Последний акт (1/2)

Хестер сидела напротив зеркала, уже полностью готовая. Легкий макияж, аккуратные локоны, украшающие её тёмно-русые волосы, и платье из итальянского шелка, украшенное французским кружевом. Каждая деталь была безупречна. Она была готова, вот она — счастливая невеста. Но где-то в этой картине не хватало самого важного — счастья. На её лице не было ни радости, ни волнения. Только пустота. Пустота, которая давно заполнила её сердце, вытолкнув всё живое и оставив за собой лишь тяжёлое молчание.

Она смотрела в зеркало, но не видела себя. Стеклянная поверхность отражала лишь фигуру, идеально подходящую под роль, но не душу, которая с каждым днём становилась всё более далёкой. Если бы у неё были ещё силы, она бы заплакала. Но уже давно не было ни сил, ни слёз. Она словно опустошённый сосуд, когда-то наполненный надеждами и мечтами, а теперь оставленный без смысла и содержания.

Сквозь открытое окно доносились гомон гостей, их смех, поздравления, радость. Она нахмурилась, не в силах понять, как они могут веселиться, когда она вот-вот разрушится. Как они могут быть счастливы, если сама она стоит на краю пропасти? В её груди билось лишь одно чувство: отчаяние. Но разве это так ново? Разве не всегда было так, что чужая радость звучала как насмешка, когда твоя собственная жизнь рушится на глазах? Она прикрыла глаза, отметая мысли, это не важно, уже нет.

Дверь скрипнула, и в комнату ворвался знакомый, но неприятный аромат духов матери. Он будто заполнил пространство, став напоминанием о холодных и отчужденных отношениях.

— Почти все на месте, — радостно сказала Мирабель, проходя дальше в комнату. — Церемония начнется через час, — продолжала она, не замечая, что её слова не находят отклика.

Хестер не ответила. Она даже не открыла глаз, не в силах встретиться взглядом с женщиной, которая принесла ей столько боли — её собственной матерью.

— Хестер! — рявкнула она, не в силах скрыть раздражение от того, что дочь не обращала на неё внимания.

Хестер лениво открыла глаза и скользнула взглядом по матери. В её глазах больше не было страха — лишь пустота. Она знала: мать не способна причинить ей большую боль, чем та, что уже живёт в её груди.

— Ради всего святого, улыбнись! Сегодня твоя свадьба! — зашипела Мирабель, подойдя ближе, её лицо исказилось от ярости.

— Разве она моя, мама? — холодно спросила Хестер, не отрывая взгляда от матери.

— Не испытывай моё терпение, мерзавка, — сжала зубы Мирабель, поддавшись ближе, её голос стал резким и угрожающим. — Ты ведь знаешь, оно не железное.

— И что же ты сделаешь? — хмыкнула Хестер, пытаясь скрыть горечь за сарказмом. — Запытаешь меня до смерти? Прямо в день свадьбы? — Она криво улыбнулась, наблюдая, как лицо матери краснеет от злости.

— Еще слово…

Но договорить Мирабель не успела — дверь в комнату снова открылась. На пороге стоял Марволо, его взгляд быстро обвёл комнату, а потом он раздражённо выдохнул.

— Кто-нибудь видел Оминиса? Его нигде нет, отец уже нервничает, — он бросил взгляд на Мирабель, словно надеясь, что она знает, где его найти.

— Нет, уверена, он где-то здесь, — ответила Мирабель, не отрывая взгляда от дочери. — Но нужно найти его, — она повернулась к Марволо, и на её лице вновь расцвела улыбка, скрывающая всю внутреннюю напряженность. — Я займусь этим. Ты иди, пообщайся с гостями.

Марволо кивнул и поспешил удалиться, явно довольный тем, что его освободили от поисков брата.

— Соберись, — рявкнула Мирабель, и её голос снова стал жестким, как сталь. — Так, чтобы до церемонии ты была с самой счастливой улыбкой на лице. У тебя час, поняла меня?

Хестер всматривалась в лицо матери, пылающее злобой, и вдруг задумалась, любила ли она её когда-либо? Была ли в день её рождения в глазах Мирабель хотя бы тень счастья? Или же она уже тогда ненавидела её, и всё, что Хестер когда-либо делала, было лишь подтверждением этой ненависти?

— Да, мама, поняла, — её голос стал тихим, почти невидимым, но в нём звучала холодная решимость.

Она снова осталась одна в комнате, её глаза бессильно уставились в зеркало. Трясущимися руками она открыла тумбочку и достала из неё письмо. На её лице появилась грустная улыбка, но она была как тень, едва заметная, словно её душа уже давно покинула это тело. Она была готова, время пришло. Сильнее прижав письмо к груди, она медленно встала, и, сделав несколько шагов, вышла из комнаты.

