Глава 12. Горящие мосты (2/2)

— Что за дело? — вклинился в разговор Тавиньо.

— Мужчину из Катумби обвиняют в покушении на убийство коллеги, это произошло прямо на рабочем месте, в цеху по производству обуви, — увлеченно начал свой рассказ Сесеу. — Есть доказательства того, что он готовился к преступлению, однако мы пытаемся переквалифицировать его в непредумышленное. Там есть некоторые доказательства, например, слишком уж неумело нанесены удары ножом, — рассказ потек дальше, и Сесеу даже смог расслабиться. Тавиньо тоже активно включился в разговор, давая сыну профессиональные советы и задавая вопросы.

— Телминья, а ты расскажи мне тогда о ваших друзьях, Мэл и Нанду, — предложила Лидьяне. — Не могу слушать про убийства.

— А что они, идут на поправку. Мэл работает в фирме деда, Нанду собирается поступить в университет, — пожала плечами Телма. Сесеу же, услышав знакомое имя, осекся на полуслове, рассказывая отцу о деле. Может, стоит признаться сейчас?

— Сесеу, да что с тобой происходит? Ты ведешь себя странно, — заметил Тавиньо.

— Ничего, я просто устал, — Сесеу потер виски и вернулся к теме. — Нужно еще раз запросить показания того человека, у которого также был конфликт с подсудимым. Мне кажется, кое-где он привирает, хочет свести счеты.

— Да, я согласен с тобой, но мама права. Не очень приятно слушать про убийства за столом, — поспешил закрыть разговор Тавиньо. — Мне тоже интересно про Нанду, Кларисси на работе иногда рассказывает про него и очень гордится им. Он вроде даже готовить научился в реабилитационном центре, хотя Кларисси раньше обвиняла его в безалаберности и избалованности, — Тавиньо начал понимать, что с сыном что-то не так. Он уже замечал раньше, что во время семейных ужинов Сесеу не разговаривал о делах и убийствах, а сейчас переводит тему. И уже не в первый раз отмахивается от девушек. Нет, здесь явно что-то не так, думал Тавиньо.

— Д-да, у него все хорошо, мы сдружились даже крепче, чем до его зависимости, — Сесеу не нашел, что ответить.

— Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом, например, о том, на какой выставке можно представить картины Деборы, — Телминья, заметив, что брат находится явно не в своей тарелке, попыталась сгладить ситуацию, и Сесеу посмотрел на нее с облегчением. Это не укрылось от взгляда Лидьяне, которая сразу же решила прояснить, что происходит:

— Дети, вы выглядите так, будто пытаетесь что-то скрыть от нас, особенно Сесеу. Сынок, что все-таки случилось? В твоей жизни снова появились наркотики? Нанду сорвался?

— Нет, с ним все в порядке, — Телминья попыталась спасти ситуацию, но Сесеу в один момент решил рубить с плеча. Точно так же, как отверг Лауру, признался Телминье, поцеловал Нанду и отказался работать в привычной ему сфере. И эти опрометчивые, на первый взгляд, решения обернулись абсолютным счастьем.

— Я влюблен в Нанду, и это взаимно, — выпалил он с мрачной решимостью в голосе, глянув прямо в глаза отцу.

— Ты шутишь, Сесеу, — Лидьяне не поверила своим ушам. — Такого не может быть!

— Вполне может, — парень перевел взгляд на мать и также решительно продолжил. — Я понял, что хочу быть с ним уже давно, когда он только оказался в реабилитационном центре.

— Нет, скажи, что ты полюбил бедную девушку из Эстасио по имени Фернанда, какую-нибудь давнюю подругу Маркуса, — в голосе Лидьяне появились истерические нотки.

— Дорогая, не пытайся найти двойное дно там, где его нет. Точно так же, как нет никакой девушки, — с притворным дружелюбием откликнулся Тавиньо. — Есть Фернанду Гимараеш, лучший друг, — это слово он выделил интонацией, будто заключая в кавычки, — нашего сына, и речь идет о нем. Телминья, выведи маму в другую комнату, пожалуйста. Я хочу поговорить с Сесеу.

