Глава 3. Татьянин кризис (2/2)

- Господи Вседержитель, спаси нас, грешных! – когда Моане и Татьяна ушли, Черная Ведьма торжественно перекрестилась. – Во, веселуха, да?! Тут не то что речь о задании пока не идет… Тут вообще бы до места добраться хорошо! Я хуею, дорогая редакция! Ой, что-то мне жарко после Таниных поползновений… Я вообще-то тоже живой человек! Нет, в душ, срочно в душ! Я маленькая девочка, где мои любимые игрушки?

А в каюте Моане священница как могла утешала трясущуюся от страха и стыда Синицыну, которая разом забыла и про натуризм, и про свои прогрессивные взгляды:

- Ой, тетя Моане, я совсем с ума сошла! Я сразу два стимулятора приняла, и… такое отчебучила! Как я теперь Стелле Альваровне на глаза покажусь?! Лучше смерть!

- А что вы такое сделали? – спросила Моане, хотя отлично все знала.

- Ой, матушка Моане, даже не спрашивайте! Я бы умерла сейчас на месте! Причем, я даже не знала, что сразу два стимулятора на меня так подействуют! Я была, как пьяная! Ой, как стыдно-то! А потом стало страшно!

- Не бойтесь, я священница, и мне часто приходилось исповедовать грехи прихожанок, - Моане легонько погладила Таню по плечу. – Не мне вы исповедуете грех свой, а Богу, а он и так все видел! Да и ничем вы меня уже не удивите!

- Тетя Моане… - в Синицыной боролись сейчас чувство стыда и желание облегчить свою душу доброму человеку. – Тетя Моане, вы только не прогоняйте меня после этого сразу… Это все проклятые стимуляторы! Простите меня!

- Бог милосерден... И если раскаяние ваше искренне, Он простит вас, даже и не переживайте! Слушаю вас, дитя мое!

Моане было важно по старой священнической привычке, чтобы девушка сама рассказала и осудила свой грех. Когда Татьяна с лицом смертника перед электрическим стулом закончила свою исповедь, реакция Моане ее удивила. Священница, вопреки ожиданиям Тани, не рассердилась, не пустилась в пространные рассуждения о грехах и добродетели, а… просто рассмеялась.

- Вы… смеетесь?! – удивилась Татьяна. – Но почему? Я же, по-вашему, грешница и еретичка!

- Я-то думала, что вы действительно что-то страшное совершили... – улыбнулась Моане. – Графиня Жю Сет – настоящая Ведьма, и она предостерегла вас от ошибки, видя вашу светлую природу! Бог прощает вас, дитя мое, как и я прощаю вас, видя ваше искреннее раскаяние! Да и вы думаете, я в первый раз исповедую «шелковичек»? Ничем вы меня не удивили! Куда хуже другое… Вы впали в такую степень отчаяния, что готовы были продать свое тело и свою душу в сети дьявола, предать его греху, чтобы исцелить свою боль! Вот почему говорят, что уныние – самый страшный грех! И хорошо, что Ее Светлости графине Жю Сет хватило мудрости, порядочности и любви к вам не пользоваться вашим грехом, а испугать вас, показать вам, какова на самом деле природа греха. Я не хочу быть занудой, и я прекрасно понимаю, что вы, Тьяне, дочь совершенно другой культуры, но все же заклинаю вас – стерегитесь греха! Мы все несовершенны, и грешим каждый день наверное, но грех греху – рознь! Отдать свою душу во власть дьявольских страстей – это погубить ее! И это верно и для куалиек, и для моих соотечественниц.

- Моане, при всем к вам огромном уважении, я не верю в бога, - грустно сказала Таня. – Просто наши научные достижения уже доказали, что никаких богов нет… Мы знаем, как выглядит Вселенная, мы общаемся с другими цивилизациями, и никто не доказал существования какого-то одного творца мира. Концепция Сверхразума, Космизма, да, существуют… но это совершенно другое… Простите… Я не верю в вымышленных персонажей, хотя… в доиндустриальном обществе я признаю роль религии… и в философии… и в сохранении культуры и образования…