Как только дверь открылась, шум стал значительно громче, и Хестер поняла, что все действительно уже собрались на торжество. Но она не обратила на это ни малейшего внимания. Весёлый гомон, доносившийся с первого этажа, казался ей чем-то далёким и чуждым, как несущественный шум из другого мира. Она не хотела быть здесь, среди этих людей. Если бы только судьба была хоть немного добрее, сейчас она была бы с Оминисом, где-то далеко-далеко от этого места… Вместо того чтобы присоединиться к празднику, она сделала шаг вперёд, всё дальше уходя по коридору, как будто следуя невидимой тропой, ведущей её в пустоту, в место, где не было ни людей, ни ожиданий. Она не чувствовала боли, только пустоту, как если бы шла по краю пропасти, всё дальше от того, что уготовила ей жестокая судьба.

Подойдя к самой дальней стене, она остановилась и опёрлась на неё, словно ища хоть какую-то поддержку. Стирающийся мир за её спиной казался едва реальным. Сжав руки в кулак, она шумно выдохнула.

Ещё немного, Хестер, ещё чуть-чуть… — успокоила она себя.

Затем она начала подниматься по лестнице, шаг за шагом, не спеша, словно каждый шаг был тяжёлым, как камень. В её голове оставались лишь обрывки мыслей, беспокойно кружившие, и чувство, что всё, что она делает, — правильно.

Ступив на деревянный пол, она огляделась, и её взгляд сразу же наткнулся на Мортиса. Сова сидела в дальнем углу и, похоже, дремала. Хестер сделала несколько шагов вперёд, и её белые туфли с высоким каблуком тяжело цокали по полу, нарушая тишину, словно каждый шаг был тяжёлым и утомительным. Звуки её шагов казались громкими и чуждыми в этом тихом уголке.

— Мортис, — позвала она тихо, но этого было достаточно.

Сова лениво приоткрыла глаза, заметив хозяйку, расправила крылья, громко ухнула и подлетела к ней, приземлившись на жердинку рядом с девушкой. Хестер тепло улыбнулась и, глядя в желтые глаза совы, почувствовала, как её сердце сжимается от грусти.

— У меня для тебя задание, — начала она, нежно поглаживая сову по перьям, — письмо. Нужно, чтобы ты отнес его Оминису. Я знаю, ты сможешь его найти, — её голос чуть дрогнул, но она продолжала, с каждым словом будто теряя силы. — Так ведь?

Мортис ухнул, как бы подтверждая её слова, расправил крылья и уже направил клюв к письму. Но Хестер вдруг остановила его, отдёрнув письмо.

Сова удивленно взглянула на девушку, не понимая, что происходит.

— Это не всё, — тихо сказала Хестер, слегка качнув головой. — Когда отнесёшь письмо, ты должен… ты должен… — её голос срывался, и слеза медленно покатилась по лицу, как будто подтверждая тяжесть этих слов. — Мортис, ты должен остаться с ним, — наконец произнесла она, и в её голосе звучала такая тоска, что казалось, её душа уходит вместе с каждым словом.

Сова сидела неподвижно, её глаза, казалось, пронизывали девушку насквозь, как если бы она пыталась понять, что на самом деле происходило.

— Так будет лучше, — шепнула Хестер, и теперь уже поднесла письмо к клюву совы.

Птица всё ещё не двигалась, сверля её глазами, от чего Хестер стало только больнее, как будто Мортис чувствовал всю тяжесть её решения. Это молчаливое сопротивление вызывало у девушки ощущение, что она теряет не только себя, но и свою последнюю связь с тем, что когда-то было для неё важным.

— Прошу, Мортис, у меня мало времени. Возьми письмо и улетай, — она слабо тыкнула письмо в клюв птицы, но та, как в ответ, отвернулась, отказываясь.

Девушка шумно выдохнула, собирая остатки сил, но её силы уже были на исходе. Она вновь уставилась на сову, её взгляд был полон отчаяния.

— Возьми это чертово письмо и улетай, — крикнула она, не в силах сдержать прилив эмоций.

Мортис расправил крылья, явно недовольный, и больно клюнул её в палец. Хестер вздрогнула от боли, но не отдернула руки, лишь посмотрела на рану, из которой тут же выступила кровь.

— Заслужила, — тихо произнесла она, как будто сама себя упрекала за то, что позволила себе дойти до этого.

Сова, словно приняв её слова, взяла письмо и подлетела к террасе, приземлившись на металлическую ограду. Её ярко-жёлтые глаза снова и снова смотрели на хозяйку с укоризной, как будто она всё знала, всё чувствовала, как будто она понимала, что Хестер собирается сделать.