Телминья послушалась отца и отвела Лидьяне в комнату родителей, где женщина тут же впала в истерику. Она рыдала, всхлипывала и причитала, пока Телма искала успокоительное в их тумбочке и капала его в стакан с водой.

— Что же такое с ним произошло?! Он же всегда девушек любил, — сквозь слезы приговаривала Лидьяне. — Такой красавец, настоящий Аполлон, и вдруг эта напасть! Я все бы поняла, даже девушку из фавел или из реабилитационного центра, где лежал этот… — имя Нанду она произнести не смогла.

— Мама, ну не плачь, — Телминья гладила женщину по спине, утешая. Слова подобрать ей было сложно. Сесеу, конечно, погорячился, понимала девушка, но с другой стороны, что бы случилось, приведи он Нанду на этот вечер? Был бы еще более грандиозный скандал.

— А ты знала, да? — гнев Лидьяне обрушился на Телминью, которая успела подготовиться к такому повороту событий и только кивнула. — Конечно, знала, вы же все в одной компании. Нет, я не могу! Ему надо срочно найти девушку, только я этим заниматься не буду. Я вообще не хочу его видеть!

— Может быть, он еще поймет, что любит девушек, — предположила Телминья, хотя знала, что говорит это только ради утешения.

— Я не знаю, я уже ни в чем не уверена, — Лидьяне начала понемногу успокаиваться. — Сначала эти вульгарные вымогательницы, теперь Сесеу, который совсем меня расстроил. Не знаю, что с этим делать, я так устала, — и женщина снова расплакалась.

Тем временем не менее бурный диалог набирал обороты на кухне, только Тавиньо выбрал другую тактику. Он говорил вкрадчивым и подчеркнуто вежливым тоном, в котором сквозил лютый холод. Сесеу же с вызовом смотрел прямо в глаза отца.

— Сесеу, почему ты вечно ищешь проблемы на свою голову и поступаешь наперекор тому, чему я учил тебя? — спрашивал Тавиньо. — Сначала пренебрежение к женщинам, затем алкоголь и наркотики, теперь это, — в его голосе промелькнуло отвращение, но он постарался не показывать эмоции, чтобы еще больше разозлить сына. — Как ты вообще до этого дошел?

— Не я выбирал влюбиться в Нанду, меня просто в один момент потянуло к нему, и случилось это давно, — Сесеу говорил так же спокойно, как отец. — Это ничего не значит, я по-прежнему могу счесть любую девушку красивой, просто не хочу с ними встречаться. И другие парни мне тоже неинтересны, только Нанду…

— Замолчи, не желаю даже слушать о нем, — продолжал Тавиньо все таким же ледяным тоном, однако на следующей фразе в нем промелькнуло разочарование. — Нет, совсем не такого сына я воспитывал. Я не понимаю, где я совершил ошибку. Скажи мне, Сесеу?

— Я не знаю, что сказать, — Сесеу продолжал бесстрастно стоять на своем, хотя ему хотелось сорваться на отца, чтобы тот накричал на него в ответ. — Разве это так страшно? Я все равно уже давно не пытался даже знакомиться с девушками, уже думал, что не хочу создавать семью. Хотел положить всего себя на карьеру, но понял, что мои чувства взаимны.

— Так это Гимараеш сбивает тебя с верного пути? — предположил Тавиньо. — Может, все же перестанешь общаться с ним совсем? Познакомим тебя с достойной девушкой, помнишь, мама показывала тебе одну из них на свадьбе Кларисси?

— Никто меня не сбивал, я сам ему предложил, — Сесеу чуть ли не начал сдаваться и злиться, но вдруг ему в голову пришел еще один аргумент. — У вас с мамой счастливый брак, несмотря ни на что, правда ведь? И я не хочу сделать несчастной девушку, которую так и не полюблю. Вы хотите этого для какой-нибудь дочери ваших друзей?

Тавиньо хотел возразить, но тут в комнату зашла Лидьяне. Женщина все еще всхлипывала и, стоило ей начать говорить, голос ее зазвучал нервно:

— Сесеу, я больше не желаю видеть тебя в нашей квартире. Ты разочаровал нас, и я не знаю, когда смогу простить тебя и случится ли это вообще.