- Первый ваш путешественник за пределы человеческого мира граф Юри Кхагариа неосторожно обронил такую фразу: «Я вылетел за пределы Земли и не видел там Бога», - задумчиво сказала Моане. – И он же первым поднял вопрос о восстановлении старинного храма, разрушенного анархистами-богоборцами* десятки лет назад… Не находите странным? Вы не нашли Бога, просто потому что не там его искали… И в то же время вы нашли его… Давно нашли... И пошли дальше, к звездам… И вы, Тьяне, хоть и пытаетесь убедить меня в своем неверии, на самом деле вы - одна из самых верующих в Бога девушек! Возможно, ваша вера даже крепче моей! Только вы сами этого стараетесь не видеть, не замечать! С одной стороны, это хорошо, что вы творите Божьи дела бескорыстно, не ожидая воздаяния… С другой стороны, вы игнорируете Бога, даже когда он стоит в двух шагах от вас и распростер к вам объятия. Это уже радует дьявола.

- Ну и в какого же бога я верю по-вашему? – усмехнулась Таня. – Сколько их было придумано за всю историю человечества… Иегова… Иисус… Будда… Один… Перун…Осирис… Зевс… Всем не накланяешься!

- А если так…? Любовь… Правда… Милосердие… Совесть…? – хитро склонила головку на плечо маленькая священница.

- Но это же не боги, это человеческие моральные качества?

- Нет, сударыня, это имена Бога на земле! – твердо сказала Моане. – В нарисованных богов я тоже, признаться, не верю! Это в куалийских религиозных верованиях пытаются изображать богов антропоморфными, Истинный же Бог формы не имеет! Он Вездесущ, Всемогущ и Всемилостив! И вот этому богу вы служите истово! Или не закрыли вы меня собой от осколков? Или не пошли вы в подземную пещеру, заполненную отравленной водой и кишащую чудовищами, в разрушенном городе? Или не отвергли вы предложение бесчестных кляузников присоединиться к доносу против Ее Светлости?

- Но это… обычные дела… Никто же из обычных дел культа не делает? – удивилась Таня.

- А по мне, не тот верует в Бога, кто все молитвы и правила наизусть знает, но сердце его глухо и равнодушно к Голосу Божьему! Хотя, знание правил и молитв тоже очень важно… Но тот верует в Бога, кто, услышав Зов Божий, воспламенится всем сердцем своим и не будет знать ни сна, ни отдыха, пока Волю Божью не исполнит! – Слова Моане были тверды и горячи, как свежий, только из кузницы, клинок. - Истинно говорит Пророк, что в последние времена будет в людях много пустых, фальшивых знаний, и мало Огня Божьего в сердцах, и будут они равнодушны, глухи и слепы. И тогда Сам Господь придет на Землю, чтобы испытать людей в любви и вере, принимая разные обличья и слушая сердца их, чтобы понять, можно ли еще спасти этот мир?! И будет он ходить среди людей, оборотившись и вдовой, и нищим, и сиротою, и рабом, и больным, съедаемым язвою, и еще сто обличий примет он. И тогда решит он: жить дальше Божьему Миру, или оставить его, лишить своей Милости? И, как только он оставит Он мир, тогда явится в мир Погубитель Человечества, и будет править ровно два года и две поры, пока не случится Черный Суд, ибо Солнце и луны в те дни не дадут больше света и тепла… И поведет Господь, и Пророк Хилликий праведников в Царствие Свое в отблесках Молний Небесных, а грешников испепелит огнем! И среди праведников будут не только благочестивые хилликиане, но и люди иных народов и миров, которые хоть и не знали Закона Господнего, но жили по Закону, восприняв его как истину! И простит Господь грехи их, и самолично примет у Врат Божьего Града, как детей своих! А многие хилликиане, те, что только звались хилликианами, но были глухи к Зову Божьему, обратятся в прах и будут гореть в пламени ада! Истинно вам говорю, Тьяне, вы веруете! И благословенен тот, кто не знает, что творит волю Всевышнего, а лишь считает, что делает ежедневное дело! Не ожидая воздаяния за добро свое, он и не поймет, насколько близко он приблизился к Господу! И когда Творец Лично войдет в его двери и позовет за Собой, тот и не поймет, Кто явился перед ним! И лишь узрев Природу Его, он поразится и скажет: «Нет, Великий Боже, я не знал тебя и отрицал, и не признавал тебя!» И ответит Господь: «Не знал ты Меня, но когда звал Я на помощь, являлся мне ты, и спасал меня. Когда голодал я и мерз, приходил ты, не зная Меня, и насыщал Меня, не требуя никакой оплаты. Когда пожирали тело Мое страшные язвы, и терзали Меня хвори невиданные, приходил ты, не знающий Меня, и исцелял язвы Мои, и уходил, не спросив даже Имени Моего! Когда летели в Сердце Мое тысячи стрел, вставал ты, не знающий Меня, у них на пути, и принимал на себя смерть Мою, чтобы Я жил! Ты не знаешь меня, но Я тебя знаю! Ты – чадо Мое любимое, и я – Отец Твой любящий, пришедший за тобой!»