— Лети, Мортис, просто улетай, — проговорила Хестер, вытирая слёзы с лица, но не в силах остановить их поток.

Сова задержалась ещё на пару секунд, словно пытаясь запомнить этот момент, последний момент, когда она ещё могла быть рядом с хозяйкой. Затем, с лёгким шумом крыльев, она вылетела в небо, унося письмо прочь, и оставила Хестер одну, стоящую на краю своей судьбы.

Хестер подошла к ограде, её взгляд потерянно следил за тем, как Мортис, всё дальше и дальше, исчезает вдали. Вот и всё. Последний ход сделан. Сердце сжалось, и из груди вырвался всхлип, за ним последовал ещё один, как если бы сама душа пыталась вырваться наружу. Она прижала руку к губам, чтобы заглушить звук, и зажмурила глаза, пытаясь скрыться от реальности.

Слёзы не могли помочь. Она это знала. Это была не просто рана, это было разрушение самой её сущности.

Шумно выдохнув, она попыталась вернуть себе хоть каплю спокойствия, но даже этот простой жест был тяжелым, как будто весь воздух вокруг стал вязким и невозможным для дыхания.

Собрав последние силы, Хестер медленно, словно во сне, перелезла через ограду. Её руки дрожали, пальцы едва цеплялись за холодный металл, а ноги казались ватными, словно уже не принадлежали ей. Казалось, тело сопротивлялось, но разум твердил одно: это должно закончиться. Каждое движение давалось с невероятным трудом, как будто сама жизнь цеплялась за неё, умоляя остановиться. Но Хестер знала, что дальше пути нет. Этот момент был неизбежен, и она смирилась.

Её пальцы всё ещё держались за ограду, словно в последний раз пытаясь ощутить связь с этим миром. Холод металла обжигал кожу, но в её груди было ещё холоднее. Она закрыла глаза, позволяя воспоминаниям захлестнуть её. Лицо Оминиса всплыло перед ней: его мягкая улыбка, его тихий голос, его отчаянная попытка спасти её. Она прекрасно понимала, какую боль причинит ему своим решением. Это жгло её изнутри, будто тысячи ножей пронзали её сердце.

Но когда-нибудь он поймёт. Должен понять. Может быть, прочитав письмо, он увидит, что у неё не было выбора. Или, возможно, он никогда не сможет простить её. Эта мысль была невыносимой, но она подавила её, ведь важнее всего было одно — его свобода. Он должен быть свободен. Свободен от этой тьмы, которая пожирала их обоих, которая не оставляла места для света.

Она медленно разжала руки и развернулась спиной к пропасти. Ветер хлестнул её по лицу, словно умоляя остановиться, но она только подняла голову, глядя в небо. Губы дрожали, но она всё же выдавила:

— Я люблю тебя, Оминис…  — голос сорвался, и она закрыла глаза, позволив слезам струиться по щекам.

Она расставила руки, словно готовясь к полёту, готовясь обнять неизвестность. Её белое платье закружилось в порывах ветра, как последний символ её чистоты и боли. Казалось, сама природа затаила дыхание, наблюдая за её решением.

— Прости меня, — шепнула она в последний раз.

Она позволила себе упасть. В этот момент всё, что было до, казалось неважным — боль, страх, ненависть — всё это растворилось, как будто никогда и не существовало. Ветер, единственный спутник в этот момент, подхватил её, обвив тело холодными объятиями. Она почувствовала, как его сила качает её, как будто сам воздух сжал её в своих руках и с любовью увлекает вниз. Падение было не бездушным, а живым, полным отчаянной свободы. Она летела, оставляя за собой весь груз прошлого, и с каждым мгновением всё дальше удалялась от того, что держало её пленницей. В этот момент, когда земля стремительно приближалась, сердце её впервые за долгое время обрело покой. Покой, которого она так отчаянно искала, но который всегда ускользал.

Теперь она была свободна.

***

Волны с грохотом разбивались о берег, разносили в воздухе прохладный запах соли и свежести, предвещая скорый дождь. Ветер становился всё сильнее, и приносил с собой холод. Оминис сидел на берегу, опустив руку в холодный песок. Его брови едва заметно нахмурились: погода с каждой минутой ухудшалась, и его это раздражало. Сегодня должна была приехать Хестер, и он так хотел, чтобы она застала это место тихим, спокойным, наполненным гармонией — таким, каким они мечтали его видеть.

Себастьян нашёл этот дом на берегу моря, идеально подходящий для их новой жизни. Всё было так, как она хотела. Оминис уже не мог дождаться её приезда. Его сердце грела лишь мысль о ней: о её нежных губах, бархатистой коже, тёплом запахе, который он не мог забыть. Для него она пахла теплом, уютом, домом. Он скучал по ней больше, чем мог выразить словами.