— Молодец, довел мать, — с сарказмом проговорил Тавиньо и продолжил абсолютно усталым тоном. — Да, пожалуй, этот разговор стоит отложить до лучших времен…

— Не знаю, что ты подразумеваешь под «лучшими временами», но, думаю, мне и правда не стоит больше приходить, — теперь подчеркнуто нейтральный тон Сесеу сорвался на более ожесточенный. Как будто все эмоции, которые он скрывал, вдруг резко нашли выход наружу. — Да, я понимаю, вы хотите видеть меня с какой-то красоткой, но я уже сделал свой выбор. И поеду туда, где меня ждут. До свидания! — выплюнув последнюю реплику, он бросился в коридор, не слышав, как Лидьяне снова сорвалась на слезы, а Тавиньо разразился гневной тирадой, как будто тоже не мог больше терпеть.

Сесеу вышел из квартиры и, усевшись на водительское сидение, спрятал лицо в ладонях. Несмотря на внешнюю браваду, в его душе кипели самые противоречивые чувства: облегчение от признания, бурная обида, горечь от такого прощания с родителями и желание вернуться и объясниться с ними. Однако все пересиливала любовь к Нанду. «Да, именно так, я люблю его», — думал Сесеу, и его сердце сладко билось от этого осознания. Он разберется с последствиями сегодняшнего дня потом, а сейчас было важно приехать домой, чтобы поскорей увидеть Нанду. Не успел он двинуться с места, как его мобильный вдруг взорвался нетерпеливой трелью. На дисплее высветилось имя «Телминья».

— Прости, что ничего не смогла возразить родителям, но как ты? Что решил папа? — зачастила она.

— Я в порядке, — соврал Сесеу. — Решили, что я не буду появляться в доме, пока не расстанусь с Нанду. А значит, никогда.

— Это очень радикально, — протянула Телма. — Мне все-таки хотелось бы надеяться, что вы помиритесь. Наши родители в глубине души любят тебя, я уверена. Не расстраивайся так. Ты ведь понимаешь, что я на твоей стороне?

— Да, понимаю. Поговорим потом, я очень устал, — проговорил Сесеу и, не дожидаясь ответа, бросил трубку, отключил телефон и наконец тронулся с места, будто оставив в выхлопном облаке от автомобиля прежнего себя.

***

Пока Сесеу был у родителей, Нанду не находил себе места. Он брался за разные дела, но тут же бросал их, ходил по комнатам, смотрел в окна, выглядывая синий «Фиат». Конечно, Нанду пытался убедить себя, что их не поймут, ведь Сесеу всегда был любимцем и любителем девушек, а такой крутой его крен в сторону бывшего друга выглядит неожиданно и не совсем… правильно, что ли. Однако оставалась призрачная надежда, что старшим Вальверде будет все равно на то, с кем встречается их сын. Вспомнился вдруг разговор с синьорой Элвой, когда она пыталась убедить Нанду в том, что он не вернется к наркотикам из-за проблем с Сесеу. Нанду замер и прислушался к себе, пытаясь понять, не хочется ли ему что-нибудь этакого. «Кажется, не тянет, — думал он. — Или все-таки можно было бы выпить немного виски или кашасы… нет, даже этого нельзя допустить, я не могу просто так все перечеркнуть». Не успел Нанду окончательно упасть в пропасть рефлексии, как зазвенели ключи, и он бросился к двери. Сесеу зашел в комнату весь потерянный, с лихорадочным и злым блеском в глазах.

— Ну, как прошло? — не успел Нанду спросить, как Сесеу зажал его между напряженным, как струна, телом и стеной. Тревожные назойливые мысли немедленно покинули голову, уступив место другим, более приземленным. Явно случилось что-то неприятное, понял Нанду. Слишком уж яростно впился Сесеу в его губы, совершенно обезоружив и сжав так, что заболели ребра.