Закончив свою проповедь, священница встряхнула головой, поправляя прядь волос и вытирая пот со лба. Таня, хоть и была нерелигиозной, аж рот раскрыла. У Моане действительно был редкий дар проповедницы, она держала свою речь с пламенем, со страстью и нередко завораживала своим риторским даром десятки прихожан. Но вспыхнувшие глазки Татьяны тут же снова потухли:

- Почему же ваш бог не помог, когда мать на меня c кулаками лезла? Когда проклинала?! Почему же тогда бросил меня?

- А жизнь не бывает без испытаний, - логично сказала Моане. – И возможно это было испытание не только для вас, но и для нее. И потом… Дитя мое Тьяне! Я – одинокая женщина, я старая, я умру скоро… Нет, не перебивайте! За мои грехи Бог не дал мне детей, и я чувствую огромную потребность заботиться о ком-то, дарить кому-то радость, ласку, доброту… А вы мне напоминаете дочь, как будто бы она у меня была! И вот она выросла, стала совсем большой… У нас так принято: все относятся друг к другу по-родственному, по-семейному. Помните, как я ругала вас в том проклятом городе? Я, Бог мне свидетель, действительно за вас очень переживала. И вы спасли меня тогда… А я рождена в дворянской семье. Долг чести для дворянина – дело святое! Скажите, чем я могу услужить вам? Чем я могу быть вам полезной?

- Вы мне абсолютно ничего не должны, вот глупости! – нахмурилась Татьяна, вытирая слезки с глаз. – И никаких долгов, пожалуйста! Скажите, тетя Моане… А верующему человеку легче живется?

- Тяжелее, дитя мое! – легонько улыбнулась Моане. – В чем-то легче, в чем-то тяжелее. Легче в том плане, что всегда есть надежда на Всевышнего, что он не пошлет испытаний больше, чем ты можешь выдержать. У меня была очень трудная жизнь, и в самые черные минуты мне всегда помогала вера. Даже, если она в чем-то граничит с самообманом… Когда ты молишься за кого-то…. За кого-то, кто тебе особенно дорог… Ты веришь, что он поможет тебе, приглядит за ней… Чтобы у нее не кончился кислород в доспехах, чтобы доспехи выдержали вражеский выстрел… Чтобы ангелы вынесли ее из темной пещеры на свет Божий… Ту, кого ты любишь…

- Тетя Моане… А если бы у вас была такая дочь, как я, вы бы любили меня? Ну, с учетом того, что я закончила летное училище, имею боевую награды, пока одно незаконченное высшее образование… Вы бы не были такой строгой ко мне? Не говорили бы, что она – неудачница, не оправдавшая надежд?

- Говорю вам, как перед Богом! – твердо сказала Моане. – Была бы строга, но не к достижениям ее, а к благочестию и нравственной чистоте. Что же касается ее достижений, я бы любила ее только за то, что она есть, хоть с медалью, хоть в рубище! Любовь бескорыстна и всеобъемлюща, как Господь!

Спустя пять минут Татьяна, хлюпая и вздрагивая, рыдала в объятиях доброй священницы, даже не рыдала, а ревела, как маленький ребенок. Моане, со слезами счастья на глазах, гладила ее и целовала в макушку.

