уже себе придумал. В моих глазах он остался довольно слабым и даже трусливым человеком. Ты думаешь, он хотел завязать самостоятельно? Да мы с Мэл чаще говорили об этом, а Нанду только отмахивался. И идея взять пистолет у наркоторговцев тоже принадлежала ему, хотя я сомневалась. Только попавшись полиции, Нанду решил лечиться, до последнего дня он говорил, что будет употреблять. Испугался, очевидно, что в тюрьме ему будет несладко. А, еще вспомнила. Во время облавы на притон мы бежали, и Нанду умудрился подкинуть порошок парню, с которым подрался накануне, и именно этот парень попался полиции и, вроде, до сих пор сидит. Как он это сделал, непонятно… Ой, что-то мы заболтались, меня сейчас заберут, — Режининья указала на дверь, в которую уже входили тюремные охранники. — Значит, придешь через неделю или две? Ну, счастливо! — в ответ Сесеу только кивнул, окончательно раздавленный свалившимися на него откровениями подзащитной.
Конечно, Режининья не желала ему зла, но выбила из равновесия так, что снова зародила в душе Сесеу сомнения насчет выздоровления Нанду. Да, все-таки он плохо знал Нанду, который почти шесть лет назад предложил ему покурить травку, сказав, что «это хорошая дурь, попробуй». Тогдашнему Сесеу это казалось очередным развлечением, но для Нанду стало образом жизни и что-то надломило в нем, сделало слабым и ничтожным человеком. Или он всегда был таким и может запросто вернуться на зыбучую белую дорожку?
***— Алло, да, — недовольным тоном ответил Нанду на внезапный звонок Сесеу. В последнее время у Нанду снова начались проблемы с концентрацией, и ему не хотелось потерять важную мысль из-за очередного подозрения Сесеу. — Я у одногруппницы, готовимся к докладу с ней и еще несколькими ребятами. Скоро приду, я же говорил, чтобы ты не звонил мне, у нас сложная тема. Сесеу, хватит, ты обещал, что не будешь меня контролировать, и все равно продолжаешь. Как я могу тебе доверять, если ты не держишь обещания? Все, я не могу разговаривать, до вечера!
— Нанду, твой парень слишком контролирует тебя, — сразу же начал Луис, стоило Нанду закончить разговор. Они вдвоем сидели в комнате Луиса и действительно готовились к докладу. Еще две девушки из их небольшой группы в это время находились в библиотеке, поэтому в словах Нанду была доля правды. — Ты врешь ему, это уже ненормально. Я встречался с таким же ревнивым человеком и понял, что никогда не буду никого контролировать. Ты только учишься и работаешь целыми днями, даже не ходишь по вечеринкам, ты точно не заслуживаешь такого отношения, — воспользовавшись моментом, Луис коснулся запястья Нанду, на что тот дернулся и поморщился. Луис незамедлительно убрал руку, поняв, что давить пока не следует.
— Не совсем, у меня есть друзья, — отмахнулся Нанду, хотя в глубине души понимал, что Луис прав. После разговора с Режининьей Сесеу начал контролировать его с удвоенной силой: спрашивал, куда идет Нанду и с кем будет, постоянно звонил, иногда даже во время занятий, нелестно отзывался о Луисе и в открытую говорил о своей ревности. Нанду списывал эти изменения на тревогу Сесеу из-за дела Режининьи, которое оказалось слишком сложным, ему казалось, что после суда в их отношениях вновь воцарится идиллия. С другой стороны, у Сесеу были сложные дела, и во время работы над ними он, наоборот, тянулся к любимому и уж точно не вел себя как ревнивый тиран. — Да, наверное, я согласен с тобой, мне неприятно все, что происходит в наших отношениях. Я начинаю уставать от Сесеу, хоть и люблю его. Он столько сделал для меня за те годы, что мы вместе…
— Нанду, тебе надо развеяться, сходить с нами в бар или на пляж, — предложил Луис и расслабленно потянулся, улыбаясь Нанду. — Кстати, я бы сейчас выпил и посмотрел фильм, мы так хорошо сидим. Давай, позже успеем подготовиться к докладу.
— Попроси для меня лимонада, пожалуйста, я не употребляю алкоголь, — согласился Нанду. Все равно он уже потерял нить размышлений, а еще обаятельная улыбка Луиса и его ненавязчивый совет все-таки сделали свое дело. Однако Нанду быстро осознал, что хочет выпить, слишком велико было внутреннее напряжение от происходящего. Как в тот день, когда Сесеу признался родителям в ориентации, но сейчас тяга стала еще сильнее. Пожалуй, от одного глотка ничего не случится, это же не марихуана. — Хотя, нет, можно мне виски, буквально один глоток? И льда положи туда, пожалуйста.
— Мне интересно, почему ты не пьешь? — спросил Луис, вернувшийся в комнату с подносом, на котором стояли два стакана виски (в одном и правда было совсем немного крепкой янтарной жидкости, а в другом — чуть больше) и нарезанный дольками апельсин. — Виски хороший, попробуй.
— Извини, не хочу это обсуждать, давай и правда отдохнем, — решительно ушел от ответа Нанду, беря стакан и отпивая немного. Луис кивнул и начал искать фильм среди DVD-дисков, а Нанду не особо вслушивался в его болтовню, ощутив, как по пищеводу прокатился холодный и одновременно обжигающий напиток. Терпкая сладость, спиртовая горечь и легкие оттенки карамели и пряностей раскрылись в удивительном сочетании, и Нанду сделал еще глоток, прикрыв глаза и чувствуя, как проблемы уходят на второй план. Нет, это точно не срыв, больше он не будет пить…