Все, что происходило в дальнейшем, было отчаянным, безумным, болезненным. Сесеу кусался и вылизывал рот Нанду, заставляя его стонать в поцелуй, каждое его движение кричало о какой-то нужде, желании выпить возлюбленного до дна. А Нанду был совсем не против. Руки шарили по телам, забирались под одежду, в какой-то момент ладонь Нанду потянулась к паху Сесеу, который тут же толкнулся навстречу, желая ощутить трение. Однако Нанду все-таки собрался с силами и спросил, отстранившись:

— Что-то произошло? — конечно, Нанду сейчас безумно хотел Сесеу, но заниматься любовью в таком состоянии было себе дороже.

— Не поняли и не приняли, даже не попытались, — опустив голову и не глядя на Нанду, ответил Сесеу. — У мамы случилась истерика, отец сказал, что не такого сына он воспитывал. Лучше бы накричал, было бы легче. Тебя вообще никто из них не хочет видеть и знать… В общем, я не хочу говорить об этом, давай не будем, пожалуйста, — последнюю фразу Сесеу произнес умоляющим тоном, а после поцеловал Нанду. Тот хотел сказать многое, но пришлось оставить это в форме мыслей, потому что устоять перед возлюбленным было невозможно. Сейчас в его движениях сквозила прежняя ярость, но уже смягченная привычной чувственностью и страстью.

Нанду и Сесеу стояли, обнявшись и целуясь, в течение минут, размыкая губы только для того, чтобы ощутить дыхание друг друга и постепенно избавиться от лишней одежды, оставшись наконец полностью обнаженными. В комнате стало жарко и невыносимо от безудержной нежности. В какой-то момент Сесеу просто притянул голову Нанду к своей груди, зарывшись в мягкие густые кудри, и тихо произнес:

— Нанду, я люблю тебя, — кажется, эти слова в последний раз он говорил Амалии. А может, и не говорил. В любом случае, сейчас было неважно, что происходило в его прошлом. То, что случилось сегодня в квартире его родителей, тоже постепенно отходило на второй план. Сесеу переживал ни с чем не сравнимые эмоции, захлебывался от любви к Нанду и жаждал, чтобы его чувства оказались взаимными.

Сам же Нанду не сразу осознал, что сейчас произошло, но скорое прозрение заставило его сердце сладко сжаться. Сесеу полюбил его, невзирая на трагическое прошлое и его последствия, признался, несмотря на стену непонимания, возведенную его родителями. В носу предательски защипало от избытка чувств.

— Сесеу, я… тоже люблю тебя, — признался Нанду, стараясь не заплакать. — И ты — моя первая любовь. Все эти кратковременные романы до наркотиков были чем-то несерьезным, а о дальнейшем и говорить не стоит, — слова безудержным потоком хлынули из его души, вызвав у Сесеу бурю эмоций. Он стал первой любовью для этого сложного, порой невыносимого, но невероятно сильного кудрявого парня, который поселился в сердце Сесеу уже давно.

— Теперь все будет иначе, правда? — спросил Нанду, закусив губы и отвернувшись, — привычка, возникшая во время лечения. Сесеу заметил это и погладил его по щеке, а затем развернул его лицо к себе и легко поцеловал покрасневшие губы.

— Я не думаю, — тепло улыбнулся он. — Разве что, мне придется еще больше помогать тебе во всем. Ну я и не против.

— Ты знаешь, я догадывался, что нас не поймут, — сказал вдруг Нанду, и голос его звучал довольно ровно. — Но все равно следовало сказать заранее, иначе про нас все равно бы узнали.

— Нанду, правда, давай закроем тему, — в глубине души Сесеу был согласен, но сейчас ему хотелось уйти в комнату и продолжить. Удивительный все-таки человек Нанду: они разгорячены и полностью раздеты, а он даже в этом состоянии умудрился удариться в психологию и рассуждения. Хотя это Сесеу в нем и любил. Нанду кивнул и сам повел Сесеу в их комнату, чтобы потеряться друг в друге и в более безудержных ласках. Так прошел еще один тревожный день их совместной жизни, который постепенно переходил в очередной вечер, наполненный страстью и разгорающейся любовью.