Тане было ужасно стыдно перед Жю Сет, и перед Моане, что она может обидеть ее чем-то… О разрыве со своей настоящей матерью, Аделиной Кировной, Татьяна не жалела. Наоборот, она ожесточилась к ней в этот момент и люто возненавидела. А здесь она поняла, что, оказывается, мама может быть не только строгой и требовательной, не только скандальной и уничтожающей, но и ЛЮБЯЩЕЙ. И эту любовь можно увидеть, ощутить, потрогать… Татьяна Синицына, дочь звездных трасс и всемогущества человеческого, слышала шепот материнской молитвы прямо в ухо, и вдруг поняла – здесь царит покой и всеобъемлющая доброта… Здесь МОЖНО БЫТЬ СЛАБОЙ… Здесь можно быть ребенком, просто ребенком, а не будущим специалистом-воином-покорителем планет. Здесь, конкретно в этих руках ее дом, настоящий!

Татьяна почувствовала, как летит с высоты ее воля, осознание опасности, как слетает вся ее душевная броня. Как она рождается заново: голая, беззащитная, испуганная… И ее держат чьи-то сильные любящие руки… Руки Ангела, руки самой Богородицы… То чувство нерушимых кровных уз, материнских слез и неисчерпаемой любви, которые еще сохранили старые доиндустриальные цивилизации.

- МАААМОЧКА МОАНЕ! – ревела Синицына во все горло. И впервые за все время ее не отталкивали, не требовали собраться и стать сильной, не стыдили, а гладили и принимали ее слабость, чтобы напитать силой. И нежно прикасались щекой к ее темечку:

- Отдай мне свою скорбь, дитя мое, возьми мою молодость! - неслись из переводчика металлические слова по-русски, а за ними слышался настоящий, чужой и в то же время такой близкий голос на непонятном языке. – Отдай мне свою болезнь, возьми мои силы… Отдай мне свои неудачи, возьми мое счастье! Отдай мне свою смерть, возьми мою жизнь, дочь моя! Я проживу один день, чтобы ты жила сто лет!...*

И плачущая Таня поплыла по реке блаженства куда-то вдаль…

- Таня! – вырвала ее из блаженного полусна Моане, у которой глаза тоже были на мокром месте. – Простите, дочь моя… Не печальтесь и не скорбите, ибо я, пока жива, никогда не брошу вас и не оставлю любовью своей! Но уж, коль скоро, я теперь ваша матушка, расскажите мне о вашей вере. Или это политическое учение? Я не хочу огульно все запрещать, я хочу понять свою взрослую дочь! Расскажите мне, что такое этот ваш… как графиня говорила… Ком-му-низм! Или это такой рыцарский орден? Или тайная секта? Ее Светлость, графиня Жю Сет, говорила, что вы ком-му-нистка. А что это такое? И… не опасно ли это? Не позорно ли для благочестивой, молодой девушки? И правда ли, что коммунисты нетерпимы к религии?

- Ой, да что вы?! – Таня, услышав о политике, враз забыла свою слабость. – Никакая это не секта и не вера! Коммунизм – это модель будущего общественного развития, новая ступень социальной эволюции! Взрослые не верят в его реальность, им достаточно социализма. А мы, авангард молодежи, не хотим останавливаться на достигнутом! Вот, послушайте, я вам сейчас все расскажу…

…Усталая Стелла вышла в кают-компанию, где увидела умилительную картину. Лан и Тимофеев, два майора-ротмистра неплохо нашли общий язык и, похоже, ростовчанин научил офицера-фашиста играть в переводного дурака. Рядом с видом афинского мудреца времен Перикла* за столом восседал Морок и читал стереокнигу «Психоанализ и теория сексуальности»*. Именно читал, а не перезаписывал информацию на собственный носитель. Между мужчинами за столом сидела Ули и что-то рисовала черным карандашом. Дорисовав, она принесла показать рисунок ротмистру Лану:

- Вот так, Ваша Светлость? Правильно?

- Да… Очень недурно, - оценил Лан черноту листа со скрещенными молниями и черепом ящера. – Правда, зверя нужно немного поправить, а то он на гусеницу похож...

- А за работу разве монеткой не поделитесь с бедной сироткой? – дрогнул голосок Ули.

- А… - Лан был в принципе не жадным человеком, но в куалийских ипси, которые ему наменяли в Госбанке, он абсолютно не разбирался и подал средних размеров монетку. – Вот этого хватит?