Но за этой тоской пряталась тревога. Он всё ещё не мог избавиться от ощущения, что оставлять её там — даже на несколько дней — было ошибкой. Они должны были бежать вместе. Всегда вместе.

Оминис прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания, которые то согревали, то терзали его. Ещё несколько часов — и она будет рядом. Как долго он ждал этого момента! Как долго мечтал об этом дне! Это чувство стало частью его самого, настолько глубоко оно проникло в его душу.

Он любил Хестер так давно, что уже не помнил себя без этой любви. Скорее всего, всё началось с их первой встречи, хотя детали давно стерлись из памяти. Но он прекрасно помнил все последующие моменты. Помнил, как звонко и искренне она смеялась. Как смело противостояла его брату, вызывая у него восхищение. Помнил, как на Рождество она влепила пощёчину Марволо и вернула ему игрушку, которую тот забрал.

Тёплая улыбка тронула губы Оминиса, когда он вспомнил день, особый день. Они стояли вдвоём на очередном приёме, устроенный её родителями. И тогда, с какой-то дерзкой уверенностью в голосе, она сказала:

— Сбегу отсюда, Оминис. Как только закончу школу. Оставлю всё и всех и отправлюсь куда-нибудь далеко.

— Я бы тоже этого хотел, — тихо ответил он, почти боясь, что она услышит.

Но Хестер услышала. Она повернулась к нему, взяла за руку, а её голос звучал с такой решительностью, что он поверил ей без остатка.

— Тогда я возьму тебя с собой. Сбежим вместе. Ты и я. Далеко-далеко.

Эти слова до сих пор звенели у него в ушах, как обещание, данное ему в тот момент, когда он больше всего нуждался в надежде. И теперь он был здесь, на берегу, в этом доме у моря, готовый начать новую жизнь с ней. Оставалось только дождаться её приезда.

Этот момент уже много лет не давал ему покоя, как навязчивая идея, словно заклинание, которое он не мог снять. Сбежать вместе с ней, далеко-далеко, подальше от всего этого мрака. Эта мечта преследовала его с тех пор, как она впервые озвучила её.

Он вспомнил школу. Вспомнил, как тяжело ему было в самом начале, как каждый шаг давался с трудом — запутанные коридоры, насмешки, сплетни. Но она была рядом. Хестер была единственной, кто поддерживал его. Единственной, кто нашёл нужные слова, чтобы успокоить, кто помогал разобраться с новыми предметами и научиться ориентироваться в бесконечных переходах замка.

А потом всё изменилось. На третьем курсе родители Хестер договорились о её браке с его братом. И всё оборвалось.

Хестер перестала говорить с ним. Она просто проходила мимо, оставляя после себя лёгкий аромат — её аромат, который он помнил до сих пор. Её голос больше не произносил его имени. Она стала чужой, как будто между ними выросла невидимая стена, и всё, что было раньше, ушло в прошлое.

Оминис пытался набраться смелости. Хотел подойти к ней, сказать, что всё будет хорошо, что он найдёт способ помочь. Что они смогут сбежать, как мечтали тогда, когда мир казался проще. Но слова застревали в горле. Он не знал, нужно ли ей это вообще. Не знал, что она чувствует. По поводу брака. По поводу Марволо. По поводу их с ней детской мечты.

Он просто убежал.

Годы он прятался от этой боли, от её молчания, от собственной слабости. Скрывался у Себастьяна, избегал возвращений домой, делал всё, чтобы не сталкиваться с ней и с напоминанием о том, что он однажды не смог её защитить.

И теперь, сидя на берегу, он ненавидел себя за это. Если бы он только подошёл тогда, если бы не оставил её одну…

Он глубоко вдохнул, пытаясь прогнать эти мысли. Всё уже позади. Прошлого не изменить. Поздно думать о том, что он мог бы сделать, но не сделал.

У него было сейчас. У него было будущее с Хестер. И через несколько часов начнётся их новая жизнь. Всё, что ему нужно было — дождаться её.

Он расскажет ей всё. О своих чувствах. О том, как был влюблён в неё с самого начала. О том, как ненавидел себя за то, что оставил её. Он извинится. А потом… Потом они просто будут счастливы. Вместе.

Он поднялся на ноги, стряхивая песок с одежды. Становилось всё холоднее, и парень поспешил в дом. Стоило ему переступить порог, как под ногами скрипнула старая деревянная доска, а тело тут же обдало теплом от потрескивающего в камине огня.

— Вот и ты, — протянул Себастьян, зевая. — Замечательно, завари нам чаю.