- Ух ты! – зажглись глаза маленькой крепостной сиротки, но она тут же овладела собой: - Скромненько, конечно, барин, вы бы еще вон ту малюююсенькую монетку бы не пожалели, и ладно было бы!

- Дуор Караканович, а когда в имперской армии вымерла кавалерия, как род войск? – спросил Тимофеев, глядя в карты.

- Еще в середине Войн за Величие Нации, Басел. – Лан был сосредоточен и спокоен. – Луше расскажите, как вы, ванарцы, высушили целое море!

- А тут ничего особенного… И море-то, так, лужа… Одно название, что море! К середине 21 века Азовское море превратилось в зону сплошного экологического бедствия из-за разлива токсичных отходов в войне с украинскими националистами, - ответил Тимофеев. – Ростов частично эвакуировали… Дама пик, как в романе!

- Цель поражена! - отбился Лан козырной семеркой. – Это вся ваша атака?

- Мужчины мои, орлы боевые, как я вас обожаю! – расчувствовалась до слез Жю Сет, скрестив руки у груди. – Нет лучшего средства для того, чтобы забыть бабскую дурь, чем обыкновенная солдатская казарма! Так, отставить азартные игры в полете! Пиратский закон! Никакого алкоголя, карт и женщин… кроме меня, командира экспедиции!

- Какого дьявола, ситти, дайте доиграть! – вскипел Дуор Лан, не желавший быть подкидным дураком.

- Отставить, ротмистр! – взвизгнула Стелла. – Давать вам в публичном доме будут, а здесь боевой корабль! Тимофеев, вам служебное взыскание, как инициатору!

- А мне-то за что?! – возмутился Тимофеев.

- За маму, за папу и за любимую девушку! – Стелла строго нахмурила брови. – Кушайте на здоровье! Внимание, товарищи офицеры и киборги! Всем прослушать инструктаж о правилах поведения на планете Гуриасс!

- Правило первое: в публичные дома не ходить без сопровождения командира экспедиции, - процедил газообразный приколист, не отвлекаясь от чтения Фрейда.

- А что, здесь есть? – оживился Лан. – И дорого?

- Бросьте, на корабле есть виртуальная кабина, - махнул рукой Тимофеев. – И бесплатно!

«Вот гаденыш! И ничего ведь ему не сделаешь!» - мысленно сжала кулаки Стелла, ненавидя газового нахала. – Вам, Морок, во-первых надо научиться не перебивать старшего по званию, а во-вторых отрастить то, с чем туда ходят! Отложите книгу! Внимание на меня! Или вам будет читать инструктаж сама Лилия 651Х, моя лю.. Мой старший товарищ!

- Вот про старшего товарища, то есть «лю...» - я весь внимание! – сказал молодой кибернетический гад с мерзкой ухмылочкой.

«Весь в папашу! – подумала Жю Сет. – Такая же язва!»

Пятнадцать минут Стелла потратила на инструктаж, что там, на Гуриасси, в Святом Королевстве, можно, что нельзя. Потом заставила расписаться в листе инструктажа, забрала у картежников карты до приземления, объявила общую готовность к выходу в физическое пространство и вызвала в кабину Синицыну. Та появилась из каюты Моане, сопровождаемая священницей, красная от стыда перед Жю Сет. Моане с суровым и скорбным лицом освятила девушку знаком Молнии, четырежды прикоснулась носом к щеке и, благословив, скрылась в своей келье.

- Живо, курсант! Пятиминутная готовность! – объявила графиня. – Готовимся к выходу в МП*. По местам!

Они молча прошли в кабину, сопровождаемые взглядами пассажиров. Молча заняли свои места: Стелла справа, Синицына слева. Проверили все системы… Стелла запросила расход гиперактивного топлива и остаток, запустила тридцатисекундный обратный отсчет:

- Ну и сколько там осталось?

- Чистого вещества – два с половиной грамма, товарищ подполковник! – ответила Таня.

- Молодец… - задумчиво процедила Стелла. – МА-ЛА-ДЕЦ… Дец, как мало осталось… Хотя с учетом погрешности, думаю, еще меньше…

- Товарищ подполковник, напоминаю, что неотработанное топливо мы должны собрать, опечатать и положить на хранение в реакторный сейф! – напомнила правильная москвичка.

- Разумеется, все сделаем, по всей форме! – закивала головой Стелла. – Ты еще молоденькая, тебе туда лезть не надо… Эту процедуру выполняет старший по званию. Но ты, понятное дело, распишешься. Хотя нет, ты же еще курсант… Ну и ладушки… Все, Танюшка, приехали! Три-два-один-ЗЕРО!

Стелла резко опустила вниз кран гипердвигателя, корабль чуть тряхнуло, и пространство за бортом стало обретать привычные формы… Появились миллионы звезд, местное розовое солнце, именуемое землянами Звездой Лейтена. И прямо по курсу – небольшая голубая планетка, на которой уже здесь можно было разглядеть белые мазки облаков и ледяные купола полярных шапок.

- Есть! Прибыли! – довольно сказала Стелла. – Вот моя деревня, вот мой дом родной! Курсант Синицына! Гравитация включена… Оповестите пассажиров, чтобы готовились к приземлению. Так, а где моя любимая патрульная федеральная флотилия? Кто мне будет новые анекдоты рассказывать?!

- Есть! – Таня отстегнулась рванулась было к люку кабины, но виновато застыла у кресла начальницы. – Стелла Альваровна! Простите меня, пожалуйста, за недостойное поведение! Обещаю, больше никогда не повторится!

- Ты о чем? – якобы не поняла Жю Сет.

- Н… Ни о чем! – Таня была понятливой девушкой. – Просто простите, и все!

- Ох, как я люблю виноватых девушек! Тебе легче сейчас? – спросила Жю Сет, поворачиваясь к Синицыной. – Тетя Моане помогла?

- Она меня удочерила! – улыбаясь, сказала Татьяна, сверкая лучистыми глазками. – Вы представляете? У меня теперь мама-священница с Гуриасса! Кто бы мог подумать?! Она у меня спрашивала про коммунистическое движение! Сказала, что хочет быть современной матерью и во всем меня поддерживать! Я так рада!

- Мать Моане – человек очень въедливый и дотошный и слишком правильный! - поморщилась Жю Сет. – Иногда ее задушить хочется от ее правильности… Но она вам будет верна до смерти! Она умрет за вас, если надо будет! Моане – единственная церковная служительница, которую я уважаю и слушаюсь. С таких иконы пишут, без иронии… Цените ее… Она мне как старшая сестра. А настоящая мать как?

- Никак! – резко ответила Таня, давая понять, что упоминания об Аделине Кировне ей неприятны до рвоты.

- Ну… твое право… - тихо сказала Стелла. – У всех своя судьба… И не все дети обязаны прощать своим матерям… Можно спьяну чушь спороть, но потом с утра проспаться, охренеть и раскаяться… А можно пойти на принцип, и… Ладно! Вот такой ты мне больше нравишься! Дикая кошечка!

- Ну, вы меня простили? – не унималась Таня. – И… Товарищ подполковник… Давайте пока останемся просто сослуживцами. Вы правы, я к такому не готова!

- А-а-а! Ванильные булочки! – Жю Сет подняла палец, будто издеваясь. – Да, до взрослых отношений надо дорасти! Не лезь в наши дела, Таня! Кстати, ведьма вовсе не обязательно должна быть такой, как я! Я, например, знаю одну даму с такими же способностями, примерная мать и жена! Ну, почти…

- Вот и я тоже хочу быть примерной матерью и женой! – сказала Таня. – Ну, потом… Скажите, а вы просто захотели напугать меня, рассказав все эти ужасы? Ну, честно?!

- Я тебе ни слова про себя не соврала! - сказала Жю Сет, с улыбкой видя, как бледнеет Татьяна. - Слушай, Тань, я все забыла, но скажи честно… между нами… Я еще правда красивая? Ну… не совсем, хоть, старая?

- Вы очень красивы, товарищ подполковник! Такая роковая испанка, черная королева! Но уж очень вы… строгая!

- Льстица! – улыбнулась Стелла. – Я знаю, что старая! Так, товарищ курсант, получите обратно личное оружие! И помните: голову оторву, если что! Вместе со шлемом! Прослушайте, товарищ курсант, инструктаж о правилах поведения на планете Гуриасс. Для вас отдельно проведу! Доложите пассажирам, и обратно, за штурвал! И… Только официальные отношения, по уставу!

- Есть по уставу! – Таня обернулась и… Шлеп! - ощутила чувствительный шлепок по ягодице. Она даже подскочила на месте:

- Что вы делаете, товарищ подполковник?!

- Извини, Тань, показалось, - улыбнулась ей Жю Сет хитрой улыбкой. – Мне показалось, что комар… Два года назад завезли на Болхиа малярийных комаров, теперь мучаемся… Чуть пандемию малярии не спровоцировали! Иди, Танюш, иди, ласточка моя…

Таня ушла, а Жю Сет смотрела на звездное великолепие, задумавшись о чем-то о своем. Потом рассмеялась сама себе:

- Да иди ты к черту, Жю Сет, старая дура! Ни в коем случае!

А в соседней каюте-келье грустила матушка Моане. И мысли ее становились все чернее и чернее…

Нет, она не жалела, что впустила Таню в свое сердце, что назвала ее своей дочкой… Жалела она о последствиях:

«О чем я думала, старая дура?! – кляла Моане сама себя. – У меня теперь взрослая дочь, девушка на выданье… И у меня нет ни гроша, чтобы одеть и обуть мою девочку! Что же, она так и будет ходить в своем мужском мундире?! Что же я за мать такая?! Другие матери копят на приданое годами, а у меня нет времени на раскачку и долгие раздумья… И нет ни кола, ни двора… Куда, если что, я приведу мою девочку, где она будет жить?! У нее должен быть хотя бы свой домик, своя избушка… Свой угол на тот случай, если ей в жизни не повезет, как и мне… Ах, какая же я дура, почему я растратила все наследство Эмера, не подумав о будущем?! Я ничего не оставила Силве, и ничего не оставлю Тьяне? А Тьяне – не церковная беднячка, это настоящая небесная принцесса! Куда она пойдет?! В деревню?! В сарай при церкви?!»

Моане, забыв про правила на корабле, вытащила сигарету и нервно закурила:

«У меня нет ничего… Я живу за счет графини Жю Сет, не имея собственного дохода… Нет ничего, кроме свободы… И то, если власти окажут мне милость и оформлят мне досрочное прощение... И вновь на деньги Жю Сет, прости меня, Господи! Нет ничего, кроме личной свободы… Я не могу себе позволить иметь личную свободу, когда у моей новой дочери нет ни гроша... Что же, за все свои грехи нужно платить… Значит, не простил меня Всевышний… Значит, я заложу свою свободу за деньги… Но у моей милой Тьяне все будет!»

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

ПОЯСНЕНИЯ И РАСШИФРОВКИ - *

Сейсмограф – прибор для регистрации и измерения колебаний земной коры.

«…И он же первым поднял вопрос о восстановлении старинного храма, разрушенного анархистами-богоборцами» - Юрий Гагарин на VIII пленуме ЦК ВЛКСМ в 1965 году раскритиковал наплевательское отношение к памятникам прошлых времен. Он упомянул про разрушенную Триумфальную арку 1812 и про разрушенный Храм Христа Спасителя. Впоследствии историки сделали вывод, что Гагарин чуть ли не потребовал восстановления храма на старом месте. Храм будет восстановлен лишь в конце XX века.

«Отдай мне свою скорбь, дитя мое, возьми мою молодость! - неслись из переводчика металлические слова по-русски, а за ними слышался настоящий, чужой и в то же время такой близкий голос на непонятном языке. – Отдай мне свою болезнь, возьми мои силы… Отдай мне свои неудачи, возьми мое счастье! Отдай мне свою смерть, возьми мою жизнь, дочь моя! Я проживу один день, чтобы ты жила сто лет!...» - Эта материнская колыбельная песня-молитва на хилликийском языке имеет более стройный, рифмованный вид, мелодичный мотив и около пятнадцати куплетов.

Перикл - древнегреческий государственный деятель, один из «отцов-основателей» афинской демократии, знаменитый оратор и полководец III в до н.э.

«Психоанализ и теория сексуальности». Автор – З. Фрейд.

МП – материальное пространство.